ДЕНЬ 4 Аждар позвонил мне, лишь только я вошел в квартиру. - Ну, как твои дела? Где был вчера? - Да просто выходил, по городу пошлялся. Купил одежку кое-какую по сезону. - Шлюшку не подцепил? Или тебе уже не очень надо? Ха-ха-ха! - Ну что, на улице цеплять? Я думал, ты меня, как друга, кунака, хотя бы с кем-то познакомишь. - Чтоб я тебе баб искал?! Нахал! Возьми Ленке позвони. Не хо- чешь? Ладно, я, может быть, кого-нибудь подберу из своих запасов. Но услуга за услугу! Помнишь через тебя мамашка ее просила, что- бы я решительные меры принял?.. Насчет парня из армии... Письмо он оттуда прислал, помнишь? - Да-а... - Где оно может находиться сейчас? Не представляешь? - Обалдел, Аждар! Конечно, нет. Подумай сам, сколько лет прошло! А что это ты вдруг? - Не телефонный разговор. Время найду, подъеду, объясню тебе. Ты постарайся вспомнить, что было там написано. До встречи! Когда-то на закате наших отношений с Леночкой, которые я со- бирался закончить чуть ли ни с самого начала, и появилась очень кстати эта история с письмом. Лена сама мне рассказала в моей машине, на пляже, скрытой от глаз за огромным куском скалы. От- содрогавшись, выдоив меня до последней капли, она заговорила о своем "мальчике". Расплакалась, тушь потекла, а в таком виде де- вочка всегда мне ужасно нравилась, что называется "тащился" от нее! Так что и слушал, может быть, не очень-то внимательно. В общем, насколько уловил, "мальчик" ее, Гамид или Рашид, не помню, написал ей из армии, что он ее зарежет... Такова суть. Я начал осторожненько расспрашивать, что он узнал и от кого, уж не из-за меня ли эта вспышка ревности? Видимо, Леночка какой-нибудь подружке рассказала о настоящем своем романе со взрослым дядькой, а та еще кому-то болтнула в свою очередь, так это и докатилось до парня в армии. История мне эта сильно не понравилась, и энтузиазма к продол- жению встреч, понятно, не добавила. Тем более, что мне в любой момент растление несовершеннолетней могут присобачить. Попробуй докажи, что она уже была не целка? Впаяли б срок, а после еще на зоне меня бы за статью опетушили! Допустим, можно и отмазаться, прикрыв грех женитьбой. А для чего мне это надо, жениться на десятикласснице? В свой второй раз я очень хорошо женился. Друг друга мы с женою понимали. С ее подачи я романистов местных начал переводить. Не корифеев, правда, а молодую поросль, но все равно - пошли дела. Нет, нет, мне надо с Леночкой завязывать! И я залег на дно. Вдруг, кажется, недели через полторы звонит нам Леночкина ма- ма и со слезами зовет нас к себе нас, чтоб, значит, не по теле- фону разговаривать. И моя соглашается. И мы идем к ним. Уж како- во мне было при полном сборе двух семейств, опять же, всякий му- жик советский, наверно, догадается! Моя - надела самые ажурные колготки, и с нейлоново-чулочным шелестом все время перекладывает ногу на ногу. Дима, очкарик-терапевт, исподтишка все время на нее пялится. Так пялится, что прямо мне чего-то самому ее вдруг захотелось. Ленка тут же смущенная сидит и с виноватым видом по-детски ковыряет пальцем стол. Зареванная, красноносая... И мама Ленкина, слезами прерываясь, вибрирующим голосом - - читает вслух это злополучное письмо. Там, правда, были строчки, поразившие меня какой-то своей мечтательной жестокостью! Я, мол, вспорю тебе живот и когда ты станешь отползать от меня, я буду наступать на твои кишки. Буду идти за тобой и наступать, идти и наступать... Ну, каково!? Моя прямо ноздрями затрепыхала от гнева и возмущения. - Слушай, но у тебя же есть знакомый, тот мерзкий тип из МВД. Поговори ты с ним, может быть, он... Аждара она вообще на нюх не переносила, однако же, как припек- ло, так вспомнила! Мама Лены кивает. - Да, да, они же звери! Я в сердцах сказал. - Чего же вы со "зверем" дочке встречаться разрешили? Что, русс- кого мальчика найти нельзя было? Та замигала своими, как у Ленки, загнутыми, ресницами. - Но, Юра, ведь нашим девочкам встречаться не с кем здесь, кроме как с местными! Наших семей приличных, с перспективами осталось здесь по пальцам перечесть. С евреем? Но тоже все уехали! А этот... Его отец начальник ОРСа. Такая казалась приличная семья. - Да они