В культуре изначально сосуществуют и противоборствуют две базовые модели самоопределения человека по отношению к Мирозданию. Первая модель – автономная. Человек говорит себе: я – один, я – случайность, я живу одно мгновение. Следовательно, хоть мгновение, но моё, и я возьму от жизни всё. В рамках этой модели существование человека хаотично, непредсказуемо, в его жизни господствует «естественный» (а на самом деле стихийный) отбор. Это модель Хаоса.

Вторая модель – подчинённая. Человек осознаёт себя как часть сложно упорядоченного мира и понимает, что он не просто не случаен, но отвечает за свои дела, слова и мысли перед Мирозданием. Появляясь в мир по высшей необходимости, человек должен эту необходимость оправдать. Существование в рамках этой модели поддерживается всем порядком Мироздания, оно осознаётся как безусловно значимое и причастное к вечности. Это модель Космоса.

Если сравнить риск разрушения в той и другой моделях, оказывается, что Хаос – это лавинообразное нарастание энтропийных процессов, то есть кратчайший путь к полному распаду. Модель Космоса, напротив, собирает и упорядочивает бытие. Очевидно, что хронотоп существования Хаоса кратковременный, Космоса – бесконечный. Мы – свидетели и участники борьбы двух культурных моделей самоопределения человека, двух цивилизационных принципов. И пока доминирует модель Хаоса.

Слова Вяземского «Литература – это наука о жизни» сегодня актуальны как никогда. Кризис гуманизма в ХХ веке унёс миллионы человеческих жизней. В ХХI веке он грозит унести миллионы человеческих душ, потому что становится менее очевидным, уходит в глубину и разрушает человека изнутри, подспудно, незаметно, потакая человеческим слабостям и страстям. Внешне всё благостно, а местами даже гламурно, но мы-то живём в России, мы-то знаем золотое правило: «Не спи – замёрзнешь!»

Небольшое отступление. Мой коллега, пишущий детективы, принёс в московское издательство сюжет, в котором главного героя шантажируют его бандитским прошлым. Редактор рукопись отверг: «Неправдоподобно», и в ответ на удивление автора пояснил: «Кого сегодня можно этим шантажировать?»

Русская культура изначально выстроена (да и сегодня остаётся) как модель Космоса. Давайте внимательно посмотрим, что же в ней сегодня происходит. В параметрах «герой» и «время» для начала важно понять, каким образом человек соотносит себя с реальностью, как он ощущает субстанцию времени, его динамику.

Субстанция «время» ощущается нами как некая поступательная динамика общественной среды, дающая возможность реализации сущностных сил человека. В «безвременье» же такая возможность отсутствует. Человек либо прозябает, растрачивая силы на недостойные его занятия (как в период «позднего застоя» ХХ века и гламура начала века ХХI), либо бессмысленно гибнет, не находя выхода из сплошных социальных тупиков (как в «перестройку»). Подытожим: «время» – возможность реализовать себя в обществе и на благо общества, «безвременье» – социально и психологически тупиковые условия существования, пустая растрата жизни.

В исследовании и той, и другой ситуации литературе интересен прежде всего человек, то есть – «герой». Любая наука поначалу собирает и описывает материал в определённой сфере, потом выявляет наиболее типичные характеристики – и затем на этой основе создаёт модели, идеальные образцы. Данный алгоритм в полной мере работает и в литературе. Однако сама последовательность несколько условна: в реальном литературном процессе эти уровни самосознания сосуществуют одновременно, изменяются творческий акцент и социальная востребованность и значимость того или иного уровня науки о жизни.

В выполнении этой как личностно, так и общественно значимой задачи существует своеобразная специализация писательских дарований. Вспомним трагедию Гоголя, обладавшего гениальной способностью типизировать человеческие пороки и создавать бессмертные образы, и не смирившегося с отсутствием дара идеализации. Сожжение второго тома «Мёртвых душ» и отказ от жизни – это протест великого писателя против ограниченности своего дара. Но данная трагическая коллизия лишний раз доказывает, что литература народа – целостное явление. Её задача – не шоу и не соревнование тиражей, и даже не пресловутое самовыражение, а совокупный, общенациональный ответ на вызов времени. В этом ответе тесно взаимосвязаны и отдельные «реплики», и эпического масштаба «монологи».

Основной же вопрос человека (и литературы) во все времена довольно прост: как сочетаются в личности, с одной стороны, соотнесённые между собой воля (устремление) и вера, а с другой – страсти, неуправляемые стихийные силы, называемые в православии «бесами»? То есть – насколько человек является сотрудником в Мироздании и в каких ситуациях выламывается из него в никуда? Чистота, точность и беспристрастность этого анализа являются критерием величия литературы.

Как же перемещаются в литературном процессе акценты осмысления изменений человеческой натуры? В эпохи социальных переломов литература в первую очередь решает задачу описания новых человеческих типов – то есть выполняет преимущественно ознакомительную функцию. Относительно замкнуто проживая свою жизнь в своём мире, своём социальном слое, человек благодаря литературе такого рода может значительно расширить своё знание о реальности, получить первое представление об изменении общественных отношений. Немалую роль играет и эффект узнавания, выполняющий задачу психологической поддержки, как бы узаконивающий личное существование. Героями в этом случае становятся люди новых профессий или новых социальных прослоек: именно в них наиболее ярко проявляются новые черты характера, на их примере показываются те или иные варианты социальной адаптации.

