Поехали на блохе. Она была огромная, похожая на двуногих роботов из фильмов Лукаса. Подковы стёрлись. У дороги стояла кузня. Угрюмый народный умелец вышел из дверей. Разило перегаром. Из кузни тянуло кислым и влажным.

Помнит ли кто настоящую фамилию Гоголя? Вот то-то.

- Что это? – спросила она сама себя, переворачивая книгу. - А, это Пикуль. Я так и знала. Любит она Пикуля, этого отвратительного сплетника.

Мы все живём в замкнутых сообществах и наши симпатии и антипатии распределяются в них, как будто в целом и неделимом мире. И вот, появляются в этих сообществах любимые и нелюбимые персонажи – будто свои Иисусы и Иуды. И жалко расставаться с этими замкнутыми мирками, потому что всё в них есть. Расставание с ними получается похожим на расставание со всем миром, со всеми его людьми. Эти маленькие миры непрочны, они навевают мысли о расставании с самым большим и всеобъемлющим миром. И прощаясь с компаниями, понимаешь, что это становится обучением тому главному расставанию, которое случится когда-то.

Джеймс Бонд сам себя называет разъездной борец с неприятностями - trouble shooter.

На чае, на фасованном пакетике было наклеено: «Надежда», а ниже этой надписи зловеще значилось «Бутырская-97». Вот так, с бутырской надеждой проводил я время.

Запах табака, сочившийся из обоев.

Еврейские надгробия как пример текучести камня. Это како-то знак. Может быть, это рефрен повествования.

Закон о неубывании дураков. Это почти второй закон термодинамики.

Постмодернистское рассуждение - написать текст о любви Цветаевой и Набокова. В Праге, разумеется.

Люди вполне харизматические использовали историю со смертью царевича Дмитрия по-разному. Он выходил то гадким мальчишкой, что мучил кур и прочую домашнюю живность, то оказывался кротким агнцом, отданным на заклание.

Время текло, безвкусное как дистиллированная вода, как оздоровлённая пища – кофе без кофеина, безалкогольное пиво и обезжиренное масло.

Один всё время выезжал с запасом, другой всё время рассчитывал время точно, скрупулёзно, до секунды. Но время, проведённое в ожидании встречи, те пять-пятнадцать минут действуют разлагающе, перетягивают нервы и истончают их.

Мой приятель Х. был легко возбудимый человек. Например, его очень волновало женское имя «Кончита».

Было что-то в её лице – геометрическое соотношение глаз и скул, что притягивало неотвратимо. Русский язык, родной и внятный, не мог объяснить это чувство, то что называлось attractive.

Вот ещё одна типичная фраза из телевизионных сериалов, на этот раз – американских: - Теперь, когда ты увидела его настоящее лицо, сколько ещё ты будешь терпеть эти…

Есть такой вилайет на юге Турции – Нигде. И его главный город тоже называется – Нигде.

Слишком много всего написано. Даже вышли книги, пересказывающие это написанное, энциклопедии литературных героев и сюжетов.

Душа её была черства, как давно забытый на столе хлеб.

Душа её была черства, как давно забытый на столе хлеб.

Лев Гумилёв был популярен в годы казённой классовой истории потому, что его персонажи подмигивали, жмурились и приплясывали. Тогда знать или изображать знание истории было делом обычным. Сейчас образовательный ценз сняли, и гумилёвские книги куда-то подевались.

В армянских записках Гроссмана есть замечательное место, где говорится о том, как в камере ереванской тюрьмы сидят люди. Это конец тридцатых годов, и в камере сидят архитекторы и партийные чиновники, писатели и музыканты. Их очень много и тюремщики постоянно путаются, пересчитывая их каждое утро. Однажды охранники приходят со старым угрюмым человеком, который осматривает всех и уходит. Так повторяется день за днём. Выясняется, что это – чабан. Он привык подсчитывать сотенные стада овец.

Кот у меня любил замкнутые пространства, часто спал внутри книжных полок. Этого книжного кота однажды даже задвинули стеклом. При этом у него развилась боязнь открытых пространств. Настоящий писательский кот.