все, приличные и неприличные - головорезы! - подал свой голос Дима. - И что, начальник ОРСа не смог бы сына освободить от армии? Да это из-за Ленки, чтоб он там за два года поостыл. Не нравился роман им с нашей девочкой! И ты об этом знала. - Он, обличающе, указал пальцем на жену. - Но потакала этому дурацкому роману все равно, до неприличия. В общем чуть было не разыгралась семейная сцена. В конце кон- цов я дал себя уговорить. Но это из-за Ленки: она позади роди- тельских голов и спин мне подмигнула и, пальцами кожу оттянув на горле, просительную мину скорчила, мол, "мэн олюм (помоги да?). Я объявил, что скажу приятелю, а дальше как получится... Самые щедрые расходы на представительство мне были гарантиро- ваны. Аждару я позвонил, пригласил его в ресторан его. Он сделал контрпредложение: на хрен нам ресторан? Поехали в духан под- польный у реки, сейчас, говорят, пошла минога, (илан балыг) . Там покейфует, посидим. Так мы и сделали и в самом деле отлично сидели, миног поели свежих, спирту выпили. Духан подпольный был не в переносном смысле - под полом жилого дома. Возле реки все старые дома такие - нижний этаж - сарай для лодок: каждой весной река очень поднимается. А здесь хозяин почистил, побелил и устроил кабачок. Лишь только я Аждару объяснил, он сразу в своем стиле, - у них есть деньги? - Должны быть, - отвечаю. - Хотя не думаю, что много. - Это посмотрим, видно будет. А где, ты говоришь, отец убийцы этого потенциального работает? Кто он? - И после дробь по столу ладонями отбил. - Ты самый лучший, бесплатный и доходный мой агент! Юрчик, давай-ка я тебя оформлю, а? И тридцать сребренни- ков будем вместе пропивать. Нет? Но с этого дела доля - тебе! Я замахал руками. Не надо мне такого ничего! А он кричит: - Хозя- ин, пан Юзеф! Нам шашлыки из осетрины за мой счет! Мы так надрались в тот день! Спирт поджигали на тарелках на столе, хотели шашлыки дожарить. Чуть не устроили пожар. Хозяин стал нас урезонивать. Он никакой не Юзеф, а Юсуп, но в прошлом веке здесь было ссыльных поляков много и, кажется, они селились как раз на этом гиблом месте у реки, рыбачили, фаэтонщиками ста- ли, пока в каком-то поколении ни окавказились совсем. Как я попал домой, не знаю. Знаю, потом на встречу с "мерзким типом" пошла ленкина мама, поскольку Дима-терапевт в бытовом плане - стопроцентный мямлик - и чем уж мама расплатилась, как говорится, мне до лампочки. Я свое получил от дочки, причем по ее собственной инициативе и она с такой щедростью все самые сволочные фантазии мои готова была претворить в явь, что я даже немного разочаровался. И что, к примеру, в том "кавказском" способе хорошего. Это и было, кажется, последней нашей встречей. Аждар не обманул, чего-то предпринял, может быть, в часть послал уведомление-предупреждение на официальном бланке, а, может, еще что-то, но приструнили парня. Жаль только, что эта история имела другое неприятное последс- твие, долгие годы о котором старался я вообще не вспоминать. И получалось. А вот, однако же, недавно мне напомнили. "Патриций"! Дело в том, что после той пирушки Аждар стал приставать, уве- рял, будто он меня официально завербовал в осведомители, распис- ку взял о получении денег, и по конспиративной кличке я - "Пат- риций". Мне смутно вспомнилось, вроде бы, в самом деле, спьяну какую-то бумажечку подписывал... А если я расписался в получении денег, то где деньги? На этот мой вопрос Аждар, хихикая, отве- тил, что деньги мы там и оставили за осетрину и т.д. А я сказал: "Пошел ты на... Это не по-кавказски! Ты потерял свое лицо: сам же кричал, что осетрина за твой счет, а после меня заставил расплатиться? Знать ничего не знаю. Оть...