Лиля Хайлис
Александр Зевелёв

ХЭППИ ЭНД

Роман

Клара…
Клаха…
Оклахома…
Хома…
Старушка…
Девочка моя…
Гадкий Утенок…

Поехали?

Он сказал: “поехали”! Я так понимаю, что, конечно, пикник имеется в виду? Что ж, ехать так ехать… Гадкий утёнок так гадкий утёнок… Хотя интересно, почему это в твоих глазах я – гадкий утёнок? Что такого гадкого ты увидел во мне? Можно было бы надеяться, что это намёк на превращение в лебедя? Так поздно, вроде…

Вот, Пашечкин, привет. Я уже начала дёргаться. Что-то в последнее время ни строчки от тебя. И у букинистов наших на последней пьянке не удостоил. Олег о тебе спрашивал, а я ничего не знала. На какую же бабу ты нас променял? Небось, на очередного азиата?

Было неплохо. Ели, пили, загадили бедным букинистам весь двор. Мишка опять еле добежал до унитаза: мне казалось, что сейчас, по современному голливудскому сценарию, заблюет бассейн и окрестности. Слава Богу, пронесло. Слушай, как ты думаешь, почему они в Голливуде так любят показывать людей, которые блюют? Вот же тема! Я этого ни видеть, ни слышать не могу, потому что немедленный позыв – стать рядом и присоединиться.

А Кирюшка-то! Подрос… Красавчик, да и только. Повезло Зинаиде. Даже в этом повезло: заполучила сразу готового сына, к мужу в придачу. Не выносимши, не рожамши, не воспитывамши. Но она, вроде, к мальчишке ничего. Хоть и мачеха. Уикед уич, то есть, прям по Диснею. По идее, должна заставлять прислуживать и морить голодом. А она Олегу – тарелочку, а Кирюшке – две. “Растёт”, – говорит. А парень цветёт, насчёт аромата молчу, а то хоть застрелись. То есть, мне-то чего… Ты же знаешь, если я застрелюсь когда-нибудь, то не из-за мальчишки, а из-за его папочки… А к Зинке Кирюха, кажется, вполне лояльно относится. Мы с ним общнулись ненадолго. Так, скуки ради. Одно настораживает: его постоянно опущенная голова. На всех – исподлобья. Но все же – ух! Румянец рдеет, пух пробивается. Да! Бедные девочки! Это же просто их погибель растёт. А впрочем, где мои пятнадцать лет?

В общем, зарапортовамшись.

Не обращай, это я нервничаю. С Олегом всё обострилось. Не знаю, удастся ли долго тянуть, как тянется на сей момент. Тем более, что Зинаида смотрит не то букой, не то бякой… Задумай какой-нибудь идиот сделать её героиней романа, сложно ему пришлось бы. Вроде, умная и со всеми по-хорошему, а всё равно какая-то отрицательная. Xочешь сказать, я не права? Думаешь, я к ней так из-за Олега? Всё может быть. Хотелось бы думать, что нет, не за что-то женское, а вот раздражают, скажем, меня в последнее время её тонкие губки. Тем более, что это так и есть, даже бьёт нервная дрожь, когда приходится общаться. Я знаю, Пашкин, ты скажешь, это из-за Олега, прямо вижу твою саркастическую улыбочку: ведь объективно – хороша же баба, так что мне – по этому поводу умереть от счастья? Прошу пардону: меня бабьи прелести как-то мало волнуют, извините уж. Да. Все в ней, наверно, при всём, не настаиваю на обратном. Впрочем, ты в женщинах всё равно ни фига не петришь, а я – тем более. А об азиатских мужиках, к которым не пристрастна, я бы с тобой не спорила.

Да что там… На самом деле, ты прав, как всегда. А разве есть на свете нормальная женщина, которая полюбила бы другую женщину, как родную? Тем более, именно ту “другую”, что предпочёл ей самой возлюбленный ейный, свет, можно сказать, в окошке…

Хотелось бы понять, почему, почему, почему Олегу нужна не я, интеллигентная, добрая и милая, чего это ты меня “гадким утёнком”, взял и добил на сон грядущий. Теперь этот “гадкий утёнок” будет меня преследовать всю ночь. А я даже в духе “от такого слышу” ответить не могу. Никогда не умела. Только пережёвываю, переигрываю, прокручиваю пластинку снова и снова, а результатом, скорее всего, явится вывод, что так оно и есть, только в лебедя мне уже не превратиться. И нужна Олегу опять же – увы! – не я, а злючка Зинаида с ее ехидными тонкими губками. И кроличьими глазками. Почему? Может, в её тугих бёдрах есть лебединое начало? Тут же съязвить бы и насчёт лебединого (или какого-то там) конца, но остроумия не хватает, да и бёдра-то, на самом деле, хиловатые, разве нет?

Каким образом, по каким принципам происходит отбор? Почему человеку не полюбить ту, которая безумно, страстно, нежно и все штампы, каковые имеются в наличии, с восклицательными знаками и сдерживаемыми рыданиями, – любит его. Почему? Не знаешь? И никто не знает… Так что, куда уж мне! А как бы хотелось влюбиться правильно, в того, который ответит, да ещё, чтобы он был свободен, плюс понятлив и добр… Боже мой, неужели я слишком многого хочу от жизни?

Да почему же именно Олег? Как получилось? Почему, когда я увидела его в первый раз, скромненько у стенки стоял, и я сразу поняла: Он. Как вышло, что узнала? Не имею ни малейшего.

А у вас как бывает? Наподобие нормальных? Если человеку в принципе не чужда идея настоящей любви, то и у вас, наверно, она возможна? Или у вас просто желание?

Впрочем, я не уверена, что действительно хочу вникнуть. Нет, ты не обижайся, я понимаю, что тебе тоже хочется поделиться, а поскольку мы друзья… Короче, тебе же отлично известно: моё плечо к вашим услугам, сударь.

Представляешь, Павлуша, иногда мне тебя немножко жалко бывает. Ведь, несмотря на весь свой апломб, ты страдаешь из-за этого. Да-да, конечно, я прекрасно помню: ты терпеть не можешь жалости. А я люблю жалеть и люблю, когда жалеют меня. Боюсь показаться сентиментальной дурой, но мне кажется, что жалость очищает, как страдание.

Иногда я думаю: господи, после всех моих мук, хоть последних (скольколетних?) из-за Олега, я уже очищена до медного блеска. Я не хочу страдать больше, устала, мне нечего очищать: я не убила и не украла, сколько же можно? Почему, за что мне? Так хочется хоть чуть-чуть нормальной жизни, и просто самого обычного человеческого счастья… Да чтоб не я Зинаиде, а она завидовала мне…

Написала и тут же делаю “бр-р-р!”. Упаси меня Господь от зависти таких Зинаид. Да и тебя тоже.

Паш, не благородная я. Хотелось быть выше! А оказывается, не по Кларке шапка.

Ладно, надоела я тебе, доколе твою жилетку своими слезами портить?

Кстати, а есть у тебя жилетка? Мне почему-то пришло в голову, что ещё ни разу я не видела тебя в “тройке” с жилеткой. Вот и подумала, а вообще – присутствует в твоём гардеробе, то бишь, клозете (после “л” произносится “а” и, разумеется, с ударением на первом слоге) такой наряд? Глупо. О чём я только думаю! Тупею на глазах. Почаще бы друзья называли “гадким утёнком”, так никакие враги не нужны.

