5 окт Что это за повсеместное заигрывание с самодеятельностью, с заниженным уровнем «массовой культуры»? Почему Киркоров считается певцом, а Маринина - писателем? Что, раньше все решал «худсовет», то есть «люди со вкусом», а теперь «спонсоры», «люди с деньгами», которые делают «звездами» людей из масс, то есть бездарных, которые им чем-то симпатичны, близки? «Спонсоры» делают бездарей «звездами» из страха потерять деньги. Вложишь в этого, талантливого, а он вдруг не «пойдет», ведь примера-то нет, талант – вещь штучная, а в этого посредственного вложиться – риск меньше, потому что точно такие, как он, уже «пошли». Люди (да и структуры) с большими деньгами осторожны, и даже трусливы – один неверный шаг – и потеряно все. Но эта вынужденная трусость бизнеса заразила культуру. А культура должна быть смела, не должна бояться нового, не должна бояться быть непонятой массами, ибо для масс всегда есть кружок при ЖЭКе и литературная студия при ДК. Но она боится, потому что у нее есть сиамский близнец – бизнес. У них общая система кровообращения: культура и бизнес дают друг другу деньги и престиж. Но как же они ненавидят друг друга, и снится каждому смерть брата. Где же тот гениальный доктор, который сумеет их разделить…. Да и возможно ли это вообще?

Кандидат в депутаты мособлдумы Л. хочет, чтобы его электорат воспринимал как «человека Президента». И в то же время хочет выглядеть, как «человек мафии» (сам не является ни тем, ни тем, просто бизнесмен, строитель по образованию и по роду деятельности, у которого есть все. Но он хочет еще и быть депутатом) На встречу с избирателями в подмосковный гниющий городок он приехал весь в черном, в черной шляпе, в черных очках, на черном джипе и с двумя амбалами за спиной. Я написала статью для предвыборной газетенки, в которой все предложения состояли из 3-4 слов, как просили. Содержание статьи ответственные за предвыборную компанию своими словами передавали так: "Ну, Л типа смотрящим Путин назначил. Он, типа, в законе" Человек, ведущий предвыборную компанию Л, почесал затылок и сказал: «Не, надо попроще. Это лох не всосет» Сам кандидат ходил по офису пьяный. С одной стороны, это был элемент предвыборной борьбы: в его кабинете лежал в отключке представитель губернатора; а с другой – горе осознания бесполезности всего: опрос 500 респондентов показал, что узнаваемость кандидата в его округе - 8%. Если бы им удалось на уровне языка совместить свои желания (реализуется только одно - изъясняются как "мафиози", но не как "доверенные лица президента", то прояснилось бы и сознание, что помогло бы им приблизиться к успеху еще на несколько процентов. Но.... Из того, как человек говорит, можно делать выводы, насколько он далек от достижения цели или близок к ней.Не обязательно говорить хорошо риторически или верно по содержанию. Надо верно по стилю.

11 августа Есть три позиции, которые можно занять при знакомстве с текстом. Читателя, Критика и Редактора. Читатель рассматривает текст с точки зрения собственной выгоды, эгоистически, решает, интересно читать этот текст, или не интересно, он слишком длинен или слишком сложен, печальный конец – плохо, много смешного – не серьезно. Критик – человек, который считает, что судит текст беспристрастно. Только считает, поскольку симпатии и антипатии возникают до осознания, и их невозможно объяснить, можно только придумать для них объяснение. Если Критик не считает себя беспристрастным, если он ангажирован направлением, тусовкой, идеологией, - его следует называть Менеджером, поскольку он продвигает на рынок товар. Редактор – априори на стороне текста. Он становится на место автора и изменяет текст, на его взгляд, в лучшую сторону. Редактор автору может быть нужен, Читатель – нет, это Автор нужен Читателю, он развлекает его и дает ему пищу для ума и разговоров. Критик Автору вреден, не зависимо от того, хвалит он, или ругает. Критик всегда самоутверждается, его статья – тоже произведение искусства, только паразитическое, художественный текст и критика – это подсолнух и вьюн. Критическая статья - это выброс творческой энергии, как и само произведение, и то, и другое форматирует сознание читающего, входит в него, или в подсознание, и начинает вести там свою подчас незаметную работу. Читая критику на свои тексты, невольно начинаешь писать под влиянием Критика, для Критика, и не важно, согласен ты с ним, или нет.

23 апр Поэзия – это только эхо, из пещеры смерти отвечающее на наш крик. Античность – растерянность перед небытием, обилием богов и отсутствием цели бытия. Растерянность порождает праздность, а праздность – самодостаточное искусство, а не побочный эффект служения высшей цели.

апр Стихи Веры Павловой очень целомудренны, такими же глазами их и надо читать. Мы видим, что женщина обнажается. Кто-то с презрением или негодованием отворачивается, кто-то похабно ржет. Все увлечены собой, и почти никто не видит, что затем женщина сдирает с себя кожу. Не блудница, а мученица, обрекает себя на муку, чтобы освободить душу от плоти. Раздевается до души. Но сначала – до гола. А дальше никто не хочет сопереживать мученичеству. Все сопереживают (со знаком плюс, или минус) эротике, которая – случайный штрих перед казнью.

апр До тех пор, пока Вл. Сорокин не обнажает прием, переходя к «бреду», его пародия на реалистический текст, состоящий из подробных описаний человеческих действий и подробных описаний природы, что вместе должно являть микрокосм в его взаимодействии с макрокосмом, совершенно идентична такому тексту. Все однородное и однотипное есть формализм, что уже не совсем не искусство, как и все, произведенное на конвейере. Не совсем искусство и Вл. Сорокин и Л. Бородин, и В. Распутин и Викт. Ерофеев. И Д. Пригов и Ю. Кузнецов, и М. Павич. Как только структура формируется, становится авторским или направленческим стилем, почерком, гений улетает. Настоящий художник не может иметь определения. Писатель умирает с первой книгой. И один из тысячи снова рождается со второй. Писателем человек становится только тогда, когда начинает писать новое произведение. Прошлые вершины окутаны таким густым туманом, что неизвестно, есть ли они, и были ли когда-нибудь? И все, кто хвалил их или ругал, там же, в тумане. Нельзя оглядываться – упадешь. Чтобы не упасть с предыдущей вершины, сойди с нее и забудь о ней. Ничто так не мешает писателю, как слава, потому что она не дает спуститься с вершины и – сбрасывает с нее.

апр Иногда полагают, что нравственное и/ или божественное начало в художественном произведении должно быть привнесенной идеей, тогда как оно содержится в самой художественной форме. Искусство изначально не может быть безнравственно и безбожно, потому что как огонь есть сгорание кислорода, так творческий огонь – освоение и переработка Духа. Изображая зло, искусство ему не учит, так же, как не учит добру, изображая добро. Это зеркало, в котором каждый увидит то, что есть в нем, только сильно увеличенное. И в большинстве случаев произведение искусства вызывает сострадание. Но даже если омерзение от безнравственного, суетного или жестокого, то и в этом омерзении есть духовная польза. Даже если художник – апологет безнравственного, суетного и жестокого, он все-таки не может быть гипнотизером, внушающим читателю то, что ему совсем не свойственно.

27 февр Лучше небытие за гробом, чем какая-нибудь бессмыслица. Если небытие, то смерть бессмысленна только для умершего, но обогащает смыслом жизнь живых, делает еще ценнее единственную ценность. А если вечная бессмысленность, то и временная жизнь – ничто, слово, вырванное из контекста. Если небытие – у слова и нет контекста, ну, а если, например, все по Библии, то только после смерти слово и вписывается в контекст.

