НАЗАД

ВИКТОР
ЕСИКОВ

* * *

Крупицы твоего тепла,
Рассеянные по вселенной,
Как брызги волн в приливе пенном,
Подобострастно слижет тьма.
Ей, ненасытной, нужен чистый
Безгрешный вымолот души.
Посланец очень уж спешил
Собрать в суму товар искристый.
Я горевал, любви лишенный,
Держа сосуд опустошенный.

* * *

Когда в молекуле воды
Я без остатка растворюсь,
Без цвета, запаха и вкуса
Прозрачной капелькой вернусь!
Скачусь, сверкая, на ладошку.
Её увидев, ты поймешь:
Теперь он мой, и умилишься,
К себе приблизишь и слизнешь...

* * *

Я смотрю в дорогие глаза,
Как в молитвенник, на образа!
Что мне видится в той глубине?
То тревога, то тихая нежность -
И открылось, как вспыхнувший свет:
Там судьба и моя неизбежность!
Ты мне милостью божьей жена,
Двадцать лет неизменно одна -
Это трудно понять и умом,
И тем более сердцем капризным...
Может в верности сущность любви
К человеку и полю отчизны?!

* * *

Опадают осенние листья
В говорливые струи ручья,
И березка над ним повторяет:
Я ничья, я ничья, я ничья…
Золотое мое одеянье
Унеси далеко, далеко -
Где еще не окончилось лето,
Там где солнце стоит высоко.

* * *

Плывет накидка серебристая
В неясных отблесках огня,
Чуть слышно, звякая монистами,
Чарует легкостью меня.
Сужая круг, слегка колышется
На пустотелости своей,
И чей-то голос сладкий слышится:
"Благоговей, благоговей...!"
Молюсь! Но смысла слов не ведаю;
Гортань хрипит, как конь в узде.
Возможно снова, кем-то преданный,
Останусь завтра не у дел.

* * *

Когда над нами ветер рвет, как лист бумажный,
паруса -
Для нас невыдуманный рай косы прибрежной полоса.
И каждый дорого отдаст за акт спасительного чуда:
На гребне пенящей волны, закрыв глаза, нестись
к Бермудам.
Молись, о страждущий, молись! Твое спасение от Бога!
А воля Красного вождя - его крылатая пирога!
В разрезе узких глаз сверкают протонным
всполохом зрачки;
И в круге солнечного диска ладонь протянутой руки...

* * *

Ты вылезла ко мне из космолета
Зеленой гусеницей с тельцем аппетитным
И опустилось дуло огнемета -
Не станет день клеймом кровопролитным!
Всходило солнце, осветив поляну,
В оживших росах заиграли блики света;
Шли гребни волн к тебе по океану -
К посланнице живой миров инопланетных!

* * *

С бумагой, брошенной в камин.
Я видел строки рифм над дымом
И убедился - мир един!
Там, в звездных далях бездны млечной,
Плывут фрегаты наших снов…
О, Ты, божественная Вечность!
К Тебе, свободный от оков,
Смогу ли, эту жизнь покинув,
Не сожалея, не скорбя,
Отринув и забыв земное,
Парить, не чувствуя себя?

ЗАРИСОВКА

Две старушки - твари божьи
Вдоль реки, по бездорожью
Шли куда-то не спеша.
Воздух чистый огласив,
Соловей в кустах ракиты
Заливался. Рябь реки -
Словно кто-то через сито
Вылил воду. Топляки,
Как семья гиппопотамов,
Проплывали по стремнине.
Свежий след ступней на глине.
Тени длинные от храма,
Колоколен и крестов,
И решетчатых прутов.
Полулежа на откосе,
Нагишом, при папиросе,
Уложив в ладонь щеку,
Барабаня по виску,
Наблюдал приметы жизни;
Наслаждался всем обыденным
В ощущениях приятных -
В ритме собственного пульса,
Без тревоги и конвульсий -
Что, по своему, занятно.
Жук в потоке муравьев
Был беспомощен и жалок.
У колодца пара галок
В бочке, полной до краев,
Утоляли мирно жажду
(На жаре все твари страждут).
Кот внимательно следил,
Ждал момента для прыжка.
Жар нагретого песка
Все сильнее бередил;
Пот струился, и вода -
Поманила. Я привстал
(Долго мучиться не стал).
Окунулся. Переждал.
Вглубь нырнул. На глубине
Ключ холодный остудил
Тело. Мышцы на спине
Вздулись. Взглядом проводил
Стайку рыб. За ними щука,
Как торпеда, пронеслась...
Выплыл бодрым. Оглядевшись,
Лег на воду. Где-то сука
Злобным лаем изошла -
В миг идиллия ушла:
Встал на дно. На берег влез.
Мой волшебный мир - исчез.
Натянув штаны на ноги,
В теле, чувствуя истому,
По сухой стерне дороги
Босиком поплелся к дому.

Слава Богу! День прошел.
В том не так уж много смысла,
Просто дань воскресным числам -
Отдохнул - и хорошо!

* * *

Если где-то в горах расцветают бутоны:
Аромат их медовый - непременно Тебе!
Если горное эхо отзывается радостным звоном:
Эти гимны вершин - непременно Тебе!
Если неба лазурь в это утро чиста и безбрежна:
Ее бодрость пьянящая - предназначена только Тебе!
Если сердце сыновне наполнила грустная нежность:
То она, несомненно, - предназначена только Тебе!

* * *

Берега реки - далеки.
Не доплыть до них, не доплыть;
Не осталось сил, может быть,
Утонуть в реке и забыть:
Всё чем жил вчера на земле,
Всех кого любил и жалел…?
Мне бы белым облаком ввысь,
Как на горку в детстве взлетел,
Где увидел мир в десять верст,
Осознал впервые своим...
Не осталось сил, может быть,
Стану, речка, сыном твоим?

* * *

Напоите, дожди, эту землю иссохшую влагой.
Зацветет и одарит, и отдаст всё, что может, сполна!
Понесутся ручьи говорливо опять по оврагам,
Опадет пелена, как оковы тяжелого сна;
И палящее солнце - уже не исчадие Ада;
И поют соловьи, провожая его на закат;
И тончайший букет ароматов цветущего сада,
И бодрящие воды освежающей душу прохлады!

* * *

Из сумятицы дней - только два или три для полета,
Да и то не подряд и не знаешь, когда эта дата?
И не знаешь, какая за это последует плата?
За желанную участь, за званье, за должность пилота?

* * *

Единоборство - равный шанс бойцам,
В нем благородство, правило и принцип,
Где вдох и взгляд благочестивых дам
Ценились выше одобренья принца!

