Там он провисел три дня и три ночи: к четвёртой полуночи лощину заполнили волны плача. Женщины из ближних и дальних земель, влюблённые в Дон Хуана или только в мечту о Дон Хуане, пришли проститься с ним. Хуана сняли с дерева, омыли, облачили и понесли к монастырю Святой Амалии, расположенному в горах неподалёку от места расправы. Здесь, в стенах, часто служивших ему убежищем при жизни, Дон Хуан был предан земле. Хоронили ночью, вопреки христианскому обычаю.

Мать Терезия, аббатисса монастыря, при виде скорбной процессии лишилась чувств: была она женщиной молодой и сердце её принадлежало не только Богу. Она пришла в себя только вечером – однако не встала с постели и не пошевелилась, лишь тёмные глаза её, подернутые глубокой печалью, отражали колышущееся, точно живое, пламя свечи.

Прошёл день, ночь и ещё день. Мать Терезия стремительно угасала. Нельзя было смотреть без слёз на то, как эта властная, красивая женщина превращается в желтолицую, остроскулую девочку-подростка. Ещё не верили, но уже было ясно: мать Терезия отходит к Господу. В стенах обители то тут, то там прорастали глухие рыдания.

В третью ночь веки аббатиссы задрожали, и она наконец смежила глаза. Огонь свечи затрепетал и погас. Сестра Летисия, дежурившая в ту ночь у одра умирающей, не заметила этого: она спала.

Едва Терезия закрыла глаза, ей привиделся он. Дон Хуан стоял у порога, лицо его было бледным и серьёзным, а в глазах пылала властная, уже нездешняя страсть. Терезия вскочила и порхнула к нему – легко, как бабочка. Они ушли в монастырский сад и любили друг друга всю ночь на бархате трав под пологом цветущей сирени…

Терезия проснулась. Было серо, у изголовья, опустив голову на грудь, спала сестра Летисия. “Это сон… это был только сон…” – по виску аббатиссы на подушку скатилась слеза. “Но как в нём всё необычно… Это был не простой сон. Это знак от него”.

Свершив омовение и облачившись, мать аббатисса вышла прогуляться, как это она обычно делала после сна. Было раннее утро, оглушительно щебетали птицы. Проходя по саду, аббатисса помимо воли взглянула на то место. И застыла в изумлении: трава была смята, в ней что-то чернело. Терезия подошла и подняла с земли чёрную с алой лентой шляпу Дон Хуана.

Днём позже точно такую же шляпу нашёл в своём саду ещё один человек. Этого человека звали дон Педро Малагана. Он был из тех, чей клинок одним из первых вонзился в тело Дон Хуана.

Накануне дон Педро крепко выпил и рано уснул. Ночью ему, однако, померещилось искажённое ужасом лицо донны Лусии. Супруга трясла его и кричала: “Вставай! Здесь Дон Хуан!” – “Дон Хуан мёртв”, – возразил дон Педро и захрапел на другом боку. Утром вышел в сад…

Бред, пытался успокоить себя дон Педро. Негодяй мертв. А шляпа… Ещё раз бред. Подбросил какой-нибудь шутник. Идальго скорее голову потеряет, чем шляпу. Будь он хоть трижды Дон Хуан.

Вернулся в дом. Лусия спала, как ни в чём не бывало: должно быть, ей снились приятные сны. Дон Педро внимательно осмотрел ее лицо и не обнаружил в нём малейшего намека на бессонную ночь. Вот разве эта царапинка на шее… Но ведь она могла быть и вчера, и позавчера. Дон Педро успокоился окончательно – но всё же вечером тщательно проверил засовы на дверях и окнах.

Заполночь вдруг проснулся – как будто какая-то неведомая сила вытолкала из сна. Лусии в постели не было. Дон Педро схватил шпагу и в одном белье выбежал из дома. Полная луна разбросала по двору ажурные тени. Из сада донёсся леденяще знакомый женский смех. Дон Педро бросился в сад: как раз на том месте, где он утром нашёл шляпу, кто-то в чёрном обнимал Лусию.

– Эй, дон мерзавец! – голос дона Педро сорвался от гнева. – Защищайтесь!

Лусия вскрикнула и бросилась прочь. Её любовник медленно обернулся. Это был Дон Хуан.