Теннисист Кафельников с его золотыми цепями, с его сочинским говорком есть для меня настоящий образ профессионального спорта.

На стенах были коптские кресты, тяготеющие к фрактальности.

Очень любил я смотреть на маленькие броневики. Маленькие еврейские броневики в мемориальных музеях. В отличие от советских танков, эти были лишены постаментов и увязли в песочных кучах - как в детских песочницах. Раньше в Советском Союзе еврейским броневиком называли автомобиль «Запорожец». Кажется, что Израиль тайно вывез два-три парохода горбатых «Запорожцев», и, обшив их броневыми листами, пустил в дело.

Хлебнул протухшего чаю. ...подобно протухшему застоявшемуся чаю. Со вкусом протухшего застоявшегося чая.

Окончательно чувствуешь себя своим в доме, когда хозяйский пёс во время грозы приходит спасаться к тебе в комнату.

Ночью поехали к морю. Жара спала и поднялся резкий ветер с материка. Когда он прерывался, исчезал на секунду или две, делая паузу, то в ноздри бил резкий запах водорослей. Ветер бросался волосами, а мы говорили об эмигрантах.

А так же этой ночью мы говорили о женщинах, о бывших мужьях этих женщин и о нынешних любовницах этих мужей.

В этом бейрутском доме была огромная анфилада, такая, что я целую минуту смотрел, как летит по ней скатерть, сорванная со стола порывом ветра.

Гость-негодяй. Воспользовавшись тем, что хозяин уснул, выебал его жену и перед уходом украл грязный мельхиоровый нож из раковины.

Японский фильм «Возвращение динозавра. Годзилла. Мотря и Батря - две бабочки. (На самом деле Мотра и Баттра). Девушки-коротышки поют вполне рязанские песни. «Батра спасла Мотру и они стали друзьями. Надели на Годзиллу колесо обозрения и всё кончилось. Правда, Батре напоследок откусили кусок шеи.

Хорошая фраза у Павича - борода проросла через улыбку.

- Что так долго не звонил?

- Потерял телефон.

- А что не нашёл через друзей?

- Много случайностей. Каждая из которых малозначима, но все - обильны и создают трудности. По-моему радостно осознавать, что тебе не звонят, потому что звонку противостоит вся жизнь целиком. Не то, чтобы тебя кто-то лично не жалует, а мироздание не хочет. Это почётно.

- Какой-то у нас получается однобокий секс, - сказала она. - Это не секс, это лучше. Это нежность.

Пил странное - бальзам «Композитор» - как сказано на этикетке: "из популярных трав и фруктов".

easy deposit превращается в easy defrost

Смотрел я мультфильм про Левшу. Там подкованная блоха танцует, и именно англичане спаивают Левшу. Кто кого перепил - непонятно. И по бедности своей мелкоскопа не имеем. Мы так, своим глазом пристрелямши.

Слышал такой диалог про Гимн Советского Союза: - Гимн Советского Союза - это Дактиль. - Нет, амфибрахий. - А я думал - Эль-Регистан. - Ну всё равно – еврей.

О Пугачёвой – как я не люблю этот особый тип натужного балаганного веселья, притоп и прихлоп вместе с пресмыкающимися и доедающими, с лизоблюдами и стололазами.

По телевизору - девушка с неприличным именем Гваделупа.

Боже! Как меня раздражал малолетний мудак в телевизионной рекламе, тот, что пользовался жевательной резинкой ОРБИТ (без сахара). - Скушай пирожное, - говорит ему бабушка. - Не-е-ет, - отвечает он. - Я ведь не могу почистить зубы прямо сейчас, и у меня будет кариес. Фу, бля. Если это наша новая цивилизация, то я - с газетой «День», Коммунистической партией и национал-большевиками, с чёртом лысым. Я – против.

У Платонова нет счастья за ненадобностью.

С возрастом изменяется точка зрения. Изменяентся рост. Движется время, и ты движешься. Меняешь точку, с которой обозревал мир. Меняется пейзаж, потому что в движении находится точка, с которой ты смотришь. Иногда она ошибочно называется точкой зрения. Но пейзаж не меняется. Он отстранён. Он равнодушен. Не меняется и наблюдатель.

