БАЕМИСТ ВТОРОЙ Эвелина РАКИТСКАЯ
ИНТЕРВЬЮ
Уважаемые конкурсанты и гости Тенет! Сегодня мы решили поговорить об издательских делах, и не вокруг да около, а совершенно конкретно, в связи с развитием нашего конкурса. Мы пригласили одну из московских издательниц, Эвелину Ракитскую. ЛАРИСА: Эвелина, осенью друзья посоветовали мне издать у Вас сборник стихов. Мы обо всем с Вами договорились, но по инерции я все же остановилась на предложении Александра Житинского (поскольку предыдущую мою книжку издал он). Меня заинтересовали различные условия, предлагаемые издательствами Москвы и Санкт-Петербурга. Авторов хватит на всех; хорошо, если б хватило также читателей. Мы не собираемся противопоставлять Ваши издательства, хотя некоторые исходные данные назову. Вы предложили мне издать тот же объем (220 страниц) на сто долларов дешевле, на месяц дольше; Вы обещали рекламу в Интернете, которой у “Геликон Плюс” нет (лично я прождала два года); То есть понятно, что плюсы и минусы наберутся у всех, мы остановимся не на них, а на издательской ситуации вообще, реальных планах и возможностях помочь конкурсантам. Расскажите, пожалуйста, об этом кратко, а потом мы к такой животрепещущей теме обратимся подробно. ЭВЕЛИНА: Мы делаем книгу за книгой, авторы не переводятся (не сглазить). Хотя я, конечно, понимаю, что без рекламы жить нельзя, но вот конкуренции я никому составлять не могу да и не хочу. У каждого есть свой круг авторов, своя "экологическая ниша." Все, кто занимается изданием малотиражных книг, — по большому счету энтузиасты. На этом много не заработаешь. Мы должны не конкурировать, а помогать друг другу, потому что привлечь авторов можно только хорошим отношением и человеческими ценами. Кстати, многие авторы уже стали понимать, что внешние атрибуты издательства – офис, например, берутся не из воздуха. Чтобы оплатить аренду офиса, нужно повышать цены на издания. Поэтому у нас офиса нет. Я вообще против этого слова – “бизнес” по отношению к себе. Бизнес – это когда у людей есть какой-то первоначальный капитал, какая-то материальная база, а главное – это другие цели. Цель бизнеса – умножать и преумножать капитал. А моя цель гораздо скромнее – зарабатывать не ежедневную жизнь честным трудом. По возможности – интересным трудом (хотя и тяжелым). Раньше мы были организацией с громким и непонятным названием “Гуманитарный фонд содействия культуре”. Под этим названием мы и начали в конце 1998 года заниматься изданием книг. С конца 1999 года мы называемся так: “Некоммерческая издательская группа Эвелины Ракитской”. Или сокращенно: “Некоммерческая издательская группа “ЭРА”... Некоммерческая, понимаете? В месяц нам приходится готовить к изданию по 3-4 книги. Это очень тяжело (если учесть, что в издательстве работают два с половиной человека). К тому же, нужно вести постоянную работу с типографиями: шевелить их, добиваться высокого качества печати. Ведь книга стихов или прозы, изданная маленьким тиражом — это не “покет-бук”, печатающийся на газетной бумаге... У нас всё должно быть так, что “комар носу не подточит” (и бумага белая, и склейка-сшивка качественная), а “покет-бук” может развалиться после первого прочтения — и никто не обратит на это внимания.... В принципе, те, с кем мы работаем, уже приспособились к нашим требованиям, хотя иногда случаются и неприятности. Но мы свои ошибки исправляем — любой ценой. Хотя бы потому, что если мы не будем этого делать, то впоследствии останемся вообще без заработка, – к нам никто не пойдет… Самое трудное — найти компромисс между материальными возможностями автора и его (и нашим) желанием видеть книгу как можно “шикарнее”. К тому же, не факт, что, скажем, твердый переплет, золотое тиснение или глянцевая бумага придадут книге больше весу... Важно издать книгу пусть скромно, но со вкусом. Однако еще важнее — не давить на автора своей “профессиональностью”, а предоставить ему полную свободу выбора в требованиях к внешнему оформлению книги. Ведь это тоже часть его творчества. Многие авторы, придя к нам, ждут, что на них (за их же собственные деньги!) начнут давить, как давили когда-то в советских издательствах... Когда этого не происходит, они начинают раскрываться... Конечно, мы обязаны что-то предложить, посоветовать, но окончательное решение — всегда за автором. Например, если автор хочет проиллюстрировать книгу своими рисунками, это в любом случае найдет наш отклик — даже если рисунки будут не совсем профессиональными. Я стараюсь своих авторов куда-то пристроить, “толкнуть в люди”... Ну, например, рекомендацию в Союз писателей дать (достойным). Многих привлекает уровень наших собственных стихов. Авторы всегда просят их почитать или подарить. Это и понятно, — ведь мы редактируем и помогаем составлять их книги ( конечно, если автор этого