Да, Павлентий, Четвертое Июля на носу. Пикничок наш ежегодный. Значит, ты говоришь, поехали? Вроде и хочется, а душа не лежит. Или не стоит? Нет, поедем, конечно.

Ой, чтой-то я целый трактат накатала.

За сим…

Клара…
Клаха…
Оклахома…
Что ж ты так-то: по-плохому?

Ни фига себе оборотики у вас, сударыня, литературные! “А у вас как бывает? Наподобие нормальных?” Старушка, ты в тюрьме давно не сидела? За дискриминацию. На почве ориентации. Представь себе: аутодафе и километровая очередь однополых парочек не спеша, как в мавзолее, подбрасывает хворост в твой костер… А заслужила! Воспитываешь тебя, воспитываешь, а ты то и дело такое какое-нибудь брякнешь!

Ну, ладно, ну, не обижайся, это же я в чисто воспитательных целях, потому что люблю. Люблю я Клашечку, но странною любовью… Знаю, что тебе не странная, а нормальная нужна, но прости уж: чем богаты…

За “гадкого утенка” нижайше прошу пардону. Это я по недомыслию брякнул. Не подумал, что ты расстроишься. Просто вспомнил, у кого-то из бардов в песне были строчки: “Прямо с пеленок – гадкий утенок…” А песня-то (как, впрочем, и сказка-оригинал) – про прекрасного лебедя!

Никуда я не исчез. Дома выходные просидел. Сам себе готовил экзотические кушанья всякие (вроде брюссельской капусты в сметане с сарделькой) и напитки экзотические же употреблял. Одного пива у меня дома пять сортов: бельгийское, мексиканское, эстонское и два местных. Зачем куда-то тащиться? Кстати, новый коктейль изобрел: “Смирновскую” перемешать с “Абсолютом” и туда еще лимончику. Назвал я его “V&V”: “водка энд водка”. Понимаешь, в прошлую субботу утром обнаружил в холодильнике сразу две початые бутылки водки и никак не мог решить, с какой начать. Как считаешь, патентовать или не стоит?

Так как было у букинистов наших – пыльно, как всегда? Ты-то естественно не могла пропустить мероприятие: Олег же!!! Небось весь вечер стреляла в него из-за шашлычницы огромными своими древнеегипетскими глазищами. И наивно надеешься, что Зинка в который уже раз ничего не заметила и ни о чем не догадалась?.. Ну-ну…

Клаш, и чего ты в нем нашла, чтобы так зверски, до беспамятства втрескаться? Не, Олег отличный парень: неглупый, малопьющий (по сравнению со мной хотя бы) – но и не более того. Молчалив (что, может, и неплохо, не берусь судить), угрюм даже. А ты заметила, как он все время затравленно оглядывается? Вот вроде слушает тебя, а сам то и дело глазами за ушами шарит. Неужели это всего-навсего из-за Зинки?

А Зинку я ненавижу. Вот так просто: ненавижу. Знаю, что ты подумала… Нет, я не всех баб ненавижу. Тебя же вот люблю. Почему ненавижу именно ее? А она змея. Ты вот о губах ее тонких. А язычка раздвоенного за этими губами не заметила? Присмотрись. Ясно, почему она тебе не симпатична. Но ведь я же не ты, не влюблен в Олега. Скорее уж он в меня. А что? Почему бы и нет? Только не ревнуй, не кидайся на амбразуру: он не в моем вкусе.

Кирилл был у меня на прошлой неделе. Просто так, позвонил и забежал. Притащил видео: какой-то кровавый боевик. Забрался с ногами на диван и так просидел часа три. Фильма я не запомнил, потому что больше на Кирилла пялился, чем в экран. Ты права: офигеный мальчишка! Такой человечище сладкий растет! А насчет того, что у него дома, с Зинкой все в порядке – тут у меня есть кое-какие сомнения… Я все время чувствую, что он поговорить со мной хочет и залетает ко мне последнее время то и дело не ради видео (что, у него дома посмотреть не на чем?), а вот не получается у него поговорить, а я подталкивать боюсь. Я вообще его боюсь, прелесть эдакую, теряю не то что сарказм свой, а и остатки чувства юмора. Соду из холодильника таскаю и молчу. И он молчит. Улыбается и – молчит. Я, кажется, понял, чем Олег сломил тебя: у Кирилла отцовская улыбка. Лучистая какая-то…

Так, все. Теперь меня понесло куда-то не туда…

Насчет пикничка нашего традиционного: а как же!? Во имя родной нашей конституции, сто шестьдесят седьмая (или какая там?) поправка к которой дала женщинам право голоса (зачем оно им – это второй вопрос), а мужикам право спать с мужиками – во имя этого стоит собраться и нажраться. Мясо я замариную. Ну, а ты, как всегда, со своими непревзойденными салатами (ой, слюна отделяется от желудочного сока). И не думай “ехать – не ехать”. Он же там будет! Позвоню-ка я завтра Зинке, узнаю, что они везут: гулять-то вместе предстоит…

А насчет души, которая у тебя к пикничку “не лежит” или “не стоит”… Трудно тебе было в последнем слове ударение как-нибудь обозначить!? Ой, любишь ты неопределенность! “Стоит” или “стоит”… Жили-были два мальчика в тихом приволжском городе. Оба закончили одну и ту же гимназию. Оба выучились на юристов. Оба пошли в большую политику. На этом аналoгии заканчиваются. Один из них до самого последнего момента не мог решить этого вопроса: “стоит” или “стоит”? И вот уже пьяная матросня, славно отделав “славный” женский батальон, неторопливо облегчалась на мрамор Эрмитажа, а этот бывший мальчик все еще бегал из угла в угол по своему кабинету, бормоча: “Стоит? Или стоит?” Как ему в таком состоянии духа удалось перебежать в Финляндию – для меня загадка. Тот же, второй, его земляк, вдохновитель бухих тех матросов, на этот же самый вопрос отвечал простенько и со вкусом: ударение, дескать, следует ставить так, как это будет выгодно для дела революции. И так и поступал. И убедил в этом всю страну. И выиграл. И вскоре тихо скончался в подмосковных Горках. А тот, первый, который нерешительный и потому проигравший, еще много-много лет прозябал в Соединенных Штатах.

Клаш, так куда ударение ставить-то?

Громко и, главное, искренне чмокаю!

Ваш – я.

P. S. Нет у меня костюма-тройки. Зачем он мне? Куда мне в нем “выходить”, в какой такой “свет”? Джинсы – другое дело, они практичнее, и легко стирать.

Ого! Практичность джинсов – какой штамп!

Отвечаю по пунктам.

Во первых строках письма – какого, пардон, ты ко мне пристал с Оклахомой? Я oтродясь там не была и, честное слово, не тороплюсь: хоть бы Париж, наконец, повидать…

Во-вторых, откуда я тебе на компьютере возьму ударение? Оставляю в качестве пресловутой “информации к размышлению”.