– Но что я должен защищать, дон Педро? – насмешливо спросил он. – Жизнь? Так у меня больше её нет. Защищаться следует вам, сеньор рогоносец!

В лунном свете сверкнула и зазвенела сталь. Две тени – чёрная и светлая – метались по саду, и тонкие молнии шпаг полыхали между ними. Белая тень яростно нападала, чёрная лениво отражала атаки. Но вот дон Педро сделал стремительный выпад – и шпага его глубоко вонзилась в грудь неприятеля. Дон Хуан на миг замер, потом отступил на шаг и рассмеялся:

– Браво, дон Педро. Вы дважды попали в одно и то же место.

Дона Педро прошиб холодный пот: задрожали колени, рука с оружием сделалась тяжёлой и непослушной. Дон Хуан упёр острие в грудь хозяина и заколол его.

Донна Лусия проснулась от странного шума. В щели ставен вместе с утренними лучами проникали возбуждённые мужские голоса, обрамлённые плачем и причитаниями женщин. Сеньора подошла к окну и выглянула в сад: на залитой солнцем лужайке толпилась прислуга. На земле, раскинув руки, лежал дон Педро – трава вокруг него мерцала красной росой. “Хуан… это был не сон…”, – прошептала донна Лусия и лишилась чувств.

Скорбная весть выплеснулась из ворот дона Педро и растеклась по городу. Скоро к ней присоединились и другие столь же жуткие вести: в несколько последующих ночей были убиты дон Игнасио Ланчеро, сеньор де Миранда, сеньор де Марсолета и ещё несколько почитаемых граждан. Все они участвовали в расправе, и по городу поползли слухи: Дон Хуан жив. Ад воскресил негодяя. Тот, кто видел лица убитых, никогда не забудет их выражений – да, такие лица могут быть только у тех, кто воочию узрел Ад. Ужас мёртвых передался живым: зловещая тень Дон Хуана воцарилась над городом.

Если кот скребётся в чулан – значит, там завелись мыши; если в доме появились деньги – вор лёгок на помине. И, конечно же, если в городе завелось чудовище – следует ждать странствующего рыцаря. Дон Алонсо Эспада де Плата спрыгнул с коня и снял шляпу: навстречу ему двигалась похоронная процессия. Дон Алонсо сразу заметил в лицах тех, кто провожал покойника в последний путь, не только скорбь, но и страх. “В городе неладно”, – решил кабальеро. “Что случилось, почтенный?” – спросил он пожилого горожанина, и тот поведал ему о бесчинствах Дон Хуана. Эспада де Плата прыгнул в седло и поехал искать дом алькальда.

Полчаса спустя дон Алваро Гарсия уже принимал гостя: им прислуживала сама донна Росарио, супруга алькальда. Хозяйка была по меньшей мере вдвое моложе мужа. Быстрый глаз дона Алонсо сразу заметил крохотную царапину у неё на шее – о том, что она не случайна, можно было судить по тому, что донна Росарио постоянно пыталась прикрыть это место краем платка.

– Не знаю, что и думать, – говорил между тем алькальд. – При жизни что вытворял – и мёртвый… Не иначе, сам Ад послал его в наказание за грехи наши.

– Вы думаете, Дон Хуан попал в свиту Дьявола? Нет, дон Алваро. У меня есть основания полагать, что Дон Хуан стал вампиром.

– Но разве вампиры – не исчадия Ада? – удивился алькальд. Эспада покачал головой. – Обитатели загробного мира столь же разнообразны, как и существа, населяющие этот мир. Для нас тот, кто не служит королю – враг; тот, кто не служит королю и Богу – слуга дьявола. Но что знаем мы о них, обитающих по ту сторону? Ведь на них не распространяется ни власть королей, ни Высшие Силы. Возьмите вампиров: они являются только близким родственникам. Дети приходят к родителям, отцы и матери – к детям, жёны – к мужьям и мужья – к жёнам. Когда-то я считал, что вампиры – это олицетворение жестокой тоски, сводящей в гроб овдовевших супругов, осиротевших детей, матерей и отцов. Призраки, которые приходят пить кровь тех, кто любил их больше всего на свете…

– Но, дон Алонсо, ведь вы говорите о родстве. А мне что-то не верится, чтобы покойные Ланчеро или Марсолета уж очень любили Дон Хуана.