* * *

Не замыкайся в круге временном
Своей судьбы, душевной личной боли
И в настроенье будучи дурном,
Не подавляй едва окрепшей воли.
Мы все подвластны ритмам, но они
У сильного не вытеснят сознанья,
И он других ни в чем не обвинит
Угоду Я и просто в назиданье.
Пусть рядом слабый набирает сок
И, созреванью радуясь чужому,
Ты будешь сам в стремлениях высок,
Терпение, приняв за аксиому.
Но срок придет - его не избежать,
В том высший смысл, дарованный природой:
Вслед уходящим - снова возрождать
Движенье человеческого рода!

Осенний вальс танцует лист кленовый,
Торжественно и медленно кружась,
Чтоб по весне побег пробился новый,
Решился, наконец-то он упасть!

* * *

Хотел бы в раковине жить,
В чудесном замке из кораллов,
С русалкой юною дружить
И плавать с ней в пространстве малом;
На акватории лагуны
При свете солнечном и лунном
Вдвоем жемчужины искать;
Ловить: тунца, макрель, лангуста;
Сжимать в объятиях до хруста
Невозмутимых черепах;
Не ощущать животный страх
При виде челюстей акулы,
Лежать на дне, благоговеть
Не уставать и не болеть,
И игнорировать посулы
Власть предержащих упырей,
Сосущих соки интеллекта -
Не человека, а объекта.
Не ждать аванса и зарплаты,
Заначку прятать от жены
Своей, не чувствуя вины,
Ругаться неприлично матом.
Хочу в объятия кальмара,
Медуз прозрачных щекотать,
Свободно жабрами дышать,
Забыв житейские кошмары,
Хочу..., но зазвонил будильник,
Жена зажгла, увы, светильник.

* * *

Искали мы слова,
искали мы слова,
искали мы слова,
не сказанные нами.
Растаяли в ночи,
растаяли в ночи,
растаяли в ночи
невозвратимой стаей!
Есть город нежных слов,
есть город нежных слов,
есть город нежных слов -
там все слова в печали.
Нам трудно их понять,
нам трудно их понять,
нам трудно их понять -
ведь их мы не сказали!
И все же они ждут,
и все же они ждут,
и все же они ждут,
готовые вернуться.
Свое гнездо совьют,
свое гнездо совьют,
свое гнездо совьют
у каждого под сердцем!
Их нужно говорить,
их нужно говорить,
их нужно говорить
друг другу утром ранним!
И им тогда звучать,
и им тогда звучать,
и им тогда звучать,
любовью озаряя!

* * *

Пораженный печалью навылет,
Мрачновато общаюсь с коллегами...
Где-то Альфы гуляют с Омегами,
Кто-то сук под седалищем пилит.
Не вдаваясь, в подробности - шарю
Взглядом томным по звездному пологу:
То ли Вечность пришла к гинекологу,
То ли Я стал последнею тварью?

ГРУСТНАЯ ИСТОРИЯ
О ЧЕТВЕРОНОГОМ ДРУГЕ

В воскресенье стало плохо -
был противен сам себе.
И решил - пора ложиться
ближе к фановой трубе:
Там уютно, сухо, чисто,
нет противных сквозняков,
Проникающих со свистом,
превращая в мозгляков,
Молодых и престарелых,
Закаленных, словно сталь
Трусоватых, даже смелых,
и ленивых, и умелых…
Мне к трубе давно хотелось
по понятиям простым:
Там моя собака грелась -
место было не пустым.
Пес считался беспородным,
родословной не имел;
Но зато был благородным,
благодарным быть умел.
Утром стягивал с кровати -
выводил меня гулять;
Ждал с работы на закате
и выгуливал опять.
В выходные регулярно
выезжали вместе в лес
(Там: уменьшилась одышка
и растаял лишний вес).
Пес искал грибы заправски:
белый , рыжик, даже груздь!
Я не сдерживался в ласке,
поощряя чем-нибудь.
У любой животной твари
на любовь рефлекс в мозгу
И она ответно дарит -
наслаждайся и живи!
Лишь одна беда природы:
отпускает малый срок
Для собак любой породы... -
вот и снова одинок!
Иногда он мне приснится:
лес, лужайка, пенье птах;
Бес безудержно резвится,
то заляжет вдруг в кустах;
Застывает резко в стойке;
звонкий лай на весь округ;
Сторожит, когда я пьяный -
Настоящий, верный друг...!
Ком подкатывает к горлу,
сердце ноет и щемит;
Накачался в ночь снотворным,
исчерпав его лимит.
Мне советуют жениться,
завести своих детей,
От тоски освободиться
и от пагубных страстей.
Время наше непростое:
взять ответственность боюсь.
Жить под женскою пятою
не сумею и сопьюсь.
Не боец, ленив не в меру -
сознаюсь, но не стыжусь
Признаю любую веру -
разве только не молюсь.
Обошлись с народом круто,
обтесали наши лбы...
Пережить бы эту смуту
мне у фановой трубы.
Справлю скоро день поминок -
Помоги, Святой Лука!
Я решил пойти на рынок
и купить себе щенка!

* * *

Странный рыцарь Печального образа
Повстречался на встречном пути:
Проржавевшими лязгал доспехами
И коня по бокам колотил.
На щите его герб незатейливый:
В стилизованном виде петух;
От попоны, годами не стиранной,
Исходил отвратительный дух.
Он забрало открыл и внимательно
Оценил затрапезный мой вид,
Ткнул копьем под ребро у подвздошия,
Мне сказал: " Проходи индивид".

* * *

Поднимаясь над куполом вечности,
Слышу звуки органов вселенские:
Примирились Онегины с Ленскими -
Пребывают в любви и сердечности.
Растворюсь без остатка в увиденном;
Приподнявшись, парю над обыденным.
Подо мной Эвересты с Монбланами
И братаются Джоны с Иванами.
Вдохновляет, волнует и радует -
Извержение божьего семени;
Единенье пространства и времени
И что манна небесная падает.

* * *

Беловолосая пастушка
В юдоли тихой забытья
Пройдет тропинкой на опушку,
Листвой опавшей шелестя.
Там под луной, в лимонном свете,
В смолистой ауре сосны,
Лесная фея ждет в карете,
Храня обещанные сны.
Там в глубине бормочет леший,
Пугая, просто, как бы впрок;
Потом обнимет и утешит
Березку, пролившую сок.
И соловей - солист врожденный -
Ворвется посвистом в окрест,
И ветер свежий примет роды;
Весна вздохнет, целуя крест!