В-третьих, если ты по профессии учитель, я-то чем виновата? А теперь сижу вот и ломаю себе голову свою несчастную, забитую компьютерными тестами: кто там в Штатах кончался? Троцкий? Или Троцкий в Мексике? Тю на тебя: неужто Керенский? А второй? Картавый, что ли? Слушай, своим бедным студентам, простым американским детям, которые растут, чтобы потом спокойно делать бизнес, – ты тоже этой ерундой забиваешь мозги? Павел Михайлович, то бишь, мистер Литинский, я понимаю, что учителям обязательно надо воспитывать всех вокруг, особенно несчастных друзей. Ладно, твои попытки в отношении меня я ещё кое-как терплю, хоть и огрызаюсь. Но имей в виду: если ты намерен в Сан-Франциско взрастить настоящего советского человека, лучше предупреди заранее, я эмигрирую ещё куда-нибудь.

И, наконец, по делу: я не поняла: ты Кирилла обрабатываешь? Или мне показалось? И на Олега какие-то странные намёки. Говоришь, не кидайся на амбразуру… Разве трусихи, вроде меня, способны на подвиги?

Никакие не древнеегипетские – глаза у меня самые, что ни на есть, иудейские. Ты меня Клашкой обзываешь. Клаша – это от Клавдия, крестьянское такое, кондовое, задорное, сильное, а я – Клара Вайсенберг. Несмотря на то, что шутки ради иногда употребляю в речи старорусские обороты, я всё-таки – Кларочка, Кларуся, тихая еврейская женщина. С Египтами, кондовыми, посконными, а так же древними, в дипломатических отношениях не состою, кроме того, что мы и в тех, и в других были рабами.

По-моему, Павлик, я тебе уже излагала: больше всего на свете я ненавижу, когда один человек унижает другого. Например, не выношу, когда надо мной подшучивают, смеются, или когда это проделывают с другими в моём присутствии. Именно потому, что рабство и есть узаконенное унижение одних людей другими, ненавижу и боюсь рабства во всех его проявлениях. Даже, если фильмы смотрю про рабов, то у меня заходится сердце. Потому стараюсь не думать о всяких Египтах. Помню, когда нас по дороге в Штаты завезли в Рим, было интересно, конечно, но не покидало чувство страха. Казалось, тени патрициев оживают, а где-то на заднем плане начинают дёргаться и тени рабов. А в Колизее чуть не плакала от ужаса и скорби: сколько там боли! В каждом камне, в каждой расщелине, в щепотках пыли и каплях влаги сконденсирована боль. Я слышала хриплые крики потных, ни за что ни про что умиравших гладиаторов, плач изнасилованных наложниц, а ведь сколько среди них было евреев! Моих бабушек и дедушек… Когда люди дразнят других, даже если это дружеские, вроде бы безобидные шутки, – вытерпеть не могу, взрываюсь и делаюсь зверем. Особенно, когда предметом насмешек делают какой-нибудь телесный недостаток… Чёрт знает, куда это меня опять занесло. В общем, по этому пункту почти отстрелялись.

Ловки вы, однако, сажать меня в тюрьмы. Надеюсь, что ежели там не посадили, то и здесь обойдётся как-нибудь. Я ведь ничего не проповедую, но для меня (простого бывшего советского человека) твоё пристрастие к мальчикам… Ну, тысячу раз прости… Ты же знаешь, как боюсь осудить кого-нибудь ненароком и как терпеть не могу навязывать кому-то своё отношение к жизни… Но называть нормальным то, от чего глаза на лоб лезут? То есть, разумеется, тебе желательно, чтобы ни у кого ничего ни на что не лезло. Увы! Паш, ты же не хочешь, чтобы я сейчас, наступив себе на горло, выкрикивала лозунги, неважно, за или против: лозунги есть лозунги; опять же, не выношу с детства. Но я, между прочим, костров не пророчу (вот - неожиданно стих получился, здорово!) и не требую, чтобы кого-то сажали в тюрьмы. При всём при том, если узнаю, что ты в самом деле обрабатываешь Кирилла, последние члены оторву. Ну ладно, я понимаю, что этого у тебя и в мыслях быть не может: это было бы уже верхом подлости, на что ты неспособен. Может, потому на странную любовь я тебе от души отвечаю. Да и зачем нам друг от друга обычная? Ха-ха, это за костры и мавзолеи.

Дрова подбрасывают, независимо от пола и сексуальной ориентации. Просто, есть люди милосердные, а есть жестокие. И есть поджигатели и провокаторы. Борцы всякого рода. Которые изо всех сил борются за правое дело, жертвуют средствами ради цели, сочиняют лозунги и следят, чтобы другие их одухотворённо выкрикивали. Да ну тебя на фиг, запуталась. Почему я связываю твой воспитательный момент с рабством в Египте, не знаешь? И чего я вообще к этому рабству привязалась? Самой непонятно.

А согласись, есть что-то общее. Ты бичуешь меня за дискриминацию. На самом деле, я только не понимаю ваших отношений, а ты требуешь, чтобы я считала их нормой и угрожаешь дискриминацией меня. Или я не права? Ладно, хватит об этом, а то действительно на тюрьму наболтаю.

Ой, срочно отключаюсь, потом допишу.

Это Зинка позвонила, легка на помине. Целый час допрашивала, еду ли на пикник я, едешь ли ты, и, между прочим, сболтнула, что те мои деньги, которые Олег опять куда-то не туда вложил, он, на самом деле, не потерял, а даже нашел. Я не поняла, на что она намекает? Не способен он на подлость! Да ещё по отношению ко мне, да ещё презренного злата ради. Ей-то полагается болтать гадости: змея ведь. Но не мужа оговаривать, в конце концов? Кроме того, почему мне? Что-то у меня голова разболелась.

Я сейчас всё, что насочиняла, вышлю, а потом продолжу… Наверно, завтра, а то головная боль разыгрывается не на шутку.

Павлуша, это я, слегка ожимши. Итак, из последней телефонной беседы я поняла, что ты сидишь один, как сыч, и хлещешь горькую. М-да. Ничего не скажешь. А Зинка потом опять звонила. Осторожно расспрашивала о твоих наклонностях… Неужели из-за этого трезвонила? Я, было, пробовала запираться, но она, пожалуй, осведомлена больше меня. И – слово за слово, а потом как сыпанёт соли на раны… В том смысле, что Олег ради неё на всё готов… Скорее всего, просто обычная Зинкина манера хвастаться, но тягостно. Очень тоскливо и очень мучительно.

Что этому семейству от нас нужно? Неужели я ещё не отдала им всего, что только можно было отдать? И это я даже не столько о деньгах, угроханных и присвоенных, по Зинкиным намёкам, Олегом… Нет, не верю, не мог он…

Да что же это Кирилл к тебе зачастил всё-таки? Не нравятся мне ваши немые сцены: чувствую, не по правилам что-то. Слушай, как ты считаешь, Зинаида выдаёт фантазию за реальность? Для чего бы это ей понадобилось? Показуха ради показухи? В конце концов, даже змея могла бы относиться к кому-то хорошо, а мальчишка действительно приятный. Мне доподлинно известно, что материнского молока ему, бедному, попробовать не удалось. Тем не менее, первое, что приходит в голову, говоря о Кирюшке, – это, что от него ещё пахнет материнским молоком. Весь он такой душистый, чистый, и при этом ядрёный какой-то, что ли… Прелесть. Иногда я думаю, таким ли был папаша в юности? Сейчас-то он матёрый… Но когда выпьет, на щёки набежит румянец, и Олег тоже становится молодым и прекрасным.