ись!" Но, честно гово- ря, я перепугался здорово. И дружба наша на этом и завяла, кон- чилась. И уехал я в Москву в какой-то мере из-за этого, - он все же пару раз пытался на меня нажать, напоминал. ДЕНЬ 5 Аждар не позвонил мне вчера вечером, и утром телефон молчит. А какие у меня дела? Ждать, когда таинственный незнакомец вздумает дернуть за крючок? И я взял и позвонил Аждару. Трубку поднял адъютант какой-нибудь, наверно. А я чего ждал? Что мой приятель так к телефону и кидается на каждый городской звонок? Мне вежливо пообещали передать сейчас же, как только Аж- дар-бей освободиться, что "ви звониль". Нет, раньше все же не было, чтобы чиновники с таким акцентом говорили! А вот тебе надо бы пойти и поискать себе жилье, снять комнату. Сколько здесь можно ошиваться? Может быть, жены бывшие помогут? Нет, к Эле... Нет. Второй звонить? Но еще как она воспримет?.. Я ушел в другую комнату, стал полки с книгами разглядывать. Да, Адик - молодец: свободно на двух языках читает, стоят себе спокойно книги вперемежку! А вон внизу есть несколько в пестрых обложках, импортные книжечки. Неужто он и по-английски шпарит? Заметил наверху четыре книги местных авторов рядом стоят. Это ж мой личный вклад в дружбу народов, так сказать! И три названия из четырех - моя придумка. И с текстом я, уже со второй книги начиная, довольно лихо обходился, порой по полстраницы сам стро- чил. Стук в дверь! Посмотрел в глазок - Аждар. - Привет! Где бабу прячешь? Под кроватью? - он сделал вид, будто заглянет сейчас туда. Конечно же, и это весьма лестное для пяти- десятилетнего мужчины предположение являлось скорее привычным актом мужской вежливости, но все-таки приятно, особенно после недавней неудачи. - Ах, вы мне льстите! - сказал я. Сегодня мой друг-приятель явился в пятнистой форме, ладно скроенной, при генерал-майорских золотых погонах и даже с ак- сельбантом на груди. От всего этого пахнуло на меня чем-то лати- но-американским. Подумал, странно, никогда раньше Аждара как военного я не воспринимал. Он попросил, - дай что-нибудь пожрать. - Яичницу со свинством будешь? - Ага. Потом командовал из комнаты. - Клади побольше ветчины, холес- терина не боюсь. Микробов тоже! Он и захочет в меня влезть, а не получится: наружу будет хвост торчать! В общем генерал был в хо- рошем настроении. А после мы сели, закурили. - Теперь докладывай, - говорит. - А я тебе не подчиненный, чтоб "докладывать". - Да брось права качать! Ну расскажи, что вспомнил. Я рассказал про вспоротый живот и "наступая на кишки". Генерал слушал так внимательно, что это побудило меня вспом- нить, будто бы парень еще пообещал ей указку в одно место затол- кать. Он удивился. - Почему "указку? Подошел к бару, вынул бутылку коньяка, пузатые внизу и сверху узкие бокалы. - Не знаешь у кого может быть это письмо сейчас? - Порвали, наверно, - говорю. - Подобные реликвии в архивах семейных не хранят. - А почему? Могли хранить, хотя бы для того, чтоб и потом взять приструнить засранца в случае чего. Чего коньяк не пьешь? - Не люблю из таких бокалов пить. Нос мешает! Дай рюмочку нор- мальную. - Возьми. Ты ж как хозяин здесь. - он ухмыльнулся. - Уж если мой нос не мешает... Чего-то нервный ты в Москве стал. Патриций так не должен вести себя. - И вдруг завелся сам. - Чего тебя отсюда понесло?! Зачем сбежал в Россию? Что, не смог бы я прикрыть те- бя? Не сделал бы?.. Врать не хотелось. - Уехал потому, что в восьмидесятых стала завариваться каша, ко- торую мы ожидали все, и не хотел я, как говорится, чтоб на чужом пиру хлебать похмелье! В любой момент могли здесь отпихнуть, - "а ты, урус, не лезь". Скажи, не так? А там, в Москве, когда я видел по телевизору море голов на площади... будто черная икра рассыпана. И вот хотелось, чтобы голова моя, пусть всего малая икринка, но там была, где она должна быть на весах. И так и сде- лал в августе 91-го: два дня, две ночи возле Белого Дома протор- чал. Ну ладно, все! - и послал в рот коньяк из этого пузатого бокала. - Ты обещал мне объяснить, чего всплыло вдруг это пись- мо? Аждар потер, покрутил нос и закурил. - Такое дело, понимаешь, "пацан" этот теперь стал лидером одной из крупных наших партий крайнего толка. Или, ну скажем так, один из лидеров. Но тем не менее, сам представляешь, возможностей исполнить, и безнаказан- но, то, что когда-то раньше обещал, теперь у него гораздо боль- ше. А я за всем этим зверинцем разных партий по долгу службы должен наблюдать. Я этим занимаюсь. Понятно? - Не думаю, - я пожал плечами. - Взрослый мужик и через столько лет? У них чего, опять роман был, и она опять другого предпочла? Аждар как бы пропустил мои слова мимо ушей. - Я, может быть, попрошу