Когда новый тип личности более-менее определяется и концентрируется, на первый план выходят задачи типизация и литературный анализ «нового человека», создание глубоко психологически прорисованного образа. Здесь уже становится более очевидно, что добавилось или утратилось в человеке в новых условиях, какие свои способности и насколько успешно он реализует, как соотнесены его действия с порядком Мироздания Волей или неволей (как вышеупомянутый Н.В. Гоголь) писатель выносит приговор своим героям, показывая прямые (в данном случае чаще негативные, как предупреждение) следствия их нравственного выбора.

И наконец, когда в общественном сознании произойдёт подобная рефлексия, перед литературой встаёт самая сложная задача: проективная деятельность, создание идеального образа современного человека, так называемого «положительного героя». Смысл задачи состоит не в том, чтобы навязать обществу некий образчик для подражания, а в том, чтобы на примере «идеальной модели» показать, какой нравственный выбор даёт наиболее значимые положительные последствия (сколь ближайшие, столь и отдалённые).

Советская литература моделировала реальность осознанно и направленно, но попытка создания образа «положительного героя» в период «развитого социализма» с треском провалилась: по причине довления идеологии над литературой не был полностью отработан этап осмысления реальных героев. Идеологически выдержанные писатели реальность практически проигнорировали. Сразу стало очевидно, что создание «положительного героя» не может быть социальным заказом. Это общенациональная сверхзадача – но инициируют, разворачивают и завершают её решение именно писатели национального масштаба, соотносясь при этом не с директивой правящей партии, а с собственным инстинктом истины, обострённым чувством идеального.

Время, отпущенное нам, развернуло глобальные сюжеты: крушение империи, разгул самых низких страстей, осознание того, что хаос – состояние, стабильно гарантирующее гибель, и попытки выстроить посреди этого хаоса из себя самих (а больше и не из чего) какой-никакой, но порядок.

Вместе с тем в общественной жизни появились тенденции, существенно осложняющие духовный поиск путей развития.

Во-первых, это нарастающее доминирование визуальной информации. Особенность её заключается в отсутствии обратной связи. Очевидное мы воспринимаем как данность, отключая за ненадобностью собственные интеллект и воображение. В результате слово уже ослабило свои позиции в сознании человека, из формообразующего фактора оно превратилось в элемент, сопровождающий изготовленные кем-то формы. Это прямой путь к нивелированию личности, подведению её под установленный стандарт.

Во-вторых, духовный поиск осложняет чрезвычайно активное развитие манипулятивных технологий в сфере сознания. Эти технологии при помощи недомолвок и непрямой лжи глобального масштаба подводят личность к заранее определённым выводам и действиям (а если всё-таки она к ним не приходит, явление попадает в разряд недомолвок). Современная непрямая информационная диктатура, возможно, посерьёзнее тех, которые мы пережили в ХХ веке, потому что она совершает спекулятивные манипуляции во внутреннем мире личности, не регламентируя, а прямо программируя его поступки. То есть о личном нравственном выборе, который способен гарантировать устойчивое долгосрочное существование как человека, так и общества, говорить становится всё труднее.

И третье: нужен ли информационной диктатуре литературный образ героя нашего времени, а тем более – литературный идеал, герой положительный? Ответ однозначен.

Теперь о задачах. Естественно, необходима, во-первых, рефлексия по поводу ситуации, в которой оказался современный человек. Есть ли она? Знаем ли мы, «время» или «безвременье» на дворе? А может быть, сейчас это зависит именно от нас? Далее – знакомство с новыми героями. Новые персонажи достаточно широко представлены читателю. Можно смело сказать, что именно описание преобладает сегодня в осмыслении происходящего с человеком.

Что касается типизации – на сегодня это проблема номер один. Глубокий психологический анализ новых типов необходим насущно, но насколько возможен он в ситуации, когда сместились и нравственные ориентиры, и читательские ожидания, и издательская политика? Этот перекос подобен наклону Пизанской башни: пока центр тяжести не выходит за пределы основания, постройка стоит. Но смещение продолжается... А когда рушится человек, рушится и цивилизация.

Говорить сегодня о положительном герое – в известной степени дерзость. Требовать его появления в литературе – на наш взгляд, абсурдно. Литературные герои не конструируются, они рождаются как результат одновременно национального сверхусилия – рывка к жизни, и писательского прозрения, способного уловить и запечатлеть этот порыв. Но сейчас очень важно хотя бы понять, что идеальная модель современной личности, «положительный герой» – не навязываемый стандарт, а смысловой маяк, жизненно необходимый образ, позитивный проект развития личности. Нужен именно герой, способный, сохраняя в себе человеческое, вопреки обстоятельствам, активно формировать среду своего существования и делать нравственный выбор, гарантирующий ему (а в первую очередь обществу, которому он принадлежит), духовно устойчивое существование в условиях постоянно изменяющейся реальности.

Нельзя подменять «положительного героя» «героем успешным», потому что нравственный выбор и бизнес-стратегия преимущественно противонаправленны. Нельзя уходить в мистику, потому что это соблазн лёгкого пути, рождающий опасные миражи в реальности. Нельзя уходить в бунт и «кислотную» степень иронии, потому что это разрушает тонкую ткань жизни. Эти «нельзя» продиктованы не идеологией – они оплачены жизнью поколений, вынужденных искать свой путь «вслепую».