Говоришь, малопьющий… Но по сравнению с тобой даже наш Мишка, и то – трезвенник! Очень я из-за этого переживаю: спиваешься ты, друг мой. И ещё этим бахвалишься. Кстати, у букинистов Олег, по-моему, тоже хорош был. С Зинкой, между прочим, на пару глушил, и она (Зинка) разглагольствовала на тему, как хорошо быть богатым. Обычные истории.

Да, молчун, конечно, но мне его молчание часто рассказывает больше, чем чьи-то умные речи. Угрюм, безусловно. Битый, как мы с тобой.

Ты спрашиваешь, что я в нём нашла. Вот это и нашла: не такой, как все. Не знаю уж, что у него за взгляд затравленный, сочиняешь ты всё. Или на самом деле – затравленный? Чёрт его знает. Улыбка лучистая, это действительно так. А в глазах – боль. Загадочный он! Может, поэтому я так в него, как ты это называешь, втрескалась.

Да ведь я же в его сторону повернуться боюсь, какая уж там стрельба!

А знаешь, иногда и правда хочется плюнуть на всё и кинуться на амбразуру. Да только куда мне! Не то что на амбразуру – не смею даже пойти на выяснение по поводу злосчастных денег. Или решиться? Взять на этом чёртовом пикнике, подойти к нему и объясниться, наконец. Пашка, что делать? Посоветуй.

Вот же размечталась! Таких, как Зинаида, ради моих “древнеегипетских” глаз не бросают, а только наоборот, это я уже точно знаю. Расскажу тебе когда-нибудь всю историю, да нет охоты ворошить прошлое сейчас. Ни к чему, вроде. Но что он для меня Зинку не бросит – это горькая правда, которой полагается смотреть в глаза и которую я знаю точно. Да я и не хотела бы быть такой сукой, из-за которой другая женщина будет плакать. Мало ли, у кого губы змеиные. Нет, я не могу. Пусть уж лучше я страдаю: мне не впервой.

Впрочем, я сейчас рассуждаю, как ханжа. Подставлять вторую щёку, наверно, благородно, даже почётно, но иногда я думаю, а сколько человек может вытерпеть, прежде чем начнёт давать сдачи? В смысле, стоять за себя? Вот взять и потребовать у Зинаиды: отдай Олега, змеища подколодная! Во что тогда я превращусь? Нет, попробую выдержать. Или всё-таки на рожон? Объясниться, наконец, за все мои потерянные тысячи.. Что это даст? Всё бессмысленно.

Ужас, лучше бы не приезжали они на пикник. Сердце моё чует, что-то будет. Паш, а давай, мы не поедем? Тебе очень нужна эта пьянка на природе? Я тебе, что хочешь, приготовлю и привезу домой… Вру, не могу не увидеть его лишний раз. Да, какая уж тут амбразура – вот эшафот в самый раз.

Ну и черт с ней, со мной. Подумаешь, какая-то влюблённая дурёха Кларка!

Слушай, брюссельская капуста с сарделькой – это экзотика? Пожалуйста, Павлик, сделай мне одолжение, не трогай мясо: оно не виновато. Вези свои коктейли из водки с водкой, а с мясом я сама разберусь. Ничего себе, экзотика: брюссельская капуста!

“Посконный Египет” – это гениально! Обязательно занесу в анналы (или это с одним “н” пишется?). Однако вы, сударыня, не правы. Кто это “мы” в Египте рабами были? Не извольте обобщать. Я лично в Египте не был. Ни в каком качестве. Надеюсь, впрочем, побывать…

Клио моя, послушай, ну нельзя же жить одной памятью о прошлом! Причем ладно бы о своем собственном прошлом – это тоже плохо, но хоть клинически объяснимо. Ты ведь умудряешься жить памятью всего человечества, памятью истории цивилизации! И почему-то самых мрачных ее страниц. А вот, например, у античных эллинов мальчиков-подростков просто приписывали к взрослым мужчинам, чтобы те делали из них, ну, мужчин, что ли.. “O, времена! О, нравы!” В том смысле, что и те, и другие меняются. И вот ты уже грозишься поотрывать все мои “многочлены” за спасающегося у меня пацана.

Думаешь, мне гладиаторов не жалко? Но в руинах Колизея люди фотографируются на память, а не молебны устраивают. Почему? Не все, слава создателю, такие, как ты – патологические страдальцы от истории. А я вот никогда не мог понять: почему гладиаторы взаправду сражались? Мне всегда казалось, что, попади я в подобный переплет, первым делом кинулся бы на ближайшего охранника: просто так, чтобы побыстрее застрелили.

Но вот в чем ты права, так это в том, что Кирюшка ко мне зачастил. Посидит пару часов, выпьет ящик кока-колы (я ее, кока-колу, теперь ради него ящиками покупаю), посмеется со мной, пошутит и – уходит. Давай я тебе правду скажу: я, похоже, в него элементарно влюбился. Отпусти многочлены, палач! Я дышать в его сторону боюсь. Просто рядом с ним я тихо молодею – лет, эдак, на двадцать, и чем дальше, тем больше жду его и без него скучаю. Ну, имею я право любить – просто любить! – кого хочу?

Кстати, о любви. Было это месяца два назад у Мишки на новоселье. Помнишь? У Мишки в жилом комплексе сауна есть. Так вот, пока вы все торчали у бассейна, мы с Олегом зарядили эту сауну. Ну, сидим вдвоем, греем косточки, потеем. Анекдоты травим. (Он, угрюмчик наш, оказывается, помнит их множество и рассказывать умеет – что далеко не каждому дано. А ты, небось, и не знала!) И в какой-то момент, заржавши, хлоп эдак меня по коленке и – руку не убирает. И не смеется уже, а прямо в глаза смотрит. На профессиональном нашем языке это называется “съем”. Ну, от кого угодно мог такого ожидать, хоть от той же Зинки. Но Олег!.. Продолжалось это секунду. Это я сейчас думаю-передумываю, а тогда ничего и сообразить-то не успел. Он сам руку убрал и как-то засуетился сразу, и улыбался как-то смущенно, неловко – и ретировался: пошутил насчет общего перегрева и сбежал (именно, сбежал) к вам ко всем у бассейна. И – все. Больше никогда ничего такого не было. Разве что звонить и в гости звать стал чаще, чем раньше. А я ведь в семействе этом из-за Кирюшки стал появляться. Помнишь, последний пикничок сезона прошлой осенью? Я тогда впервые Кирилла заметил. В том смысле, что бегал прежде вокруг маленький сынишка моего знакомого – и не более того. А в прошлом октябре… Не знаю, как это получилось, но я вдруг заметил, что рядом выросло чудо… Мы с ним тогда полночи над остывшими шашлыками протрепались. Так вот, общаясь с семейством, я и с Олегом сошелся ближе, чем до сих пор: все-таки мы с ним почти ровесники, а Кирюшке я скорее в отцы гожусь (хорошо, хоть не в дедушки еще). Увы, в придачу к двум мужикам я получил Зинаиду… И такого за эти несколько месяцев от нее нахлебался… Нет, не буду! Слишком трезв. Однажды напьюсь до состояния “а нам все равно!” и много чего интересного расскажу.