Самое главное управление в нашей стране было политическим.

Во, блин! У меня уже есть манера письма. Это я узнал от критиков. И вообще, у меня есть некоторые манеры.

Мертвец лежал на поляне, трава росла ему в ухо.

Сучков стал похож на небогатого цыгана - в шляпе с широкими полями и потёртом плаще.

Следуя заветам Витгенштейна, говорил вместо «Я знаю» - «Кажись».

Я открыл холодильник. Пахнуло удушливым и застарелым запахом сердечных капель. Нутро было пусто.

Гадальщица, которая прибегает к женщине, что приходила к ней: «Нет, нет, я неправильно вам истолковала!..».

Была это странная женщина. Вечно ей не везло. Её укусила мышь. Врач говорит: - Что у вас? - Мышь. - Мыши не наблюдаю. Потом на неё упал сейф.

В застойное время гомосексуализм казался прерогативой грузин. В анекдоте всегда был грузин, который трахал всех в задницу. Хлебом его не корми, дай освоить чей-нибудь анальный проход. И казалось, что это неотъемлемая национальная традиция. Теперь открылось, что это не так.

Наташа Королёва поёт песню про «лето кастаньет» Там есть слова «И андалузские глаза твои забыть нельзя». У меня это вызывает ассоциацию с Бунюэлем.

Они, путая картину с зеркалом, постоянно причёсывались перед ней. Странная это была картина, и странные гости.

История про праздник людей, что ехали на товарных поездах и везли свои грузы. Про то, как некто, кто вёз замороженные туши, и кому нечего было принести на общий стол, вышел и вернулся с десятком батареек.

Следуя заветам Витгенштейна, говорил вместо «Я знаю» - «Кажись».

Спал и видел многочисленные и неотличимые от действительности сны.

Между тем 22 москвича с начала года утонули в ванных.

Вот так всегда. Как писали Ильф и Петров: «Переводчик кланялся и благодарил, приглашал в гости, но адреса почему-то не оставил».

Фильм «Сны сладострастия». Интересно, какие сны снятся сладострастию?

Пугало как крест, распятие. Распятие чучела. Пугало как сакральный символ.

В «Мертвеце» - зигзаги на лице Блейка, табак, его, табака, сакральное, непростое значение в фильме и на Западе США вообще. Там же - сакральность курения. Сакральность порока. Эстетическая сторона порока.

Первый известный нигилист - никто, ниманд, Улисс.

По радио - первый вам вопрос - кто автор «Задонщины»: Софроний, Мовзоний, или автор неизвестен? Говорят, Софоний. Мне бы их уверенность в авторстве Софония-рязанца... Второй вопрос: «Коллекция обуви Аллы Пугачевой составляет 4500, 5.500 или 6.500 пар»?

Размышления о соотношении хорошего человека и хорошего писателя - Кабаков (см. дневник) Дмитрий Савицкий («49 минут джаза») - парижский агент Кабакова. А Кабаков зря ругает П...м, он сам плоть от плоти п...ст. По «Свободе» Кабаков говорит о литературе как о «центре мироздания», а в «Дружбе народов» о том, что главное для него не быть хорошим писателем, а быть хорошим человеком. Твидовый пиджак. Читаю Кабакова. Унылое перечисление заграничных вещей. Рубашка «ван хойзен»; шелковый платок «пейсли». Всё это помесь Аксёнова с хуй знает чем. С шелковой рубашкой Лимонова, который о ней пишет в «Записках неудачника»: «Среди других народов поселяются обычно неудачники. Великое и отважное племя неудачников разбросано по всему миру. В англоязычных странах их обычно называют «лузер» - то есть потерявший. Это племя куда многочисленнее, чем евреи, и не менее предприимчиво и отважно. Не занимать им терпения, порой целую жизнь они питаются одними надеждами... Следует отметить одну характерную особенность - мужчины и женщины этого племени, добившись успеха, с легкостью забывают своих, перенимают нравы и обычаи народа, среди кото-рого к ним пришёл успех, и уже ничто не напоминает о том, что некогда они принадлежали к славному племени неудачников...».