тебя сходить так просто на один ка- кой-нибудь их митинг. И присмотрись там свежим глазом, подумай, способен на такое этот человек? Все-таки он с тех пор окончил университет, сделал кандидатскую, защитился... Сходи, да? Я и за то, что ты письмо вспомнил, твой должник. За мной не заржавеет! Я вскинул руку, мол, хватит говорить об этом!.. Аждар воспринял это как желание выпить, налил коньяк в бока- лы. Мы выпили. И снова налили, и выпили. Он мне, - а ты подарок мой опробовал? - Да где же? По людям из окна стрелять? Он засмеялся, но вдруг всполошился. - Я заказывал глушители! Там есть... - и к сейфу. Достал оттуда железяку чуть толще колбасы "салями" и к стволу моего "кольта" пришпандорил. Тот сразу приобрел дурацкий вид... Неэстетичный, на мой взгляд. - Куда же стрелять будем? - А вон в бокалы! Ставь на тумбочку. - А я потом осколки прибирать, мой генерал? - Я б сам потом прибрал. Ара, какой занудный человек ты стал! Ладно, давай в коробку сигарет. Мы выстроили в ряд на тумбочке коробку "Мальборо", мой спи- чечный коробок еще московский да его зажигалку с позолотой и на- чали стрелять, как в детстве дома из моей воздушки. Только, нес- мотря на глушитель, карманная пушка эта, конечно, грохала пог- ромче, чем воздушка. Аждар с первого выстрела снес сигареты и стал прицеливаться в коробок. Я запротестовал, - стрелять по разу! - Да на, возьми, возьми. Промахнешься все равно! Мне так хотелось не промазать! Я взял оружие в обе руки, как в кино, весь вытянулся вслед за ним и чуть подался в сторону: боялся, что вдруг Адька подтолкнет. С него станется. - Ты еще упрись хорошо! - подначил он. В этот момент что-то живое рванулось, грохнуло в моих руках, но коробок, мне показалось, еще до выстрела подпрыгнул, разбрыз- гивая переломанные спички! Я взял на мушку зажигалку. Аждар схватил ее. - А ну, сука, положи! - В полной горячке от успеха заорал я. Он сразу вызверился на меня, - а зубы редкие, - так что прямо по-волчьи получилось. - Я не-су-ка! Ты понял? Запомни, я - не сука! Я - мент. Работа у меня такая, по должности приходится. А вы, все остальные, вы, если подлянки строите, вы - суки, да! По- нятно? Я сделал "пф-э", пожал плечами и начал свинчивать глушитель. Он вскоре поостыл и говорит, - ну ладно, все. Давай по картам постреляем. - Достал колоду. - По картам, как гусары! Ну, Юр?.. По картам принялись стрелять и вроде примирились. Дым стоял едкий в комнате. Открыли форточку. - Как заряжать, знаешь. Я показывал. А вот как чистить, посмот- ри-ка. - И он продемонстрировал. Потом сразу собрался и сказал,- ну, я пойду. Так мы договори- лись? Наверно, завтра, послезавтра позвоню. Он и не знал, какое подарил мне интересное занятие! Полностью заменяющее английское смотрение в камин на тлеющие угли. Откидываешь рамку с барабаном, патроны вынимаешь, и сразу револьвер намного легче делается. Причина тут совсем не в весе вынутых патронов. Я проверял: всего один патрон загонишь в барабан, и это уже - оружие, тяжелое! Может убить сейчас. Потом, если опять откинуть барабан, пусть даже там останется патрон, но револьвер уже - опять просто игрушка притягивающая новизной. При полной моей бездарности по части техники мне очень интересно, почему, когда медленно давишь на спусковой крючок, тихонько начинает отходить назад ударник, и ведь не сразу, а только через некоторое время выскакивает что-то для поворота барабана, как я сам догадался. Когда же срывается и бьет ударник, строго на своем месте должен быть патрон! Пулей прямо напротив ствола, капсюлем - под боек ударника... Если в Москве есть списки или в огромной памяти компьютеров имеются все стукачи провинциальные: "патриции", плебеи и все другие прочие да разные, то почему боек по капсюлю ударил для меня только сейчас? Впрочем, я - человек маленький, чего гадать, по какой причине мною только сейчас решили выстрелить? Причина может быть в трубе, в большущей нефтяной трубе, которую здесь где-то близко собираются прокладывать. Мало я что ли еще в Москве по "ящику" слыхал различных рассуждений и раскладов здесь ли проляжет трубопровод или севернее? Но в общем, так или иначе, а почему-то уверен, что за "спусковой