Клара, милая ты моя девочка, ведь я никогда ни к кому не лезу с вопросами типа “что – почем?”. А вот о твоих финансовых неудачах знаю, похоже, не хуже тебя самой. Может быть, даже лучше. Потому что они мне рассказывают. Оба. И он, и она. Она непременно с ухмылкой. Он – без: интеллигентен все-таки. Ох, “сатана там правит бал!” То есть, она не врет, когда говорит тебе, что способна заставить его делать все, что захочет. Отдаю себе отчет, что это не мое дело, что должен вести себя, как Даладье с Чемберленом в Мюнхене в тридцать восьмом году, а не могу: они же не кого-нибудь раздевают, а тебя! И все же молчу: меня никто (в смысле – ты) не уполномочивал вставать на защиту. Но сколько же еще раз, глупенькая моя, ты будешь продавать с себя последнее на забаву этой змеюке? А Кирюшка, бедный мой мальчик, при двуликом папашке и нетсловопределитькакой “с понтом” мамашке… Пишу вот и, кажется, сам начинаю въезжать, почему он из семейки своей, благополучной такой, то и дело сбежать норовит. Хоть и подозреваю, что еще да-алеко не все знаю…

И кстати – если не секрет – о каких таких моих “наклонностях” она тебя расспрашивала? О сексуальных? Или алкогольных? О, ужас, сколько их разных у меня!..

Теперь о штампах. “Практичность джинсов – какой штамп!” Уважаемая Кларапатра, вы в какой стране проживать изволите? Разве не в стране штампов? На экране штампы – вплоть до поцелуев строго дозированной продолжительности. На эстраде штампы (вы никогда не вслушивались в тексты так называемых “популярных песен”? – один сплошной штамп!). В любой точке этой большой страны вам подадут стандартный гамбургер и соду со льдом и до удивления стандартно – как будто это делает один и тот же человек – застелют кровать стандартного размера в любом из штампованных мотелей. Да что это я растекаюсь? Ильф и Петров еще сколько десятилетий назад об этом писали в своей “Одноэтажной Америке”. С тех пор по сути ничего не изменилось: страна по-прежнему пребывает во власти Его Величества Штампа. И все новое здесь либо становится штампом, либо умирает. То же самое с одеждой: попробуй Кирилл выйти в нормальных штанах, то есть его размера, чтобы талия была на талии, а не в рискованном положении чуть выше колен, его сверстники не поймут и обидятся. Лет полтораста назад немецкий еврей по имени Леви Штраус в Сан-Франциско сконструировал свою первую пару джинсов по одному-единственному принципу – практичности. С тех пор это стандарт. Если угодно, штамп. При чем же тут я?

А брюссельскую капусту мою трогать запрещаю. Потому что в сочетании с бельгийским же пивом и домашней сарделькой из “русского” магазина – это и есть самая настоящая экзотика в “нашей земной глуши” (не я, а великий Вертинский так сказал). И это мой способ протеста, пассивной борьбы со всеобщим штампом.

Целую! Хэппи энд так или иначе состоится…

– Хэппи энд состоится! – скалится Голливуд.
– Хэппи энд состоится! – вторит европейская комедия.
– Хэппи энд состоится! – провозглашают советские фильмы.
– Хэппи энд так или иначе состоится… – утверждаешь ты.

– Вот тут позвольте усомниться, – качаю головой я. – А бывает ли в жизни хэппи энд? Мы не знаем заранее, где упадем, какой уж тут хэппи энд! В него даже Кирилл не верит. Вот же ты сам говоришь, что мальчишка у тебя спасается от семьи, это же не обязательно именно в том смысле… Может, человек вообще не понимает, что ты… Имеешь право любить, кого хочешь. Но ведь это не любовь – разве что момент… Сейчас паренёк в твоём вкусе, а когда подрастёт?

Про штампы молчу. Прав ты или нет (ну, прав, конечно), но думать сейчас про это, тем более, растекаться по древу что-то лень. В отличие от тебя, конечностей маловато. Подумаешь, многочлен нашелся. Я-то, грешным делом, руки-ноги имела в виду…

То есть, ты, пожалуйста, пойми меня правильно: я не пытаюсь учить тебя жить… Зато имею полное право ворчать. Прости, если перегибаю, очень уж переживаю за Кирилла: ты обаятельный, умный, тебе ничего не стоит влюбить в себя хоть кого… А он – мальчишка. Щенок. Мало что в жизни смыслит.

Из-за Олега я превратилась чуть ли не в девственницы. Не могу смотреть ни на кого другого. Дa всё равно, ведь с ним не сравнивается никто. Знаю, и что анекдоты травит, и на гитаре чуток бренчит… Паша, забудь о том случае… Ну, раз уж сам Олег отнёс его за счёт перегрева, зачем нам-то об этом, правда? В нарочитые же денежные афёры с моими счетами не верю, ты уж извини, ни в одном параграфе. При этом, твои намёки насчёт Олега из меня уже всю душу вынули. На Зинаиду я и не реагировала бы особенно. Но ты подтверждаешь её слова, и это прискорбно.

Настроение – мрак!

Это “анус” пишется с одним “н”, “анналы” – правильно. Впрочем, иностранного слова “анус” в моём орфографическом нет, так что тебе с твоей ориентацией виднее.

Про Египет ты не понял, и объясняться неохота, то же – руины древнего Рима. А бросься ты, будучи гладиатором, на охранника, то тебя бы не застрелили, не надейся: насколько я помню, в Древнем Риме, огнестрельного ещё не было. По их законам тебя бы, скорее всего, распяли. Как сожжение, но только гораздо хуже, потому что на кресте умирать значительно дольше, чем на костре. Ужас, о чём я говорю. Не знаю, почему сегодняшний Афганистан, например, меня волнует гораздо меньше, чем Древний Рим.

А знаешь, я подумала… Огнестрельное ассоциируется со словом “стрелять” в наших современных мозгах как-то автоматически. А ведь корень этого слова – “стрелять” – явно тот же, что и в слове “стрела”. Из чего следует, что застрелить могли и в Древнем Риме. Вернее, тогда уже, скорее, прострелить. Только, насколько я помню (из литературы, конечно) взбунтовавшихся рабов там всё равно распинали.

Да, на развалинах Колизея фотографируются. Помнишь Евтушенковское “Над Бабьим Яром памятника нет”? А потом, наверно, в результате, всё-таки воздвигли. Так вот, я когда-то поймала там золотозубых туристов дебильного вида, которые устроили пикник с фотографированием прямо на постаменте. Памятник – действительно пародия, а не мeмориал, но всё-таки… Ведь Бабий Яр кругом! Кстати, не знаешь, снесли то уродство? Заменили? До сих пор, пардон, ваяют? Или даже и не пытаются? По-моему, не имеет значения. Есть определённый сорт туристов, которые хоть на каком угодно монументе разложат колбасу с водкой, а после затеют увековечиваться.

Ты всё сочиняешь про Олега. Фантазёр. Скажи, что ты соврал, чтобы я его разлюбила. Иначе, почему ты молчал до сих пор? Ну, конечно, как же я, дура, раньше не поняла. А ты шутник, Павлуша. Я даже не думала, что ты так умеешь.

