ДЕНЬ 24. Лена трясет меня. Значит, звон будильника я не услышал. За окнами все та же темень. - Вставай, вставай! Пять часов утра. Надо торопиться. Собраться мне недолго: я и не раздевался, лишь только плащ снял. Встал, влез в туфли, себя охлопал по карманам: все ли на месте? Пока Лена, заметно побледневшая, с тенями под глазами, щедро поливала бензином все вокруг, я по карманам рассовал банки шпрот, остатки хлеба, чайную ложку прихватил. - Все? Выходи. Дальше я сама... С улицы я увидел, как сразу озарились окна. Выбежала Лена, встала рядом со мн как вкопанная. Говорю ей: поехали, поехали скорей! Через минуту здесь такое будет!.. Все проснутся. Идем. С усилием увел ее. Мы прошагали два или три участка, а позади нас становилось все светлее. Потом бабахнул взрыв, это газовый баллон сработал. Лена, Лена... А если пожар на соседние участки перебросится? Не надо оборачиваться, не надо... думал я, но все же обернул- ся. Над домом дрожал краснооранжевый световой купол, языки пла- мени подталкивали, ежесекундно двигали его вверх и в сторону, летели огненной метелью искры, красными бабочками - угли покруп- нее. Завыли, зашлись собаки по всей округе. - Ну, что ты? Ну! Теперь уже Лена тянула меня. А потом вслед нам загремели выстрелы, и одиночные и очередью. Леночка бросилась к ближайшему забору, упала, прикрыв голову руками. Я было тоже. Но тут же вспомнил, догадался. - Вставай. Это там, под тахтой, у Олега автомат был. Когда мы окончательно миновали поселок, огонь начал опадать. Дорога была совершенно пуста, луна выгадывала из-за туч, как декорация в плохом театре. Припомнил, что ее в народе иногда "волчьим солнцем" называют..."Волчье"... Куда ты нас ведешь?.. Ведь я не знал даже, куда собралась Лена?.. Пока шагаем вмес- те. Инстинктивно соседимся к обочине, поближе к лесу. Туда мы и бросились, завидев издали свет фар. Теперь машины понеслись одна за другой, примерно через пол- часа после нашего бегства. Мне начало казаться, что я уже чуть ли не всю жизнь бреду вот так, хромая, бреду по краю бетонки, - через города и веси, - опираясь на палку, до крови натершую мне руку... Скоро дорога перевалила через холм, и больше мы не видели отс- ветов пожара. Это уже принадлежит прошлому. Начал было отсчитывать столбы, постукивал палкой по каждому, но Лена сердито спросила: ты чего? Что ты бормочешь? Я ей напел-пробормотал. ...по воле случая. Тебя люблю до поворота, А дальше, - как по-лу-чит-ся! Она отвернулась, пожав плечами, будто сказала кому-то: сумас- шедший, что возьмешь? До поворота далеко еще, а утро начинает сереть, и лес, казав- шийся таким густым и обнадеживающе темным, сейчас постепенно предстает во всей своей позднеосенней безлиственной прозрачнос- ти. На такую странную парочку каждый обратит внимание. - А знаешь, Лена, пойдем-ка дальше лесом. Мы сошли с дороги и углубились в царство пахнувших сыростью опавших листьев под ногами, цепляющихся за одежду веток, липучих блестящих нитей лесной паутинки. Присели отдохнуть на поваленном стволе. Сидим, смолим сигаре- ты. Молчим. - Ну что, пошли? - Пошли. К шоссе мы добрались мы в девять часов. Я выдохся окончательно. Нога больше и не болела даже, - она онемела и меленько подрагивала, как только остановишься. На здоровых-то ногах пройти восемь километров подряд - не слабо! Я первым пересек черный накатанный асфальт и встал с правой стороны, то есть из города. Уезжаю. А Лена... стала с той стороны, что к городу. Скатертью, как говорится, дорога. У каждого - своя. Но в этот час поток машин шел только в город. Ни одна не про- ехала мимо меня. Зато около Лены притормаживали, и я каждый раз дергался, - вот сейчас она уедет... Не знаю, сколько бы мы так простояли, разделенные асфальтово автомобильной рекой, но Лена вдруг перебежала