крючок" отсюда потянули! И может ли Аждар не знать об этом? По-моему, я понял, что он имел в виду, когда сказал: "Я - мент, мне можно...", мол, я вербую, а вы не будьте сазанами, не вербуйтесь! Возможно. Но, если знает он, то почему молчит?.. ДЕНЬ 6, 7, 8. Теперь, выходя за покупками я прихватывал с собой кольт. Он мне мешал примеривать шмотье, но ничего. Купил я, закоренелый "семидесятник", опять же джинсы, куртку "пилот", "мокасы" лег- кие, хорошие. Вот куртка оказалась чуть прохладноватой: осень ведь и сюда тихонько доползает! Так что черно-шпионские очки вроде уже не слишком по сезону, однако они при седоватых усиках да с "мальборо" во рту какой-то стиль все же придают. Дурак я, да? А город правда, изменился здорово. Во-первых, так сказать, цвет уличной толпы. Я - не расист, помилуй Бог, но ведь блонди- нов же не видно! А если вдруг увидишь, то это иностранцы с фото и видео аппаратурой на ремнях, перекликающиеся нагло на своих заграничных языках. Нет, может быть, и соплеменники мои тоже на улицах имелись, однако я их что-то не заметил. Поменьше ростом они сейчас стараются казаться что ли, понезаметней? А, во-вто- рых, и социальный состав толпы другой, гораздо больше сельских жителей на улицах, чем раньше, помню, было. И смотрят они теперь не робко, как бывало, нет, с каким-то превосходством даже! На- верно, презирают горожан. За что? За европеизированность? Такое вот нашествие новейших гуннов! Ну, то, что надписей на русском языке почти и нет, это само собой, это понятно, но вот, что эти надписи остались только на разрушенных землетрясением домах, кое-как огороженных заборами, - ужасно характерно. Прямо царап- нуло по сердцу! Вообще, довольно много разрушений, и ничего не восстанавливают, не сносят. Ох, трудно нам, совкам пятидесятилетним, все нынешние новости воспринимать. Примерно вот такие мысли прервал проснувшийся вдруг телефон. Звонил, видимо, кто-то из генеральского секрета- риата и скупо передал, "... сегодня в пять часов, на площади "Свободы". Понятно. Площадь "Свободы"... Бывшая - "Ленина", она же еще раньше - "Сталина". Я между прочим помню, как вместе с мамой плакал там в день смерти великого вождя. Смех смехом, но что ни говори, по части наведения порядка он-таки, да, специалист был! Ой, а я как раз сегодня собирался Вилену позвонить и встретиться с ним, да получается, что занят буду. Вот уж смешное у него смешение! Полуэстонец, полуеврей, капитан, моряк, - рослый, белобрысый. А плечи приподнимет и с акцентом: "Азохэн вэй!.." Мы его так и называли - Азохов Вилька. Вдруг - звонок в дверь! Открыл - там за порогом этот Али, мрачный верзила, которого я на аэродроме видел. Стараясь быть любезным, он говорит, что, мол, машина подана. А я-то думал до- бираться своим ходом. Но подана так подана. Поехали. В машине еще какой-то тип под стать Али по степени свирепости ждал за ру- лем. Али устроился рядом со мною сзади. Домчались до "Свободы" мы минут за десять. Не доезжая нескольких кварталов до площади уже заметен был целенаправленный поток плохо одетых, неулыбчивых мужчин негородского типа. Некоторых сопровождали их длинноюбочные, укутанные в платки ханумки. Наверно, люди, изверившись, досыта натаскавшись по всяческим инстанциям, хлебнув очередей по выдаче скудных пособий, сейчас на митинг шли со слабою надеждой, что, может, кто-нибудь из этих странных дармоедов-горожан объяснит, как вернуть дом свой и землю и вообще прежние времена, когда главной заботой было поладить с председателем колхоза. На "барсов" ни на белых, ни на черных сельские мужики такие никак похожи не были, но, если их поманить надеждой возвращения потерянного, то можно даже львами сделать, вероятно; а уж вандалами, готовыми весь этот нелюбимый ими Город разгромить, тем более! Так что вполне понятен интерес Аждара и к митингу и к лиде- ру-оратору. Черная "Волга" наша притормозила до выезда на площадь. Я вы- шел и сквозь негустую по началу толпу стал пробираться в сторону задрапированного белыми и черными полотнищами грузовика- трибуны. По-моему, водитель нашей машины вышел тоже и пошел за мной, но вскоре потерялся из виду. По мере приближения к трибуне толпа густела. Люди стояли кучками, наверно, односельчане, инстинктивно жались друг к другу. Возле грузовика я уже начал различать всяческие теле-фото и т.