КОЕ-ЧТО ИЗ ПРОШЛОГО

На поезде, под мерный стук колес,
Сидел в вагоне, слушал разговоры:
Почем купить на базе можно тес,
Созрели ли в июле помидоры;
Клубника что-то рано отошла...;
Фитофтора картошку поразила...;
На Вале дом сгорел вчера дотла...;
Намедни Манька-стерва отчудила...
Вот, станция. Бабаево. Сошел.
Пешком идти? Или ловить попутку?
(Семь лет назад - решение нашел:
Я прогулялся всласть по перепутку.
В ту зиму снег дорогу пощадил,
Да и мороз - свирепствовал не шибко,
Знакомых мест тогда не находил
И опасался - совершить ошибку).
А летом все конечно по иному!
Иные краски и не тот настрой,
На сердце вдруг почувствовал истому
И возбужденье не было игрой.
Под тусклым светом редких фонарей
Прошел до парка улицей центральной,
И постепенно в глубину ноздрей
Внедрились духи зоны аномальной.
Свернул на тракт - знакомый с юных лет;
Полуразрушенную временем церквушку
Окинул взглядом: изменений нет -
Бог сохранил (надолго ли?) старушку.
Вот и опушка пасмурного леса,
Где леший в детстве что-то бормотал;
Вот трактор - инвалид прогресса:
В обличье ржавом грудою предстал.
Вечерний сумрак пеленал дорогу,
За горизонтом багровел закат;
Я возвращался к отчему порогу
Под пенье оголтелое цикад.
Обрывки мыслей в памяти теснились,
Блуждает смутно прошлого сюжет:
Припомнил, как неистово молились
Старухи, когда помер в лето дед.
Что было там - за тонкою чертою:
Мельканье глаз и всполохи зарниц?
Кто может знать то правило простое
Преодоленья забытья границ?
Колодец, лавка, куры, подоконник,
Понурая кобыла у плетня,
Благообразный на столе покойник...
И кто-то гладит ласково меня.
Потом - проселок к кладбищу у рощи;
И гроб, как лодка, - только на плечах;
Какой то дядька с орденом и тощий
Ужасно долго путался в речах...
Потом бросали в яму комья глины;
Поодаль бабка с восковым лицом -
Из-под косынки выбились седины;
С ней рядом мать с подвыпившим отцом.
Поминки в хате. Запах самогона.
Старухи подвывали. Духота.
Кисель. Кутья. Гармонь в руках Мирона -
Зловонный запах с песней изо рта...
Воспоминанья скоротали время,
Но ночь уже спустилась чернотой;
Замедлил шаг, Почувствовал, что бремя
Усталости взывает на постой.
Желтком яичным выплыла луна;
Все явственнее звездные реликты...
Решил остановиться. Воля сна
Продиктовала на ухо вердикты.
Разжег костер. Достал краюху хлеба:
Отламывал и медленно жевал...
И постепенно растворилось небо:
То ли забылся, то ли крепко спал?
Прислушался. Неясный всплеск воды,
В порывах ветра скрежеты деревьев,
Как сажу черную смывают со слюды
Сноровистые руки подмастерьев.
Рассвета ждал на берегу реки;
Нетерпеливо на восток косился;
Еще в кострище рдели угольки;
Дымок прозрачный нехотя струился.
Вдруг выплыл златогривым жеребцом
Лик солнца над стеною леса:
Я ощутил обветренным лицом -
Каков он есть размерами и весом!
Дохнуло жаром и туман потек,
Открылась гладь, и заиграли блики,
И ринулся от света мотылек
Под кустики поспевшей ежевики.
Огромный диск завис над головой
И подавляет медленно сознанье;
Жар, спущенный упругой тетивой,
Внедряется, насилуя дыханье.
Побрел к селу, сочился липкий пот;
Считал шаги, глотая пыль дороги;
Слепень терзал (искуснейший пилот),
Вгрызаясь в шею, спину или ноги.
Но вот и дом, спасительные сени;
Ведро на лавке, полное воды -
Негромкий вскрик ,при встрече, тетки Жени
Ее обнял. Паденье упредил.
В дремоте легкой отходил от зноя
В прохладной неге деревенских стен,
В забытом мире, созданном не мною -
Как сладок этот добровольный плен.
Здесь не тревожат кандалы проблем,
Не раздражают директивы съездов
И щекотливость злободневных тем
Осталась у кремлевского подъезда.
У этих мест эмблема забытья,
Неспешный ход задумчивых столетий:
Зимой - одна и та же полынья
И десять кур, кудахтающих в клети;
В лесах пока не вывелись грибы:
И боровик, и рыжик, и волнушка;
И старики заранее гробы
Строгают для себя и для старушек.

* * *

Веселый гномик на трубе
Играл бравурный маршик;
Входили дети в зеркала
И становились старше.
Известный сказочный сюжет,
Знакомые картинки:
Одно лишь грустно для ребят -
Им ноги жмут ботинки.
Волшебник злой в усмешке рот
Скривил, а я заметил -
Ужасно хочется ему
Назад вернуться в дети.
Веселый гномик на трубе
Играл бравурный маршик;
И, пробудившись, понял я,
Что стал на сутки старше.

* * *

Как над Волховом рекой, ой, в зной,
По-над кручами слоистыми из камня известняка
Кони мчались, и вплетались ветры в гривы
шелковистые,
И струились, и стекались злато - гривы по бокам.
Как над Волховом рекой, ой, в зной,
Птичий крик врывался в тишину, и дрожала синева,
Тучи плыли в неба - стыни в неизвестную страну,
Где в озерах отдыхают острова - два.
И вражды там нет в помине - чудеса!
В той стране на островах мир иной, ой,
Не заходит солнце на ночлег, нет,
Звери там живут без нас, в тех лесах,

Холодна вода и чиста - им всласть.
Туда кони табуном доплывут, да,
Будет их вести в ночи звезд свет,
Да не смогут удержать их невода…

* * *

Увядали цветы на окне, не политые кем-то случайно.
Ветер, их пожалев, через форточку капли дождя
осыпает, храня красоту.
Гениальный скрипач извлекает волшебные звуки
смотря, отрешась, в пустоту,
Сохраняя в искусстве своем не понятную разуму тайну.
Уходящее солнце давно уж не греет
небритые щеки мои,
И уходят неспешно на Запад облаков поредевших слои.

* * *

В отливе шелковых волос струилась жизнь;
О, свежесть утренней росы!
О, торжество живой красы!
В отливе шелковых волос струилась жизнь!
В движеньях легких, тонких рук мелькали образы
и духи;
Я их порою узнавал и, узнавая, понимал:

В движеньях легких тонких рук мелькают образы
и духи!
Улыбка приоткрытых губ была полна очарования,
Я убедился в этот миг, что красоту ее постиг;
Улыбка приоткрытых губ была полна очарования,
Из глубины разреза глаз струился свет неповторимый!
Я ощутил, что и в меня проникла искорка огня;
Из глубины разреза глаз струился свет неповторимый!
Вздымалась трепетная грудь, меняя профиль тела,
И в нем угадывалась суть, в которой можно утонуть:
Вздымалась трепетная грудь, меняя профиль тела!
Вдруг резкий крик из тишины развеял образ дивный,
Опустошенный я застыл и сердцем тотчас ощутил:
Тот резкий крик из тишины развеял образ дивный!

