Вслед за этой публикацией ряд украинских писателей выступил с осуждением И.Бродского за «украинофобию», замашки империалиста, и это мнение по сей день имеет хождение в среде украинских интеллектуалов.

Выбившийся из контекста

Прочтение в Квинси-колледже Бродский предварил комментарием: «Сейчас найду стихотворение, которое мне нравится… я рискну, впрочем, сделать это». В чем был для него риск – не в такого ли рода обвинениях, просто-таки напрашивающихся, на первый взгляд?

Есть традиция: об Украине русские писатели Пушкин, Лермонтов ли, Алексей Толстой, а тем паче советские поэты, вроде Светлова и Багрицкого, неизменно писали в интонациях снисходительно-благостных, пожалуй, даже умилительных. («Ой да левада-степь, краля, баштан, вареник!» – входит в ту же традицию и Бродский.) В этом смысле гнев и обида на украинцев для читателя, знакомого с контекстом русской поэзии последних двух столетий, необычны, по-своему рискованны и потому резко обращают на себя внимание.

Насколько нам известно, наследники Бродского не давали разрешения на публикацию этого стихотворения – что, впрочем, не помешало ему распространяться, по сути, контрафактно и стать достаточно цитируемым и обсуждаемым. И до сих пор, может быть, одним из наиболее дискуссионных у автора. Некоторые даже считают его мистификацией, умелой подделкой «под Бродского», даже пародией. Так думать позволяет, например, явная перекличка с «Представлением», где есть и «парубки с ножами», и даже популярный в 60-е годы кинодикарь Тарзан. (В рассматриваемом стихотворении русские «семьдесят лет в Рязани<…> жили, как при Тарзане»).

И правда, типичной для Иосифа Александровича выверенности слога, за что Эдуард Лимонов называл Бродского «поэтом-бухгалтером», в тексте «На независимость Украины», по-видимому, нет. Не опубликованное автором печатно стихотворение ныне искажено «списками». Не исключено, что перед нами – неоконченный черновик, в котором, однако, отношение лирического героя к предмету заявлено вполне внятно и страстно. Сам выбор темы уже говорит о неравнодушии ментально русского человека к Украине: Бродского ведь, как и многих россиян, гораздо менее волнует (если не сказать – совершенно не тревожит) независимость, допустим, Узбекистана или Армении.

Итак, для украинского патриотического уха Бродский действительно предстает здесь чуть ли не густопсовым русским патриотом-«заединщиком», махровым имперцем. Камертон такому негативному восприятию задает слово «хохлы», для русского уха незлобное, почти нейтрально-дружелюбное – в ряду с такими же не весьма политкорректными, рассчитанными на свой круг: «янки», «азеры», «маланцы», – но для украинца однозначно оскорбительное. Зачастую русский человек, употребляя слово «хохол», выражает как бы симметричную готовность услышать в свой адрес – «кацап» или «москаль». Однако украинцы редко соглашаются идти на такой размен.

Интересно, что в довесок к обидным словам Бродский бумерангом возвращает украинцам некогда задевший Мандельштама равнодушием киевский редакционный отлуп: «нэ трэба».

Кацап глазами леди

Для понимания стиля жизни и способа мышления Иосифа Бродского, в том числе выраженного в тексте «На независимость Украины», многое дает недавно вышедшая книга «Иосиф Бродский глазами современников» (СПб.: «Звезда», 2006), составленная известным литературоведом Валентиной Полухиной.

Леди Наташа Спендер (именно так она именуется в книге) в своих воспоминаниях о Бродском приводит два эпизода, характеризирующих общественный темперамент поэта. Иосиф любил вспоминать, как американские туристы обратились к нему в Москве с вопросом, откуда лучше всего посмотреть на Кремль. Бродский пошутил: «Из кабины американского бомбардировщика». Вероятно, за подобное остроумие любой украинский националист-русофоб с радостью бы обнял русского поэта. Да, «это такая высокая степень хамства, которая уже превращается в поэзию» (как сказал Юрий Лотман о сатирической поэме Вольтера «Орлеанская девственница» – написанной изначально тоже ведь не для печати).

А вот пример похлеще. В присутствии Бродского европейские интеллектуалы стали ругать свои правительства за то, что те не протестуют против бомбежки Соединенными Штатами Камбоджи. На что Бродский возразил: «Все, что плохо для Советского Союза, абсолютно правильно». Но ведь независимость Украины – факт для развала СССР куда более значимый, чем война в Камбодже, и Бродский этого не мог не понимать. Так кто в нем был сильнее – махровый антисоветчик или радетель империи? С другой стороны, отношение Бродского к Украине явно несколько снисходительно, тогда как к американскому бомбардировщику – уважительно.

«Он имел обыкновение выражать жесткие нравственные императивы в довольно игривой форме», – делает вывод леди Наташа Спендер, лично общавшаяся с Бродским. Мы по стихам и публичным высказываниям Бродского это тоже видим. Конечно, реплика Бродского, к примеру, о бомбардировках Камбоджи может быть понята как свидетельство чуть ли не его антигуманизма. А будь он по характеру иным человеком – наверное, не смог бы противостоять довольно жесткому режиму СССР.

Но если все же вслушаться: какой императив в тексте стихотворения «На независимость Украины» преобладает? Хоть выражен он саркастично, отчаянно, уничижительно – но, по сути, весьма внятен. Если отшелушить эмоции и оставить голый смысл, остается жест прощания: дескать, до свиданья, украинцы. Не забывайте нашу общую культуру.