п. корреспондентов и меня потянуло в это европейское сообщество. Но пробираться стало вдруг труднее, так как у микрофона в кузове встал седоватый, молодой мужчина, и весь народ подался разом вперед, к нему навстречу, чтобы поближе оказаться! Мне было интересней, чем другим, глянуть вблизи на моего когдатошнего несчастливого соперника. Я ведь кое-что знал уже о нем от неверной, юношеской его подружки. Жалко не понимаю языка, но люди слушали его буквально затаив дыханье! Так он - трибун? Робеспьер местного значения? Впрочем, не чувствовалось в нем поджатогубой робеспьеровской жестокости... Высокий, - если только нет под ногами у него подставочки - с хорошей, сильной шеей, он, сам кривя улыбкой негроидные чувственные губы, бросал порой в толпу такое, отчего люди дружно усмехались, кивали и шу- мели одобрительно. Никак не верилось, что этот человек может ко- го-нибудь зарезать и выпустить кишки. Я думаю, Аждага-бей прек- расно это понимает. А вот как лидер, умеющий манипулировать на- родом, этот во много, много раз сильней Аждара! Наверно, в ка- кой-то связи с данным обстоятельством хитрован и послал меня сю- да. Под эти мысли я, повторяя "плииз... плииз...", все пробирал- ся ближе к грузовику. Простой совковый люд любой национальности благоговеет перед иностранцами. Вот уже совсем рядом впереди крепкие парни в черных комбинезонах из охраны. Но еще прежде, чем я до них подобрался, меня довольно больно с двух сторон схватили за руки, быстро ощупали и потащили, повлекли куда-то. Внутри чернокомбинезонного каре мне освободили руки, тут же в погоне за сенсацией завспыхивали блицы, застрекотали камеры. Не- посредственно за грузовиком-трибуной, невидным с площади стоял автобус с плотно зашторенными окнами. Я струсил, такие же автобусы лет семь назад в период вышедшей из подчинения перестройки в Москве бывало стояли на обочине всех митингов, особенно с участием Новодворской. Сидели там менты, омоновцы и здорово лупили энтузиастов из толпы, которых затаскивали внутрь! Может, и здесь такая же система? Колонии после освобождения долго копируют почти во всем мачеху-метрополию. Внутри автобуса, по обстановке напоминающего штаб на колесах, меня еще раз капитально обыскали. Гос-споди, Боже мой, какое счастье, что я из-за неожиданного прихода Али не прихватил с со- бой дружочка-"кобру"! А то пришили б мне террористические намерения. Это я - террорист? Я, который курицу не зарезал никогда. Но попробуй, докажи!? Меня стали допрашивать. Кто - я? Что - я? Откуда? Зачем? И почему? Хотя на аллюминиевом столике перед глазами лежит потрепанный мой "краснокожий" паспорт, выданный в здешнем отделении милиции N 24 с зачеркнутою здешней пропиской и незачеркнутой московской. Не знаю, чем бы это кончилось, но тут открылась дверь передней части автобуса, и появился... Я не мог вспомнить ни фамилии его, ни имени, но это был университетский наш "Двучлен"! Здорово постаревший, осанистый теперь, однако - он, он! Кличку свою он получил за то, что, войдя в аудиторию од- нажды и увидев на доске надпись "двухчлен", взял мел и зачеркнул "х". Среди преподавателей местного происхождения такое знание русского правописания было не столь уж частым. А иначе такая кличка разве прилипла бы к нему. Он, словно пистолет, нацелил палец на меня, наморщил лоб и, радуясь своей отменной памяти, выговорил: - Одно-дворцев! Конеч- но, я обрадовался. - Здравствуйте, мюаллим! - и, торопясь использовать знакомство забормотал. - Я вот пришел послушать, а меня... Вот... Двучлен кивнул мне успокаивающе, спросил о чем-то дознавателя за аллюминиевым столиком. Тот указал на весь карманный мой багаж - паспорт, платок, ключи, еще что-то - и выдал длинную тираду, по-моему, на тему слишком большого интереса у этого "уруса" к трибуне и т.