* * *

Все золото осени, радугу врат поднебесья,
Родниковую воду и дорогу песчаную леса,
Верховые болота с брусникой и клюквой в придачу,
Трав роскошных дурманящий запах, -
Счет за эти подарки оплачен легко и беспечно.
Просто ты оказалась в данном месте
по случаю встречной.

* * *

Зачем огонь, как дух святой,
Стекает с пальцев лучезарно,
Он поражает немотой,
Смущает жанр эпистолярный.
Ревнитель веры изнемог,
На чудо глядя неземное,
И, изумленный новизной,

Решил, что проявился Бог!
Объять обычным разуменьем,
Преодолеть крутой подъем
И убедиться что почем
Не смог, раздавленный сомненьем.

* * *

В бездонных омутах твоих увидел дух печальный,
Он притаился в глубине, как свет родоначальный.
В нем очертанья сложных форм угадывались смутно,
С тревогой вглядываясь в них, страдал ежеминутно.
Пришла осенняя пора, дожди терзают землю,
На фотографию смотрю, чего-то жду? Я внемлю
Потусторонним голосам, живущим запредельно.
Они преследуют меня на площади отдельной.
В разрывах времени ловлю ушедшие сюжеты,
Пытаясь выпад отгадать подброшенной монеты.

* * *

Любимая, в страницах наших лет,
Пролистанных и прожитых совместно,
Лишь нам с тобой доподлинно известно -
На все ли получали мы ответ?
Свои миры вселенского масштаба,
Перипетии долгого пути,
Когда порой выдавливал: прости! -
Раскаянье оценивая слабо.
Но рано подводить пока баланс,
Учитывать и минусы, и плюсы.
Нас ранили душевные искусы
И радовал использованный шанс.
Ошибки в прошлом - бледная химера;
Покаявшись! - Наступит ли покой?
Мне хорошо, любимая, с тобой!
У счастья неосознанная мера.
Не зачеркнуть прошедшее, не спрятать -
Все остается, память бередя.
Хотелось бы не думать загодя,
Страшат ли нас предвестники заката…
Храня тепло и силу ощущенья,
Не все бы мы хотели повторить,
Но радостью душевной одарить -
Не это ли для нас тропа прощенья!
Две копии родительской судьбы
Нам не нужны - я враг стереотипов,
Проходят дни со скоростями клипов
Без веры в путеводные столбы.
И все же нам не стоит жить уныло,
Семейный соблюдая паритет,
Увидел я во множестве примет -
Для нас вино не все перебродило!
Любимая, в страницах наших лет,
Пролистанных и прожитых совместно,
Лишь нам с тобой доподлинно известно -
На все ли получили мы ответ?

* * *

Во мне надрыв моей эпохи,
Ее ветра, порыв страстей
И плачь отверженных детей,
Ее стенания и вздохи.
На мне ответственность прямая
За все случившееся в ней,
За что люблю ее сильней -
Интуитивно понимаю.
Текут загаженные реки,
Во мне подпорченная кровь,
На Русь идет иная Новь,
Былое кануло навеки.
Стою, как столб, на перепутье,
И глядя уходящим вслед,
Держу раскрытым партбилет
С нерасторжимой личной сутью.

* * *

С рассветом полк пошел в атаку,
Ехидно смерть скривила рот -
Святое право у солдата
Горячим сердцем лечь на дот,
На бранном ложе чернозема
Мы справим свадьбу на крови.
Шептала женщина в подушку:
Не овдови, не овдови!
Но мы не праздновали труса.
Рывком вперед, на рубежи!
Ах, как летали в это утро
Громкоголосые стрижи!
Тупой удар, на полукрике
Ушел и спрятался под дых,
И солнце полоумным диском
Накрыло враз глухонемых.
Через ложбинку подбородка
Из уголка лиловых губ
Пошла рубиновая струйка:
Похоже - всё: "хана, отруб!"
Не ремесло для славянина -
Штыком германца щекотать;
С зачатьем - гены хлебороба
И в перспективе - девок мять!
Резные ставни пятистенки,
Рябина, лавка и сарай…
Белесый дед сует гармошку:
Давай-ка, Ваня, поиграй!
Сошлись в кружок односельчане:
Кажись, Ванюша задремал?
Должно быть лишку самогона
Не закусивши, принимал…
Сминая фартук, мать сурово:
Отцовой памяти - стыдись…
Освобожденная от плоти,
Душа плывет неспешно ввысь!

* * *

Твой локон живой и воздушный
Чарует, тревожит, манит!
Он радужки глаз охранит
От взоров пустых, равнодушных.
В нем вечный вопрос и загадка,
Сокрытые в таинстве жизни,
Рукою откинешь и брызнет
Лучистость твоя без остатка.
А снова на лоб опадет,
Как занавес жанровой сценки,
От нас укрывая оттенки, -
Подаренное украдет!

* * *

Скажи, какого рода племени,
И сколько помнишь ты колен?
Ужели память наша - тлен -
Освобождается от бремени
Следов величия в пути,
От наших пращуров далеких,
Чье семя сбраживало соки...
Прямого сходства не найти
В чертах, оставшихся без плоти,
В глазницах голых черепов,
На поле взятых у снопов
Или отрытых на охоте
Случайно таксой у норы
Бурундука или лисицы.
Один из них давно пылится,
И ждет разгадки до поры.

* * *

Три свежие розы, три красные розы
Покоились в вазе из хрусталя.
Ты рядом сидела, плечо оголив,
Ваянием чудным пленительной позы
В окне шелестели осенние клены,
Листвой опадающей кроя газоны
И люстра звенела искрящим стеклом,
И духи витали, роясь над столом.

* * *

Где-то сказочный город, подаренный в детстве мне?
Вот и сегодня тоже я видел его во сне.
Маленьким мальчиком иду я бульварами,
Мимо машины с глазами-фарами -
По автостраде проносятся мимо,
Звуки клаксонов для пилигрима,
Предупреждают меня об опасности,
Чтобы не бегал за мячиком, в частности.
Он на дороге - заманчиво яркий.
(Мне же давно не дарили подарки.)
…Скрипнула дверь. От собачьего лая
Сказочный город за дымкой растаял.

* * *

Мальчик, ставший никем,
Сгинувший в городе Грозном,
В той войне одиозной.
С гранатометом в руке,
Словно споткнулся - упал
На представлении жутком,
Площадь штурмуя "Минутка"…
Ветер игриво трепал
Кудри у раны смертельной.
Губы чуть-чуть приоткрыты.
Фразы смешны и избиты
В княжестве Крови удельном.
Грузом под номером "двести"
Матери сына встречать.
Справка, размыта печать,
Кажется, все честь по чести.
Выдана помощь, салют,
Речь офицера над прахом,
Кто-то сочувственно ахал…
Снова кого-то пошлют,
Долгом святым прикрываясь.