и встала рядом. Так вроде как-то все само собою и решилось на дальнейшее. Первой остановилась возле нас белая "Нива", и Лена бросилась к окошку водителя, показывая свои права, техпаспорт, сказала, что под Узуном у нас скисла машина и нам бы туда... Водитель головой помотал и уехал. Я говора. - Во-первых, нельзя показывать этот техпаспорт, ты знаешь, что твоя машина в розыске. И чего просить так недалеко везти? Уж если договариваться, то... - Хватит вам учить меня! Вот стерва! Кому это "вам"? Мне хотел поскорей убраться отсюда куда-нибудь хотя бы кило- метров за пятьдесят, а там уж видно будет, как дальше двигаться. Следующим остановился полуфургон, - обычный грузовик и сверху будка для рабочих на полкузова. .И выяснилось, что едут они только до, на хрен мне не нужного, Узунагача этого. Но я очухаться не успел, как Ленка уже устроилась в кабине, между водителем и бригадиром, а меня четверо дюжих работяг втя- нули в кузов, увидев мои тщетные потуги взобраться самому. Вот так с молодой дамой путешествовать? И денег у нас не за- хотели брать в Узунагаче. Узунагач - первая железнодорожная станция от города, причем, большая. Здесь много путей, разных корпусов, каких-то подъмных кранов, именно здесь, по-моему, формируется большинство грузовых соста- вов из республики... И мне в голову пришла грандиозная идея, ко- торая могла снять все проблемы. Но прежде я хотел немного выпить и основательно поесть. Есть же, наверно, здесь буфет? Конечно, из соображений безопасности там лучше не пока- зываться, но что же делать? - если голод не тетка! - Идем, Лена, немного подзаправимся. - Я не хочу есть, хотя нам на дорогу надо что-нибудь купить. Как мирно прозвучало это "на дорогу"!.. Будто бы "мягкий" ва- гон, милая проводничка с чаем, белье... Да-а, Ленок, так у нас не выйдет. Скоро пойдем с тобой шастать "яко тати" по путям. В привокзальном буфете я, как ни приглядывался, не мог найти своего портрета на стенах. И прекрасно, - я не страдаю манией ве- личия и не стану жаловаться на слабую работу линейной милиции в общественных местах. Взял двести водки, позавчерашний, по виду и вкусу, винегрет, кусок холодной резиновой курицы. И все это с большим аппетитом съел. Лена только чаю выпила, а на перроне купила у дебелой моло- канки с румянцем во всю щеку отличную с коричневой корочкой поджаренную курицу, десяток крутых яиц, еще что-то и 0,75 самогонки. - Ну, Юра, что будем делать дальше? Только не надо интриговать меня и строить всезнающую физиономию. Есть план? - Да, есть. Нам нужен вагон-рефрижератор, морозильник. Пошли, поищем и попробуем договориться. - А если просто попробовать билеты в кассе взять? У меня есть российский паспорт, виза. А у тебя?.. Виза у тебя просроченная?.. - Нет. Я не хочу встречаться с пограничниками. Ты поступай как знаешь, но я...- И отрицательно мотаю головой. - Пускай будет по-твоему. Не станем расставаться. Идем поищем эти холодильники. Как они хоть выглядят? Честно отвечаю, что не знаю, а только предполагаю. С тем мы и отправляемся на поиски, шагаем через рельсы ку- да-то, где по моим смутным представлениям могут комплектоваться железнодорожные составы. Я опасался, что нас могут не пропус- тить, как бы охрана еще вдруг не задержала. Но никакой охраны нам не встретилось. Лишь кто-то из группы промазученных пролета- риев на нас внимание обратил. - Чо, в Рассею хочете? А разрешеньев нету, да? Леночка стала тянуть меня за рукав плаща, но я вступил в переговоры. Мужик советовал скооперироваться с другими такими же, как мы, и тогда "всю бригаду" он обещал "наладить в путь". Не знаю, был ли он провокатором или просто чудил с похмелья? Однако на всякий случай я закивал, и мы с Леной пошли далее. После долгих скитаний по путям серебристый вагон-рефрижератор