д... А что еще он мог сказать? Еще мелькнуло обращение "Ибрагим-эффенди"... Да, да, Двучлена Ибрагимом звать! Ему было достаточно заговорить со мною не по-русски сейчас, и сразу стало бы ясно, что на митинг я пришел не речи слушать, поскольку ни хрена не понимаю! Но Ибрагим-Двучлен не опустился до подобных мелочей, он взял мой паспорт и, не без удовольствия немного подержав в руках мою судьбу, протянул мне его. - Идите, Однодворцев. - Пока я рассовывал свое хозяйство по кар- манам, он вспомнил. - Вы, кажется, публиковаться начинали? Сти- хи. Чего-то больше не встречаю... Я развел руками неопределенно, искренне поблагодарил и пото- ропился смыться. Мне показалось, что за мною вслед пустили "хвоста". К "своей" машине я, понятно, не пошел. Да и ждала ли она ме- ня? Два трамвая пропустил, не сел, смотрю как будто никого из тех, кто ждал со мною вместе, не осталось. Сел в третий, через остановку слез и на ходу вскочил в автобус отходящий, перепол- ненный. По-моему, после меня никто уже не поместился, еле закры- лись двери. Но все равно потом я пересел еще в другой автобус. Уже стемнело, когда добрался я до нагорного микрорайона. Только возиться стал с замками, распахивается дверь, а там - Аждар. Втаскивает меня за руку, по плечу хлопает. - Алла акбар! А я слыхал там тебя замели? - Ну взяли, документики проверили и все. Впечатления мои тебя интересуют? Он кивнул. - Тогда, мой генерал, подай мне чашку кофе и коньяк, а я буду болтать, как летчик-испытатель. Их сразу после полета стараются скорее расспросить, пока они не забыли чего-то. Кофе я получил, а также и коньяк и бутерброды с черной икрой, но у меня осталось впечатление, что Аждара как-то не очень инте- ресовал рассказ. Возможно, не понравилась ему моя оценка Гамида этого как политического бойца очень способного? Или еще что-то? Но вот о том, как меня схватили, повели, он слушал с интересом, оживился. - Я твой должник, Юра! Ты пострадал из-за меня. Какую хочешь? Хочешь, малолеточку пришлю? А хочешь даму зрелую? - Уж лучше зрелую, наверно, - сказал я. Потом мы вместе с ним немного посмотрели телик. А потом он уехал. ДЕНЬ 9. ..."Сизу я, кусаю рис, вдлуг"... так начинается китайский анек- дот. Китаец рассказывает: "Сизу, кусаю лис. Стуцат. Иду отклы- вать двель. Спласивают "Ты за кого? За класных или за белых?" Говолю, "За класных" Снимают станы, бьют зопу." Так он обманы- вался с ответом несколько раз и, наконец, опять - стучат. "Сни- маю станы, иду открывать двель. Сестла плиехала!". Вот так и у меня. Нет, в самом деле сидел, ел рис. Плов нас- тоящий - наш, кавказский, с шафраном, с подливой из тушеных трав с каштанами - от жира золотится! И почти горячий! А появил- ся плов так же, как и все продукты здесь появляются - не знаю как. В мое отсутствие. Пришел, а на столе в луженом, круглодон- ном казане - в лучших традициях - плов! Так вот сижу я, кушаю рис. Звонят. Иду открывать дверь. Отку- да же я знал, что сразу надо было снять штаны?! Нет, не сестра стояла на пороге, а местная красавица при золотых зубах да серь- гах, кольцах, в кремовом лайковом плаще. Улыбается. - Салам. - Да, да, - киваю я. - Салам, конечно, однако, видите ли, - го- ворю. - Хозяина нет дома. Она в ответ: хозаин мне не надо. Хозаин - ти! И мощным бюстом надавила на меня, а мощным бедрышком метнула меня в сторону, дверь за собой захлопнула. - Май фрэнд, я для тебя пиршла! Из ее слов дальнейших и улыбочек выясняется, что Аждар-бея она хорошо знает, и вроде бы он это и послал ее ко мне... Значит, кунак мой обещание выполнил. Спасибо! А дама развивает свой напор, берет сама бутылку коньяка из бара. - Зачем не угощаешь? - и наливает мне, себе. Ну, выпили. Разве отказывался я когда-нибудь? Она с улыбкой: - Юрик-мюаллим, ты пойдешь в ванну перви? А хочешь, я? Я было запротестовал нет, нет, мол, для чего же сразу в ванну? Она опять улыбчиво кивает, но уже с долей раздражения. - Якши. Тогда пошел я. Довольно долго ее не было. Я успел пару раз налить себе конь- як и выпить. Наконец, появляется она. В красном халате. Висел все время он на двери ванной, а я-то на него внимания не обра- щал. Халат распахнут, все смуглые прелести наружу, что надо колы- хается, все побрито по восточному обычаю, вампирская улыбка на губах. Подходит это все ко мне вплотную и начинает этакий змее- подобный танец, не сходя с места, передо мною исполнять. И нас- тупает, надвигается... Я, как мог отодвинулся, в спинку