Был в читальном зале и нашёл в библиотечной книге календарик за 1990 год и начал угрюмо думать, что у меня в этом году было.

Гессе - непринуждённое христианство.

Замены, предложенные мне Word’ом:

Нарым - нарыв Маргарита Наваррская - Маргарита Наваристая Марк - Маркс Коцит - колит Вертер - вертеп Китеж - китель Березинский - берлинский советско-финская - советско-тунисская неглавные - негласные Крупской - курдской Платов - Платон образы - обрезы посконность - покорность (домотканности там вовсе нет) ИФЛИ - ФИЛИ зек - хек дотварное бытие - дотоварное бытие сиеста - фиеста хокку - хоккей Александровская колонна - Александрийская колонна И Цзин - и, Зин Шаламова - Валаамова Авцин – Авиценна Portwain – Protein киллер – Шиллер Арамис – арахис Роман Полански – роман пол-Аньки

У Сергеева в «Альбоме для марок» действительно страшная история про то, как дед работает в Гохране. Ювелир, он выколупывает драгоценности из дворянских украшений, и ему приносят погнутую диадему с налипшими волосами и кровью. Но простой ужас этих историй теряется в остальном повествовании. Все - мещане, злобные недоверчивые. Ужас коммуналки - ужас принуждённого к совместному жилью. Философия коммуналки.

Внешность у него была - обиженный пудель.

Однажды я попал на загадочный семинар - не помню о чём. Собирались в какой-то огромной комнате, где по стенам висели плакаты и диаграммы. Очень хотелось спать, и, разглядывая эти плакаты мутными глазами, я думал, что это на самом деле топографические карты неизвестной мне местности, красные и коричневые. Судя по цветам, местность была горной. Потом я сфокусировал зрение и разглядел подпись: "Мужские половые органы в разрезе". Ужас!

Мы шли из Астраханских бань. В небе висела комета - предвестником недобрых событий.

Вот и наступила Пасха. С чем я всех, и поздравляю. Накануне были у меня всяко разные неприятности. Была, например, пятница, к тому же тринадцатое число, к тому же эта пятница была страстной, ещё началась и не могла кончиться какая-то грёбаная магнитная буря, а, вдобавок, я попал неделю назад под дождик, простыл и мучался кашлем. В предчувствии, что это угрюмое время должно кончится, я поехал в гости к моему приятелю Хомяку. Ехать нужно было на окраину Москвы. Хомяк со товарищи сидел на окраине Измайловского парка и готовился встретить день рождения. Там, рядом с костерком, стоял его джип с открытыми дверями. Из джипа неслась музыка Баха. Так он мне и сказал: "Перейдёшь по тропинке овраг и пойдёшь на Баха". Он оказался прав - видел я по дороге несколько групп в сгущающихся сумерках, но подходя ближе понимал, что все эти люди какого-то блатного, подзаборного вида. И подозревать их в любви к Иоганну Себастьяну не стоит. Но всё же Хомяка я нашёл, а вскоре побежал по тёмному лесу мимо нас упитанный молодой человек, крича "Братва-аа! Христос вос-крес!", да и началась прочая в человецах радость. А радость у нас в народе выражается известно как. Однако я уже поехал домой. В соседнем вагоне метро, за мотающимся вправо-влево стеклом, сидела троица. Девочка взасос целовалась с одним мальчиком, а другой сидел, смотря в сторону. Но вот пришло время пересадки, зацелованный вышел, и девочка принялась целоваться с другим - так же самозабвенно. И я понял, что пасхальное настроение накрыло Москву, как плащ прокуратора. А придя домой начал я смотреть прямую трансляцию Всенощной из Храма Христа Спасителя. Там всё плакал и плакал ребёнок, но потом оказалось, что это орёт по-детски у меня под окнами кот. Так что светлый праздник снизошёл и на зверьё.

Обмен конвалют.

