|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
– Ну как не порадоваться таким теплым январским денечкам, а в Москве грязный снег, бесконечные пробки, небо свинцовое... – мысленно проговаривала здравицу Ялте Татьяна Ивановна Петрушина, направляясь к памятнику Чехова, что в Приморском парке. Уже не раз проделывала она этот путь и в этом новом, 2010 году, и десять лет назад и даже двадцать, от Дома творчества литераторов, вниз, к набережной, а потом направо, мимо гостиницы "Ореанда", мимо Максима Горького к Антону Чехову. – Что-то мальчики все больше зеленеют, – не без фамильярности подумала Петрушина, взглянув на окаменелого Чехова и устраиваясь неподалеку от него на скамейке в стиле 70-х. – Все-таки есть что-то некрофильское в этом искусстве, застывшее, – посмотрев, как поздоровавшись, на скульптуру Антона Павловеча, продолжала она размышлять. – То ли дело – Слово. И вспомнила сразу же скульптора Олега Цветкова, его странное лицо: то как маска индейца, когда задумчив, то как маска эскимоса, когда весел. "Тань, измени мужу и тебе памятник на набережной поставят", – жизнерадостно заржал он, проходя вместе с нею мимо скульптурной композиции "Дама с собачкой". "Ко всему-то люди привыкают. Сначала шарахались, критиковали: не нравилось. А теперь фотографируются, то в обнимку с Чеховым, то с Дамой, то с собачкой... Нет, все-таки правильно раньше памятники ставили на недоступную высоту". – А кто это, а кто это, а кто это???? – бубнил мальчуган лет трех-четырех. – Задрав голову вверх, отвлекая Татьяну Ивановну от размышлений. На соседней скамейке пожилой мужчина с довольно молодой дамой, то ли дедушка, то ли отец малыша, в свою очередь вторил: – Антон Палыч, Антон Палыч, Антон Палыч... "Скорее всего – семейка местных жителей", – подумала она и угадала. Это был бывший директор овощного рынка с внуком и невесткой на прогулке. Приятно было на человека посмотреть: спокойствие и довольство жизнью, не то, что на заседаниях исполкома – мальчик для битья, да и только, но овчинка выделки стоила: было за что терпеть. Как это любят частенько делать ялтинцы, пока малыш резвился, взрослые достали, что перекусить на свежем воздухе. Печеные пирожки преобладали и никаких тут тебе овощей и фруктов. Малыша уютно усадили между взрослыми и вручили пирожок. И тут Татьяна Ивановна деликатно переключила свое внимание на другого пацаненка, мотающегося со скоростью Карлоса со включенным пропеллером. На скамейке слева курила молодая женщина. Явно его мама. Шустрый мальчик погонял-погонял серую кошку, подбежал к перекусывающим и тут же был одарен печеным пирожком. Его мамаша продолжала сосредоточенно курить, сдвинув брови, но было видно, что её взгляд рисовал траекторию движения сынишки. Пирожок был съеден быстро и вот уже шустрик, с новой порцией угощения, пропрыгал-пробежал мимо Татьяны Ивановны. Вдруг злобный речитатив спугнул зимний сон Приморского парка: – Прекрати облизывать чужие слюни, – орала чернявая мамаша, отбирая кусок пирожка у взвывшего на всю округу пацаненка. – И демонстративно, как показалось Татьяне Ивановне, промаршировала к урне и выбросила полпирожка. "Облизывать чужие слюни", – было повторено многократно. Потом Чернявая схватила малыша, пристегнула его к коляске и повезла извивающегося и орущего. – Спать, домой, всё, пора! – разносилось до самого моря. А в это время на скамейке справа мирно продолжали беседу, выказывая недоступное для Татьяны Ивановны умение игнорировать то, что происходит рядом. Эта манера, становящаяся нормой поведения, возмущала и раздражала писательницу, притягивала ее внимание. В толпе каждый встречный норовит пройти не мимо, а как бы сквозь. Люди не слышат друг друга, демонстрируя чуть ли не мистическое свойство отсутствовать "здесь и сейчас". Татьяне Ивановне было ясно, что за этим стоит уже не просто всеобщее хамство, а некое новое качество жизни, всеобщий новый стиль поведения, проявляющий какие-то более сложные изменения в людских душах. – Если бы он не наелся, – обращалась к свекру молодая женщина, – не отдал бы... "Значит, этот шустрик вынул чуть ли не изо рта недоеденный пирожок", – догадалась Татьяна Ивановна. И по своей профессиональной