дивана вжался. А между прочим глаза-то у нее следящие, какой-то кальку- лятор там, за низким лобиком работает, старается мои реакции учитывать. Немного отступила, повернулась ко мне спиной, халат эффект- ным жестом сбросила и наклоняться стала медленно вперед, погла- живая себя по бедрам. Все ниже, ниже наклоняется вот уже черная грива ее волос коснулась пола, и опрокинутое, покрасневшее лицо глядит оттуда, снизу на меня. Об остальном, что тоже глядело на меня, я и не говорю! Любой из взрослых это себе представить мо- жет, а невзрослым такого и представлять не следует. Когда это еще и надвигаться стало на меня, не выдержал я малодушно, сбежал в другую комнату, закрылся там. Конечно, мне очень неловко было. Но вот оказывается уж не такой развратник я, не стопроцентный. Ну что поделаешь? Не сомневаюсь, что эта мадам Аждару сообщи- ла обо всем. Он уже через час мне позвонил. - Ты дома? Я заеду. И в самом деле приехал, хотя, по-моему, у него была уйма дел. Ему звонили несколько раз, и сам он, глянув на часы, звонил куда-то, подолгу раздраженно разговаривал. А вот же прискакал, чтобы спросить меня "ну как?" и хохотать после моего честного, очень короткого рассказа. - Но я ж не знал... - он повторял сквозь смех. - Не знал, что ты такая целка! Я же хотел вам удовольствие доставить, сэр! Я сдержанно улыбнулся. - Спасибо, дорогой. Ценю. Надеюсь, ты помнишь басню про журавля, который мог, любил в кувшины носом лазить, и про кого- то там еще, кто этого делать не мог и не любил? Он посерьезнел. - Так ты хочешь сказать: "Что дозволено Юпитеру..." - Нахмурился. - Не-ет, ты, кажется, хотел сказать наоборот! Что нравится волам, то не подходит для Юпитера? Так, да? То, что подходит черножопым, то не подходит вам?! - и с гневом на меня уставился, ноздри большого носа раздувались. ... Вот в чем их сила и вот чего, на мой взгляд, не хватает нам, так это - гнева бесконтрольного, бесстрашного! Вот только бес- контрольный ли, без показухи сейчас гнев у Адьки? Это сомнение позволило мне несколько бесконечно долгих секунд не опустить глаза, пожать плечами, сказать: - К чему это - "юпитеры", "во- лы"? А просто, что в кайф одним, то не подходит для других. Я сказал не в единственном числе, не "одному... другому...", а именно - "одним", "другим"; лазейку индивидуального различия не оставил. И на моих глазах Аждар засомневался. Когда смотришь глаза в глаза, то будто бы прямо без перевода видишь мысли, чувства. А если на словесный язык перевести, наверно, он подумал: "Хрен его знает, может быть, блондины, европейцы эти все, действительно, другие?" Но не любит, ох, не любит человек свое поражение признавать! - Да ладно тебе строить из себя, Юра! Скажи, просто не встал, и вообще, наверно, не стоит давно. Иди сюда! Смотри. Он потащил меня к сейфу, где лежали револьверы, открыл дверцу пониже отделения для оружия. Там была целая аптека - лекарства в яркой упаковке, какой-то небольшой прозрачный аппарат со шлан- гом. - А наркота там есть? - спросил я. - И наркота есть тоже. Но ведь тебя другое сейчас интересует. Вот это примешь, - протянул плоскую коробочку. - И через минут двадцать торчать будет до но- са. А эта вон бутылочка с таблетками... Если пара дней есть впе- реди, по три-четыре раза в день попринимай, и будет тот же ре- зультат, когда дойдет до дела с девочкой.. Э-э, Юра, лапоть ты тамбовский, совсем там одичал в своей Москве! Бери, кунак, бери, хоть перед смертью понаслаждаешься. - Почему перед смертью? - Но ты же не собираешься жить вечно? Правда? Я травить тебя, не собираюсь. Поскольку ты, белый человек, инглиш не знаешь, чтоб показания и противопоказания прочесть, поверь мне на слово, не отравлю! И он опять заржал победно. Я тоже при желании мог бы торжествовать свою победу: не стру- сил, глаза не опустил. Но это ведь, скорее, потому, что я его с самого детства знаю, а перед незнакомым местным при нынешнем раскладе, возможно, струсил бы, как заяц. Да мы и раньше обычно перед ними пасовали. - Ну ладно, - сказал Аждар перед уходом. - Так сделаю, что ты сам сможешь выбрать девочку себе, студенточки они, молоденькие, джумджалари! Или ты, может, уже с Леной созвонился?..