предстал перед нами на последней паре рельсов почти у самой сте- ны с колючей проволокой поверху, ограждающей территорию станции. Надписи на боку - "брутто", "нетто" - неоспоримо подтвержда- ли, что, наконец-то, мы нашли, что надо! Теперь как бы туда внед- риться? На мой стук сначала кулаком, а после палкой, за стеклом край- него окна смутно обрисовалась физиономия, стекло до половины опустилось. - Чего надо? - Нельзя ли, - говорю. - Нам с вами?... - И подмигиваю, - мы платим, сколько скажешь. Длинноволосый, усато-бакенбардный тип лет тридцати оценивающе разгадывает меня, еще внимательней и дольше - Лену. - А некуда вас брать. У нас - двухместка. Что, друг на друге бу- дем ехать?! - Да нам бы только проскочить. - опять подмигиваю. - А там сразу на пассажирский и... Тип смотрит на нас, раздумчиво побарабанил пальцами по раме. - Двести даешь? - Что, тысяч? Конечно! - Ты что, ушибленный, мужик? Я говорю по двести баксов с вас. И тут - "поперед батьки в пекло" - Ленка вдруг закивала. - Да мы согласны! Да! - Ладно, подождите. - И окно закрылось. - У тебя же есть четыреста, - слегка смущенно сказала Лена. - Я потом сразу же тебе отдам. Она стояла такая милая, хорошенькая, в джинсах, в кроссовоч- ках, с нагруженной спортивной сумкой через плечо, так на меня смотрела снизу вверх, похлопывая ресницами... Конечно, я кивнул. Окно открылось... Высунулся бакенбардный тип. - Договорились. Только немного подождите. У нас здесь тесно. Сейчас сойдет напарник, а уж потом поднимитесь. В окне мелькнула еще одна физиономия постарше, и стекло снова поднялось. А через несколько минут по-зимнему одетый мужчина средних лет спустился и зашагал в сторону вокзала. Мы поднялись в вагон. Здесь в самом деле было тесновато: двухкоечное купе-коморка с откидным столиком, дверь в узкий ко- ридорчик, а направо - закрытая глухая дверь. Новый знакомец наш, как только мы вошли, красноречивым жестом потер пальцы. - Мани! А у меня всего-то осталось меньше пятисот. Сейчас отдать все? Представил это и, сразу почувствовал себя чуть не голым, как без штанов и без "кольта"! Так не пойдет! В кармане отсчитал две сотенных, протягиваю и твердым голосом говорю: остальные - перед тем, как мы сойдем. Парень проглотил мой ход, хотя был явно недоволен. Предста- вился: Володя, - указал на одну из коек. - Вот эта будет ваша. Когда двинемся, не знаю. Стоим здесь уже сутки. Лена, умная девочка, сразу стала из сумки выставлять на стол еду, бутылку. Я разговор завел. - А как же с вашим напарником-то, а?.. - А что? Он - человек-Швейцария, всегда нейтральным хочет быть. - А вы? - спросил я. - А я в Афгане отслужил. Один год, три месяца, шесть дней. - Значит, обстрелянный? Бывали в настоящих переделках? - Врать не хочу, - сказал Володя, подавая Леночке финку для раз- делки курицы. - Я, слава Богу, в настоящих переделках там не бы- вал, а те, кто побывал, их уж нет давно, по большей части. Мы выпили и закусили. - Не напивайся! - шепнула мне на ухо Лена. Володя заметил, что она лишь пригубила самогон, достал из шкафчика початую бутылку "тоника". - Это - для женщины, - сказал он, а у меня спросил. - Скажите, конечно, если хочется, вот вы какого жизненного профиля? Не-ет, мужичок не простенький! А что ответить? Какой мой "профиль"? - Я - филолог. - Это что, русский язык и литература? Понятно. А вы? - К Лене. - Я - женщина. - и Лена кокетливо улыбнулась. Могла и по другому бы ответить. Не хочешь говорить "я - врач" - придумай что-ни- будь! Тем временем Володя начал объяснять правила поведения для нелегальных пассажиров. - Значит, вот так, туалет - рядом. Пользоваться на стоянке им нельзя, но, если очень хочется... Двинемся мы не ранее, чем под вечер. Чечню, эти их Грозный, Гудермес проскакивают ночью на скорости. Проверки, очень