***Гениальное безыдейно, как Бог, как жизнь. Идея формулируется в одном лозунге. У Бога, у жизни, у смерти нет лозунгов. Все гениальное безыдейно, но не все безыдейное гениально. Есть безыдейное от пустоты, из вредности, из позы, из оппозиции к наличным идеям. Если с лагерем идейного искусства все понятно: там одаренные и бездарные, но люди, которые хотят, как лучше: коммунисты, фашисты, в общем, патриоты какой-нибудь патриархии (не смешно ли, что это слово – женского рода); то с лагерем безыдейных не ясно ничего. Там и дезертиры, и те, кто над схваткой, бодхисиатвы и Пилаты…

***Дамские романы – ложь. Таких мужчин не бывает. Меня раздражают герои дамских романов, а для любительниц жанра они – идеал? В итоге патологически верные, сентиментальные интроверты, сосредоточенные на любви к героине. Они работают на работе, а сами думают, как бы вернуться домой и провести вечер с Ней. Это не настоящие мужчины, это те же женщины. Поклонницы дамских романов – латентные лесбиянки. Поскольку женский роман больше имеет отношения к половой психологии, чем к литературе, эта версия представляется правомерной.

23 ф ***Хорошее стихотворение – это текст, в котором интересная мысль искажена чувством. Лицо, искаженное чувством, прекрасно или ужасно, или и то, и другое – высший пилотаж.

Китайская культура: почетно выразить чувство (плакать над увядшими цветами как герои «Сна в красном тереме») и скрыть свою мысль, дабы она не нарушила чей-нибудь эмоциональный строй. Европа: скрыть чувство (непроницаемое лицо ковбоя или рыцаря) и выразить мысль (продемонстрировать ум и волю) Отсюда китайская хитрость. Это не признак слабости, как в Европе, где почетнее действовать силой физической, силой ума или духа, а дипломатия: как бы не расстроить партнеров. Отсюда мнение о психической неуравновешенности азиатов и перепадов их настроения: они просто не стремятся к уравновешенности, а педалируют эмоции. Эмоция убеждает, мысль – нет. В Европе – наоборот. Китайцы не понимают, как можно верить словам (ведь они нужны для хитрости). Европейцы не доверяют чувствам, ведь они презренны по сравнению с доводами интеллекта. Европейская философия построена на логике, китайская - на алогизме, не логично белого жеребца называть черной кобылой, но мудрец почувствовал, что этот конь – лучший. Непроницаемость самураев построена не на бесчувственности, а на глубоком «чувстве мига», экзистенциальной памяти о смерти. И то сейчас кодекса Бусидо никто не придерживается и обычные японцы такие же эмоциональные, как китайцы, корейцы, вьетнамцы. Непроницаемость какого-нибудь директора кампании в Европе или Америке это именно равнодушие: «Make your own business» Бо Цзюй-и написал стихи на стене станции Локоу. Никто не обращает на них внимания. «Один лишь умеющий чувствовать сильно, / Юань – императорский цензор, / Расшитой одежды своей не жалеет: / пыль ею стирая, читает» Сентиментальность – достоинство государственного чиновника. Или подтекст другой: цензор – читает граффито из служебного рвения? Юро говорил мне, что ему надо быть в гостинице в 7, а не в 8, как по правде, чтобы я не огорчилась, что мы так рано туда идем, а мы шли рано, чтобы он успел переодеться и не опоздал. Я бы сделала то же самое, «чтобы отделаться», а при хорошем отношении просто объяснила бы ситуацию. А он при хорошем отношении врал, чтобы объяснениями меня не расстраивать. Поэтому они заранее не сказали о таможенном сборе в 90 юаней, - тоже чтобы не расстраивать, а не из коварства. Это я, специально потратив все подчистую, в истерике выпрашивала в аэропорту «лишние юани» у своих тоже сильно поиздержавшихся сотоварищей. Моя улыбка, в Европе «дурацкая», китайцев радовала чрезвычайно: признак, что у гостьи хорошее настроение, она всем довольна и, более того, всему рада.

21 ф *****Не-приключенческой литературы нет в принципе. Литература описывает только приключения. Приключения тела (феномена) и приключения разума (ноумена, проще говоря). Читатель идентифицирует себя с претерпевающим телом или с претерпевающим разумом.

17 ф ***Все-таки люди меняются в лучшую сторону: в детстве я бросала в ящики для почты горящие спички, а теперь работаю в газете.

3 ф ***За Деньги покупается Престиж. Престиж хочет быть оплачен Деньгами. Деньги и Престиж стремятся к союзу, и осуществляет его сваха – тусовка, получающая комиссионные и деньгами, и престижем. Тусовка – это группа талантливых менеджеров, по совместительству являющихся деятелями той сферы, в одной из точек которой соединились Деньги и Престиж. В нашем случае это – литераторы, критики, писатели, журналисты. Литература в данном случае – третий игрок, третий лишний, ей никогда не удастся разлучить возлюбленную пару, Деньги и Престиж. И если нам нужна именно она, Литература, то искать ее надо не там, где тусовка розами устилает брачное ложе Денег и Престижа, а – где угодно, везде. Даже и в этой, не для нее устроенной брачной постели. Именно это и спасает меня от отчаяния. Уж если сижу с Литературой на кухне и чищу котлы, может, попаду с ней и на бал. Современный критик, конечно, должен быть менеджером. Но лучший критик не сидит в офисе тусовки. Он – коммивояжер. На встречу с ним и надеюсь. Любое коллегиальное решение, направленное на сохранение или спасение чего-либо, - есть общественный договор. Любое коллегиальное решение, направленное на приобретение чего-либо, - есть сговор. Вручение любой премии есть результат сговора. Деньги и Престиж прекрасно размножаются делением, но если премии удостаивается действительно собственно произведение Литературы, то это произведение можно считать жертвой сговора, потому что это значит: мир усомнился в том, что оно – Литература, и признал, что оно - Престиж и Деньги. Впрочем, и это сомнение, как всякая клевета, не уничтожит солнца истины, а только затмит его на некоторое время. «Литература ли это?» - решает не согласительная комиссия, а каждый отдельный читатель. Разумнее было бы, если б было принято, что читатели перечисляют средства на счет любимого писателя (зрители – актера и т.д.) Чтобы престижно было лично материально помогать писателю, как, скажем, строить Храм Христа Спасителя. Это идеальная премия: потребитель (читатель) – любимому производителю (писателю) – Деньги и Престиж без отдачи или с отдачей в виде Престижа Мецената. А у нас: тусовка – производителю – Деньги и Престиж не то, что без отдачи, - а в рост. А потребитель читает фантики, в которые были завернуты Деньги и Престиж, плюется и говорит, что Литературы у нас нет. Но иногда и на фантиках этих бывает Литература.