...У него был такой профессиональный нюх на аутсайдера. В любой компании он быстро находил женщину, оказавшуюся за столом случайно, лишнюю, ненужное вычеркни, но вычёркивал не её, а всех остальных, и вот оставалась она одна с детьми, не сидящими дома, отделёнными от неё расстоянием ночной дороги, по которой она потом ехала и вспоминала его, чтобы потом позвонить по оставленному телефону.

Один мой знакомец поехал без билета в поезде в черте иностранного города Кёльна. Ну, думает, возьму билет прямо в вагоне. Действительно, встретился ему кондуктор с таким аппаратом, похожим на допотопный советский калькулятор. Тот ему заплатил, и приготовился выходить - уже пора была. Вышел, но слышит - ему из вагона кричат. И мой знакомый испугался, да пошёл быстрее. Оборачивается на ходу, а там... Видит, что там «его» кондуктор показывает на него пальцем - показывает ещё одному, страшному, огромному и лысому - прям наёмному убийце. Тут мой знакомец припустил так, что пятки засверкали. Но лысый не отстаёт, и вот уже у Собора, уже в городе, нагнал-таки. Оказывается, мой знакомец сдачу забыл. Самое смешное, что я потом с этим лысым познакомился. Оказывается, он не первый раз бегает. И добавил, что это всё пустяки - он какой-то старушенции забытый в поезде пакет пытался отдать, а она его слезоточивом газом окатила.

А чему нас учит многотомный Академический словарь литературного русского языка? А он нам рассказывает о водке: "Водка, и, ж. Раствор спирта с водой определённой крепости, хлебное вино. Водка приятно обжигает горло, горячей струйкой пробегает внутри. В. Некрас. В окоп. Сталинграда. ч. I, гл. 19.".

Напротив меня в электричке сидит старичок и читает газету - на той стороне, что обёрнута ко мне - объявление: "Эрекция сейчас". Я тогда подумал: "Сейчас - не хочу. Хочу тогда, когда надо".

Пригласили меня в подвал. Подвал этот был в кавычках, и к тому же за номером первым. Потому что, что, собственно, это была мастерская художника Белугина на Войковской, с которым я познакомился, когда сторожил послов и миллионеров в Доме на Набережной, а Белугин ходил туда учить детей живописи. Вот он-то и позвал меня к себе. А, отправившись в путь, у самой цели, даже испугался. Потому чо в поисках искомого первым делом я увидел то, как вы-вели из припаркованного «Мерседеса» некоего человека. Пристегнули его наручниками к дру-гому, такому же, но только более крепкому, пристегнули ко второму, да так и повели в какой-то подъезд, где находилась какая-то охранная контора. Ну, думаю, дела. Один подвал опечатан, в подъезды должников каких-то ведут... К тому же я всегда боюсь попасть на мероприятие, чем-то похожее на литературный вечер из фильма «Покровские ворота». Боюсь я психотерапевтического выговаривания литературных собраний.

Но здесь было не так, потому что два человека играли фламенко, в паузах рассказывая о музыке. Когда на подобные вечера приходят играющие где-то люди, то всегда есть опасность, что нарвёшся на брезгливых лабухов, что привыкли презирать ресторанную публику и переносят эту брезгливось к жующим и пьющим дойным коровам на тебя. Есть опасность и другого рода – когда музыканты думают, что не надо напрягаться на бесплатном вечере. Слава Богу, здесь было другое. Эти – были славные, с хорошими, небрезгливыми лицами. С лицами серьёзными и ответственными. Потом начали читать стихи и петь, довольно хорошо, особено мне понравилось, что стихи читали под звук костра, записанный на плёнку. Летал над всем этим бумажный самолёт, похожий на палубный штурмовик «Тандерболт». И я что-то прочитал. Правда, стало вдруг во рту кисло, и как-то муторно на душе, потому что я вспомнил всё то, что переплавлялось в буковки и запятые. То, что я читал, было написано несколько лет назад, а взбудоражило меня сильно. И, от греха подальше, побрёл я домой.