Я как получила твоё сообщение, так весь день и всю ночь проревела в три ручья. Сейчас только поняла, что ты пошутил. А у меня уже чуть сердце не заболело… Или заболело… Вообще, ночью думала – всё. Хорошего понемножку, пора и честь знать. Но не смогла. Побоялась, а вдруг не получится, только насмешу всех. Как во всём неудачи, так и в этом. Неудачница я.

Свою экзотику будешь жрать сам. Лобио с кинзой привезу, маринованные грибочки тоже. Засолила помидоры с зелёными яблочками, но ещё не знаю, как выйдет. Мясо мариновать лень, к тому же я на этом грилле всё равно ничего не умею: никогда не получается. Заделаю мясной рулет с грибами: Олег любит. А Зинаида как раз хорошо жарит на грилле. Мораль: в каждом человеке надо находить что-то положительное. Кстати, вопрос: есть такое слово по-русски? Грилл или гриль? И, соответственно, как звучит в склонении по падежам? В моём орфографическом такого слова нет. Посмотри у себя, а? Это за “анналы”.

Настроение – дрянь. Депрессия начинается, что ли? Или уже началась?

Так что, мне заехать за тобой? Или как?

Что мы за идиоты, вечно не в то, что надо, втрескиваемся.

А ещё лучше, если я тебе продукты привезу, а сама не поеду. Чувствую себя не очень… А может это называется – паранойя? Рада за тебя, что ты такой энтузиаст. Оптимист, блин! Ишь ты, про happy еnd бормочет… А, может, ты и прав? Может, он действительно когда-нибудь состоится, этот хэппи енд? Ага, а потом ещё догонят и сверху как врежут!

Позже расскажу, при встрече, про Зинаиду твою. Она, кстати, опять звонила. И опять расспрашивала. О сексуальных, конечно: вряд ли её удивишь алкоголем. Я держалась, как партизан. Но когда пытать станет, расколюсь, так и знай. Особенно, если передо мной начнёт истязать какое-нибудь животное или ребёнка. От одной угрозы расколюсь. Я же пацифистка: боюсь причинить боль… А ты уже за своё “хозяйство” испугался. Ты же знаешь: я даже таракана задавить не в состоянии, не то, чтобы заниматься членовредительством, да ещё лучшего друга. Если ты от Зинаиды нахлебался, хвастаться особо нечем: не ты один.

Олег не голубой. Сам сказал мне, что он – “что угодно, но straight”. Я его при этом за язык не тянула. За другие части тела тем более. Показалось тебе.

Ты, Паша, пьёшь чересчур. Не надо тебе косым в сауну ходить, а то ещё плохо станет, куда тебя тогда?

Стоп, я только сейчас сообразила, что сегодня второе, значит, завтра я у тебя. Просто, продукты привезу, повидаемся, наконец. А на пикник не поеду: не хочу никого видеть. Бывает депрессия, да ещё с паранойей придачу? Жуткая, глобальная, безысходная. Душа ни на что не лежит. Ладно, значит, где-то около полудня? Тогда ты ещё успеешь добраться до леса и вовремя наклюкаться.

Ну, пока. До завтра.

Паш, признайся, правда, ты пошутил? Да?

P.S. Слушай, ради Бога: что это за деятели из тридцать восьмого года, которые меня раздевают? Нет, вру: не интересуюсь. Про древних – ещё ладно, а современность, особенно те самые годы, – это для меня чересчур. Извини уж. Кроме того, я сильно подозреваю, что ты употребляешь ласкающее слух слово “раздевают” совсем не в том смысле, в каком хотелось бы.

Теперь, похоже, моя очередь отвечать по пунктам?

Итак:

1) Спрашиваешь, что делать со мной пьяным, ежели я окочурюсь в сауне? Ответ: то же самое, что и с непьяным. С той лишь разницей, что похороны придется отложить, ибо, будучи тепленьким, могу ко времени не успеть остыть. А тогда с Олегом я как раз трезвым еще был. Хотя, честно говоря, теперь уже как бы сомневаюсь, а было ли в действительности то, о чем я тебе, дурак эдакий, трепанул. А когда и в какой связи он перед тобой отстаивал свою “правильную” ориентацию? Смотри, это-то и подозрительно: с чего бы он вообще заговорил с тобой об этом?

2) Ты прекратишь когда-нибудь обзываться? Смотри, уже докатилась до “оптимиста”. Рассказываю: год назад (помнишь, когда у меня все развалилось в жизни да плюс я работу потерял и сидел, челюсти на полке, а за квартиру, за машину и по кредитным картам платить все равно надо было), тогда я пошел и купил пистолет. Нелегально, “с рук”. Положил его в верхний ящик стола и стал ждать. Ждать нужной кондиции. А она, нужная, все никак окончательно не формировалась. А потом меня начала мучить паранойя: мне все казалось, что в мое отсутствие полиция устроит обыск у меня дома, найдет этот пистолет незарегистрированный и возьмет меня неожиданно и опять-таки тепленького. И начал я его, точнее, всю коробку, то есть его самого и патроны к нему, везде таскать с собой. И этого клинического шизофреника вы, сударыня, осмеливаетесь назвать оптимистом? Что ж, пусть это останется на вашей совести!

3) Насчет педофильства, Кирюшки и любови (или любви – как правильно?)… Ты не представляешь себе, как много раз задавал я себе этот вопрос: вот вырастет, возмужает и станет мне не интересен… И у меня готов ответ: нет! Возмужает ли он, сгорбится ли, растолстеет ли – я его люблю. Понимаешь, это не вопрос “нравится – не нравится”: не в этом дело! А в том, что я его люблю. И когда он окончательно вырастет, женится и вообще пойдет своей дорогой, но вот однажды мне позвонит (не знаю, зачем, может, просто номер телефона моего случайно отыщет), то и тогда у меня все, что на тот момент останется, начнет пульсировать и чего-то там генерировать. А если он попросит меня с детишками его посидеть, то и посижу, и с каким еще удовольствием! Хотя на фига я ему в няньки: у него же папа есть и, на самый худой конец, Зинка.

4) Полчаса назад позвонили оба. Сначала она. Бурно интересовалась, поeдем ли мы завтра на полянку оба, ты и я? Видишь, нас уже друг от друга не отделяют. Как ты думаешь, не пора ли мне сделать тебе предложение? Потом он. С интервалом в пять минут. И оба сказали, что страшно хотят меня (нас) на полянке видеть и еще более страшно хотят поговорить. О чем? Молчат. Бормочут, что, мол, надо поговорить, и все. Ой, Клар, не нравится мне это! Может, и правда, обоим нам завтра никуда не ехать? В конце концов, у меня дома есть французский коньяк и французское же пиво. А “лобио” – это которое с фасолью? Класс, только ради всего святого, что у нас с тобой где-то там на задворках подсознания еще осталось, не переусердствуй с кинзой!

5) На твой следующий день рождения подарю тебе нормальный словарь. Потому что тем, что у тебя есть, пользоваться нельзя: он не содержит самых главных слов. Таких, как “анус” или “гриль”. А как, позвольте поинтересоваться, не скатываясь на дворовый сленг, назвать заднепроходное отверстие? Или – по принципу “в СССР секса нет” – скажем, что у советских людей таковое отверстие отсутствует? Что касается гриля, то я еще в детстве с удовольствием кормился приготовленными на гриле овощами и мясом. На даче, например. Ты что, никогда не бывала ни у кого на даче?