может быть, не будет никакой. Но вдруг чуть что, - закрываю вас в морозильник, в камеру. Немного там по- мерзнете. - А, у меня в порядке документы. Пускай хоть проверяют! - в от- вет на это отмахнулась Лена. - Очень хорошо. - Володя повернулся ко мне. - А вы? - А я для чего вам плачу? - Понятно. И вот чего еще, стеснять себя я из-за вас не собира- юсь. Я буду тут курить, слушать музыку и что хочу делать... Так же, как вы хоть тут целуйтесь прямо на моих глазах или еще там что! Договорились? Он включил магнитолу, сидел то ли изображая кайф, то ли, на самом деле "тащился" от музыки. Лена заткнула уши ватой и свалилась спать за моей спиной. А я нашел обрывок "Независимой газеты" и так впился в него, обрадовался, - будто приветик мне из Москвы послали! Расправившись с куском газеты, я принялся перелистывать подробный железнодорожный справочник со всеми расписаниями различных поездов и временем прибытия их в пункты назначения с точностью до минут. Потом склонился на него и... задремал. А Лена с Володей о чем-то чирикали. Вагон дернулся и нас куда-то потащили; сквозь сон, как через вату, я почувствовал. Проснулся - опять стоим, и Лена тормошит меня. - Юра, вставай. Давай поужинаем. Она достала две банки шпрот из моего плаща, на столе белеют круглые яйца. Володя, видимо, еще раз позабыв конвенцию, хлеб нарезает своей финкой. Я сел, стал постепенно приходить в себя, смотрю - снаружи совсем темно уже, где-то в вагоне трудится-молотит что-то машин- но-механическое. От этого здесь у нас свет, тепло и меленькая дрожь металла, к чему ни прикоснись. Наконец-то, кажется, поехали, и мерное покачивание под перес- тук колес, теплота Лены за спиной, полностью вскоре убаюкали ме- ня. НОЧЬ. 25. Поезд наш мчался в ночи, будто бы собирается взлететь! Вагон швыряло из стороны в сторону. Перебираюсь через Лену и - в туа- лет. Вдогонку слышу: - Не зажигай там свет! Теперь-то я сообра- зил, где мы и почему несемся так. Чечня! Позже, в купе при све- те промелькнувших фонарей какой-то станции я разглядел напряженное Володино лицо. Может, сидит и автоматной очереди ждет? - Давай закурим, - говорю. - Нет, не кури. Многовагонный зверь наш, мчавшийся в ночи тревожным воп- лем-гудком своим разбудил Лену. Она вскочила, поправила спро- сонья волосы и кофточку. - Ложись, Юра, ложись, как следует. Потом сквозь дрему я слышал какой-то их негромкий разговор с Володей. Не знаю, через сколько времени полупроснулся из-за то- го, что изменился ритм движения. Мы ехали уже с нормальной ско- ростью, и окончательно. проснулся я от того, что мы стоим. Володи нет. Лена, глядя в окно, сидит, позевывает Я тоже с позевотой спросил, какая станция, Лена, не оборачи- ваясь, кинул, - "не знаю ". И тут хлопнула дверь, забухали тревожно торопливые шаги. Во- лодя - в телогрейке, в сапогах, нахмуренный - прямо с пирога хватает, сует мне в руки мой плащ, шляпу. - Скорее... Быстро! Проверка здесь, Досмотр! - и выталкивает меня в тамбур, потом в морозилку, гремит задрайками массивной двери. Меня охватывает холод, он резкий, он даже какой-то острый и упругий! И темнота вокруг. Свет лишь сочится из оконца в купе. Можно разглядеть штабель картонных упаковок и еще выше, ка- жется, мясные туши на крюках. Конечно, я надел плащ в рукава и застегнулся, поднял воротник и нахлобучил шляпу, но разве этим спасешься от мороза? Решил было маршировать по узкому проходу и вспомнил - а шаги!.. Если мои шаги услышат пограничники!? За- чем-то, щелкнув зажигалкой, посмотрел время - было четыре сорок пять. Так вот стоял и мерз, даже тихонько отошел подальше, чтобы вдруг на услышали, как я здесь клацаю зубами. Через целую вечность, как мне представилось, я снова глянул на часы, оказывается, прошло лишь только три минуты! Хуже