1 ф Книга – это ТОВАР, ТОВАРищи! Мы часто сами не знаем, о чем говорим. Казалось бы, когда один утверждает, что Крупин и Личутин (например) – прекрасные писатели, а Сорокин и Рубинштейн (например же) – не писатели вовсе, а другой утверждает, что все ровно наоборот, они говорят о литературе как об искусстве, а если сказать более общо – спорят о вкусах. Ан нет. О, если бы мы действительно говорили о вкусах, даже когда мы сами думаем, что говорим о них! О вкусах не спорят, чужой вкус, несовпадающий с нашим, вызывает равнодушие как малозначительная часть чужой жизни, или презрение (дурной вкус), но никак не агрессию. Спорящие о литературе о товаре спорят. Раньше идейность затмевала идеальный мир вкусов. Теперь государственной идеей стал рынок. Понимаем мы это или нет, но литературное произведение теперь – это товар. А рынок мутнехонек бежит: играет на том, что нет ясности на этот счет в потребительских головах. Кто-то стремится выдать товар, который в другое время и в другом месте назывался бы макулатурой, за литературу (тексты Марининой и Бушкова, например). Кто-то (и правильно, кстати, делает) – литературу за товар (переиздания, например, классики). Кто-то – товар за литературу, выдаваемую за товар («элитарный» «интеллектуальный», но модный, а, значит, общедоступный, Акунин). Возмущает возмущающихся не сам факт наличия творчества, например, Пригова, а то, что это «плохое» творчество прекрасно продается, а «хорошее» творчество, например, Юрия Кузнецова – не продается вовсе. И критики пишут о товаре, и дело не в них, не в их вкусах и идеях, а в рекламных службах, которые позаботились о том, чтобы их подопечная продукция попала в руки критиков, и чтобы критикам было престижно писать об этих произведениях. Так что возмущаться попусту – сделай товаром близкую твоему сердцу «хорошую» литературу – и продвигай ее на рынок. Разрекламировать можно все, что угодно. Разрекламировала же «Амфора» ту еще по «интеллектуальности» серию «Наша марка». Когда начался раздел книжного рынка, многие предпочли это не заметить, продолжали говорить о «духовности», вяло определяя через это туманное как утро понятие национальную идею, противостоящую идее рыночной. Не успели даже как следует сформулировать – проиграли. Но не заметили. Война была объявлена или, по крайней мере, началась. Те, кто решил быть над схваткой, теперь возмущается, видя врага в родной хате. Не исключено, что уже поздно, но не исключено также, что еще возможен передел рынка, и возможна смена литературной моды, и не «Барона Утгерна» с базара понесут, а Крупина, Личутина…. Но для этого надо всерьез заняться издательским, торговым и рекламным бизнесом. Хотя… подозреваю, что воздушные шарики продаются лучше, чем вериги. Стихи Рубинштейна – это шарики! А Кузнецова – вериги…. Разве что пользуются спросом специальные вериги для садо-мазохистских игрищ. Но такие уже есть, -- это «Голубое сало». Читать тяжело, но забавно. Так что не знаю, не знаю, что надо сделать, чтобы «шарики» не пользовались спросом. А! Надо, чтобы потребитель жил хуже, и забавность, ирония, шутка, игра его раздражали и бесили бы. Всякие эти «забавы взрослых шалунов» Пелевина, Яркевича….. Я понимаю тех, кого возмущает, что «не серьезная» на их взгляд литература, стёб, лишенный «глубинности», оплачивается гораздо лучше, чем «серьезная», реалистичная, о глубине, корнях, и о корнях в глубине. Но тут нет заговора и злого умысла. Так сложился рынок, и никто не виноват, что, когда он строился как домик из кубиков, кто-то свои кубики туда не принес, и теперь не знает, куда приткнуть. Книга – товар. Рынок – война. Оружие книги – реклама. Снаряжение - товарный вид. А разговоры (статьи, премии, презентации) – часть рекламной компании. То есть продуктивно хвалить свой товар, а не бранить чужой. Ругаться уже смешно. Мысли же о духовности надо записывать в дневники, с тем, чтобы потом издать их в соответствующей серии.

11 января В «Песне Песней» больше всего поразил эпизод, в котором милицейский патруль ночью избил и ограбил женщину. «Встретили меня стражи, обходящие город, избили меня, изранили меня, сняли с меня покрывало стерегущие стены»

…«Ветреная Геба, кормя Зевесова орла, громокипящий кубок с неба смеясь, на землю пролила» В молодости я думала, что гром, который грохочет, как бы смеяся и играя, это и есть девичий смех Гебы

02 нбр. У Шекспира все униженные гордецы становятся шутами, приближаются к шутам или притворяются шутами, сумасшедшими. Гамлет, себя ради юродивый, Лир, Тит Андроник…. Не скрывать свое унижение, а понести его, афишируя, как честь. Собственно, честь – это отношение ко всему, что с тобой происходит, как к чести. Честь бесчестья. Не прятать лица.

30 октябр. Мне приснились первые строки «Гимна ФСБ»: «У нас в стране – свобода слова: Кого хотим, того и словим»

13 сентября Что вызывает счастье: вечерний отказ от твердого решения поработать, тяготившего меня весь день. Я благодарю Бога и иду гулять. Если же я решила погулять вечером с утра, то иду без особой радости, и даже, может быть, поленюсь пойти, а сяду за работу и буду сожалеть, что не села раньше, вместо этого готовясь к прогулке. Счастье возможно только во внезапности. Гуляние бывает двух родов: разнузданное времяпрепровождение с А, чаще у него дома, и сдержанное с В, К, У, Ч, И, Г в любых комбинациях, чаще в ОГИ.

..Современная маргинальная литература «о гадостях» – Сорокин, Баян Ширянов, Михаил Елизаров и пр. – прямое продолжение темы «маленького человека» Раньше он был маленьким из-за социального угнетения и умственной отсталости (буквописец Башмачкин), а теперь из-за психических отклонений, из-за того, что извращенец и моральный урод. Прежний маленький был прежде жалок, а потом смешон, а нынешний наоборот, из-за развившейся – от Гоголя, от Пушкина – иронии. Что не иронично, то не актуально, пафос отдыхает, учимся улыбаться в лицо врагу, понимая, что каждый сам себе враг. Что не было так тотально немного раньше, когда нравственное здоровье контролировалось то Церковью, то социализмом. Когда оно не контролируется никакими идеями, поддерживаемыми известным аппаратом насилия, включается механизм самосохранения и появляется самоирония. Верующий не смеется над своими религиозными чувствами, ему и не надо. А я как читатель узнаю себя в лирическом герое Льва Рубинштейна, «это я в трусах и в майке под одеялом с головой бегу по солнечной лужайке и мой сурок со мной». Вы с меня смеетесь, говорите, что это не поэзия (перешла я на вы с гипотетической аудиторией), а просто шутка. А я и сама не человек, а просто шутка. Когда ориентиров нет никаких, остается только улыбаться себе и друг другу. «От улыбки станет всем светлей» «И под божественной улыбкой, уничтожаясь налету, ты полетишь как камень зыбкий, в сияющую пустоту…»

5 сентября На открытии очередной книжной ярмарки я оказалась в первых рядах и видела, как милиционеры проводили операцию по обеспечению безопасности премьера Касьянова, который ярмарку открывал. Они называли Касьянова «Алмаз» и говорили по рации: «Сокол! Сокол! Внимание! Готовится высадка Алмаза!» – то есть Касьянов сейчас выйдет из машины. Я шла по коридорам между книжками, а навстречу мне шли знакомые, знакомые, знакомые…. Как будто из конспекта моей судьбы вырвали страницы и перемешали их. Это напоминало рассказы о посмертных приключениях: тоннель и знакомые души говорят тебе: «Здравствуй, здравствуй…»