Эспада с грустной усмешкой посмотрел в лицо дону Алваро, затем перевёл взгляд на руки донны Росарио, хлопотавшей у стола, и сказал:

– Как бы то ни было, я освобожу ваш город от чудовища.

– Но как?! Ведь его нельзя убить! Дон Хуана не берёт оружие!

– Вампира не берут ни клинок, ни пуля – но его можно убить серебряным оружием. Меня называют “Эспада де Плата” – Серебряная Шпага. Моя шпага, дон Алваро, действительно из чистого серебра. А моё прозвище значит, что я умею с ней обращаться.

Дону Алонсо постелили внизу, в комнате для гостей. Не раздеваясь, он прилёг поверх одеяла и лежал так, с открытыми глазами, пока в доме не затих последний шорох. Затем встал и открыл окно, выходящее во двор. В домах быстро гасли огни, город погружался в тревожные сны. Огромная луна цвета крови медленно взлетала над окном. Поднимаясь, она бледнела, и свет её создавал неверный чёрно-белый мир. Пробило полночь: сонно закричал петух, за ним второй, третий… Едва растаяло эхо петушиного крика, в доме послышались лёгкие торопливые шаги.

Чуть слышно звякнул засов: во двор вышла донна Росарио. От росшего у ворот раскидистого дерева отделилась чёрная тень: любовники обнялись и слились в долгом поцелуе. Минуту спустя донна Росарио отпрянула:

– Милый, тебе надо бежать, – заговорила она высоким и невнятным, как бы сквозь сон, голосом. – Приехал страшный колдун из Магриба. Он хочет убить тебя!

– Поздно, сеньора, – Эспада де Плата уже стоял во дворе. – Ему уже ничто не поможет.

– Да как вы смеете, наглец?! – возмущённо воскликнул Дон Хуан, отстраняя Росарио. В его руке сверкнула шпага.

– Со мной Крестная Сила, – глухо, но быстро заговорил Эспада де Плата. – Смирись и покайся в грехах твоих, ибо скоро предстанешь перед Судом.

– Что за пустяки. Защищайтесь! – Дон Хуан ринулся в бой. Дон Алонсо отступил в сторону и выхватил шпагу: в лунном свете бледной молнией полыхнуло серебро. Дон Хуан отшатнулся, схватился рукой за глаза и замер:

– Не вижу… Я ничего не вижу! Ты ослепил меня, мерзавец!

– Не я, но воля Господня, – откликнулся дон Алонсо. Ослеплённый вампир изготовил шпагу и метнулся на голос: Эспада де Плата отпрыгнул в сторону. Вампир замер, прислушиваясь. Дон Алонсо поднял клинок и позвал:

– Я здесь, Хуан.

Дон Хуан прыгнул вперёд – и серебряная шпага глубоко вошла ему в грудь. Дон Алонсо выдернул оружие. Вампир рухнул навзничь: больше он не шелохнулся. Мгновенье спустя на его теле начали проступать раны, нанесённые убийцами. Бледнолицый красавец медленно превращался в жуткий, изуродованный до неузнаваемости труп. Когда пропели третьи петухи, труп бесследно исчез.

Утром во дворе нашли шпагу: в её эфесе пылал чёрный актерикс.

Это было всё, что осталось от Дон Хуана. В то же утро дон Алонсо Эспада де Плата торопливо простился с хозяевами и спешно покинул город.

Дон Хуан больше не появлялся. Скорбь, однако, не ушла из города: внезапно занемогла и через два дня скончалась донна Росарио Гарсия, супруга алькальда. Ещё через день умерла донна Эсмеральда Ланчеро; вскоре похоронили сеньору Лусию Малагану, сеньориту Мерседес Ботон, сеньору де Миранда, сеньору де Марсолета и ещё нескольких женщин. Обитель Святой Амалии оплакала матерь Терезию.

Ещё совсем недавно в Андалусии, среди старых монастырских руин, показывали могилу Дон Хуана. Вросшая в землю замшелая каменная плита не называла ни имени погребённого, ни дат его жизни и смерти – на ней можно было только различить изображение ангела и с трудом разобрать полустёршуюся надпись:

“ЕГО ЛЮБОВЬ БЫЛА ТАК ВЕЛИКА, ЧТО ОН ВОССТАЛ ИЗ ГРОБА. ДА ПОЧИЕТ В МИРЕ.”