всего, что у меня начало болеть сердце. Нашарил в кармане таблетку ва- лидола в табачных крошках и сунул в рот. Наконец, поезд дернулся, двинулся и пошел, пошел отстукивать колесами, все набирая ход... Вскоре я как-то занедоумевал, поче- му же меня отсюда все не выпускают и не выпускают? Еще немного подождав, я подобрался тихо к окошечку. То, что я увидел, мне показалось прежде всего чем-то ужасно глупым!.. Худая, голая мужская задница поспешно приподнимается и опускается между широкоразведенных женских колен, и руки в ленкиной кофточке тянут за пряди длинноволосую чужую голову... Я замолотил, застучал в стенку ногами, кулаками! Но, вдруг мне стало не до этого, что-то совсем уж нехорошее происходило у меня внутри. Сердце зашлось, застыло, скованное болью! Нерезко, плавно опускаюсь на какой-то ящик. Не знаю, кто нау- чил меня, что надо дышать ровно, медленно и, не смотря на холод, постараться расслабиться, расслабиться... Я даже закрыл глаза. И обещаю, зарок даю - никогда больше не курить и не пить! Запоры загремели, хлынул свет, и на пороге появилась Лена. Видно, слепая со свету, она никак не могла меня увидеть. - Ты где, Юр? Юра! Тихонько, плавно поднимаюсь, негромко говорю ей: - Не кричи. Ни леночкины встрепанные волосы, ни вылезающий хвост кофточки понятно, меня уже не удивляют и, честно говоря, не очень то вол- нуют. Я медленно несу себя мимо всего через порог в купе, на койку. Усаживаюсь там. Лена незаметно, как ей, наверно, представлялось, дозастегнула джинсы, кофточку заправила. - Была проверка документов? Она качает головою отрицательно. Мне ж говорение мое вполне обычных человечьих слов теперь тяжко, но кое-что на самом деле нужно прямо сейчас и выяснить, и разъяснить. - Где он? - Кто? А-а, Володя... Он убежал, в других вагонах где-то он. Мы... - Я все видел. - Показываю глазами на окошечко. - Видел. Лена молчала всего лишь несколько мгновений. - Но, Юра, на мне же баксы? Я распорола "грацию" и туда их... Если б он начал срывать с меня одежду и увидел? Да он убил бы меня и все! Я думала, хотела, но в таком тесном помещении мы бы с ним не справиться. Что я могла? Когда у него финка... Чтобы это прекратить, я говорю: налей мне. Лена достает стакан, исподтишка поглядывая на меня, выцежива- ет в него остатки из бутылки. А я и не решил еще - мне пить или не пить? Похоже, тело уже начинало согреваться, отходить. Может быть, и внутри согреется? Я влил в себя грамм сто, все, что в стакане было. Лена, приняв это за некий добрый знак, сквозь слезы на глазах робко пробует улыбнуться, типа Джульетта Мазина в "Ночах Каби- рии". Но я не могу ей ответить тем же. Для этого мне надо через что-то переступить в себе, сделать усилие. Нет, не сейчас! Снимаю шляпу и валюсь на койку. - Выключи свет. Темно. И ни намека на рассвет за двойными стеклами окна. И ни единой звездочки . Черно. Хоть закрывай глаза, хоть открывай - одно и то же. Что же случилось у меня внутри? Конечно, я знаю, как это может называться, но то название чужое, общее, оно для всех других, а у меня... Что именно у меня случилось? Лены не слышно. И не надо. Мне надо самому прислушаться и разобраться. Может быть, то, что случилось, это всего лишь микро-микро?.. Ведь я где-то читал, что при настоящем инфар... Нет, нет, даже и мысленно не буду этого произносить! В общем при настоящем ЭТОМ люди испытывают физиологический глубокий страх. А я? Я только полной грудью вздохнуть боюсь. И все. Мчится, покачивает меня вагон. И все... Покачивает... ДЕНЬ 25 ... Кто-то колотит в дверь вагона! Уже совсем светло, и мы сто- им. Кто же стучит? А если там этот , Володя? Ой, как же мне не нужно это сейчас! Но что поделать? И вызываю приятные своей по- бедностью воспоминания о том, как наказал шофера-наглеца, пальцы нащупывают