ГАЗЕТА БАЕМИСТ АНТАНА ПУБЛИКАЦИИ САКАНГБУК САКАНСАЙТ

Виктор Есиков

 РАССКАЗЫ ОТ ПАШИ

Цикл, продолжение

КАК ВОЛК ПАШУ ЭКОЛОГИИ УЧИЛ

Раньше, в 50 – 70 годы в лесах на Вале волков много было. Когда мы с отцом по чащобам бродили, они нам часто встречались. Но вели себя мирно и, как правило, завидев нас, уходили, не проявляя даже любопытства. Позже на Вале стали интенсивно вырубать строевой лес и волки стали встречаться все реже и реже.

Как-то в 1994 г. в сентябре решил посетить свои грибные угодья. На рынке рыжики и грузди появились, да и белые вот-вот полезут.

Всю ораву с поезда вперед пропустил, а то знаю, кто-нибудь за мной обязательно увяжется. А я свои места от дурного, жадного взгляда берегу, только вытопчут всю грибницу. А она у меня, как огород ухожена, я ее, можно сказать, лелею, в порядке содержу, вот она и благодарит меня.

На перекрестке у поваленной осины тапочки сменил на Сапоги и быстренько на свои грядки отправился.

Две корзины и короб часа за полтора всклинь набрал.

Брал только благородные. Всякие там: подберезовики, подосиновики, сыроежки,… в этот раз не брал, по бедности другим оставил.

Перед тем как на станцию пойти, решил у недостроенного пансионата остановиться, так лесовики прозвали сруб у Большого верхового болота.

Строил его бомж Кеша Богомольцев из Волховстроя1. Что-то он с родителями повздорил. Отец был начальником отдела в милиции, крутой мужик. Он Кешу за вздорный характер и за непослушание, после очередной разборки с с мордобоем из дома выпер на улицу.

Кеша взял топор, пилу и ругой инструмент, кое –какие харчишки и ушел в лес себе жилище строить. Руки у него были мастеровые, не из жопы росли.

Люди говорят: повздорил он с лесными аборигенами и те его шлепнули и где-то закопали. Отец искать не стал, мать погоревала, да и забыла, у нее еще трое было. Так и остался пансионат недостроенным, а сруб до сих пор стоит, хорошо сработан.

У сруба небольшой ручей из болота вытекает и около

него заготовители ягод иногда палатки ставят. Место сухое, высокое, дров много. Достал припасы. Поел. Скорлупу от яиц, огрызи огурца, консервную банку из под килек у пня бросил.

Вдруг чувствую на себе чей-то взгляд.

Смотрю, а из-за угла сруба волк на меня уставился. Зверь матерый, глаза недобрые, колючие.

У меня кус батона оставался. Бросил ему.

Он понюхал и давай лапой землю скрести. вырыл ямку, батон туда столкнул, потом задними лапами, как пес зарыл Сверху зубами мох положил и потоптался, утрамбовал, значит.

- Запас делает - подумал я.

Встал хотел было идти, а зверь вдруг пасть ощерил и зарычал. Шерсть на загривке дыбом поднялась и ко мне рывками то приближается, то отступает.

Соображаю - чтобы это означало? -

Летом волки сытые и никогда человеку не угрожают.

Пустую банку сапогом пнул – волк еще сильнее зарычал.

Вдруг вспомнил, как отец мне говорил, что волк – санитар леса.

Пронзила меня догадка…

Я с собой всегда носил маленькую лопатку, так как иногда Выкапывал саженцы можжевельника, чтобы в своем дворике высадить.

Вырыл ямку, скинул туда: скорлупу, банку, огрызки, пакет. Накидал земли и мхом прикрыл. Посмотрел на волка. Тот опустил голову, отступил за сруб.

Так меня серый правилам хорошего тона в лесу научил.

Сам бы мог догадаться.

А мы все говорим, что только человек высший разум имеет. В лесу же себя, как варвар последний ведет, только бы засрать все. И я, дурак, туда же, забыл чему батя учил.

 

КАК ПАША С КАБАНАМИ ПОЗДОРИЛ

Был уже в октябрь. Решил я опят набрать. Их в тот год видимо невидимо уродилось. Знающие люди говорят: если если такая прорва грибов в один год, значит в следующем наверняка пусто будет. Только это справедливо и для ягод и для фруктов с овощами, с рождаемостью всего живого такая периодичность, цикличность, стало быть. Толи активность солнца в том повинна, толи еще что. Пусть большие умы в том разбираются.