7 сентября

Неужели же ничего не интересно, кроме неадекватности? Я была на «Всероссийском Конгрессе в поддержку чтения». Девиз славянской вязью: «Сохраним духовность России!» Целый день заседание в Мэрии. У мероприятия был пафос утраты, направленный против логоса рыночных отношений. Идеологам конгресса хотелось бы, чтобы он превратился в плач: «Гой, ты, русское чтение! Уже за компьютером еси!» Многих почему-то беспокоит участь бездельников, которые раньше от нечего делать читали, а теперь играют в компьютерные игры. Однако участников было слишком много, у всех были свои представления о проблематике, и поэтому концентрированного плача не получилось. Получилась, как всегда, трагикомедия. Трагическое начало вносили библиотекари и учителя, которые пытались говорить о своих конкретных проблемах, например, о том, что в сельской библиотеке библиотекарши от руки переписывают книги, но их не очень слушали, поскольку это не глобально, частные случаи, а решения должны были приниматься Общие. Кое-кто выступил вполне здраво, как Резонер. То есть были соблюдены не только единство времени, места и действия, но и набор персонажей был стандартным. Алексей Симонов, председатель Фонда защиты гласности, призывал «убрать барабаны» и всячески дезавуировал пафос конгресса, Нина Сергеевна Литвинец, начальник Управления издательской деятельности и книгораспространиения МПТР вообще обессмыслила конгресс, поскольку из ее выступления стало ясно, что «все его предложения словно списаны из федеральной программы». Вице-мэр г. Москвы Валерий Павлиныч Шанцев Конгресс одобрил, поскольку Москва – город не только порока, но и барокко, и каких только диковин не одобряют московские чиновники, но все-таки выражал легкое недоумение: «Это все равно, что конгресс в поддержку дыхания…». Ну, в самом деле, не все ли равно, как зрение портить. Однако идеологи тотчас развили сановную мысль: «Чтение – это дыхание ума!» В зале поставили микрофоны для того, чтобы рядовые участники вносили свои предложения. Белобородый старичок, который ходит на все официальные мероприятия, связанные с книгами и издательской деятельностью и проповедует там Слово Божие, тотчас заблокировал один микрофон. Он выступал в поддержку чтения Библии, и не понимал, почему его микрофон намертво отключили. Когда голосовали решения конгресса, все участники были единодушно «за», а один -- «против». Это был обиженный проповедник. Потом он приставал к Приставкину и требовал дать ему номер телефона. «Я выслушал вас вчера на заседании АСКИ!» – в отчаянии кричал экс-председатель комиссии по помилованию. Сергей Николаевич Есин, ректор Литинститута, привык читать лекции и поэтому мыслит блоками по 120 минут, тогда как регламент был 20. Есина умоляли прекратить выступление, но отключить микрофон, как белобородому старичку, не решались. Среди прочего Сергей Николаевич с возмущением рассказал такую историю: «Пришло мне письмо из Министерства печати. С печатями, на гербовой бумаге. Приглашают в Большой театр на открытие книжной выставки. Все там есть – нет одной мелочи: билетов в Большой театр. Ладно, думаю, пойду, все-таки Министерство приглашает. А без билетов не пустили! Ладно меня так «пригласили», кто я такой, но и Анатолий Приставкин, действительно уважаемый человек оказался в таком же положении! Больно и обидно! Такова цена министерских приглашений!» «Письма до конца читать надо, -- сказала Нина Сергеевна Литвинец. – Там было написано, что если вы хотите пойти – подтвердите свое участие и закажите билеты по такому-то телефону. Это мероприятие слишком дорогостоящее, чтобы билеты рассылать, не зная, пойдете вы или нет» Ну, а девиз Союза издателей и распространителей печатной продукции звучит как принцип высокой эротики: «Действовать во благо и вопреки, а главное – навстречу друг другу» Да, прав был Гераклит с одной стороны: «Полемос – отец всех, царь всех». Ну, а с другой – ничего ведь не изменяется…

20 августа

Менделеев изобрел сорокоградусную водку, вот его зять Блок и спился. Вот так держать в одной семье двоих великих членов.

"Парень с девицей торгуется, просит цену надбавлять" -- вот парадокс российского рынка. Не прибыль главное, а понты, поцелуи...

25 июля Мы сидим с А. Он говорит: «Отношения между мужчиной и женщиной должны быть гармоничными. На самом деле дискриминируются оба пола: мужчина ОБЯЗАН зарабатывать деньги, а женщина ОБЯЗАНА его обслуживать. А я, может, не хочу работать, а ты, может, не хочешь заниматься хозяйством. Но общественное мнение на нас давит. Та же реклама. Если стиральный порошок или маргарин – то женщина, а если показывают мужчину, то он обязательно в белой рубашке спешит в офис или уже весь в делах. Может, я хочу лежать дома, и все равно чувствовать себя полноценным мужчиной, а ты хочешь работать и делить со мной деньги!» Я говорю: «Я с тобой полностью согласна. Но прав был академик Павлов. Он исследовал мозг носителя русского языка, и обнаружил, что, поскольку русский язык такой сложный, мозговой центр, отвечающий за речь, у русского человека гипертрофирован, за счет подавления других центров. Русскому человеку гораздо важнее говорить, чем что-либо делать. Более того, речь расценивается как поступок, и даже как самый главный поступок, заменяющий остальные поступки. Ан это не так» «И что ты хочешь?» – спрашивает А. «Не знаю! Я ведь тоже носитель русского языка. Да и сам Павлов как носитель ничего не предложил» Так поговорили и разошлись. Я пошла в клуб ОГИ, а А. взял банки и поехал к маме, чтобы она налила в них суп на неделю.

22 июля

«Будосёсинсю» – это по сути КЗоТ. Причем у трудящегося нет никаких прав, кроме одного – умереть за работодателя. Быть рабом клана гораздо почетнее, чем вольноопределяющимся рёнином. Бусидо – прекрасная национальная идея, защищающая (как и всякая другая национальная идея) интересы держателей капитала (государства, или частных лиц, не важно). «В ситуации «или – или» без колебаний выбирай смерть», «Почетнее умереть за хозяина, чем победить врага», сепука… Все это лично у меня вызывает уважение, а не вопрос «какого черта?», потому что взамен предлагается экзистенция: самурай живет «сейчас», он «должен свести воедино «сейчас» и «то самое время»», смотрит на жизнь из смерти и поэтому, собственно, Живет. Религиозные идеи тоже хороши --- будешь служить хозяину как Богу – славно заживешь после смерти! Мне понятен пафос Маркса – Ленина в этом отношении. Коммунизм – тоже хорошая идея: будешь хорошо работать – славно заживут твои дети. А в последнее время трудовые отношения регулируются каким-то развратом: мало того, что предоставь работу, еще и плати, и льготы обеспечивай! А то сейчас тебе профсоюзы, сейчас тебе стачки-забостовки! Позор бастующим самураям! Профсоюз вассалов – это заговор мятежников. Царства Божия на Земле захотели! А утробы-то ненасытные! Кажется, что общественные отношения, построенные не на метафизике, а на физике, обречены на провал. Пока трудящиеся не начнут жить хорошо, они не начнут и работать хорошо. А начнут жить хорошо – перестанут работать вообще. Зачем, если можно жить на пособие, или крутить деньги в банке, или сдавать в аренду свою собственность. Свой труд, фактически, свою жизнь, люди охотно продают только за «насыщение духовностью» своей жизни. Вот бы принять бусидо в качестве нового трудового законодательства… Увольняешь человека, а он себе делает харакири… Шахтер идет в баню с деревянным отбойным молотком, как самураи мылись с деревянными мечами, чтобы не терять боевого духа… Ни тебе пьянства… Самый большой промах демократизации: отучили любить начальство в принципе, вне зависимости от его качеств.