рукоятку единственного моего защитника. - Лена, пойди открой. Под перекатывающийся по составу звон буферов и медленный сна- чала стук колес в купе заходит тот, другой, напарник. Румяный с морозца. Словно добравшись, наконец, до дому, скинул с плеча и водрузил на койку сумку, потер ладонью седова- тую щетину и, не поздоровавшись, сходу заявил. - Скоро Ростов, там можете сходить. Володька наказал мне, чтобы я взял с вас двести "зеленых". Вы должны. Я, не вставая и помня, что волноваться мне нельзя, говорю. - А больше ничего мы не должны ему? Мужик насупился, соображая, не сразу понял простейшую иронию подтекста, мою негромкость и т.д., но когда до него дошло, оска- лился по-волчьи. Особенно его задела моя поза. - .. ули ты развалился тут?! Да я вас сейчас на ходу к ..еней ма- тери отсюда!.. Сказано должен, значит... И как же изменилось сразу его лицо, как только наткнулся он на одноглазый взгляд кольта! Как приоткрылся рот, и серой блед- ностью начали покрываться щеки... - Чего ж ты, - говорю. - Сбледнул с лица, мудак? Сядь тихонько и не ..зди. И если ты в Ростове нос хоть из вагона высунешь, то... - и дальше по второму разу использовал сказку про тайную органи- зацию, которая "тебя найдет повсюду"... - Ясно? Кивает, мол, да, ясно, да! Эх, люди, люди, думаю, какими же сразу вы хорошими станови- тесь!.. Может быть, если бы я сразу Володе "кобру" показал, то все по другому было бы сейчас? А я сам разве не такой же, как все люди? Уже и сердце вроде не болит совсем, а я все боюсь по- шевелиться, не курю, и даже как-то мне не хочется! ... А потом был Ростов, и снова немного пожимало сердце, пока мы с Леной через рельсы по путям тащились с товарной части станции до пассажирского вокзала; да и нога, понятно, напоминала о себе. Вот уж картинку я, наверно, представлял собой! Хромой, левой рукой хватается за сердце... Леночка рядом не то что дочкой, а уже, вероятно, внучкой смотрится! Я раньше так любил проезжать Ростов, здесь поезд двадцать минут стоял, и на перроне продавали свиные шашлычки на деревянных палочках. Конечно, мне, как кавказцу, они казались неправильными, еретичными - ведь из свинины! Но очень уж были вкусные, горячие, с них капал жир... А сейчас еле дополз я до скамьи в зале ожидания и плюхнулся. Сижу, отдышиваюсь. Пришел в себя, говорю Лене. - Пойди разведай все насчет билетов. Смотрю она чего-то мнется. Да что ж она совсем без денег что ли?! И кстати, могла бы догадаться, сотняшку долларов отдать мне. Или считает, может быть, что она уже с Володей как-то расп- латилась? Лезу в карман, даю ей всю свою полупачку пятидесяток. Ушла. А у меня вдруг на ровном месте, сидя на скамье, прихватило сердце! Горит и давит за грудиной. Ну прямо отходняк! Расслабился, стараюсь, как в вагоне, всю внутреннюю теплоту, энергию на помощь сердцу посылать. Подходит радостная Лена, в руках - билеты. - Я достала с рук, у спекулянтов. Пришлось, правда, переплатить. Вот, на... - и возвращает мне всего четыре-пять бумажек, но тут же, спохватившись, - хотя постой, дай-ка полтинник мне, пойду еды какой-то раздобуду. Я говорю ей. - Лена, подожди. Какая там еда?! Я дохожу. - Показываю на серд- це. - Где тут медпункт?.. Она стала серьезной, пытливо пригляделась. - В медпункт нельзя. Если серьезное, из-за такого даже с поезда снимают. Посадка через два часа. Тогда мы не уедем. Понимаешь? Постой, постой, я сейчас... И она снова унеслась куда-то. Вернулась вскоре с целой при- горшней тоненьких, как патроны, пробирочек. - На, это - нитроглицерин. Соси. Вот тебе сразу две таблетки. Я так и сделал. И меньше чем через минуту у меня дико заболела голова, кровь бухала в виски, старалась разорвать ушные пере- понки! Но сердце... Сердце отпустило. Я с облегчение вздохнул. - Ну, вот. Ну, вот, - сказала