Он, в тесноте растущий
поминутно,
жив, как в горе за дышащей стеной
кристалл пульсирующий:
оборотень твой, сосущий кулачок…
Он есть, он здесь, он знает мой живот,
он в нём живёт! Ест кровь мою, волнуя…
Он помнит все, чем мучусь и живу я.
Твой беспощадный. Драгоценный мой.
Он сердце сердцем к слову поджимает:
чем больше он растет, тем больше я
внимаю.
Он девять месяцев меня на части рвет.
И ничего про боль не понимает.
О, что за мука Домом быть.
Быть входом…
О, что за счастье –
чувствовать: он спит,
до времени меня оберегая.
Но царственен и дик его разбег –
вот он срывается, ломая губ изгиб,
и бедер лезвия круглятся, словно пяльцы,
и ткань измученную схватывают пальцы,
похожие на острых червячков.
Он криком чутко пробует пространство.
На ощупь пробует, движеньем нарушая
подвижный коридор моих молений:
"Вернись, беглец, вернись в мои
колени"!
Но, схвачен намертво рукою акушёра,
он пленником танцующим – как все –
приговорённый к жизни на кресте…
Прощай, мой мальчик.
Мир воздаст судьбою.
Господь с тобой.
Как я была с тобою.
Мать отделяют от Дитя и… жизни.
Отец ждет Сына –
Чтоб вручить отчизне.
Отчизна ждет младенца –
чтобы съесть.
И в этом истина и счастье есть.