привычке начала развивать сюжет: "Если бы эта сценка произошла в голодные годы, скажем после войны. Естественная реакция мамаши была бы такой: "Что вы, что вы, как можно, ему же самому надо!!!" Семидесятые: "Тебя мальчик угостил, так, ты бессовестный, спасибо не сказал, так еще и его пирожок изо рта вынул. Извините! Я его накажу". А сейчас, какой-то кошмар!? Выходит дело, чтобы вернуть уважение к чужому труду и бережное отношению к хлебу, нужна война? А чтобы, если дают, говорить спасибо и не вырывать изо рта, нужна совдепия?" И Татьяну Ивановну понесло "по кочкам на пустяках". Ну что ты все фонтанируешь, говорила ей подружка-врач. Так ведь и инсульт можно нажить. И пускалась в объяснение разрушающего действия адреналина на организм. "И что я тогда смогу написать? – отбивалась Татьяна Ивановна. – Эмоции! Без них творчества не бывает". – А вот и нет... – как-то естественно продолжил тему чуть сипловатый, не без приятности мужской голос. – Эмоции тут ни при чем. Вы оцениваете мир с точки зрения философии гуманизма. А гуманизм сентиментален и на глаза наворачиваются слезы. И вот вы уже перестаете видеть ясно, четко, ярко. Вы уже упускаете так много говорящих деталей и свою слепоту компенсируете сентиментальными бреднями, которыми полна гуманистическая литература. А на самом деле, молодая мамаша росла, "облизывая чужие слюни". И это ей было ненавистно. Ее бабушка, уборщица, приносила объедки из санаторской столовой. Потом её мама кормила уже не объедками, а остатками, не съеденными в ресторане, где работала официанткой. И вот уже третье поколение ялтинцев. Наша героиня уже имеет пусть маленькое, но свое дело. Теперь уже нет нужды "облизывать чужие слюни". И в этом – чувство человеческого достоинства молодой женщины. Антон Палыч вздохнул: "Ну-ну, не смущайтесь, голубушка, вам ведь жизнь не подарила такого великого учителя, как мне. Вот вы, знаю-знаю, не любите меня и часто задавались вопросом: "В чем же секрет его популярности?" Я вам отвечу: я смотрел на всё безжалостными глазами. Так смотреть на жизнь мне велел великий учитель – Смерть. Она ведь была со мной рядом! А в новом тысячелетии и без учителя такое мировосприятие. Да... мне повезло с учителем. Даже революции не пережив, научился смотреть не моргая. Сразу шагнул в ваше время. Ее присутствие в моем творчестве раздражало, будоражило, развращало моих читателей и... притягивало. Они узнавали зачатки жестокости в себе. А вот теперь я эмоционален и жалостлив, рядом со мной нет смерти, как это было при жизни. Сейчас я на самой вершине своей писательской славы. А это значит, что скоро моя слава начнет "уставать". Я знаю это. Уже сейчас некоторых зачаровывает совсем другое – то, что все-таки присутствует в том, что я писал: отблески былой гуманности, золото закатных лучей на дырявых крышах трущоб, румянец на щеках больного туберкулезом". Татьяна Ивановна горько усмехнулась, призадумалась и все-таки решила высказаться по поводу, может быть, самого лирического рассказа Чехова "Дама с собачкой": "Ну, конечно, им казалось, им казалось, им казалось. Буддизм прямо какой-то. Вы же православный! А любовь в православии – это главное. Главное не может казаться! Но если "Дама с собачкой" не о любви, а только "им казалось", тогда, скажите, о чем?" "Вот такие как вы и вынудили меня написать "Даму с собачкой". Это не моя тема. Зачем? Столько писателей гениально о любви писали. Но я вам благодарен: несмотря на вашу сентиментальность, вы поняли, что моя правда заключается в том, что "им казалось". Моя авторская правда. А ведь понятым хочется быть каждому, а писателю – особенно. Не для этого ли мы становимся писателями?" Татьяна Ивановна понимающе вздохнула, поднялась со скамейки и посмотрела вверх, на Чехова. И сказала вслух: "С новым 2010 годом, Антон Павлович! С Вашим годом!" Попрощавшись с Чеховым, решила зайти в КГУ. Татьяна Ивановна знала, что там, в одной из аудиторий, вот-вот начнется показ фотофильма московского режиссера "Дама с собачкой". Пришла вовремя и даже успела посмотреть фотовыставку, организованную усилиями местных фотографов. На каждом снимке было запечатлено по ялтинке с собачкой. |
||
|
© Анна Рудой |
|
Банерная сеть | ||