21 июля

Процентов 10 потребителей того или иного продукта (и то, если захотят), может, и поймут, в чем его «идея», а остальные воспринимают форму подачи, и строят свое отношение к продукту в зависимости от своего отношения к форме подачи, т. е. к рекламе. Это понятно. Но когда видишь что-нибудь несусветное, думаешь: специально производитель рассчитывает на такую диковинную аудиторию, или это случайно получилось? Вот, например, газета «Завтра». Ничего плохого ведь нет в патриотизме, и идея коммунизма имеет право на существование среди прочих идей, но, глядя на фанатов этой газеты, думаешь, что патриоты и коммунисты – люди с психическими отклонениями и нервнобольные. Так дискредитируются идеи патриотизма и коммунизма, а ведь жаль. И понятие «русский народ» дискредитируется. И не значит ведь, что все эти несчастные – коммунисты и патриоты. Они сблизились с этой газетой по признаку невменяемости. Ведь что такое «Завтра» по форме подачи? Под флером бреда (см. афоризмы из рубрики «Агентство дня» и картинки на первой полосе, изображающие, как правило, каких-то монстров) ушаты агрессии выплескиваются на какого-нибудь врага. Эмоции превалируют над мыслью, хамство выдается за юмор. Неприятие какой-либо точки зрения переходит в антипатию к ее носителю, т. е. такая логика: «Бога нет!» «Сам дурак!» Логика, свойственная закомплексованному человеку, неуверенному в своей правоте, потому что, как известно, человек начинает горячиться в споре, когда в правоте своей не уверен. «Завтра» все время горячится и кричит. И во всем виноват кто-то Чужой: он уйдет, и я стану умным и красивым. А прогонит его кто-то Большой, когда придет. Позиция, очень удобная для неполноценности. Ведь стоит только осознать свою неполноценность, и ее уже станет меньше. Но никто не хочет осознать ее. Психоаналитики помогают пациентам сделать это. «Завтра» помогает больным этого не делать. А патриотизм тут не при чем. Помню, я по долгу службы была как-то на вечере «Завтра». В ЦДЛ ломится толпа фанатов. Многие без билетов, зал уже переполнен, поэтому не пускают. Толпа настроена по-боевому, решительно, читают стихи о Родине, аплодируют, поют «Белла, чао» на языке оригинала, «Варяга», «Приморье, Белой армии оплот»… (Это нормально, с песнями штурмовать заведение, даже если очень хочешь попасть?) Наконец пустили. Зал действительно забит, в фойе как на вокзале, сидят старухи в верхней одежде (в гардеробе мест нет), на лотках продаются кассета «Песни о Сталине», газета «Я – русский» и книга «Майн кампф». Из зала доносятся завывания (читают стихи), перемежающиеся речами ораторов. Вкус – черта, присущая развитому интеллекту. Дурной вкус – признак неразвитости или умственных отклонений, откуда и завывания. Проханов выступил с размахом Уитмена. Он сказал что-то вроде, но гораздо пространнее: «Я считаю себя носителем красного смысла, я чокался с Шолоховым, который стоит всех наших электростанций, мой вертолет зависал над взрывающимся Чернобылем, я был на Байконуре, когда приземлился «Буран», я трогал его, он был еще теплый от сгоревшего космоса, когда брали Парламент, на моих руках умирала раненая женщина, я воевал в Чили и Никарагуа, я был в центре ГКЧП и не знаю, почему они не поставили мою подпись под своим обращением к народу, ведь это я его сочинил, я провожал их в тюрьму и встречал из тюрьмы, и я ни разу не усомнился в величии красного смысла" Уж не диверсант ли он, если действительно был в эпицентрах вышеозначенных катастроф? Зиновьева, который говорил, по своему обыкновению, что-то парадоксальное, а не однозначно-прямолинейное, как хотелось бы слушателям, зашикали, посвистывали, но говорить давали, а когда Лев Аннинский сказал: «Я не делю людей на демократов и коммунистов», его освистали: «Еврей! Еврей! Не хотим тебя слушать! Уходи! Кто тебя сюда пригласил?!» Аннинский опять сел в президиум. Я его люблю, он напоминает мне Чацкого, который не сдается. Людей «Завтра» объединяет только страх перед жизнью: им все равно, «Россия для русских» или «даешь Империю \ СССР», социализм или коммунизм, они не хотят слушать тревожных прогнозов (Зиновьев пытался пугать), они хотят, чтобы им сказали: «Россия всех победит, у нее великое будущее. И у вас, соответственно, тоже. Почему победит? Потому что у нее великое прошлое!» И не важно, какое – святой царь или твердая рука Сталина. Они ничем не отличаются от слабейших чад Матери Церкви, это Ее клиенты, «малые сии», и, возможно, тем, кто предложил им эту агрессивно-сумбурную альтернативу, на том свете достанется. Фактически, это сектанты. Зачем эта секта нужна господам издателям? Отвлекают людей – кого от Церкви, кого от лечения. И, как жупел отпугивают тех, кто мог бы интеллектуально поддержать коммунизм и сопутствующие идеи.

15 июля. Так бывает: бутылочный осколок блеснет на солнце – и создаст праздничное настроение на весь день. Читаешь книгу – и какая-нибудь незначительная деталь врежется в сознание, и отношение к этой детали определит в итоге отношение к книге. Сон Анны Карениной, в котором мужик приговаривает по-французски и грассирует, а потом Корней говорит: «Родами умрете, матушка», показался мне достойным пера Владимира Сорокина, например. И с тех пор сколько бы я ни пыталась перечитать этот роман – все время жду, что из-за угла следующей страницы выглянет сорокинский сюр, бред, неприличие. Анна мысленно раздевает даму и видит ее безобразие, думаю: «ага, сейчас начнется!» Каренин с няней обсуждают «молочность» (слово Толстого) кормилицы, глядя, как она кормит, я тоже думаю: «ага, сейчас гайморовы пазухи…». Но нет. И давят Анну не интересно, не по-сорокински. И подсознательно чувствую себя обманутой каждый раз, как полистаю «Анну». А все из-за одного бредового сна. Зачем же мужик по-французски-то? Или «Отцы и дети». Там у Кати «большие прекрасные руки» (слова Тургенева), в которых Анна Сергеевна даже видит препятствие к ее замужеству и поучает: «У тебя ЕЩЕ такие прелестные ножки! Так надо ножками брать!», (то есть ПОКА они еще прелестные). Еще у Кати «пушок на всем лице» и «беловатые кружки на ладонях» (то есть она не просто смугла, а мулатка или негритянка?) Николай Петрович говорит своей Фенечке: «Ты бы чаще купалась». У самой Анны Сергеевны «толстый нос» и «нечистый цвет лица», сама она в 28 лет все время называет себя старухой. И все хваленые «тургеневские женщины» на самом деле таковы. Тургенева умиляют их физические недостатки. А у читателя складывается впечатление, что они прекрасны, воздушны… Тургеневские, одним словом. А им еще купаться, да умываться, да руки мыть, чтобы «беловатые кружки» в глаза не бросались. А вообще Кирсановы жили в Марьино… Теперь уж там Москва.

