|
|
Он выскользнул из
пальцев и взорвался стеклянными
брызгами. Колебалась потревоженная
еловая лапа. Я увидел бесформенную
горку осколков на полу. Шарик – первое
детское воспоминание, шарик, уцелевший,
несмотря на время и переезды с квартиры
на квартиру, теперь превратился в битое
стекло. Это было похоже на догорающие
уголья, на золу. Я нагнулся и увидел
свое изломанное отражение в зеркальных
кристаллах. Все, что осталось от
елочной игрушки – несколько десятков
моих собственных глаз.
И тут в дверь позвонили. Человек был немолодой, небритый, небрежно одетый и незнакомый. – Здравствуйте, – сказал он печально. – Я – Дед Мороз. На нем было легкое демисезонное пальто, из-за воротника выглядывал помятый галстук. Он вошел и сел в кресло. – А сына вашего, как я вижу, дома нет? – Нет. Они с женой на елке. А вы… – Дед Мороз. Детей надо поздравлять с праздником, не правда ли? Правда, подумал я. Мы вызывали Деда Мороза, и он приходил обычно при Снегурочке и одет был нормальным Дедом Морозом, с блестками и ватой, а этот… – Вас смущает мой вид? Но разве это суть важно? Ведь дело не в форме. – А в чем же? – В сказке. – А Снегурочка? – Болеет Снегурочка. Нет ее. Да и вообще, дела у нас в конторе плохи. Конечно же, и тулуп надо бы, и бороду. Дети есть дети. Но войдите в мое положение – фонды в этом году урезали, форма износилась, в тулупе на улицу выйти стыдно. А местком нажимает. Бот Снегурочка и простудилась. Мне даже и одарить-то вас нечем… – Как нечем? – Я говорю: фонды урезали. – Какие фонды! – возмутился я. – Мы написали заявление как в прошлом году, как всегда. Не морочьте мне голову! Тут удивился он. – Какое заявление? Никакого заявления не видел. – Послушайте, – сказал я, – вы из службы быта или не из службы быта? – Не понимаю. Я говорю: я – Дед Мороз. А то, что подарка нет, так повторяю милостивый государь: фонды в этом году урезали. Тут я окончательно понял, что передо мной сумасшедший. Я покосился: Нет ли на столе тяжелых предметов. Подняв глаза, я увидел, что он смеется. – Да бросьте вы. Никакой я не сумасшедший. И какие там еще «тяжелые предметы»? Дед Мороз я. Сына вашего пришел поздравить. Жаль, конечно, что не застал… Можете не верить, я не обижусь. В наш век в сказку даже не все дети верят. Я смотрел на него и думал только о том, что пять секунд назад человек этот дословно прочитал мои мысли. А он продолжал: – Я через полминуты уйду. Не буду мешать. Наряжали елку и наряжайте. Вот вы, вместо того, чтобы дождаться сына и с ним вместе игрушки распаковывать – ведь для детей это такой таинственный, такой большой праздник, Новый год, – сами стали елку наряжать. Вот шарик разбили. Ваш любимый. Жалко шарик-то? А? Шарик? Я автоматически посмотрел на пол. И услышал собственный вскрик. Шарик был цел. Я оглянулся на незнакомца. Он исчез. Ни звука, ни сквозняка – просто пустое кресло. Из оцепенения вывел звонок в дверь. На пороге стоял Дед Мороз. Он был настоящим, нормальным Дедом Морозом, в дедморозовской спецовке, с ватной бородой и выпивши. Он был с мешком и со Снегурочкой. Снегурочка была молода и красива. – А я Дедушка Мороз, я подарочки принес! Здесь живет Саканский Коля, ученик школы московской, специальной? Как, его нет дома? Ладно, получите подарочек. Распишитесь. Вот, согласно заявлению. Два с полтиной. С наступающим! До свиданья. Нам надо еще семь квартир обойти. Работа. И они ушли. Я посмотрел на пол. Шарик покачивался, словно Ванька-Встанька. |
||
ГАЗЕТА «За
автомобильно-дорожные кадры», 31
декабря 1980 г. |