хочет). Многие авторы, издав книгу, не исчезают, а становятся нашими друзьями. Мы общаемся. Я пытаюсь устраивать вечера с их участием. В идеале мне бы хотелось, чтобы вокруг издательства образовался некий круг авторов. Во всем этом огромную помощь может оказать Интернет. Для этого мы с Сергеем Саканским и открыли журнал “Баемист” на Сакансайте. Мы помещаем развернутую рекламу уже вышедших книг (с предложением читателям заказать эти книги почтой), проекты будущих книг ( рубрика “Ищу спонсора”), ну и тех, кто нам просто нравится. Лучших авторов мы постепенно номинируем на различные литературные конкурсы в Интернете. Недавно я придумала виртуальный “Музей подарков”: дело в том, что у меня дома скопилось 3 больших коробки разных книг с автографами авторов. И вот теперь я решила понемногу писать на них отзывы... Хоть какая-то обратная связь... Кстати, на книгах нашего издательства непременно в конце помещается надпись: “Мы будем рады Вам и Вашим отзывам о книге такого-то”. — и наш электронный адрес, телефон. Казалось бы – пустяк, а ведь действует: люди иногда действительно звонят, спрашивают, где купить книгу, нельзя ли пригласить автора выступить там-то и там-то... Вообще же, обратная связь — это самый больной вопрос. Приведу пример. Несколько месяцев назад мы издали книгу прозы замечательного и никому не известного автора Елены Минкиной “Пройдет сто лет”, которую я подала на соискание премии “Антибукер-2000”, пристроила в магазин “Библиоглобус”. Минкина живет в Израиле, это ее первая книга, хотя пишет она уже много лет. Книга получает прекрасные отзывы читателей (в том числе и известных людей). Я вообще не люблю делить людей по принципу “известный-неизвестный”, но, например, такой занятый человек как Бовин, не только не поленился прочесть книгу, но и сам позвонил, чтобы сказать о ней самые лестные слова.... И что же? Добиться того, чтобы наши газеты (Экслибрис, ЛГ, Книжное обозрение) поместили о настоящей, талантливой книге хоть десять строк информации, я уж не говорю о рецензии, — практически невозможно. Ведь для этого штатные критики должны хотя бы... открыть книгу! Но делать они этого пока не хотят: автор-то неизвестный.... Получается замкнутый круг. Рецензии на Минкину готовы опубликовать только специфические печатные органы — еврейские, да и то потому, что мы сами подготовили для них тексты. Невольно возникает мысль: в стоимость издания должна быть заложена и стоимость платных рекламных публикаций. К сожалению, при маленьком тираже книга в этом случае выйдет “золотой”... Авторы, как правило, не идут на дополнительные расходы: им только-только хватает денег на само издание. В то же время, если автор хоть кому-то известен, издание может дать хороший результат. Например, прекрасный поэт Борис Викторов получил за книгу “Челоконь”, которую мы издали в конце прошлого года, премию Артиады народов России. Я льщу себя мыслью, что в этом сыграл роль не только настоящий талант Викторова, но и сама книга как полиграфическая данность... В идеале мне бы хотелось иметь сотрудника, который занимается систематическим “проталкиванием” достойных авторов. Хотя в материальном плане издательству от этого пользы не будет — ведь мы ничего не получаем с продажи книг, так как автор уже оплатил издание. В этом смысле наша помощь авторам была бы совершенно бескорыстной. Но средств на такого сотрудника у меня пока нет. Иногда спрашивают: а кого из известных людей вы издавали? Меня этот вопрос приводит просто в ярость! Во-первых, известность и неизвестность — понятия весьма относительные, во-вторых — “известный” и “талантливый”, “интересный” — вовсе не синонимы. В третьих же — у нашего издательства цель как раз противоположная: издавать не известных, а всех. Это первая задача. Следующая задача: среди всех выделить лучших и помочь им найти свое место в литературной ситуации. Эта задача уже очень сложна, и ее, я повторяю, мы пытаемся пока выполнять без всякой для себя выгоды, то есть благотворительно. Но без этого, на мой взгляд, настоящее издательство существовать не может, — оно тогда превратится просто в конвейер... А этого бы мне не хотелось. А, вообще, Лариса, чем больше говоришь правды, тем меньше у людей желания брать у меня интервью. Но я не хочу притворяться не тем, что я есть. ЛАРИСА: А вот о том, что Вы есть, я попросила рассказать одного из авторов Тенет Сергея Саканского. Думаю, своему представителю конкурсанты поверят больше. СЕРГЕЙ САКАНСКИЙ: Я познакомился с Эвелиной, словно солдат-заочник, в письменной сначала форме — по ее стихам. Тогда (15 лет назад) мы с друзьями делали машинописно-ксероксный журнал “Слово”, и вот пришли к нам в “редакцию” эти стихи. Хорошо помню первое впечатление: читаешь, и чего-то все время не хватает, что-то там постоянно не так, но именно это не так больше всего и нравится. Никакой зауми, многозначных образов, слово значит лишь то, что оно значит — скажем словами Пушкина: Точность и краткость — вот первое достоинство… Ну, не прозы, конечно, а стихов Эвелины Ракитской. Стояла у окна, курила и смотрела, как медленно плывет осенний гиблый снег… Я завтра уплыву, и мне какое дело, как общая вина разделится на всех… ......................................... С тех пор я каждый день как будто уезжаю. Приходят провожать меня мои друзья. И я их так люблю, как будто провожаю: нельзя не уезжать. И уезжать нельзя. 