|
|
Он сидел на
этом месте каждый день. Две удочки-волжанки,
раскладной стул, военный камуфляж.
Такая же кепка. Красное лицо. Не от
вечерних возлияний, а от какого-нибудь
нарушения в обмене веществ или
закупоренных сосудов – я не очень в
этом понимаю. Вообще-то я ни разу не
видел его лица – только в профиль и
чуть сзади, потому что когда я проходил
по тропинке мимо, он всякий раз сидел ко
мне спиной, уставившись на свои
поплавки. Я ходил на этот пруд купаться
по утрам, иногда каждый день, иногда раз
в неделю, а то и в две – по настроению.
Раньше я ходил купаться в Измайловский
парк – мы с матерью жили рядом. Когда 15
лет назад я переехал к жене, этот пруд в
Покровском-Стрешневе оказался весьма
кстати: 4 коротких остановки на
троллейбусе или трамвае (тогда мимо
нашего дома еще ходил 23-й). Первый раз я
увидел его ранней весной – дней 5 как
сошел лед. И с тех пор он как будто не
покидал этого места до следующих
холодов. Наверняка он приходил с
рассветом, как все истинные рыболовы, и
сидел часов до 12-ти, может до часа. Хотя
это вряд ли, потому что за все эти 15 лет
на моих глазах он ни разу ничего не
поймал. Как говорил один мой знакомый,
“настоящий рыболов может с легкостью
ловить рыбу в любом водоеме, где она в
принципе есть, и с усилием в любом
водоеме где ее в принципе нет”. Видимо
наш пруд относился ко второй категории,
но этот человек исправно продолжал
сидеть на одном и том же месте и
терпеливо ждал. Наверное он привык
ждать. И молчать. Он обставил свое
молчание множеством таких маленьких
удобных штучек, мне очень понятных,
потому что я сам рыболов: удилища без
модных катушек (они только мешают),
пластмассовые трубочки на концах,
чтобы леска не опутывала хлысты, и еще
много чего, что я сам сделал бы точно
так же. Сделал бы... если бы у меня было
время. А у него оно было. И видимо с
большим избытком. Интересно, кем он был
раньше? Возил на черной “Волге”
директора какого-нибудь завода? Или
охотником (где-нибудь в Сибири)... И что
было у него между 12-ю дня и четырьмя
утра дня следующего? Женщина? Я пытался
представить себе ее – движения, голос,
походку. Вот она открывает ему дверь...
Нет, не годится. У него свой ключ. Пусть
так. А дальше? Ставит на стол тарелку?
Картинка не складывалась. Я мог лишь
представить себе, как он сам покупает
хлеб в магазине, варит геркулес или
манку для насадки, встает в 3 утра (если
июнь) или в 5 (если август), заваривает
себе чай... Больше ничего. Почему-то этот
стул и удочки представлялись мне самым
главным в его жизни и потому все эти
предметы были взлелеяны им с таким
трепетом.
Но однажды он не пришел. Это было в прошлом году. В июле. Меня обожгла какая то отсутствующая часть пейзажа. Я даже не сразу понял, что тут не так, и только спустя минуты полторы догадался – его нет – свято место было пустым. Он не пришел ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц. Наконец ударил мороз. Пруд покрылся льдом. И я понял – он не придет – молчаливый хранитель водоема. Я хотел поставить свечку, но вспомнил, что не знаю как его зовут. Пришла зима. Зимний пейзаж не предполагал его присутствия и все потекло своим чередом. Я стал забывать его. Но вдруг... (в этом мае) я снова его увидел. Он сидел на своем месте с теми же двумя удочками. Только вместо стула была инвалидная коляска. И мне захотелось кинуться к нему на шею и крикнуть: “Мужик! ты молодец! no pasaran! она не пройдет! У тебя ничего не получилось, сука, и мы оторвали у тебя совсем маленький, но очень лакомый кусочек, и сегодня офигенное утро и оно будет длиться еще не знамо сколько и мы обязательно поймаем рыбу, такую же офигенную как это утро, и все вокруг просто сдохнут от зависти!!! Больше я его не видел. Он остался стаффажной фигурой на одном из моих пейзажей. Я красил его по памяти. И это было как потерянная любовь.
Август 2005 |
||
© Алексей Алпатов |