Нависла улица над мостовой,
Дома столетья не меняли крыши
И трубы позабыли черный дым.
А я бреду, иду к себе домой
И вижу – арка, подворотня, ниша.
И ты под аркой, снова молодой.

Все это было в той ушедшей жизни,
Где узких улиц дерзкое лицо
Хранило очертанья крестоносцев,
Где воротник из чернобурки – лисий.
Где площадей недружное кольцо
И затхлый запах старого колодца.

Булыжники, друг другу попеняв,
Раскачивали площадь странным блеском,
Распугивая стайки воробьев.
Таинственный насупившийся храм
Будил воспоминания о детстве.
Звал в темноту, звал за дверной проем.

Я видела: подвыпившие тени
В обнимку шли по проходным дворам,
Расталкивая молодых прохожих.
И, спотыкнувшись, разбивал колено
Какой-то денди в дудочках – штанах
Из дорогой красивой мягкой кожи.

Стоял собор, качая головой,
Припоминая прошлые столетья
И дам в каретах, в платьях из парчи,
И джентльмен в костюме – чудный крой!
Воспитанные в пансионе дети,
А в пасху освещают куличи.

Вгрызаясь в дни, как в купленный батон,
Горячий и манящий дивным вкусом,
Ушедшим вместе с детством, как вода,
И снова различаю баритон:
"О том что вы не верите в Иисуса
Прошу, не говорите никогда".