1986 Где же причудливые, туманные образы, столь характерные для поэзии тех лет? Куда делись сплетения синонимических рядов в глубине слова, чтобы вызвать к жизни второе, тайное стихотворение, а попросту — прикрыть пустоту? Где вообще метафоры, метонимии и прочие фигуры высшего пилотажа? Вот встретилась одна, но какая-то проходная - и служит, подобно русскому мату, лишь для связи слов в предложении… Я хочу быть такой, чтобы каждый на мелкие части мог меня разбивать, как в лесу разбивается крик, чтоб над каждой строкой мог любой, леденея от счастья морщить лоб и вздыхать: до чего ж примитивный язык… 1984 Рифма здесь самая простая: “части — счастье” ( в другом месте счастье рифмуется с деепричастьем), “умирать — собрать”, и даже — “вспомнить — запомнить”, просто наглость какая-то! Казалось бы, только законченный поэт, в предынфарктном состоянии, может себе такое позволить — дойти там до самой сути, когда метанья юности, чашка какао в трюмо, эксперименты и какой-либо непременный “изм” — позади. А тут дата: зима 1985, поэт именно с этого и начинает. И сразу заканчивает… Сама Эвелина говорит, что все свои лучшие стихи она написала к 25-летнему возрасту (вариант Рембо) и, состоявшись как поэт, продолжает существование в другом качестве. Впрочем, порой возникнет стихотворение, почти против воли написанное, и сразу видно: вот он, поэт, никуда он из этой оболочки не делся. Теперь кругом полно какой-то жизни — за пеленой от слез не разглядишь. Не надо даже уезжать в Париж, и так живете вы в чужой отчизне… Август 1996 Поэты обычно любят похвастать тем, что не умеют делать ничего другого, кроме как сочинять стихи. Если этот поэт баба, то он непременно не умеет готовить, если мужик — не способен вбить в доску гвоздь. Я заметил (или это был не я вовсе, а, кажется, Амарсана, поэт якутский и бизнесмен, издатель) что в те годы, когда общество перевалило через гребень перестройки и гласности, многие поэты (очень многие — в определенном поколении) с удивлением обнаружили себя в роли бизнесменов. Так вот, замечено, что хорошие поэты стали хорошими бизнесменами, а плохие — плохими. Потом, забившись в какую-нибудь лесную дыру от страшных кредиторов, некий поэт клянет свою судьбу и жалко утешает себя: и все-таки я поэт — никакой я не бизнесмен, и что-то пишет на куске березовой коры, но только уже ничего не пишется. В книге нет ни одного стихотворения “про любовь” — значится в авторском предисловии к “Дожить до тридцати” (1991). Парадоксальная запись. Казалось бы, о чем же еще пишут стихи? Скажу больше: ни одного стихотворения “про любовь” нет не только в этой книге Ракитской, но и во всех остальных. Их нет вообще. Так о чем же она пишет? — Да обо всем остальном. Строго говоря, ее стихи только прикидываются стихами: подобно тому, как читая какую-нибудь изысканную прозу, внезапно воскликнешь: Эге! Да ведь это ж — поэт… Так же и тут: Да ведь это ж прозаик! На самом деле за точностью, краткостью и простотой стоит удивительный стилистический акт: читаешь эти стихи и забываешь, что перед тобой стихи. У читателя атрофируется орган, который привык отслеживать неожиданность рифмы, разветвленность метафоры, новаторство или постмодернизм. Нечто подобное бывает в кино, когда оператору удается мастерски сверсифицировать документальные кадры, как будто это — сама жизнь и есть. Но вдруг вылетает голубь из шляпы: настоящий документальный кадр, затесавшийся в стилизации, тоже выглядит стилизацией, и жизнь, может статься — вовсе не жизнь, а целлулоидная пленка жизни. ЛАРИСА: Эвелина, после того, как Сергей Саканский так увлекательно рассказал о Вас как о поэте, давайте вернемся к Вашей повседневной работе. Вы являетесь ни больше ни меньше директором одного из московских издательств. Как и почему Вы подошли к изданию чужих книг? ЭВЕЛИНА: Во-первых, я не директор. Директор — это наемный работник. А частный издатель отвечает за всё сам. Например, в договорах, которые мы заключаем с авторами, кроме всех прочих реквизитов, указываются просто мои паспортные данные. Люди приходят к нам домой... Понимаете, что это значит? Директор может исчезнуть вместе с лопнувшей фирмой. Частный издатель исчезнуть не может. Это очень важный момент — ведь