13 июля Изучая прессу на Юза Алешковского: Если хотят поругать, пишут: «нецензурно». Если хотят похвалить за это же, пишут: «неподцензурно»

8 июля Творческая страсть, возможно, не притупляется с годами, если какие-нибудь другие страсти притупляются. Писательница Гурьева-Смирнова 97-ми лет.Полуслепая, скрюченная полиартритом, брошенная родственниками одна в квартире, если не считать полчища тараканов, а также жильцов и благотворителей. Последних и предпоследних Г-См выводит также яростно, как они – тараканов, а потом снова заводит и тех и других и третьих. Она в глубоком маразме, и даже трудно поверить, что она вовсе не разрабатывает те хитроумные действия, которые ей внушают инстинкт самосохранения и воля к жизни. Все, что она может, это запоминать наизусть номера телефонов (однако! я не могу) и часами пытаться дозвониться, на ощупь попадая нечувствительными пальцами в отверстия диска. Если Г-См дозванивается, она заставляет людей делать то, что кажется необходимым ее безумию. Она находит жильцов и изгоняет их, находит добровольных помощников и порабощает их, нашла каким-то образом еврейскую благотворительную организацию (Г-См не еврейка, а дочь сельского священника), и теперь какая-то Роза Израилевна дважды в сутки приносит ей суп. Несколько лет назад меня в редакции из благотворительных соображений попросили написать заметку о графоманском романе 95-летней писательницы (не менее графоманском, чем книги, написанные ею в 40 лет), что я и сделала. Г-См дозвонилась до редакции и убедила сотрудника дать ей мой номер телефона, хотя я, все это предвидя, просила его этого не делать. Дозвонилась до меня и, хотя я и зарекалась, уговорила меня навестить ее. Потом уговорила помочь ей написать окончание романа «Белая доха во мге России», т. н. «Рассказ о последней главе». Несколько лет я раз в месяц или два приезжала к Г-См, и то расшифровывала ее каракули, то писала под диктовку. Я думала, что она помрет или окончательно потонет в маразме, а я сохраню для себя кредо доброго, снисходительного человека. Но рассказ все-таки был закончен. Сколько раз я глядела на ее номер на определителе и считала гудки.20, 30... Дождавшись отбоя и не выдержав самоощущения сволочи, по прошествии какого-то времени перезванивала. Теперь Г-См хочет издать 8-мистраничный рассказ брошюрой, и даже договорилась с типографией. По рассказам других ее друзей, она хочет, чтобы это была белая славянская вязь на черной бумаге. Деньги у нее есть – она выбивает себе в СП разные стипендии и дотации. Если верить Г-См, она договорилась с директором типографии, что он пришлет к ней человека, который возьмет «материал и деньги». Я считала себя освободившейся, но не тут-то было. Г-См хочет то, чтобы я встретилась с типографом, то, чтобы что-то там дооформила. Я столько раз отбивалась от нее в последнее время, что позвонила сегодня узнать, как ее дела ради «зачистки совести». У Г-См была правнучка (родственники стали появляться ввиду благотворительной организации), она читала рассказ Г-См и делала замечания. «Вы срочно должны приехать! В таком виде это нельзя сдавать в типографию! Это безобразно! Это ваши ошибки, которые необходимо исправить! – завопила старуха – Дела?! Все ваши дела ничтожны по сравнению с этим!» Я дала ей понять, что если заеду, то не скоро. Далее Г-См восхищала меня своей волей почти в течение часа. Она мастерски использовала все способы воздействия на человека. Она быстро поняла, что простое давление не проходит, и стала убеждать, что мне это необходимо. «Вы в ничтожестве! Появление вашего имени рядом с моим – большое достижение! Знакомство с директором этой типографии может быть очень полезным для вас, и неизвестно, как это отразится на вашей судьбе, если вы предстанете перед ним неблаговидно! Это очень важный человек» – перешла к запугиванию. Затем стала взывать к чувству долга: «Он сказал: Она ДОЛЖНА это сделать! Она должна закончить! Это ее долг литератора!» Что может сравниться с долгом?! Вы попали в «Московский литератор» через меня, а туда попасть очень не легко!» Перешла к лести: «Это очень большой серьезный материал, вы с таким раньше никогда не работали, и ничего страшного нет в том, что там остались маленькие недоработки. Их будет очень легко исправить, вы, с вашим талантом и опытом с этим справитесь за полчаса. Вы мне очень помогли, я даже думаю, что это ваш материал, и можно поставить под ним одну вашу фамилию. Для меня главное, чтобы он просто вышел» Наконец – мольбы: «Мне очень плохо, я боюсь, что не дождусь книги, а директор типографии уезжает в отпуск, и все откладывается на неопределенное время!» Мне стыдно заставлять старуху умолять себя, и я соглашаюсь приехать во вторник. Она тотчас успокаивается и прощается тоном божьего одуванчика. Я думаю, что такое чувство человеческого достоинства, которое не позволяет мне послать старуху, но позволяет испытывать к ней неприязнь. Меня восхищает ее воля, которая превалирует в ней над достоинством, всегда выбирающим смерть. Г-См из тех, кто выживает. Разумное животное, бездарное и одержимое творческой страстью. Она благодарна мне, пальцем к ней не притронувшейся, неизмеримо больше (считает, что я помогаю ей из карьерно-тщеславных соображений), чем девочке Тане, которая единственно из христианского милосердия ходит за ней, и нещадно эксплуатирует Танино милосердие, не считаясь с ее делами. Притворяется, что уважает мои дела (впервые сегодня высказала презрение). Она презирает всякую слабину, будь то даже жалость к ее бедственному положению, и уважат только тех людей, которые повели себя с ней жестко. Когда я подарила ей на Новый год чашку, она заплакала не от умиления, а от того, что не может мне отплатить тем же.

6 июня. Пушкин -- это наше всё, а евреи -- наше всё остальное

20 мая Была я на выставке австрийского художника Фукса! СумасшедшиЙ ОН. Но понравились мне ошибки, сделанные неизвестной рукой в названиях картин. Самсон там сражается с филистерами, а не с филистимлянами, Адам КаДмон ---- КаЛмон. А ведь я, наверное, точно так же безграмотна в живописи.

17 мая В РГБ мне (как и всем прочим журналистам) подарили ручку "Паркер", только открываешь коробочку, а на самой ручке написано почему-то "Verbatim". То есть от «Паркера» только футляр. Это как-то характеризует фирму «Verbatim», которая переводит на электронные носители библиотечные фонды, для нас бесплатно, но собирается за 5 ближайших лет вернуть свои инвестиции, потому что "внешние пользователи" будут читать электронные книжки за денежки. То есть они будут продавать нашу информацию, зато мы сохраним в чуланах РГБ еще лет на 100 несколько тонн старой бумаги и пыли. Думаю, со временем старые книги вовсе выйдут из обращения и превратятся из бытовых предметов в роскошь. Электронные книги и бумажные будут соотноситься так же, как соотносятся деньги и их эквиваленты в золоте. Старые книги точно вырастут в цене, а новые будут издаваться очень скверно, чтобы быть дешевыми и хоть как-то конкурировать с электронными. Или же будут издаваться сразу как библиографические редкости. Книги разделятся на «богатых» и «бедных», и между ними будет пропасть, заполненная дискетами, дисками и распечатками. Появятся новые технологии переплета для распечаток. Принтер-переплетчик, комбайн. Читая на компьютере мы читаем, фактически, свиток. Но ведь уже был прогресс от свитка к тетрадке. Впрочем, вдруг это эволюция пошла по ложному пути.