* * *

Сережки, словно колокольчики,
Для уха чуткого слышны,
Когда березынька колышется
Под ветром трепетно весны.
Уже набухли почки первые,
Вот-вот янтарный брызнет сок,
И заалеет в утро раннее
Нежнейшим пламенем восток.
Чуть скрипнет дверь,

В сарае телочка, почуяв что-то, замычит,
И, звякнув цепью, пес встревоженный
Спросонок глухо заворчит.
Ты, выйдя на крыльцо холодное,
Слегка поежишься, крестясь,
Вдохнешь нектар желанной свежести,
Навстречу солнцу поклонясь.

* * *

Была рептилия наивной
Во всем по молодости лет,
Ее слепил наружный свет,
Но жизнь казалась примитивной.
Кругом мышей хоть пруд пруди,
В норе прохладно, но уютно,
Поддавшись слабости минутной,
Себе рецептор повредишь
Броском случайно на ежа -
Он на пути ее лежал
И сторожил мышей у норки -
А солнце село за пригорком…

* * *

По обочине дороги вылезают рыжики,
С вожделением гурманы их едят в Парижике.
Эмигранты русские, в ностальгии чуткие,
Скушают солененьких и рыдают сутками,
Слезы льют горючие на рубахи красные,
И штаны становятся мокрыми атласные.
Кровь белогвардейская бьется и пульсирует,
А на сцене парочка юная вальсирует…

* * *

По стеклу ползла улитка,
Не спеша - куда спешить -
Естество свое смешить
Ускореньем слишком прытким?
Величавое движенье,
Ей отпущенное даром,
Точно так же в мире старом -
Не считалось униженьем.
Не к чему вершить дела,
Закусивши удила,
Обезумела эпоха -
От того-то так и плохо
В государстве и в быту,
Только птичка на лету
По нужде имеет право
Свои прихоти справлять.
Нет, негоже нам спешить,
Дружно двигаясь направо,
По армейскому уставу
Заставлять детей на пять
В школе десять лет учиться,
Быть примерными во всем,
Помнить, что ответ несем,
Что на лестницах мочиться
Неприлично и нельзя,
Многим это очевидно -
На стене писать постыдно
Непотребное, друзья…
Разговор к тому веду:
Я на выборы иду!

* * *

Хотели цветы цвести,
Дарить аромат и форму,
Но им навязали норму,
Чтоб красоту извести.
Увяли они, страдая,
И лепестки опали,
Тебе подарю едва ли,
И ты не поймешь, рыдая.

Тебя обниму за плечи,
В луга отвезу, как раньше,
От грубых людей подальше,
Но красоте навстречу!

* * *

Шел по аллее осеннего парка,
Ворон на липе отрывисто каркал,
Ветер листву шевелил и, срываясь,
Плавно кружила, ложилась под ноги
И, покрывая пространство дороги,
Тихо шуршала, а я, улыбаясь чему-то забавному,
Думал: "О, как же погоже и славно!"

* * *

Волненье в стае воробьев,
Замерзшей и голодной,
Чирикал в сквере хор народный,
Собравшись здесь со всех краев
Без дирижера, без оркестра,
Нестройный гам по всей округе
В голодный год Большой Беды,
Где Бог свидетель и маэстро!
Старушка вышла из подъезда
И стая сорвалась в момент,
Поскольку вынесен презент
Для птиц - последняя надежда!
Малышки яростно клевали,
И сильный слабого теснил,
Схватив, он тут же уносил,
Другие тоже не зевали…
Делясь с воробышком последним,
Старушка - померла намедни.

* * *

Скажи неведомая гостья,
Каких ты жительница стран,
Иль снова чудится обман -
Всего лишь призрак на погосте?
Игра случайных пришлых духов,
Двух красок движущая смесь,
А в ней - пылинок мелких взвесь
Плывет одним огромным ухом;
Оно как парус на ладье -
Я где-то рядом и нигде!

* * *

Слетела осень крылом голубиным,
Стелясь ковром по парку
В своем одеянии ярком,
Порывами ветра переносимом.
Ты медленно шла по тропинке,
Чему-то слегка улыбаясь,
А я, говорил, заикаясь,
О пустяках и первые льдинки
Сверкали на солнце, рушились с треском
И птицы пугались,
И стаей срывались,
Их гомон долго звучал перелеском.
Ты молчала, живя в своей скорлупе,
Я злился на осень и громко сопел.

* * *

Ты звезда и я звезда местного масштаба,
Прозябаю тридцать лет в должности завлаба.
Мне друзья на юбилей дарят комплименты,
Благодарен им за то я эквивалентно!
Мне на пенсию пора - срок пришел и вышел,
Растревоженная грудь учащенно дышит.
Не хотелось бы стареть дальше с ускорением,
А хотелось бы дарить всем стихотворения!

* * *

Холодный сумрак вуалью окутал
Влюбленных в прибрежных кустах,
Вкус поцелуя лежал на устах,
В рощице филин встревоженный гукал.
Звезды усыпали купол бескрайний,
Месяц неспешно свой путь продолжал,
Отблеском света по речке дрожал,
Не выдавая сердечные тайны.

* * *

Солнце окрасило небо
Алым над горизонтом,
Тучи надвинулись фронтом,
Ночь занимается следом.
Ветер покачивал крону
Кленов, склоненных над речкой,
Где в потаенном местечке,
Без противленья закону,
Не ощущал притяженья
И кривизну протяженья.

* * *

Белоснежную блузку
Осквернил шоколадный ликер,
Королева, упав на ковер,
Выражалась свободно по-русски.
Юный паж, покраснев от натуги,
Подхватил королеву под мышки,
Не хватило силенок мальчишке,
Завалился он рядом в испуге.
Фаворитки шептали злорадно,
Прикрывая уста веерами,
А послы приседали с дарами…
Я проснулся. Мне стало досадно,
Даже как-то немного неловко,
Что, увы, не дождался концовки.

* * *

В такт колышутся ресницы,
Словно крылья черной птицы,
Открывая мир бездонный.
Был еще недавно сонный,
Не испытывал волненья -
Только акт преодоленья
Ограничивал истому,
Подчинив закону Ома
Противленье старой плоти.
Как собака на охоте,
Застывая, вышел в стойку.
Дятел стуком кличет сойку,
Время свернуто в спираль,
Бог молчит и смотрит вдаль.