автор, передавая издательству деньги за книгу, всегда немного опасается: а вдруг его обманут?... Когда-то я закончила Литературный институт. Было бы глупо не использовать это в жизни. У меня много дипломов: например, бухгалтера, преподавателя массажа… Но чтобы этим заниматься, нужно найти в себе силы и желание выйти из того мира, в котором я прожила всю жизнь. А всю жизнь я прожила среди поэтов и прозаиков. Можно сказать, с НЕпишущими сталкиваться мне практически не приходилось. Среди них я училась, с ними общалась, у них работала, их приглашала на работу к себе и издаю в последние годы. Поток желающих издать книгу не иссякает, люди обращаются постоянно. Трудность состоит лишь в том, что иногда авторы вкладывают в издание свои последние деньги, совестно дорого запросить. Но это другой вопрос... ЛАРИСА: Какие Вы сделали выводы, занимаясь столь тяжелым и часто неблагодарным трудом? ЭВЕЛИНА: Например, вывод, что понятия “пишущий стихи” и “поэт”, конечно, далеко не всегда совпадающие, совпадают всё же гораздо чаще, чем принято думать. Скажу несколько слов о поэтах ( самой многочисленной и самой незащищенной категории авторов). Авторы пишут стихи, выпускают, выступают со стихами на вечерах и продают там свои книги. При рационально выбранном объеме и тираже издания стихи даже могут дать автору некоторую прибыль. И некоторую известность. Правда, для этого автор должен быть активен, напорист, обладать свободным временем и определенным складом характера, позволяющим постоянно быть на людях (по-современному — “тусоваться”). Только тогда автор имеет шанс найти своего читателя. У читателя тоже есть шанс найти своего автора. Но и это не так уж легко. Прежде всего потому, что людям нужно больше мест, где бы они могли свободно купить современные стихотворные сборники. Говорят, что стихи продаются плохо. Но какие именно? Всё одних и тех же “имён”. А люди хотят других стихов, хороших и разных.... Почему я так решила? Потому что люди у меня об этом спрашивают — где купить современную поэзию? Где можно найти богатый выбор? Куда идти?! А никуда. Потому что на продажу книги стихов почти нигде не берут. А там, где берут, считают своим долгом выказать поэту всяческое презрение. И вовсе не потому, что современные стихи покупается хуже, чем современная проза (тем более, что это далеко не всегда так). Просто презрительное отношение к поэзии давно считается везде хорошим тоном. Выход: для того, чтобы быть в курсе происходящего в современной поэзии (или, скажем осторожнее — в стихотворном процессе), любителю поэзии нужно побольше курсировать по многочисленным литературным салонам, слушать поэтов живьем и покупать на выступлениях их книги. Беда лишь в том, что не у всех есть на это время (ведь время = деньги). Стихотворчество и поэзия теперь существуют почти так, как в Древней Руси, — в устной форме. Иногда в устно-музыкальной (раньше стихи исполняли под гусли, а теперь — под гитару). Книги же, изданные крошечными тиражами, служат как бы текстовой “сопроводиловкой” к живому автору (как театральная программка). Может быть, это даже неплохо — зачем переводить миллионы тонн бумаги на большие тиражи, как в советское время? Но ведь подчас у автора (причем, как правило, как раз у лучшего, самого талантливого автора) нет средств на издание и 100 экземпляров. Да что далеко ходить за примером — у меня у самой и нет этих денег на издание своей собственной книги. Конечно, я могу их найти, но тогда мне придется пожертвовать чем-то другим, тоже очень важным... В своей работе мы именно об этом постоянно и помним: автор, придя к нам, очень часто несет последние деньги. Поэтому авторы, издающие книгу тиражом 100 экз., должны пользоваться таким же вниманием, как и те, которые издают 1000 или 2000... Мы не делаем между ними различия. Иногда, правда, издание 100 экз. может занять гораздо больше времени, чем издание сравнительно большого тиража. Ведь для наших офсетных типографий такие книги совершенно не выгодны... Они за них берутся лишь потому, что мы им даем и более крупные заказы. Конечно, мне бы хотелось иметь собственную печатную технику. Но пока это невозможно — пришлось бы продать квартиру, да и то бы не хватило... ЛАРИСА: И каково же соотношение между массовым стихотворчеством и поэзией? Вы считаете это самым наболевшим вопросом. Думаю, его хотели бы разрешить и участники литературных конкурсов, в том числе сетевых, для успешного продвижения которых мы сегодня беседуем. ЭВЕЛИНА: Вывод здесь однозначен: никаких поэтических вершин не будет и быть не может без массового стихотворчества. Оно создает фон, культурную среду. Это давно всем, от Белинского и до Басинского, ясно. Когда я стала издавать книги, то быстро убедилась: у каждого автора обязательно есть одно-два-три стихотворения, относящихся к