Мать жены налила мне тарелку супа, и едва поднес первую ложку ко рту, как забежавший в квартиру дворовой мальчишка позвал меня "к какому-то дяде", что ждет меня у моей полуторки на улице. Обрадованный, что это, по-видимому, "клиент", и есть возможность подкалымить, я тут же поднялся из-за стола и, торопясь, направился на улицу, к машине. Услышал вдогонку голос отца жены – Миша, я с тобой, помогу тебе! – Не нужно, сам справлюсь – бросил в ответ. Выхожу из ворот – стоит возле машины мужчина средних лет, встретил меня приветливо вопросами – не желаешь ли, браток, подкалымить? Знаешь завгара автотехникума? Хозяева вернулись, его выселили, нужно вещички, мебельишку подкинуть, обижен не будешь...

– Об чем речь, – отвечаю, – поехали!

Садится он в кабину, и получив адрес, с Глухой (Запорожской), где жил, сворачиваю направо, на ул.Прохоровскую, (бывш.Хворостина) по ней иду до Комсомольской (бывш.Старопортофранковской) там беру лево руля и на неё и выхожу. Тут же, едва свернул, мой клиент говорит, чтобы остановился: вот, мол, и его друг. Особенно не задумываясь, что за друг по пути, когда ещё не доехали, и вдруг, когда речь шла о знакомом мне районе автотехникума, что не вначале, а почти в конце Комсомольской, не задумываясь подбираю его, лезет он в кузов полуторки, и я "топлю" дальше по улице спокойно и бесшабашно.

Тут мне необходимо сделать одно маленькое, но важное отступление.

Полуторка была у меня новая, машина Внешторга все-таки, мало того, ещё и с "эмовским" мотором. И надо же было случиться, чтобы именно в этот день, с утра вдруг забарахлил стартёр, и весь день проездил я с заводной ручкой на сиденье, хоть в течение дня обнаружил, в чем неисправность, и устранил её.

За перекрестком Торговой улицы, справа, перед войной должны были строить школу, кажется, и известняк – это типа кирпича большие белые плиты, что вырезались под городом в катакомбах, этим их изготовлением и образовавшиеся, что эти известняки так и остались лежать вдоль правой стороны улицы вплоть до самой бровки тротуара.

Так вот, на чуть большей середине длиннющего квартала между Торговой улицей и Сеной Площадью, почти против Автотехникума, (уже изрядно стемнело – я давно зажёг фары) я почувствовал сжавшие мне горло стальные пальцы моего "соседа справа", улыбавшегося недавно клиента-братка.

Поскольку он пытался оттянуть меня к себе (видимо второй, что в кузове, должен был пересесть на ходу на подножку и за руль) и наклонил чуть к рулю, я получил возможность схватить заводную ручку и ударить его что есть сил по голове. Он сразу отпустил меня, обмяк, сам склонившись к своим коленям, что дало мне возможность потянуть ручку правой двери к себе и этим открыть её. В то же время правой ногой вытолкнуть его на ходу из машины. Пытавшийся меня ударить ножом друг моего клиента не совсем, видимо, сообразив, что же именно произошло, но обнаружив все же, что не я – его напарник выброшен из машины, соскочил на ходу из кузова. Крыша кабины моей полуторки была брезентовой – он её ударами ножа изрезал...

В ярости от того, что было, я развернул машину на площади и вернулся снова на Комсомольскую в обратном направлении.

Как я и предполагал: два силуэта были видны у бровки тротуара, слева, у плит известняка. Взял много лево руля, только услышал, как машину подбрасывало от наезда на что-то...

Тут же свернул направо в переулок и выехал снова на Сенную Площадь к 4-му отделению милиции.

Сказал, что и где произошло. Мне подробно и не нужно было – горло было исцарапано и окровавлено. Бинтом, смоченным йодом, мне его тут же кое-как перевязали, и я сразу повез несколько милиционеров к месту случившегося, где лежали мои "клиенты". Время было ещё жестокое, послевоенное. Получил благодарность от начальника одесской милиции – генерала Балбасенко.

Как мне стало известно, первый из моих "клиентов" был отправлен в мир иной ударом заводной ручки по виску.

О втором ничего не узнал. И не интересовался.