Это было самое невероятное приключение, в котором я когда-либо принимал участие. Дело в том, то брать с собой в Гурзуф ченчину равносильно тому, что в Тулу свой самовар брать: так народная мудрость гласит. Это вроде как в пьесе Островского «Бесприданница» все хотели в Париж с какой-то местной Ларисой поехать.

А дело было так. У Сереги в ту пору ченчина была, и звали ее Маша. Стал Серега в Гурзуф собираться, от этой Маши подальше, и вот, говорит ему Маша:
– Серега! Возьми меня с собой в Гурзуф.

Серега так и оторопел от этой наглости. Он сказал:
– Маша. Мы с Яшей в Гурзуф стюпом и бухом едем. Я не могу позволить, как джентльмен, чтобы столь утонченная, интеллигентная ченчина подверглась таким суровым испытаниям.

Маша сказала:
– Фигня. С любимым мужчиной и в шалаше рай.

Серега сказал:
– Маша. Ты даже не подозреваешь, как это опасно. Ты можешь простудиться и заболеть. Нам придется спать в глубоких соломенных скирдах, где живут страшные черные мыши, а также на высоких этажах пятиэтажек, на половых ковриках, а также…

Маша сказала:
–  Хуйня. Где мы только с тобой не спали.

Серега сказал:
– Маша. Но ведь нам придется на самом деле спать, именно спать, а не то, что ты имеешь в виду под словом спать. Вернее – не только то…

Маша сказала:
– Говно. Юная моя неиспорченная душа жаждет новых кровавых приключений.

Весь этот разговор Серега мне передал мрачно.

Я сказал:
– Ну что ж. Тогда получается, что мы не только стюпом и бупом поедем, но и трахом поедем. А трахом мы еще ни разу не ездили.

Серега сказал:
– Ну, допустим, не каждый из нас трахом поедет, а только я. А ты, Яша, по-прежнему, стюпом и бухом поедешь.

Я сказал:
– А вот нифига. Если ты трахом поедешь, то и я трахом поеду.

Серега сказал:
– Как же это ты с моей ченчиной трахом поедешь?

Я сказал:
– А я не с твоей ченчиной трахом поеду, а со своей.

Серега сказал:
– У тебя что – ченчина есть?

Я сказал:
– Если надо, то будет.

И стал я себе срочно ченчину искать. Как я ее нашел, это другая история, а сейчас главное, как мы в Гурзуф трахом ехали.

Как известно, однажды Серега был вынужден с собой в Гурзуф ченчину взять. Вот и мне тоже пришлось ченчину себе найти.

Ченчин у меня, в принципе, много, одна другой страшнее. Но я не эстетическим чувством руководствовался, а чувством юмора. Долго ли, коротко – нашел я именно такую ченчину, которую тоже звали Маша. И мы поехали в Гурзуф трахом, с двумя Машами на руках.

Надо сказать, что на самом деле ехали мы, конечно, стюпом и бухом: ведь ехать трахом – это не способ передвижения, а, скорее, состояние души.

Образовавшись на Курском вокзале вчетвером, мы вписались в Симферопольский поезд. Наши ченчины, Маши эти, наивно полагали, что мы в симферопольском поезде прямо до Симферополя и доедем, и обрадовались они, не зная, что на самом деле мы едем стюпом, и вопрос только в том, где именно нам сделают стюп.

Ченчины слышали лишь то, что слышали, а именно, что просились мы у проводниц до Симферополя. Таким образом, стюп мог произойти в Мелитополе или Джанкое. Однажды в этом симферопольском поезде стюп случился аж в Скуратово, где на вокзале пейзаж с Медведем висит, но это было уже в 1987-м году, в Серебряный век, когда наш мир начал на бабках сдвигаться, и с каждым годом проводницы все раньше начинали свой щекотливый разговор, который, к тому же, со временем и щекотливым быть перестал. В наши дни путешествие стюпом в принципе невозможно, потому что они сразу бабки требуют.

Итак, вписавшись в симферопольский поезд, мы решили ченчин в ресторан сводить. Утвердились мы все вчетвером в ресторане и разбухиваться стали. Спустя некоторое время Серега сказал:
– Яша, ты посмотри вокруг. Ведь мы, оказывается, с тобой не стюпом, а бухом едем.

Я сказал:
– Вряд ли. Если бы мы классическим бухом ехали, то мы бы наши сумки проводницам не оставили. А мы стюпом едем. Поэтому проводницы наши сумки и стерегут.

Серега сказал:
– Правильно. Но, если пойти и перепрятать наши сумки, то и получится, что мы не стюпом, а бухом едем.

Тут моя ченчина, Маша, ногой меня под столом толкнула и спросила шепотом:
– Яша. А разве мы с тобой не трахом едем?

Я сказал:
– Маша. Мы трахом едем. Но трахом ехать – это не способ передвижения, а просто состояние души.