истинной поэзии. У каждого. У некоторых же — гораздо больше... ЛАРИСА: Истинной поэзией я бы все же такие стихи не назвала, но неоспорим тот факт, что прилежанием и усидчивостью часто удается добиться почти такого же результата, который Муза ниспосылает шутя. То есть высокий уровень ремесленничества неотличим подчас от того, что мы именуем талантом и – полушепотом - гениальностью. ЭВЕЛИНА: Я считаю, что все пишущие талантливы, раз пишут – значит внутри у них звучит поэтическая музыка. Но не все умеют эту свою внутреннюю музыку донести до читателя, так написать, чтобы читатель тоже ее услышал. Это можно сравнить с внутренним слухом и абсолютным слухом. Многие правильно слышат, но сами спеть песню не могут. А слышат – почти все. Именно поэтому у любого пишущего нет-нет – да и прорываются истинные поэтические строки. Правда, многие, не утруждая себя, пользуются готовыми блоками слов ( так называемыми поэтическими штампами). Другие – вообще не могут разобраться в себе и поэтому усложняют свои вирши до абсурда… Вывод стар, как мир: надо больше работать над текстом. Но не так, как это обычно принято, а несколько по-другому. Поэт должен настроиться, как экстрасенс, на какую-то волну, “выйти в эфир”, войти в некое состояние, когда фальшь легко отличима от настоящего. Дальше – дело за малым: добросовестно записать всё, что чувствуешь, по возможности подбирая самые точные слова. Я думаю, что роль массового стихотворчества в наше время особенно велика: сохранение русского языка, русской поэтической традиции, культуры, наконец... Социологи придумали термин “одичание” населения.” Это не поэтический образ, а вполне конкретное явление российской действительности. Одичанием называется процесс, когда население в силу каких-то социальных причин ( войны, революции, перестройка и т.п.) начинает жить не так, как было принято раньше, то есть массово отказывается от привычных культурных благ: например, перестает учиться, лечиться, ходить в театр, покупать книги…. Мне кажется, в эти моменты включаются дополнительные механизмы сохранения культуры – в частности, люди начинают заниматься массовым писательством. Это явление нужно всячески поддерживать. Ну, если хотите, то всё очень просто: чем в России сейчас будет больше пишущих (и издающих книги), тем меньше будет бандитов, наркоманов, да просто плохих людей… К несчастью, заграница находится впереди нас даже в этом — казалось бы, сугубо нашем, национальном, — вопросе. Справочник Союза русскоязычных писателей, к примеру, Израиля по толщине не уступает справочнику Союза писателей Москвы (хотя русскоязычное население Израиля — меньше московского раз в десять...). О чем это говорит? Да ни о чем плохом. Всего лишь о внимательном отношении оного государства к пишущим людям, причем в большинстве своем — пишущим стихи... В Израиле есть различные фонды, которые на самом деле дают русскоязычным авторам деньги на издание книг. В том числе — Фонд поддержки и сохранения русского языка. Получение денег на издание книг там явление массовое, а не исключительное, как у нас. Наверное, без государственной политики здесь не обошлось. Вы скажете, что у наших многочисленных фондов нет денег, а государству поэзией заниматься некогда? Не верю. Один раз я попала на заседание русского ЛИТО города Беэр-Шэвы. Оно собирается в здании мэрии (возможно ли у нас такое?!) Вероятно, русскоязычные стихотворцы считаются в Израиле национальным достоянием. Впрочем, в Израиле национальным достоянием считаются вообще все граждане. В отличие от России... ЛАРИСА: Вы затронули очень любопытную для меня тему. Я совершенно не ожидала, что Вы будете об этом говорить. Дело в том, что первое Лито в истории Беэр-Шевы открыла... я, это было в 1992 . За три года через это Лито прошло порядка 300 человек, все пишут. Вы видели одно из ответвлений, потому что перед моим отъездом оттуда я поставила вопрос о создании Союза писателей Негева (той чудесной пустыни вокруг Беэр-Шевы, которая так густо населена русскими писателями), Лито породило еще несколько подобных себе. Тогда же мы выпустили и первый толстый альманах – Негев. Кстати, когда я открыла Русский Литературный институт, филиал его размещался и в Беэр-Шеве, то есть там поэты и пишущие стихи не переведутся, уверена, никогда. Так Вы заговорили об отношении к сочинителям... ЭВЕЛИНА: У нас, конечно же, ничего подобного нет в плане финансирования и внимания. Да и быть не может. Зачем нам это? Мы привыкли бросаться национальным достоянием, — будь то живые граждане, золото партии, русский язык или же поэзия... Когда я слышу залихватские суждения типа “поэзии нет”, я всегда задаю один и тот же вопрос: а что, разве Вы прочли всех-всех-всех поэтов? Разве Вы можете поклясться, что знакомы со всеми, кто пишет стихи, и все они Вам не