* * *

Губы алые, как кровь,
Вызывающе припухли,
Паричок, как сноп на кукле,
Ниже пояса - любовь!
Сизый голубь ворковал
Что-то на ухо голубке,
Ты прижалась в легкой шубке,
Я тебя поцеловал.
Чуть дрожа ослабшим телом,
Заливалась краской нежной,
Пульсы бились под одеждой
И значенья не имело
То, что дождик моросил,
А прохожий - взгляд косил.

* * *

Ты была такою юной,
Ты летала над лагуной,
Крылья белые раскинув,
Грациозно выгнув спину,
Озирала мир окрестный,
В высоте паря небесной.
На скале гряды угрюмой,
Погруженный духом в думы,
Молодой сидел пастух
К лебединой песне глух.

* * *

Пробежался солнца луч,
Застрял в копне твоих волос,
Застыл и радостно пророс.
И, травостоями пахуч,
Стелился опьяненный луг
У ног твоих в июльский день,
И облака дарили тень.
К тебе, преодолев испуг,
Летит поздравить мотылек,
Неся целительный нектар.
Одной тебе сегодня в дар
Он срезал путь наискосок.
А рядом суслик сделал стойку,
Как рыцарь, выиграв турнир,
Зовет тебя на званый пир.

* * *

Когда заходящее солнце
багрянцем окрасит свой диск,
Увижу у кромки дороги
стоящий, как перст, обелиск.
В его полированной глади
угаснет полоска луча,
Ожившие духи обочин
густой пеленой облачат.
На взгорке пустующий замок -
свидетель минувших эпох,
И, кажется, явственно слышу
тяжелый и явственный вздох.

* * *

С восточной стороны, со Ржевки, раздался гул,
И тотчас в окна ветра шквал - рывком - подул,
И в тот же миг армада птиц - затмила синь,
И резко выдохнула грудь в ответ: " Аминь"!

* * *

Разящий удар ятагана
Рассек седока до седла,
А лошадь несла и несла,
Но целостность стала обманом.
Струился багряный поток
По крупу в полегшие травы,
В разгоне несущейся лавы
На Запад наехал Восток!

(во сне)

* * *

Мне на сомкнутые веки
Положи свою ладонь,
Чистым голосом напевным
Мою душу остозвонь.
Я птенцом замру на время,
На минуту поутру,
Ну, а хочешь - по-иному:
На груди твоей умру!
Ты меня слегка погладишь
И шепнешь на ушко мне:
"Не тревожься понапрасну -
Я приду к тебе во сне!"

(из гирлянды снов)

* * *

О чем ты сегодня, ручей говорливый,
Беседу со мной этой ночью ведешь?
И лижешь мне ноги, как пес шелудивый,
Прохладу горячим ступням отдаешь.
В прозрачной воде светоносные блики,
Луна оставляет, а тучи крадут,
А ветер несет аромат земляники,
И кони в лугах распряженные ржут…

* * *

Есть исповедь павшей листвы,
Шуршащей о чем-то печально,
И лучик в кольце обручальном,
И легкий наклон головы…
Меня бередила догадка,
Что ты понимаешь ее,
Она в откровенье своем
Томила так сладко, так сладко!

* * *

Ты приснилась мне смеющейся до слез
На скамейке городского парка,
Черный ворон что-то громко каркал
И пощипывал рождественский мороз.
Изо рта клубился пар наружу
И струился на меня теплом,
На груди платок пестрел узлом,
Прикрывая грудь твою от стужи.
Воробьи взлетали и садились,
Ожидая крохи угощенья,
Ускользало время всепрощенья,
И снежинки, падая, искрились!

* * *

Там лианы спускаются с верхнего яруса джунглей,
И колибри нектар из цветка достают не лету,
А опасность таится, как в детстве, на каждом шагу.
Я бреду наугад, спотыкаясь о черные корни,
И за мной наблюдают из зарослей чьи-то глаза?
Я подавлен неведомой силой и мощью,
Мне мерещатся тени, скользящие молча в листве,
А в просветах тоскливое, серое, низкое небо подавляет
И сырость - по телу расползается струйками липкими
вниз…
Пробуждение было тяжелым. Тревога на сердце,
Словно азбука Морзе, стучало непрерывное "SOS"
За окном просветлело, шевелилась лиловая штора,
А будильник ритмично двигал стрелки одну за другой.

(во сне)

* * *

Поэзия - глоток воды измученному жаждой -
Испей его из родников прозрачных,
Освободи себя от мыслей мрачных,
И луч надежды тьму пробьет однажды.
Отечество - щепоть земли, носимая под сердцем
И в памяти родимый уголок,
В избе осевшей низкий потолок,
Где запах дыма, скрип полов и дверцы,
Там старый сад весною льет истому…
Как хочется опять к родному дому
Дорогой детства вдоль реки и поля
Пройти с истомой радости до боли!

* * *

Зачем ты, птица вещая, сидишь на ветке молча,
Нахохлившись, как курица, и смотришь так
уклончиво?
Ответь мне птичьим посвистом - когда наступит
времечко?
Войдет Судьбы доверенный и нанесет по темечку
Удар с такою силою, что вякнуть - не успею!
И кто я был до этого? Значенья не имеет!

* * *

Ты словами мне сердце прожгла,
Как прутом, раскаленным в камине,
Испытавшим любовь к древесине,
От которой осталась зола.
Сколько весен минуло с тех пор,
Но по-прежнему мучают боли,
Только хмурятся окна околиц,
Выражая тем самым укор.
В тишине, напряженной и гулкой,
Слышу голос знакомый в проулке.

* * *

Ты гостьей в сон мой розовый пришла
В том платьице в немыслимых оборках,
И хлопали зашторенные створки,
И проступали контуры числа
На потолке неряшливой побелки,
По кругу двигались обратным ходом стрелки…
Я в том, конечно, видел подоплеку,
Как если бы обложен был оброком.

* * *

Затянулось небо серой хмарью,
Моросило целый день с утра,
Бегала у школы детвора,
И в окно тянуло едкой гарью.
Две трубы виднелись вдалеке,
Возвышались строго параллельно,
Вспомнил, что сегодня понедельник…
Три прыща краснели на руке;

Полчаса осталось до обеда;
С кухни доносился запах щей;
Был порядок мировой вещей,
Но не помню, кто о том поведал?

* * *

Охранной грамоты Господь меня лишил,
Отныне я - как все, не более того…
Мне не помогут трепетный глагол
И чистота оболганной души!
На уходящей ввысь извилистой тропе,
Как призраки, маячили каменья,
И подтверждались смутные сомненья,
Которые осмыслить не успел.
Сей путь - направлен к пропасти бездонной:
Похоже в ней последний мой приют,
Там водопады звонкие поют,
И духи гор внимают благосклонно…
Как только солнце сгинет за вершиной,
Раскинет ночь свой саван над долиной.