...История про зоопарк такая. В этом зоопарке слона не было – слоновник только строился. Все постройки, кстати, были свежие, построенные из ровного кирпича, покрашенного затем красной краской. Так что зоопарк был похож на дачный участок нового русского, уставленный многочисленными постройками. На маленькой памятной доске сообщалось, что всё это сооружено три года назад в честь некруглого городского юбилея. Причём рядом с фамилией архитектора значилась фамилия мэра, которую я забыл. Фамилию архитектора я забыл тоже. А мне-то сначала казалось, что всё это построили братки дорогие, окончательно почувствовавшие себя хозяевами города. И оттого начавшие его благоустраивать, как свой дом. Казалось мне это потому что проходы между клетками были облицованы каким-то полированным мрамором. Впрочем, мрамора на Урале много, и, может даже кирпич там дороже. Может оттого там столько полированного гранита на Широкореченском кладбище где братва стоит на памятниках во весь рост - в кроссовках и тренировочных штанах... Было в этом зоопарке одинокое бревно спящего бегемота. Был рычащий лев. Зачем рычал - я не знаю. Видал я там черепах. Каймановые были страшны - мой спутник рассказывал, что они откусят палец не задумываясь. И действительно - свойственно ли черепахам задумываться? Была там ещё какая-то черепаха, что могла выпустить из панцыря длинную телескопическую шею сантиметров пятнадцать. Так, говорил мой собеседник, эта черепаха, лёжа на руках какого-нибудь профана, кусала его за локоть. Видел я и питона, который мог прошибить головой бронированное стекло. А ещё рассказали мне про лори, который сбежал из зоомагазина и был пойман в кастрюле с варёной картошкой. Но это всё были разговоры, а в этом зоопарке жило и то, что свойственно Уралу и Сибири - волки разного размера и лисицы разного цвета. Видел я там белого пушистого зайца, похожего на шар. Но мы миновали шарового зайца, а я слушал истории про людей, что держали экзотических животных. Это был особый круг - небедных слюдей и прилично зарабатывающих консультантов. Кто-то, может, их и знает, лучше, чем я, а я вот видел редко. Владельцев крокодилов и ветеринаров, специализирующихся по мадагаскарским тараканам. Мало что я знал об их жизни. Вот в сонно сопящем бегемоте не было для экзотики, он был понятен мне. И слон был родным - причём индийский роднее африканского. Но слона нигде не было.

Вернувшись сегодня в Москву, я вдруг понял, что целые месяцы моей жизни прошли в поездах. И вот, сейчас я добавил несколько дополнительных дней к этому сроку, путешествуя в город, который модно теперь называть неприличным именем Е-бург. Перемещаясь по этому городу, я сначала промахнулся мимо того места, где стоял знаменитый Ипатьевский дом. Там, в этом месте, на краю огромного сугроба, стояли два больших креста, часовня, а на земле лежали несколько плит с торжественными надписями. Рядом строили Храм на крови. По случаю субботы через пустую стройку можно было пройти, и я спрямил путь через этот большой сугроб. Ярко светило солнце, текла по улице грязная жижа. Это весна струилась по чёрному льду, а Е-бург казался мне грязным и скучным. Так всегда бывает, когда у тебя промокли ноги, и в чужом городе тебе никто неизвестен. Отгоняя эту неправедную мысль я начал размышлять о судьбах Империи и о её достопримечательностях. Тем более, перед отъездом всех я спрашивал, что нужно посмотреть в городе Е-бурге, чтобы продолжать числится образованным человеком. Никто ничего не говорил, и я боялся - ведь спросят потом: а ты видел памятник Саше с Уралмаша, или там что ещё, и если ответишь «нет», скажут не великий ты писатель земли русской, а фиг собачачий. Так и остался я в неведении насчёт Е-бурга, уже и устал насчёт этого Е-бурга спрашивать - две дамы даже оскорбились, как, говорят, смеешь ты нас спрашивать этакие гадости, ты бы нас ещё про достопримечательности города Х-вска спросил. Поэтому я понял, что у меня наступило время имперской невезуки. Оттого пришлось идти в местный зоопарк – традиция, которой я придерживаюсь во всех городах с любыми названия – модными и не модными. Но об этом зоопарке совсем иная история, которую я расскажу в следующий раз.

тест_2 maeva 210301

тест

ук