Меж тем Серега взял свою ченчину и пошел с ней к проводницам, выкрал у них наши сумки и бросил их кому-то в купе. При этом он, по программе, сказал, что эти сумки надо пристально сторожить, ибо там ценные экспонаты из литовского исторического музея города Вильнюса, с дальним прицелом потом у этих сторожей аск сделать.

Но дело было в том, что мы с моей ченчиной всего этого не знали. Я подумал, что Серега потому со своей ченчиной ушел, что просто хочет вагон-ресторану стюб сделать, и стал действовать согласно этому плану.

Я сказал:
– Маша. Сейчас мы будем вагон-ресторану стюб делать. Это слово пишется через Б – стюб. Так мы его произносим, когда кому-то или чему-то стюб делаем. Но если кто-то или что-то нам стюб делает, то мы записываем это слово через П – стюп. Так уж повелось. Вот поэтому иди-ка ты, Маша, сейчас в восьмой вагон, запрись там в дабле номер два и жди меня.

Так она и сделала. И вот, сижу я на своем месте, все ушли, я крайний. То есть, стюп назревает, через П – мне, то есть. А я сижу и думаю, как бы мне стюб сделать, через Б. Вагон-ресторану, то есть.

Подходит официант, говорит, не хочу ли я рассчитаться? Я сказал, что хочу, но для начала заказал бы еще бутилен вина. Мой план был таков: когда официант за бутиленом пойдет, я вагон ресторану стюб и сделаю.

Но вскоре мой план переменился – я подумал: а почему бы мне не выжрать этот бутилен, а стюб сделать на следующем?

Так я и сделал. Но когда официант следующий бутилен принес, я подумал, а почему бы мне его с собой не взять? Подумал и сделал. Взял бутилен и прямо с ним вдоль вагон-ресторана к выходу прошел, и никто меня не заметил.

А секрет был очень простой. Дело в том, что мы ехали в третьем вагоне, ресторан был посередине, а мою ченчину я отправил в восьмой. Официанты стерегли нас с головной стороны вагон-ресторана, а я исчез в хвостовой. Когда же они этот маневр поняли, я уже со своей ченчиной в дабле номер два восьмого вагона преспокойно трахом ехал.

Официанты же, заподозрив неладное, кинулись нас в голову поезда искать. Но нашли они не меня с моей ченчиной, а Серегу с его. Серега сразу от меня отрекся, как апостол Петр от Христа. Но официанты все равно его с поезда в Туле ссадили.

А я обо всем этом не знал, но догадывался. Кроме того, выйдя из дабла номер два восьмого вагона, я подумал, что в этом поезде мне делать больше нечего. Тут как раз Тула наступила, и я в Туле сошел.

И вот, иду я со своей ченчиной по Туле и вдруг Серегу встречаю, с его ченчиной.

И встал у нас тогда великий тульский бух. В Туле мы жили три дня, и всюду на улицах тульских ченчин встречали. А они были красивые, гораздо лучше, чем наши московские Маши. Тогда Серега и сказал:
– Вот, Яша. Выходит, мы в Тулу со своим самоваром приехали.

А ченчины услышали и обиделись. Серегина ченчина села в электричку и в Москву уехала. А моя на какое-то время осталась, до Гурзуфа она, конечно, не дожила, но километров девятьсот со мной еще присутствовала. Точнее – ровно 913 километров – от Тулы до Запорожья.

Вот и получилось, что ченчину с собой Серега взял, а трахом в Гурзуф я ехал.

Однажды мы с Серегой взяли с собой в Гурзуф ченчин. Но Серегина ченчина в пути пропала, а моя осталась. Начиная с Тулы, я стал ее звать не Маша, а Самовар.

Так и говорил:
– Самовар. Дай-ка мне колбасы.

Или так:
– Самовар. Подержи кружку, пока я в дабл схожу.

Или:
– Эй, Самовар. Иди-ка ты сюда, сделай мне Запорожье.

На самом деле, мою ченчину звали Маша, но я уже об этом, можно сказать забыл, потому что и до Самовара ее уж несколько раз переименовывал.

Однажды она сказала:
– Яша, не зови меня больше Самоваром. И вообще, давай по душам поговорим. Ты со мной как собирался ехать?

Я густо покраснел и сказал:
– Трахом я собирался ехать.

Она сказала:
– А ты как едешь?

Я сказал:
– Виноват. Стюпом и бухом еду.

Она сказала:
– Ну вот. Тогда и не зови меня больше Самовар.

Я сказал:
– А помнишь, в поезде, в дабле номер два восьмого вагона?

Она сказала:
– Так уже три дня прошло.

Я сказал:
– А Запорожье?

Она сказала:
– Запорожье не считается.

И вот, ворвались мы в Запорожье. Это было настоящее Запорожье – город, а не минет.

Серега сказал:
– Яша. Давай это длинное Запорожье хоть раз во всю его длину пройдем?

Я сказал:
– Боюсь, что на это у нас дня три уйдет.

Серега сказал:
– А мы не в каждый гамазин заходить будем, а через один. А в пивняки – так и вообще не будем заходить, потому что с нами дама, и даблиться ей будет негде.