14 мая О плагиате. Есть такой Саша Гробов, живет на остановке «Митинское кладбище». По работе бывает в Сирии. Утверждает, что принял там Ислам, но сделать обрезание не дался (так он говорит). Знает арабский и даже переводит с арабского стихи. Однажды он прочитал вслух свой перевод. Первая строчка перевода выдавала в авторе человека одаренного, вторая была гениальной, а остальные – графоманскими и безграмотными. Первые две строчки звучали так: «Над седой равниной моря Буря мглою небо кроет» Я подумала, что специально, и похвалила интертекст. Саша обиделся и сказал, что строчки – его, а перевод – дословный.

10 мая Власть ассоциаций бывает губительна. Одна тётенька написала книжку о сестрах Брик и назвала ее «Три расплющенных тополя», имея ввиду три изломанные судьбы. Так вот отозвалась в ее сознании Плющиха. А в школе у нас учился Боря Тынский, которого ученый учитель литературы подозревал в воровстве, как когда-то подозревали Баратынского. Отодрав на днях стенку старого шкафа с целью выбросить, я кое-что нашла. Во-первых, книжку «Тёма и Жучка». Это была моя первая книжка после букваря, которую меня заставляли читать. Я ее ненавидела и прятала. И вот однажды спрятала хорошо – на 22, собственно, года… И вот выбросила, наконец-то, с омерзением. Другая находка датируется 86-м годом и относится к периоду моей первой любви. Я тогда написала на маленьких бумажках «Н+С=Л» и попрятала эти бумажки по всей квартире. Их было очень много – мне хотелось что-то сделать глобальное во имя любви, и я не поленилась так много написать, и еще я так и думала тогда, что буду с годами эти бумажки находить и, полагала я, чувство будет вспыхивать с новой силой. Эти бумажки и в самом деле находились довольно долго при ремонтах и уборках, но эта – первая за последние лет десять. Она выглядела не менее противно, чем книжка, вся в пыли веков, но я была тронута и даже не выбросила ее. Действительно вспомнила рыжего мальчишку. И как я плакала, когда он подарил мне на День рождения книгу – «Русские народные сказки». Я тогда поняла, что он меня не любит. Уже не обольщалась.

22 апреля Удивительно, если Станиславский не был алкоголиком. Я была в Малом театре. Показывали "Царя Бориса". В классической русской игре любой аффект выражается так, как аффекты выражают пьяные люди, даже не просто пьяные, а алкаши. Узнаваемая эмоциональность алкоголиков. Разница только в большей координации движений, артикуляции и отсутствии блевотины, -- при наличии симуляции рвотных позывов. Царь Борис чего стоил. В начале пьесы он был трезвым, но с похмелья -- это символизировало тяжесть шапки Мономаха и гос. думу на челе. По ходу действия его мучают глюки -- белая горячка дает себя знать, он устраивает пьяные дебоши, а под конец просто отрубается и валяется по сцене как бомж по вокзалу (т.е. умирает -- умер. Инокиня Марфа, свихнувшийся принц Христиан особенно, он так явно пьянеет, то есть сходит с ума по замыслу, его мутит, как бы рвет -- царевич и царевна держат его в это время под руки...Ксения бегает и визжит в пьяной истерике.Да и все хороши. Но на поклон выходили трезвые актеры: или дублеры основного, наклюкавшегося состава, или же актеры просто изображали пьяных по системе Станиславского. Ко второй версии я склоняюсь. Гениально было бы поставить эту пьесу в ЛТП.

13 марта Чем хуже обстоят дела с религиозностью в обществе, тем лучше, интереснее, богаче в нем детская литература. Человеку необходим миф как бесхитростное тело, в которое как тайный дух вселена его философия. Чтобы всегда можно было сказать: это только сказка, шутка.… А в религиозных сообществах готовая мифология обрушивает свои телеса на желающих выразить свой духовный дидактический опыт, панически прикрывая его художественностью, как аристократ – свой завтрак.

7 апреля Как наша литературная жизнь, как то: выступления писателей, дискуссии и презентации книг и проектов, анекдотична. Это забавляет, но ведь каждый знает, как трудно прочитать брошюрку анекдотов, даже в электричке.

В клубе выступают поэты. Публика: вот – толстожопые очкарики(я не исключение)-- занимаются творчеством, много сидят.Вот у дуры умное лицо. Это так часто бывает… (я опять не исключение). Все стихи очень похожи, их мог бы написать один поэт, -- есть похуже, есть получше. Мы сейчас любим сочинять стихи, потому что в моде «легкое» стихосложение. Можно сразу писать, не учась овладевать формой. Даже не сонеты современные стихи, ох, не сонеты… Нескладушки-неладушки уже не бьют автора по макушке, а сворачиваются на ней в лавровый венок. Надо только, чтоб было странно, как будто автор писал, засыпая, и\или забавно – слово матом вставить или что-то, похожее на шутку, как похожи на шутку сводные результаты буриме. Вот девочка читает, не плохие, звезды от ламп в очках загораются, руки с листками дрожат, как некогда у Янаева, а ее мальчик в зрительном зале камлает – покачивается, шепчет… Последние несколько веков литература не предназначена все-таки для восприятия на слух – память уже не та, да и литература не та. Чтобы воспринять текст всерьез, его надо читать-видеть. А публичные чтения похожи на то, как если бы художники проносили перед зрителями свои картины. Картины все-таки фиксировано висят. Зритель может их «читать». Присутствие при публичном чтении литературных произведений есть не потребление продукта «Литература», а участие в акции, рекламирующей этот продукт. Выступления писателей – это рекламная акция. (Я не говорю о выступлениях актеров, присутствуя на которых, мы потребляем продукт «Актерское мастерство»). Литература – самый рекламируемый продукт ХХ века, а, может быть, и смежных веков. Мы не замечаем, что выполняем функции массовки на съемках рекламного ролика, когда идем, например, слушать стихи. Мы думаем, что приобщаемся к литературе, к литературной жизни... Реклама славится своим пафосом – и Выступления Писателей – тоже. Мы идем лицезреть Самого, Писателя, слушать, как Он, Сам, Читает. Мы идем обеспечить деловым людям дневную выручку. Может быть (не факт, многим достаточно Слушания), мы приобретем книгу. Может быть, хорошую. Хотя, чтобы приобретать хорошие книги, не обязательно зырить на их авторов. Мы не любим рекламу стиральных порошков… Литература – круче стиральных порошков, но реклама литературы хуже рекламы порошков, потому что рекламную порцию продукта мы принимаем за сам продукт. Но как я люблю литературных агентов, промоутеров, координаторов проектов… Они подчас талантливее тех писателей, которых раскручивают… Потом я пошла на Вечер «из цикла» «Психология и литература: точки пересечения» Психологи читали доклады, а публика в основном состояла из литераторов. Литераторы возражали психологам, уверяли, что психологи ничего не понимают в их, литераторов, психологии, топали ногами и кричали с мест, смущая ораторов, некоторых даже прогоняли. Шквал протеста вызвал такой тезис: «Адекватное восприятие чего-либо требует таланта не меньшего, чем адекватное отображение чего-либо». Реакция публики показала, что литераторы не слишком талантливы в психологии, потому что адекватной реакцией на доклады было бы их спокойное прослушивание. А вот Презентация книжки княгини Г, итальянского кутюрье русского происхождения. Княгиня родилась в 1918 году, и ее мало что волнует из житейской суеты. А журналистам-то надо работать с материалом…. «Расскажите, как появился замысел книги? Когда Вы начали писать?» Княгиня: «Вы думаете, я помню?» «Как Вам Россия? Она сильно изменилась с тех пор, как Вы ее покинули?» «Не знаю, я покинула ее в возрасте двух лет» «Какая у Вас культурная программа в Москве?» «Никакой. Я плохо себя чувствую» «На Вас великолепный туалет. Вы сами его сделали? Вы всегда так шикарно одеваетесь?» «Этому костюму лет 20. Я уж и не помню, что валяется у меня шкафу. Моя приятельница там покопалась, вытащила это…» Если бы не бойкий рекламщик, который отвечал за свою подопечную писательницу на вопросы типа «а о чем книга?» (сама она на такие вопросы не отвечала), презентация бы мне понравилась. Княгиня мне угодила, дай ей Бог здоровья: она была единственным живущим человеком среди притворяющейся сволочи (я не исключение....)