* * *

Может, стали мы оба взрослей,
Испытания преодолев,
Но найти свой предел не сумев,
Не смогли оказаться сильнее.
Нас пугает неведомый страх
Неизвестностью за горизонтом,
Где гроза надвигается фронтом
И молитвы читает монах
Во спасение душ наших грешных
Среди молний в пространствах кромешных.

* * *

Меня вела любовь к единственной, желанной,
И это для других могло казаться странным:
Они смотрели странно, шептались и сморкались,
Когда на шее руки доверчиво смыкались.

* * *

Засушенные цветы покоем своим давили,
Они волновали нас, когда из сосуда пили,
Когда зацветали в саду, пока по лугам стелились,
Пока аромат несли и утром тебе дарились!
На твой уходящий след осыпались лепестками,
И свечи, плача, зажглись дрожащим пламенем в храме.
Усталые лица святых смотрели сочувственно строго.
И мне показалось вдруг: пора собираться в дорогу.

* * *

О, птицы неумолчный крик
В тиши затерянного леса,
На дальних подступах прогресса,
Где Бог печально - многолик!
Я там: среди берез и елей
В траве волнушки опознал,
Корзину ими наполнял.
Шмель любопытный подлетал
На урожай грибов взглянуть…
Нож зачехлил - пора и в путь.
Дорога по лесу петляла,
Заметно тени подросли,
И в небе облака паслись,
На запад, двигаясь, устало,
Гудели низко провода,
Слегка провиснув на опорах,
Из леса шел какой-то шорох,
И, проносясь туда - сюда,
Стрижи стремительно летали,
Темнело. День воскресный таял.

* * *

В хороводе белых церквей,
Сливаясь с лазурным небом,
Лежит голубой Ильмень
На равнине, засеянной хлебом.
По разлившейся глади вод
Паруса кораблей и лодий…
Оживают на бересте
В слоге русском Кирилл и Мефодий!

* * *

В прозрачных струях водопада,
Преодолев его напор,
Форель свой радужный узор
Перенесла поверх каскада.
Ей отведен короткий срок
Достичь желанного верховья,
Где по загадочным условьям
Она заплатит свой оброк,
Из брюха выметав икринки,
Она умрет - таков исход,
Но будет жить ее приплод,
А я приеду на поминки.

* * *

Нечеткие следы воспоминаний
Несут неуловимый аромат,
Хотя виски облобызал закат,
Смиряя необузданность желаний.
В спокойной заводи колышется ладья,
А берега стремительно уходят,
Часы стоят, их больше не заводят,
Но надевает мантию судья.
Не то что бы мне страшен приговор -
Количество и качество смущает,
Кому и что, и сколько завещаю?
Я объявить не в силах до сих пор!

* * *

Чужеродное пространство
Окружило милый край,
Кто-то шепчет за спиною:
"Подожди - не умирай!"
Все, что делается в мире -
Не случайно и не вдруг.
И покуда бьется сердце -
Не спеши! Куда спешить?
Позвони под вечер другу,
Попытайся рассмешить.

* * *

Летом в Новом Петергофе
Съел на завтрак курабье,
Запивая крепким кофе,
Под названьем "Ришелье".
Не спеша, прошел по парку,
Вспоминая юность. Время
Прошептало перестарку:
"Здесь твое бродило семя
Первым таинством влеченья
Полуграмотных записок,
Полных чувства и значенья,
И неведомого риска".
За оградой у вокзала
Наш военный городок.
Изменился внешне мало.
Только веет холодок
Из окошек красных зданий.
Строевой не слышен шаг.
Стали областью преданий
Штаб суворовский и флаг.
Раскидало нас по свету,
А иных и вовсе нет -
На открытки нет ответа -
Вот такой пошел "балет":
Кто-то ходит в генералах,
Кто на пенсию живет…
Но отметки ставить в баллах -
Кто ответственность возьмет?
Все мы дети той эпохи,
Где сиротство - боль войны,
Но по дням счастливым вздохи,
Как послания весны.

* * *

Оголтелые вороны
О своих делах орали,
Нервы рвали и трепали,
Проносились над балконом,
Заглянуть пытаясь в окна
И узнать о жизни личной,
Подловить меня с поличным.
Туч косматые волокна
Расползались к горизонту,
И гроза тяжелым фронтом
Надвигалась неизбежно,
Я дневник писал прилежно,
Вспоминая день вчерашний,
О событиях домашних:
Внук описался в кроватке,
Остальное - все в порядке!

* * *

"Живой, вибрирующий свет!"
И никакой надежды нет
Что озарит он эту ночь,
Мне сердца боль не превозмочь,
Остановившись на пути,
Прошу покорно: отпусти
Меня на дальний переезд,
Где на могилке старой крест
К земле заметно наклонился,
Как если б времени молился.
Но кто мне скажет, где она?
В каких слоях небесной выси,
Что до нее меня возвысит,
Когда спадут вериги сна?
Самим пожертвовать собой
Я не смогу и не сумею,
Когда восход воспламенит
Уйти извилистой тропой
К вершине, где снега ночуют
И тают на исходе дня,
Я слезы там на склон ронял,
Смотрел, как облака кочуют
В края совсем для нас иные,
Они прекрасны, но чужие!

* * *

Живые струны вибрируют, как пульсы,
И музыка моя к тебе плывет и тает,
Но слышишь ли ее, любимая, не знаю…?

* * *

Если осени крыло головы твоей коснется,
Этот факт в моей груди тихой скорбью отзовется.
Обниму, тебя любя, и шепну на ушко тихо:
" Ты не бойся, мы вдвоем одолеем злое лихо".

* * *

Отозвался клекот в груди
Белой птицы по осени сбитой,
Черный мальчик коня осадил
И склонился над тушкой убитой.
Кровь окрасила алым крыло,
Слабый пар над клювом растаял,
Поднимался дымок над скалой,
Пес залаял, хвостом виляя.
В синеве над долиной парил,
Овдовевший в мгновение лебедь…
Белоснежным пером одарил
В этот вечер охотник леди.

* * *

Когда рождается печаль,
Как в раковине жемчуг,
Я светом глаз твоих увенчан,
Откинув темную вуаль.
Там в глубине рождалась суть -
Мои судьба, покой и путь!

* * *

Ты хотела меня удивить,
Написав эти странные строки,
Из которых струились потоки,
Как серебряной памяти нить.
Мне казалось, что вижу узоры,
Понимаю значение слов,
Распуская сплетение снов,
Я теряю в пространстве опору.

* * *

Сегодня в ночь опять смятенье
И ощущенье тошноты,
Вопят на улице коты,
И бродит кто-то полутенью.
Мне скрипы слышатся шагов,
В кустах глухое бормотанье,
Когда растет в душе желанье
Приблизить контур берегов,
Таких далеких в полумраке,
В неясных бликах фонарей.
Гротескный стих Пифагорей,
Как горн, взывающий к атаке!