Предложение!!! Мне??? Оно у тебя шло так, между прочим, где-то в четвёртом пункте. Но для меня прозвучало в первом, поэтому и отвечаю, прежде всего, на него. Итак – предложение!

Ну, конечно, пора. Давным-давно пора.

Мне-то уж так пора, что за кого угодно… Только никто не берёт.

Ах, да, ты равнодушен к женщинам… Ну, так что ж? Зато у тебя есть пистолет! Ну, ты даешь! Я и не знала. Покажешь?

Между прочим, по законам драмы пистолету полагается выстрелить, если уж он объявился. Я не уверена, что играем драму, но теперь, после того, что ты мне рассказал про “ружжо”, выстрел должен произойти. То есть, обязан иметь место. Я давно уже боялась чего-нибудь в таком духе, а теперь испугалась окончательно.

Так что – всё. Решено. Никаких пикников, а устраиваем у тебя на кухне стрельбище. Правда, огнестрельное и дома опасно, а потому внушает мне сильные страхи даже не только при взгляде, а достаточно единой мысли. Поэтому, во избежание, воспользуемся лучше лобио, которое, кстати, фасоль и есть, только по-грузински. Итак, наевшись лобио от души, стреляем под французский коньяк, дружно отрыгивая французским же пивом. Класс! Это, между прочим, я живоописнула наше с тобой семейное будущее. Ты ещё не раздумал сделать мне предложение?

Дальше. Ты очень любишь спать в палатке? А как ненавижу я – и говорить нечего. Вот пусть любители и мучаются до утра в спальных мешках, а мы с тобой нажираемся французского коньяку с пивом и спокойно спим в кроватях, предварительно хорошенько отстрелямшись.

После этого, если ты не передумал, то делаешь мне (ну, наконец-то, дождалась!) предложение, которое я, естественно, принимаю. И когда наши, после бессонной ночи в палатках, небритые, вовсю надышавшиеся чистым воздухом, а также испарениями того, что они называют “туалетами”, а я и уборными не назову, вернутся, то, никому не давая опомниться, мы будем обзванивать народ с сообщениями о нашем браке. С фейерверком после лобио и пива.

Во, как!

Прости за Кирюшку, ладно? Я себя чувствую просто скотиной. Боже мой! Как я тебя дёргала! Не серчай, ради Бога. Не знала и не предполагала, что это может быть настолько серьёзно. Знаешь, чересчур увлеклась своей любовью к его папаше. Вот же эгоистка! Тоже, друг называется. Да. Сочувствую. Перефразируя американцев, зачем нужны равнодушные знакомые, когда есть такие друзья. Кажется, я повторяюсь.

Слушай, какого этой семейке от нас надо?

Правда, что это они так за нас взялись?

Кстати, Олег на тему гомосексуализма не заговаривал, это его кто-то спросил (не без ерничания почему-то, а кто – не помню) и он ответил. Я просто там случилась, имела место быть, то есть.

Ох, чует моё сердце, неспроста эти звонки. Зинаиды начинаю бояться не меньше, чем твоего пистолета.

Это ж надо, пистолет с патронами! А если не твой дом в твоё отсутствие, а тебя в присутствии свидетелей обыщут? И, не дай Бог, обрящут?

Говоришь, “страшно хотят видеть” и поговорить, тоже “страшно”? Двойной кошмар: теперь вся трясусь, как в фильме ужасов.

А на дачах бывать не пришлось. У моих знакомых не было ни дач, ни машин. Те же, у кого имелась подобная роскошь, в мои знакомые не попадали априори.

Оба слова, “заднепроходное” и “отверстие” в моём словаре есть. Нет только короткого, того самого, из четырёх букв, которое объединяет оба эти понятия в жаргоне. Поэтому, я не только в литературе, но и в переписке стараюсь не употреблять. Не скажу, что в принципе против бранных слов, даже наоборот, но в письменном виде избегаю, в основном, именно потому, что боюсь какую-нибудь не ту гласную поставить (если слова нет в словаре). Понимаешь, слишком много ошибок настрогала в жизни: грамматические уже просто будут ненужными излишествами. Так что, против словарей-подарков ничего не имею. И подороже, подороже, пожалуйста: не бриллианты даришь. Чтой-то я развеселилась не в меру – ух, что будет! Чур меня!

Что значит – “за кого угодно”? За меня! Ты, похоже, меня не только за мужчину, но и вообще за человека не держишь. Идея кухонного стрельбища фасолью гениальна! Над этим местом я долго ржал, представляя, так сказать, сцену в движении. А не продать ли это Мишке твоему любимому на предмет стихом нашу с тобой семейно-фасольную жизнь описать?

Знаешь, с пистолетом этим не знаю куда деваться. Дома оставлять страшно. С собой все время таскать страшно. Пойти “на угол” и продать – еще страшнее: покупатель наверняка окажется переодетым полицейским и… тюрьма, баланда, параша…

Рано-рано утром позвонил Кирилл (знает, что я обычно рано просыпаюсь). Рассказал анекдот (довольно серенький, в этом жанре ему до его папы да-алеко). Звучал грустно. Я так понял, что у них дома вчера что-то происходило, какие-то разборки, но он в детали не вдавался, а я расспрашивать не стал. И вдруг подумал: представляешь, что будет, если Олег узнает (увидит, услышит, сообразит), что я охмуряю его сына!? И кому докажешь, что не охмуряю я его, а всего-навсего приручаю? Мне же тогда что: первым же самолетом на Колыму? Или немедленно стреляться? Знаешь, подожду-ка я избавляться от “ружжа” своего. И как ты думаешь, не об этом ли Олег с Зинкой поговорить со мной хотят? Хочется верить, что все это бред, просто навязчивая идея, а поговорить планируется насчет вбухивания куда-нибудь моих денег и зарабатывания на мне процентов – только и всего. Из тебя они все соки высосали, теперь за меня намереваются взяться. Денег моих им не видать – просто потому, что у меня их нет, и, значит, такого разговора мне бояться нечего. А вдруг все-таки… И тогда не ехать на полянку означает голову в песок. Но такая позиция еще ни одного страуса не спасла.

Кларисса, ну не знаю я, ехать или не ехать! Давай так: ты приезжай, мы это дело за пять минут перекурим и решим. А? В любом случае, готовлю свой фирменный коктейль и жду тебя с лобио…

Пашка, во-первых, отстань с замужеством. За человека я тебя держу, но для целей брачных, уж прости великодушно, мне нужен мужчина. Хотя, разумеется, возражать против того, чтобы он оказался человеком, не стану. Хочу, наконец, тоже плодиться и размножаться, а ведь ещё год-два – и всё. А скорее всего, и сейчас уже поздно. Приехали. Но знаешь, лучше останемся друзьями, так что стреляй уж с кем-нибудь другим.

Во-вторых, прекрати делать намёки на Олега в связи с моими деньгами. Всё равно я тебе не верю и верить не желаю. Не мог он – слышишь? – не мог обжуливать меня нарочно и планомерно. Я думаю, что знаю Олега лучше, чем ты. И на этом закончим. Не хочешь, чтобы он тебе помог сделать вложения, – дело твоё, но мне тоже разреши, пожалуйста, принимать свои решения.