19 марта

Все-таки сомнение -- очень симпатичная черта. Искренне сомневающемуся в своей правоте человеку я, наверное, могу простить все. Как-то я брала интервью у главного редактора литературного журала "Октябрь", 70-летнего Анатолия Ананьева, который пишет исторические труды про рюриковичей. Разговорились за чаем. "Жизнь прошла как один день, -- рассуждал Анатолий Андреевич. -- Я вообще-то специалист по техническим культурам -- свекла, табак... А вообще я, наверное, математик. В школе по математике у меня одни пятерки были, а по русскому и литературе -- тройки... А вот если бы я остался на заводе -- сейчас был бы главным инженером.." Он так грустно это сказал... Я стала утешать: "Вы и так почти главный инженер... человеческие души... Хорошо ведь быть главным редактором!" Но Анатолий Андреевич был неутешен, только все повторял: "Неизвестно, как было бы лучше... Эх, неизвестно..." С тех пор я думаю о нем как о родном человеке

8 марта

Морганатический брак книги и сортира. Однажды в сельском туалете -- деревянный домик с дыркой -- в совхозе "Культура" Липецкой области -- я нашла обрывки какой-то книжки маркиза де Сада. А на станции Узуново продавали пирожки, заворачивая их в странички из "Войны и мира", изданной в режиме покет-бука. Мне попалась сцена, где Пьер чуть не убивает Элен. Люди, которые действительно читают книжки, не боятся оставлять их в туалете,-- на бачке, в ящичке для туалетной бумаги даже. А я поняла, что и это -- риск, когда однажды после чьего-то ухода обнаружила, что из читаемой мною книжки Кальвино -- про то, как все время пропадают какие-то страницы романа и бедные читатели их ищут -- выдраны-таки страницы по-настоящему. В квартире адвентистов я видела в туалете их богословские книжки, для чтения, конечно, просто демократично. А своей православной подруге я как-то сказала: "Никогда не забуду, как ты схватила "Илиаду" и побежала в туалет. Вышла умиротворенная, говоришь: "Освежила предисловие"". Подруга ответила: "С языческой литературой я в туалет хожу, а православную читаю вне туалета. Хотя не хочется, конечно, зря время терять, но даже Достоевского не беру -- там Бог часто упоминается". Одной деревенской бабушке я как-то в качестве человеческого эксперимента показала оглавление книжки рассказов Чарльза Буковски.Бабушка по слогам, шевеля губами, прочитала, очень обрадовалась,захохотала, подозвала своего малолетнего внука, дала ему прочитать, потом спросила, зачем печатают "такое хулиганство", и предложила эту книгу сжечь.

Тест опять......

Тест 7 марта 00.08

4 марта

Примета или пословица: На Радуницу Радуев радуется.

1 марта В каждом стихотворении Жигулина по 2-3, а то и 4-5 наименований растений. Да и вообще в русских стихах растения, особенно деревья, очень много значат, ассоциируются с понятием Родины. Песня: «Край родной такой любимый… То березка, то рябина, куст ракиты над рекой…» Мы – древляне. Поля, луга – ассоциация почему-то с весельем, с хороводами, деревья – с печалью. Ну, а в стихах превалирует печаль. Впрочем, «Песнь Песней» тоже ботаническая, что заметила Цветаева. Дерево – архетип печали, меланхолии, одиночества в социуме «Как бы мне, рябине, к дубу перебраться…» или просто одиночества: «На Севере диком…» Библейский виноград познания добра и зла превратился в дерево-яблоню… Дерево ведь похоже на человека со связанными ногами, и человека хорошего – деревья ведь приносят пользу.

24 февр Мой коллега по "Книжному обозрению" Лесин под псевдонимом Илья Петров написал заметку о книжке некоей Минкиной из Израиля. Мне почему-то (?)позвонила какая-то Блюмина и попросила позволения, чтобы Минкина прислала Лесину письмо на мой электронный адрес. Я разрешила. Письмо пришло. В нем Минкина сообщала, что она не Минкина, а Тойчер, и не писатель вовсе, а врач, и подозревала, что «у Ильи Петрова есть еще какое-то имя» Сегодня мне пришло письмо от некоего Александера, на имя некой Натальи Горло, с рассказом Минкиной-Тойчер для передачи его Илье Петрову. Рассказ о том же, о чем эта моя запись, только с израильской стороны и раз в 10 длиннее. Кончается полностью процитированной статьей Ильи Петрова.

16 ф Кто-то мне сказал (?), что геном человека (?) ничем (?)не отличается от генома дождевого червя (?)Если это так, то немного по-новому звучат строки, например, Державина: "Я царь -- я раб -- я червь -- я Бог!" И вообще же получается, что не случайно так много стихов о червях (чует ведь наше сердце!) И даже в Библии, про Геенну огненную: "Идеже червь не умирает" Забавно

12 февраля 01

На некоторое время мой компьютер был превращен в игровой автомат. Зависла игра. Я выключала, включала,выдергивала из сети, перезагружала, -- все равно была игра и больше ничего. От отчаянья я прошла уровень. Много думала о смерти. Мне казалось, что компьютер нужен мне, как никогда. На четвертый день пришел Ваня и все исправил. Но психологическая травма не прошла. Я стала бояться включать компьютер, стала его беречь. Что, если я неврастеник? Мне приснилось, что я засунула палец в дисковод и не могу вытащить. Впрочем, это не важно.

По пути на работу я встретила бомжа-джельтмена. Люди загородили мне дорогу, я притиснулась к стенке, чтобы их обойти, и столкнулась с бомжем. Между нами у стены стояла бутылка. Бомж сделал рукой широкий жест и сказал: "Ладно, бери ее!" Впрочем, и это не важно, ведь никто не знает, что я почти никогда не похожа на девушку, собирающую бутылки. Хотя в детстве я собирала окурки -- недавно нашла в игрушках баночку с окурками. Впрочем, это также не важно, потому что никто не знает, что я не курю, и даже в детстве не курила. В первом классе я носила портфель одному мальчику. Схвачу его портфель -- и бегу к метро. Мальчик за мной. Я, бывало, брошу портфель у входа в метро и убегаю, убегаю... Мальчик уехал в Из........впрочем, неважно и это. Видимо, мыслей-то у меня и нету

Тест