нравятся?.. Нет, я, конечно, понимаю, что обычно имеется в виду несколько иная постановка вопроса: поэзия, может быть, и есть, но она скрывается где-то далеко, в Синайской, может быть, пустыне (или в пустыне Негев?), а вот “тусуются”, участвуют в так называемом “литературном процессе” ( то есть ходят на презентации, выпивают с кем нужно, выступают где нужно, получают премии) всем надоевшие одни и те же люди. С этим я совершенно согласна. Но ведь так было всегда! Ведь и раньше ленинские премии получали одни, а к поэзии имели отношение — совсем другие... Одних печатали массовыми тиражами, и они годами валялись на полках магазинов, а других — распространяли в самиздате и рвали друг у друга из рук. Обидно, конечно. Но все знали, что таковы правила игры. Теперь же правила стали еще хуже. Приведу пример. Одной моей знакомой (назовем ее Н.) около 40. В годы так называемой перестройки ( с 89 по 92), когда были нужны “свежие” и “молодые” авторы, практически все(!) ее стихи были опубликованы — в “толстых” журналах, в не очень толстых, в новых независимых журналах... Ее хвалили. Иногда даже в прессе и по радио. Пока всё это происходило, моя знакомая просто жила, и никакого участия в устройстве своей литературной судьбы не принимала. Она - неплохой поэт, а такие были нужны, потому что журналы мечтали о спасении своих миллионных тиражей. Но страсти улеглись, журналы сражение за тиражи проиграли. Теперь их даже негде купить, и читают их, наверное, одни критики. А что же наша Н.? И сейчас ее не так уж мало печатают. И хвалят даже (в кулуарах). В общем, всё как положено... Недавно Н. сказала мне так: “Я не хочу писать стихи, потому что я никому не нужна”. Да, в литературе ее нет. Почему? Сформировался иной способ литературной жизни, к публикациям, журналам и стихам никакого отношения не имеющий. Способ этот называется “тусовка”. Но этим способом она жить не умеет. Да и не хочет... ЛАРИСА: Ева, а как происходят Ваши игры с литературным процессом, — ведь Вы сами прежде всего – поэт? ЭВЕЛИНА:... Если говорить откровенно, то Н., которую я только что описала, — это и есть я сама. Я хотела спрятаться за “Н” потому, что не я одна такая “страдалица”, это массовый случай, типичный. Вы, может быть поверили Саканскому, который считает, что я больше не хочу быть поэтом? Отчего же? Я понемногу пишу (а много – никому и не нужно, всё равно читать не будут…). Но так как я слишком горда, то предпочитаю заявлять, что я не поэт, а издатель. Постараюсь вкратце объяснить, почему. …Предположим, я появляюсь на очередном литературном мероприятии с пачкой рекламных листовок: “Мы поможем Вам издать книгу от 100 экз. и поместим ее рекламу в Интернет... Грамотно и профессионально ее оформим, поможем в составлении... ” И мне тут же задают обидный вопрос: “А Вы сами ТОЖЕ что-нибудь пишете?” О, это тоскливое слово “тоже”... Да, у меня нет времени “участвовать в литературном процессе”, то есть, выражаясь по-современному, “тусоваться”... Потому что мне надо работать, зарабатывать деньги. Я занимаюсь изданием книг. А литературный процесс, как выразилась недавно одна другая знакомая (поэт), Вика Волченко, — это теперь процесс для людей, имеющих деньги ( время =деньги). В таком “процессе” из нормальных ( =работающих) людей могут позволить себе участвовать, пожалуй, только критики, — это и есть их работа. Поэтому, как объяснили знающие люди, меня, например, в поэзии не существует ... и я, наверное, никогда никакую литературную премию не получу. Ни большую, ни маленькую. Ни сейчас, ни потом, ни через 20 лет. Даже если стану просто-таки гением. Даже если перейду со стихов на прозу... Даже если сделаю операцию по смене пола и превращусь в мужчину... Потому что нужно “тусоваться”... А этого я как раз и не умею. Да и не хочу. ЛАРИСА: Вот здесь нам всем и приходят на помощь конкурсы, в данном случае – замечательные Тенета. Вы собирались номинироваться, если только у Вас было бы время? ЭВЕЛИНА. Я буду номинироваться, обязательно. Нужно наконец-то жить. А не существовать, а не откладывать всё интересное на завтра, когда будет больше времени, денег и сил. Не будет ничего этого. Я и так проиграла свою жизнь, если можно так выразиться. И постараюсь издать новую книгу. …Трудно участвовать в “процессе” и в качестве издателя... Что может издатель? Грамотно, добросовестно, качественно издавать книги, даже помогать авторам “выйти в люди”, даже писать к их книгам душевные предисловия, — но всего этого явно недостаточно. Нужен какой-то жлобский имидж! Недавний случай: чтобы договориться о сдаче на реализацию хорошей книги хорошего автора (Риты Бальминой), мне посоветовали: надушиться французскими духами; получше, чем обычно, одеться; сказать, что я сама финансировала эту книгу (а какая разница?!); притвориться, что у меня много денег, как у “Вагриуса” (да кому какое дело?!)