На пикник ехать не желаю, как смерть, но если уж тебя так тянет, то чёрт с тобой. Только имей в виду: ночевать там отказываюсь категорически. Я цивилизованная женщина. Я не в силах спать в палатке, мне мерзко заходить в общественную уборную да ещё обходиться без утренне-вечернего душа. Ко всему прочему, сильно надоело отбиваться от приставаний Мишки, который как напьётся, а пьян всегда он, так распускает свои вонючие лапы. Меня он уже попытался за сись… пардон, за грудь схватить, и с каждым разом отбиваться от него всё труднее. Поэтому, если тебе уж так позарез понадобился этот злосчастный пикник, то имей в виду: до какой кондиции ты бы ни загрузился, не позже двух ночи я уезжаю, а ты как хочешь. Думаю, что тебе лучше со мной. Потом я у тебя досплю до утра.

Всё. Иду жрать собирать. В принципе всё готово, распихать только. Сейчас одиннадцать, значит, где-то к часу, плюс-минус буду у тебя. Компьютер на предмет почты смотреть до отъезда не буду: если что срочно, звякни, домой или по сотовому.

Надоели все и всё.

P.S. А пистолет свой сунь себе в одно место.

Да выкинь ты его к чертям собачьим в Тихий океан, на фиг он тебе нужен, расстраиваться только. Впрочем, о твоих прогнозах поговорим. Надеюсь, не всё так мрачно.

P.P.S. Даю тему для беседы в машине. Если всё-таки решимся поехать на пикник. Просто, интересная штука. Помнишь соседского рыжего кота? Иногда забредает ко мне, ты его ещё норовил накормить венгерским салями из русской деликатесной. Повадился навещать этого кота товарищ – чёрный, роскошный, даже вальяжный какой-то. Вот они играют вместе, а раз я заметила: чёрный на рыжего заскакивает сзади, а тот вопит и метелит нахала. Потом опять они играли, потом несколько раз повторилась история с неудачным совращением. В конце концов, сегодня выглянула и наблюдаю такую картину. Оба кота лежат под лестницей. Рыжий положил черному лапу на шею. Обнимает, как женщина. Ласкаются, как будто не два кота, а голубь с голубкой. Так что же это: природа? Генетика? Или тот добил-таки этого?

Всё. Встретимся – доболтаем.

Доехала на ура. Живая. Сейчас под душ – и спать.

Настроение – не дай Бог! Телефон отключаю. Мне надо выспаться, а то в твоей курилке, которую ты называешь комнатой для гостей, не сомкнула глаз. Казалось, утро не наступит никогда. Впрочем, оно, похоже, так и не пришло. Это пишу не я: это пишет моя не выспавшаяся депрессия.

Ладно. Привет.

Когда проснешься и включишь телефон, набери меня по сотовому. Пять минут назад позвонил Кирилл. Он не в себе, да и я с такого бодуна будучи разбуженный… Единственное, что я понял, это то, что Олег и Зинка в больнице. В какой именно и что они там делают, не знаю. Сейчас я под холодный душ, за баранку и к Кириллу. Хотя в моем состоянии вероятность того, что я доеду до места назначения или тоже окажусь в каком-нибудь медицинском учреждении, примерно одинакова. Лови меня по сотовому. И ведь ни до кого не дозвониться: все еще с полянки не приползли!

Прости, забыл включить сотовый. Они не в больнице. Точнее, не совсем в больнице: они в морге. Оба. Кирюшке позвонили в девять утра из полицейского управления, потом приехали – пока я в человеческое состояние под душем возвращался, – вопросы какие-то задавали, он не помнит, какие, и потом сказали насчет морга. Я от него позвонил в больницу эту, там долго искали по бумажкам и наконец подтвердили. Я туда поехал. Не знаю, зачем поехал: сначала никого не мог найти вообще (праздник ведь сегодня), а когда нашел кого-то, эта кто-то сказала, что ими занимается полиция. Обломавшись об эту бюрократиху от медицины, вернулся к Кирюшке, но его уже дома не было. И вот сижу у себя дома, что делать – не знаю, крыша уехала вконец, и больше всего хочется нажраться и забыться, но боюсь: кто знает, когда водительские способности мои могут понадобиться? И где Кирилл? И что вообще происходит? Наверно, все-таки нажрусь…

У тебя самое главное – нажраться!

Впрочем, должна признаться, что вчера сделала то же самое (скажи мне, кто твой друг!). Никак не удавалось заснуть, понимаешь? Вот и наклюкалась твоим коньяком, который ты когда-то завёз. Не первый раз уже назюзюкалась. И на твой сотовый не звонила.

Кто только придумал эти проклятые пикники! Зачем мы поехали – ведь не хотели же! Вот два дурака, чтобы голову, блин! – в песок не прятать. Интеллигенты грёбаные…

Я в полном расстройстве. Завтра на работу, а не соображаю ни черта. Глаза раскисли, нос распух, да и вся остальная рожа какая-то расквашенная, помятая. Взглянув случайно на себя в зеркало, наконец, поняла: вот именно это состояние, пардон, лица и называется: кирпича просит. Что с Кириллом? Встретился ли ты с ним, наконец? На самом кемпинге я его что-то не видела. Был он?

Пашенька, неужели это не кошмарный сон и не пьяный бред? Да, я знаю, такими вещами не шутят.

Олега нет. Моя жизнь кончена. Даже если я жива физически, душа всё равно мертва. Ведь больше ничего в жизни не было, кроме этой любви. Почему кому-то надо было стрелять в него, а не в меня? Ведь убил-то он этим выстрелом нас обоих, а мог бы – одну меня…

Да, конечно, дружба с тобой – но я не тот человек, с кем можно долго поддерживать отношения. Я знаю, ты тоже меня оставишь. Меня все всегда бросали. Теперь стало ясно, почему. Потому что меня нет. А есть только тень. Чёрная и жуткая. Подумать только, ещё два дня назад я шутила и на что-то надеялась.

Паша, сообщи, если узнаешь чего нового. Мне же никто, кроме Зинаиды, не звонил… За мужей своих боялись наши дамы. Если бы они знали, как сильно мне не нужны их мужья! А Зинаиде чего было бояться? Знала ведь, что Олег – её. Уж это-то наизусть знала. Хоть вливала яд, но и сообщала новости. Всё. Больше никто, кроме тебя, звонить не будет. Да и ты скоро прекратишь.

Пустота. Тьма.
Кажется, коньяк остался. Пойду допивать.
Теперь у нас с тобой будет много общего: океаны спиртного.
Боже мой, ведь ещё похороны впереди!
Павлуша, а как ты? Пьёшь, небось?
А у меня ещё чуть коньячку.
Хочешь выпить? Твоё здоровье.
Хоть бы на клавишу правильную попасть.
И это ты называешь хэппи эндом?

© Лиля Хайлис, Александр Зевелёв

Скачать роман целиком...

БАЕМИСТ-2

БАЕМИСТ-3

ЛИТЕРАТУРНОЕ
АГЕНТСТВО

ПУБЛИКАЦИИ

САКАНСАЙТ