Лена. - Это ты просто не привык. Лена, а может быть, ты - нехорошая? - вот так вот простенько по- думал я. Впрочем, ведь так и учат плавать: бросают за борт, и плыви. Что ж "поплывем" дальше, если получится. Немного подождал, отправил в рот еще одну таблетку, и стало вовсе хорошо. - Пойди-ка, Лена, поищи, здесь обязательно должны быть где-то свиные шашлычки на палочках. Купи. Шашлычки вскоре появились наяву и как раз именно такие, как мне представлялось. И грыз я их с отменным удовольствием, пока мне Лена не перебила аппетит. Сказала, морщась: послушай, ты же салом капаешь на плащ! Дай я газету хотя б тебе заправлю вместо салфетки. Да что же это я совсем уже на старичка похож стал, что ли?! А раньше почему не капало?.. Представил себя на десять-двенадцать лет моложе в белой рубашке летом на перроне здесь стою и... А-а, так я ж стоял тогда! И - лето... Я всегда летом ездил. А сей- час... Долго искал какую-нибудь цитату в голове. Нашел: сейчас - "зима тревоги нашей", вот! Однако успокоение не пришло и после этого, очень хотелось Ленке в отместку тоже что-то подпустить. - Послушай надо бы чемодан купить, наверно, а то что ж мы за пас- сажиры без чемодана? - Давай. - Она без всякого энтузиазма согласилась. - Но у тебя денег мало, кажется? Мне надо бы, наконец-то, ей сказать "а у тебя?", но снова не решился, постеснялся. Так что в свое купе, к своим в билетах обозначенных местам мы прибили без чемодана, но зато появились и без моей палки! Я бросил ее на подходе к вагону. А так просто прихрамывает немолодой мужчина. Бывает. Подбод- ренный спасительной таблеточкой под языком и целой пригоршней патронообразных стекляшек с нитроглицерином в кармане, я довольно бодро добрался до вагона и преодолел крутые ступени. Соседи нам попались маловыразительные: толстуха средних лет из Тулы вывозящая старушку мать откуда-то с Кавказа. Они, конечно, претендовали на оба нижних места, но куда мне с моей ногой-то на верхнюю койку лезть? Попутчицы надулись. Мне это настроение не испортило. Я умиленно взирал на две стопки сырого постельного белья, что принесла нам проводница, и чуть попозже на попахиваю- щий веником чай в помятых подстаканниках. Ну, это надо же! Все, как в моих недавних мечтах о старосоветских временах... Но, главнее - до наступления ранних зимних сумерок я успел вдоволь насмотреться на снежные равнины за окном. Нет гор. Простор... Россия! Сентиментально? Ну и пусть, мне здесь спокойно. Подошла Лена, встала рядом. Как кошка лапкой, осторожно про- верочно коснулась моего плеча и, не встретив отторжения, неприя- тия, плотненько положила всю ладонь. Молчу. Она теплом дохнула в щеку. - Юра-а! РэФэ уже... Вырвались мы! Молчу. Она вздохнула. - Ой, почему ты бесчувственный какой-то? Как через вату до тебя доходит. А? Юра?.. - и уже щекой приникла. Вот она стена стеклянная между людьми! Рядом стоим, об одном думаем, а ей кажется - "бесчувственный... "... - А это потому, что старый я, Ленок. К таким событиям не приспо- соблен, не привык. Пошли в купе, прилягу я. Сердце чего-то... Нет, оно не болело, а как-то чесалось что ли?!. Вот прямо за- пустил бы руку внутрь да поскреб! А тут еще курить все время хо- чется, видно, почувствовал организм нехватку никотина. Мне надо б сигареты выбросить, а я, душонка слабая, пачки из плаща в лен- кину сумку перепрятал, чтоб они просто подальше были... И вот в процессе этого мероприятия рука наткнулась вдруг на... пистолет! Нет, нет, не газовый, я тот отлично помню, нам- ного меньше тот. Подумал, странно, очень странно... Ну ладно, будем знать. Перед сном Лена, прежде чем залезать наверх, по-сестренски, по-дочерни поцеловала меня в щеку и вопросительно на несколько мгновений уставилась в глаза, наверно, это означало - "мир?"