Критик Борис Парамонов отмечает такие черты Бродского: «предельный индивидуализм, самостоятельность мышления, оригинальность, даже, если угодно, эксцентричность». Вероятно, так и есть. И грусть по поводу государственного расставания этносов, случайного или неизбежного, и сопутствующая расставанию боль – эти чувства, резко и ярко выраженные Бродским, при всей индивидуальности и эксцентризме поэта, разделяют миллионы русских людей. Да и украинцев тоже. А может быть, еще и экс-югославов?..

Критик патриотического направления Владимир Бондаренко в статье «Шашни броневика и телебашни», («НГ-Ex libris», 30 ноября 2006 года) пишет о том же: «Его русский менталитет чаще всего проявляется спонтанно, неожиданно, к примеру, в довольно грубоватом и хлестком, для него самого «рискованном» стихотворении «На независимость Украины», написанном после отделения Украины от России, проскальзывает: «Не нам, кацапам, их обвинять в измене…»

Разумеется, сарказм и ирония зачастую действительно недипломатичны, такова уж их природа. И еще «антигосударственны» и даже «антинародны» – по крайней мере, сатирическим жанрам и приемам в тоталитарных сообществах зачастую присваивают именно такие оценочные эпитеты, если им вообще дают развиваться. А поэту приписывают взгляды и интенции, которые для него не являются сущностными. Друг нобелиата Лев Лосев подметил о Бродском: «Аполитичность его проявлялась не в том, что он избегал острых политических сюжетов, а в том, что он отказывался рассматривать их иначе, нежели с точки зрения вечности. Проявления добра и зла в общественной жизни – для него только частные случаи манихейского конфликта, заложенного в природу человека».

Если судить по написанному им, то Бродский мог быть имперцем или либералом, а то и тем и другим одновременно, и даже менять свои политические пристрастия по обстоятельствам… Однако совершенно очевидно, что неизменно преобладало в нем все же иное качество – дар стихотворца, речетворца, поэта.

О «брехне Тараса»

Конечно, в советских школах долгое время проповедовали, что литература – часть идеологической машины. Однако ведь дело поэта – выражать свои чувства и эмоции, максимально используя возможности языка. Чем убедительней и самобытней он это делает, тем более интересен. Поэт – не дипломат и не премьер-министр. Его речь строится совершенно по другим законам, нежели требования «политкорректности», и часто заводит читателя, как и самого автора, очень далеко.

Настоящий поэт всегда, что называется, «плохой парень». Он пишет «не то», а также «не тогда», не на том языке. Молится не тем богам, проклинает совсем не тех сильных мира сего, кто был бы готов терпеть эти инвективы. Поэзия – «ворованный воздух», по выражению Мандельштама, уже вошедшему в широкий массмедийный обиход.

Тут хотелось бы высказаться касаемо обидной для украинской ментальности «брехни Тараса». Когда Шевченко в поэме «Гайдамаки» описывает, допустим, аффект детоубийцы Гонты, мы читаем и восхищаемся правдой чувства. И хотя историки не подтверждают описанный Тарасом Григорьевичем факт казни полковником Гонтой своих детей, однако мы видим: это отнюдь не «брехня»! А что же? Призыв к резне и детоубийству? Тоже нет, конечно. Это – поэзия, это миф, причем укорененный в украинской традиции: вспомним для сравнения также гоголевского «Тараса Бульбу», где описана сходная коллизия. Украинские граждане и сами хотели бы считать «брехней Тараса» многие саркастические строки Кобзаря об украинцах же (например: «грязь Москвы, варшавский мусор» и т.п.). Но не причислять же к украинофобам самого Тараса Шевченко?

Бродский в своем «украинском» тексте, разумеется, некорректен – с точки зрения, так сказать, обыденно понимаемого этикета. Но он честно, ярко выражает свои противоречивые и сумбурные эмоции по поводу отделения УССР от СССР. Тут прочитываются не только гнев и оскорбления, но и любовь, и восхищение («орлы, казаки»). А также понимание исторической правоты украинских самостийников, как ни удивительно, понятное русским патриотам («Не нам, кацапам, их обвинять в измене»)… И много еще чего, вплоть до вполне дружеского славянского напутствия «вам, хохлы,<…> рушником дорога». Короче, подлинные человеческие переживания – в их сумбуре и невнятице. В лирике формальная логика работает далеко не всегда, а если точнее – она там ночует крайне редко.

Внятный ключ к пониманию поэтом соотношения между искусством и украинской действительностью при желании можем отыскать в еще одном условно «украинском» произведении Иосифа Бродского – «Посвящается Ялте»:

. . . . . . . . . . . . Но да простит меня
читатель добрый, если кое-где
прибавлю к правде элемент искусства,
которое, в конечном счете, есть
основа всех событий (хоть искусство
писателя не есть искусство жизни,
а лишь его подобье).

И, на наш взгляд, нельзя не заметить, что уже само название стихотворения «На независимость Украины» указывает на его родство с другим – «На смерть Жукова». Начинающаяся в саркастическом ключе сатира на советского военачальника («Сколько он пролил крови солдатской<…>!») вдруг переходит в торжественную оду державинского толка: «Бей, барабан, и военная флейта, громко свисти на манер снегиря». Подобным же образом посвященное несомненно важному для поэта событию «На независимость Украины» демонстрирует столь же мощную амплитуду развития чувств: от сильного протеста – к напутствию, от досады и злости – к ностальгии.

Был ли Бродский противником независимости Украины? Это как раз не важно, особенно для украинцев. Однако его стихотворение – заметный пограничный столб, демаркирующий едва наметившуюся границу, в то время как ее не отваживаются или демонстративно не хотят замечать многие политики.