... Наконец, зайдя к товароведам, крикнуть воображаемому шоферу: “Гарик, поставь машину за углом!”... ЛАРИСА: Но ведь это всегда срабатывало! Нужно было только зайти, скажем, в Детгиз с американской улыбкой и крикнуть в порога: - Дела - распрекрасно! Совпис предложил договор! А затем уже более уверенно заглянуть в Советский писатель и честно рапортовать, что вот Детгиз заинтересовался рукописью... Потому что неизменно интересовался после отрепетированной саморекламы! ЭВЕЛИНА: Я считаю, что человек должен хорошо делать свое дело, а не заниматься саморекламой. Более того – подобная самореклама (описанная выше) просто унизительна. Вообще все эти “имиджи” – это явление очень опасное. Что такое “создать себе имидж”? Надеть на себя чужую личину, чужой стереотип и зависеть от него. А я не люблю ни от кого зависеть. Именно поэтому я и предпочитаю ходить сама по себе, как кошка, а не наниматься на работу к “солидным” людям. Вот Саканский мне недавно объяснил: в солидной фирме сотрудники должны курить сигареты подороже и желательно такие, какие курит начальник. Я даже удивилась – неужели и до нас уже дошли эти “западные” обычаи? … А рекламой должны заниматься рекламные агентства, но во-первых, у нас нет на это денег, а во-вторых, никакое рекламное агентство не сможет понять специфики нашей работы. Такой издатель, как я, -- это и редактор, и корректор, и верстальщик, и психолог, и нянька, если хотите, и телефон доверия, и педагог… Конечно, на всё это не хватает сил. Иногда я так устаю, что когда звонит телефон — как страус, прячу голову в подушку... Но в идеале это, наверное, всё-таки должно быть так. Конечно, можно искать спонсоров, но для этого опять же нужны деньги — чтобы пить с кем нужно, устраивать фуршеты, какие нужно, снимать залы, где нужно, арендовать места на книжных выставках... Можно, конечно, брать больше денег с авторов, но — совесть не позволяет, ведь все они — мои собратья по перу и люди, стране просто необходимые (см. выше), зачем же безбожно их обдирать?... ...Недавно Павел Басинский (кто его не знает – лауреат Антибукера и современный Белинский). написал прекрасную статью об Александре Еременко. Еременко – не просто хороший поэт, он, как принято теперь говорить, “культовая фигура” андеграунда 70-х-80-х годов. Причем – авангардист. Конечно, находятся еще молодые люди, желающие взглянуть на “живого Еременко”, но никакой литературной премии не получит и он. Прошлые заслуги никого не волнуют, хотя это несправедливо, — ведь раньше этих премий не было, а теперь, когда они появились, их норовят схватить новые “тусовщики”… Мораль: хочешь жить — умей вертеться, под лежачий камень вода не течет, и т.д. и.т.п... Не знаю, как Вам, а мне эта мораль — применительно к литературе — не нравится. Можно подобные базарные истины гордо переименовать в “рыночные”, но от этого они всё равно пригляднее не станут. Недавно А. Еременко поделился со мною мечтой: если бы он получил какую-нибудь хорошую премию, то заимел бы собственную типографскую машину — ризограф или малый офсет. Чтобы печатать авторов. Я тоже об этом мечтаю. Но вряд ли эти мечты осуществятся. Что ж, проживем и так. Приходите к нам. Мы поможем Вам издать книгу и поместим ее рекламу в Интернет. Недорого...
ВСЯЧЕСКИЕ ИЗВИНЕНИЯ
В колонке редактора от 15 февраля мною был помещен полностью текст книги Андрея Белашкина “Пачуган Патч”, состоящий из четырех стихотворных строчек… Узнав об этом, Белашкин обиделся. Оказывается, цитировать книги полностью нужно не так. Нужно было эту книгу сфотографировать, что ли, чтобы было видно: книга имеет выходные данные (Издательская квартира Андрея Белашкина), всякие копирайты и фенечки, -- всё это, как и положено, на второй странице. Далее книга развивается так: на первой странице – первая строчка, на второй – вторая, на третьей – третья, а на четвертой – четвертая. В конце книги тоже имеются необходимые издательские фенечки и даже цена (10 рублей). Тираж книги – около 40 экземпляров, а не 4 (я ошиблась). Весь тираж отпечатан на пишущей машинке Андрея Белашкина и переплетен, как полагается. ВСЁ ЭТО, как объяснил нам Белашкин, НАЗЫВАЕТСЯ “БУКАРТ”. Но самое интересное – это исполнение Андреем Белашкиным этой книги вслух. Это надо видеть… Хороший человек Андрей Белашкин. В своё время он издал нескольких весьма известных своих друзей за собственные деньги (он торговал книгами на лотке, а это труд очень тяжелый, поверьте, и вот немного подработал… да и типографии тогда были недороги). Он издал Свету Литвак, Германа Лукомникова (тогда еще Бонифация – прекрасную его книгу “Вешние воды”), Юлию Пивоварову, Евгению Лавут, но самое главное – Ивана Ахметьева. Книга Ахметьева вышла весьма толстой. Она у меня есть. А вот на свою-то книгу денег и не хватило. Пришлось придумывать такой вот “букарт”… Я предложила Белашкину дать интервью на Тенетах – на тему “Как я был меценатом”. Но он постеснялся… А между тем именно у таких людей и брать бы интервью – хороший он человек: добрый, чистый, бескорыстный и скромный. На самом деле! Э. Ракитская