* * *

Черно-бурая лиса
Покрывала ее плечи,
По углам горели свечи,
Тени свет на стол бросал.
В хрустале вино искрилось,
Чуть дрожал в руке бокал,
Я в глазах ответ искал,
Ощущал, как сердце билось.
Над дверями трель звонка
Неожиданно раздалась,
Словно, что-то оборвалось
И теперь уж на века!

* * *

Не вспоминайте плохо обо мне!
Хотя грехов за мной, увы, не мало.
Я не считал меж ними интервалов,
Особенно, когда грешил во сне.
Тебя любил, люблю еще поныне!
Твой след уже не виден на песке,
Но плеск воды о камни на реке
Шепнул вчера: "Ты в этом не повинен!"
Не вспоминайте плохо обо мне!

* * *

Ночь воспел Алишер Навои,
Он на крыльях стихом прилетел -
Это губы мои в темноте,
Как награду, ищут твои!

* * *

Свежескошенная трава
Вызывает мигрень в июне,
Ветер глупый пыльцою плюнет,
Как соседка злые слова.
Ты припудришь припухший носик,
Промокнешь на ресницах слезу,
Я на время тебя увезу,
Пока кто-то в округе косит.

* * *

Охладела, охладела,
Когда цвет листвы пожух.
Ты сказала: "Ухожу"
И пальто свое надела.
Тихо скрипнула калитка,
Звякнул цепью старый пес,
И скатился под откос
Камень. Как от рыбки,
Всплеск воды, круги на глади…
Возвращайся: "Христа ради"!

* * *

Череда малозначащих лет
Протекала размеренно вяло,
Там, где рядом застыло начало,
Как, реликтовый, белый скелет.
Зачесалась назойливо бровь,
Но примету забыл, и не вспомнить.
Звонит колокол древний в Коломне,
Зазывая оставшихся в Новь,
Там, где кони сорвались и скачут,
Распустив шелковистые гривы,
Берег серый ласкают приливы,
И сирены на камнях не плачут.

* * *

Головками сочувственно кивают
Ромашки под окном моим на даче,
А я волненьем трепетным охвачен,
Тебя вторые сутки ожидаю.

Частенько выбегаю на дорогу
К прибытию очередного рейса.
И шепчет мне предчувствие "надейся!",
И я зову терпенье на подмогу.

* * *

Если вылизать душу
очень тщательно,
как на субботнике,
Не жалея слюны
перед зеркалом
собственной совести,
Все равно не получится
чистой талантливой
повести,
Так как зорко следят
за спиною
егеря и охотники
За движеньем пера,
за словами,
неровными строчками,
Что ложатся на лист и уже
не считаются личными;
И нельзя доказать, что они
в этом мире - вторичные,
Я же лишь записал,
разделив запятыми и точками.

* * *

Радостным звоном запели капели
Все пробуждающим гимном весны,
Март подготовил тебе акварели,
Добрым предчувствием радуют сны!

* * *

Червячок уползает стремительно
От вскрывающей землю лопаты,
Шмель пушистый с ромашкой пленительной
Целовался. Под сенью заката
Набухала малина багряная.
Истекая бодрящими соками,
Мята ноздри тревожила пряная,
Между яблонь металась потоками.
Прогибаясь ветвями упругими,
Те плодами румянились яркими,
Чтобы вновь поделиться подарками,
В октябре, разродившись с потугами.

* * *

Мир, наполненный добром,
Где-то рядом, где-то близко,
За буграми, за холмом,
На котором обелиски
Безымянные стоят
За оградою чугунной,
Где собаки ночью лунной
Душу воем леденят,
Там под плитами бетона
Спят безусые юнцы,
Им терновые венцы
В колокольных перезвонах
Не одели на чело.
Спят забытые герои,
Но никто не удостоит
(Велико людское зло)
Ни подарком, ни наградой,
Только матери в ночи
Безутешные рыдают,
Где их дитятки не знают…
Пламя тусклое свечи
Под иконной угасает,
Воск свечи так быстро тает,
Да, негромко хор звучит
На поминках в скорбный день
На затерянной глубинке,
Там у дома бродит тень
(У которой ни кровинки)
и заглядывает в окна
В тщетных поисках невесты.
Запах свадебного теста,
Простыня льняная мокнет,
Ей под утро не алеть,
После свадебной истомы,
Собрался народ у дома,
Только не на что глазеть.
Шелест горестный листвы
И пожухлый цвет травы.

* * *

Сударыня, я видел Вас во сне
На маленькой подстриженной лужайке,
Носились воробьев чирикающих стайки,
И пробуждалась музыка во мне.
Ласкало солнце нежно Вас лучами,
А ветерок прическу теребил,
Я из укрытия так трепетно следил,
Но Вы меня совсем не замечали.
Как сладостно на сердце и как больно,
Теснение охватывает грудь,
Привстали Вы, а я шепчу: "побудь!"…
Ужели Вас спугнул опять невольно?

Шуршало платье, унося флюиды
И тонкий аромат духов и тела,
Кончался день. Заметно потемнело,
И уплотнялась аура обиды.

* * *

Было, кажется, хмурое утро,
Шелестела осенняя роща,
Шел старик невысокий и тощий
По аллее с листвой златокудрой.
Опираясь на трость и вздыхая,
Смотрит он в проходящие лица,
Словно встретить кого-то боится
Или просто погода плохая.
Может, сырость в озябшее тело
Проникает, третируя кости,
Но прогнать нежеланную гостью
Он не в силах уже. Непогода
Не берет во внимание годы.
Видя это, рассеялись тучи,
Пропуская спасительный лучик!

* * *

Кто бы мне сказал в глаза:
"Ты товарищ мыслишь мелко,
Потому судить тебе
О летающих тарелках
Будет крайне тяжело!"
В обсуждении предмета,
Есть ли разум на планетах,
Нужно быть большим ослом -
Говорить на эту тему,
Глядя только в телескоп.
"Был ли на земле потоп?" -
Не осилить нам проблему.
Запустил ладонь в карман.
Пуст. Сплошной самообман!

* * *

Поэзия твоя - такая дребедень!
Что слушать под наркозом,
Назвав ее навозом,
Откажется тюлень,
А также морж усатый
Полезет в полынью,
Послав на букву "Ю"…
Поскольку звери матом
Ругаться не приучены,
Им шум прибоя ближе,
Он шкуру пеной лижет,
И не бывало случая,
Чтобы поэт маститый
Сказал моржу: "Иди ты…!"

БАЕМИСТ-2

ЛИТЕРАТУРНОЕ
АГЕНТСТВО

ПУБЛИКАЦИИ

САКАНСАЙТ