СВЕТСКАЯ ХРОНИКА от 12 мая
Сегодня вторично прошла презентация книги Льва Болдова “Рубикон”. На этот раз в малом зале ЦДЛ. Книги Болдова по-прежнему покупают довольно активно. На презентации выступили литературовед Суровцев и очаровательный Кирилл Владимирович Ковальджи – всегдашний друг молодежи. Под гитару на стихи Болдова пели Виктор Попов и Владимир Глотов. Пел и сам Болдов. Правда, я уже в это время была в буфете – ведь я знаю книгу Льва почти наизусть – сама издавала… ПОЧЕМУ МЫ ТАКИЕ “ЛОХИ”? (важная информация о наших опасных конкурентах) Наталья Баженова, очень приятная женщина, присутствовавшая на вечере Льва Болдова в ЦДЛе, дала мне свою рекламу. В рекламе сказано: вот что: если мы будем платить некоему центру Творчества “Аквариус” (в лице Натальи Баженовой) 25 ДОЛЛАРОВ США (В ГОД!), то этот центр обещает нам держать нас на своем сайте в интернете (если я правильно поняла текст рекламы -- в ОБЪЕМЕ 3 МАШИНОПИСНЫХ СТРАНИЦ и ФОТО ОБЛОЖКИ КНИГИ. Однако АДРЕСА САЙТА Я ТАК И НЕ СМОГЛА УЗНАТЬ, А НА РЕКЛАМЕ ЕГО НЕ УКАЗАНО. Кроме того, если я правильно поняла текст рекламы, нам обещают за эти деньги еще некоторые блага: “участие в конкурсах, фестивалях, симпозиумах… размещение публикаций… профессиональное курирование… Рекламные мероприятия для совершения продаж…” …И т.п. При этом – цитирую: “При заключении контракта при продаже услуг мы взимаем комиссионные в размере 20%”. Ну что на это сказать? Мы вежливо просили с авторов Баемиста по 10 долларов за размещение рекламных публикаций – и не на год, на всю оставшуюся жизнь… И НАС ЕЩЕ ВСЯЧЕСКИ ОБРУГАЛИ ЧИТАТЕЛИ ТЕНЕТ. А ПОЛУЧАЕТСЯ, ЧТО МЫ ПРОСТО ЛОПУХИ. По-современному – “лохи”. Вот, например, мы своих авторов тоже кое-куда пытаемся продвигать. На Тенеты посылали, в журналы рекомендуем… Вот Лизу Наркевич опубликовали в “Литературной учебе”. Сейчас там же по нашей рекомендации Льва Болдова хотят напечатать (да не просто так, а еще и статьей о нем -- а статью-то нам придется писать…) И что же? Брать с Болдова и Наркевич по 20% гонорара, как советует Наталья Баженова? Короче говоря, конкуренты не дремлют… Я позвонила Болдову и поинтересовалась – кто такая Баженова? Он сказал, что она его давняя знакомая и прекрасный человек. Тогда я высказала свою сокровенную мысль: “Скажи, Лева, -- поинтересовалась я, -- а вот может Наталья сделать из меня известного поэта, если я ей 25 долларов заплачу? Как ты думаешь, будет она везде рассказывать, что я хороший поэт, уделять мне всяческое внимание? Мне так нужно внимание, Лева, хотя бы за 25 долларов…" — при этом я чуть не расплакалась. “Ну, понимаешь, -- ответил Болдов, -- вот, например, ей очень нравятся мои стихи. Она и так, бесплатно, везде говорит, какой я хороший. Ну и какой результат?…”
Новости от 16 апреля 2000 года
Только что вышла в свет замечательная книга Юлии Неволиной и Евгения Старостина, называется она — “Проблема 2000”. (Надо заметить, что так называемая Некоммерческая издательская группа Эвелины Ракитской придумала себе краткий и лояльный псевдоним — “ЭРА”. Некоторые, правда, уверяют, что это стиральный порошок, но неправда — это всего лишь начальные слоги всё той же Э.Ракитской. Иногда мы даже — для пущего шика — пишем это название по-импортному: “NIG ERA”. Так что если увидите книги с таким лейблом, то знайте — это мы... ) Книга Неволиной и Старостина замечательна не только супероткровенными (и очень талантливыми!) стихами (и текстами песен — ведь Юля — известный бард), но и прекрасной (и еще более откровенной графикой). Автор картинок — муж Юли, Евгений Старостин. Не теряя времени на эпитеты, приведем лучше примеры из книги. Только прошу вас, друзья, читайте внимательно: честное слово, всё гораздо серьезнее, чем может показаться на первый взгляд.... И ненормативная лексика здесь, честное слово, на месте. Без нее — никак. Лично я бы эти стихи бесплатно раздавала школьникам, чтобы им стало страшно... Тем более, что книга отпечатана крупным шрифтом (почти как в Букваре), что и создает дополнительный эстетический шарм...
ТУСОВКА Ну, ты чего, конкретный парень! Потом стебалась, мол, драйв не вышел...
Как мы тетку Любку хоронили!..
СЮЖЕТЕЦ Сюжетец мил и безобразен. Она наивна в двадцать девять, Ему пятнадцать... В сексе дока. На школьном вечере под мухой, Что он отмщения желает — Что он не “чмо” и не придурок, Потом, еще хлебнув портвейна, Увлекательное
продолжение этой увлекательной истории можно
прочитать в книге (в бумажном ее издании), которую
можно заказать по почте. |