Под Зеленцом (ст. перед Валей) на буреломе у Большого Зеленецкого болота на стволах поваленных осин, на старых пнях, на стоячих деревьях опята росли сплошными слоями без малейшего просвета. Казалось огромный грибной спрут распустил многометровые щупальца и чего-то ждет. Иногда под сильными порывами ветра по слоям проходила дрожь и создавалось впечатление, что щупальца оживали и вот-вот начнут двигаться.

На старом сломе в два обхвата осине, обнаружил большое семейство Королевских опят: мясистые, крупные и без единого червя, в крапчатых, желтоватых шляпках, так и призывали: возьми нас.

За полчаса набрал, да еще и утрамбовал слегка ногой все емкости, поднялся на вал, который шел вдоль канала, прорытом монахами от монастыря до Круглого озера. Вал тот засажен дубами. Зеленецкий мужской монастырь был построен еще до войны. В войну был разрушен. Сейчас его стали наконец-то восстанавливать. Но это другой разговор.

Дубы на валу выросли и со временем стали обильно плодоносить. Само собой, где желуди, там и кабаны. Дубрава километров девять тянется. Ни одно стадо может прокормить.

Так поднялся я из завала на вал и пошел неспеша по тропе к поселку. Радуюсь удачному сбору, и само собой о хорошей выручке думаю. Зоя моя продаст, пару бутылочек купит, да и на расходы кое-что останется. А может и еще разок, два сгоняю. Грешно упускать, коли, природа расстаралась.

Иду, стало быть, в приятных раздумьях. Только слышу: сзади характерное хрюканье. А я уже к поселку подходил. смотрю сзади по тропе стадо кабанов прет. Впереди вожак, старый секач килограмм под триста, сзади по ранжиру остальное семейство. Отошел от тропы в сторонку, чтобы всю ораву пропустить. Она мимо протрусила. И что у меня вдруг в башке замкнуло. Поросенка, который сзади бежал, я взял да и слегка пнул сапогом. Он заверещал, как резанный. Стадо остановилось, развернулось, секач выдвинулся вперед, а остальные выстроились в каре, ну, помните: как в фильме Александр Невский, стали клином надвигаться на меня. Тут только сообразил в какое дерьмо вляпался. Думаю -хана тебе Паша –

Все предвкушение по поводу нажраться, сразу из башки вылетело. И поселок то, вот уже рядом, только болото перейти.

Бросил все: корзины, торбу, с вала скатился и рванул на пролом через болотце на лай собаки к окраине поселка.

Слышу сзади хлюпанье.

Наверняка все взрослые твари мужского пола за мной несутся и где-то, уже совсем, рядом. С такой прытью я уже лет пятнадцать не передвигался. Вмиг о больных ногах забыл. Думаю: хоть и травоядные, а вмиг в мох втопчут и раздерут клыками.

Выскочил на поляну. В конце ее дом стоит, а недалеко от дома бетонное кольцо

лежит. Уж, не помню, как внутри оказался. Скорчился там, наверх, ни живой, ни мертвый поглядываю. Три самца, во главе с секачом, на задние копыта вокруг кольца стоят, зубами клацают. Знаю, хряк зубами ногу в одно мгновение перекусить может.

Завопил благим матом - Помогите! -

Слышу: дверь хлопнула, кто-то, видимо вышел. Кабаны за кольцо встали. Выглядываю.

Мужик в телогрейке орет

- Ты, что срань в моем кольце делаешь, укатить хочешь? -

У меня губы трясутся, язык не ворочается, только пальцем в сторону кабанов тычу и что-то мычать пытаюсь.

Мужик, может с перепоя, осатанел

- вот я тебя сейчас в пизду ухайдакаю, будешь знать, как на чужое добро зариться! -

Заскочил в дом и тут же с охотничьим ружьем выскочил.

Блажит - Слышь, ты хуй, первый выстрел в воздух, второй – в твою жопу, третьим – уложу!

Выстрелил.

Кабаны с визгом к лесу рванули, я за ними.

Мужик вслед еще что-то орет, но я смысла конечно уже не улавливаю. Наверняка, обидное что-то…

Выскочил на вал, ноги, руки трясутся. Отдышался малость, огляделся. Мои кабаны в метрах тридцати от меня смачно желудями чавкают и на меня – ноль внимания, стало быть, не злопамятные.

Смотрю, на склоне мой короб с перевернутыми корзинами. Собрал грибы, кабаны их видно не уважают, и на станцию почапал.

В поезде, как полагается, немного расслабился, основная -то расслабуха дома будет, когда жена королевские опята отоварит.

Дома от усталости и пережитого на кровать завалился.

Так, верите ли - мне и во сне эти кабаны снились.

Только я уже на дубе сидел. Сук подломился и я проснулся.

Зоя быстро грибы продала и, видимо жалея меня, аж, три бутылки приперла. Но в этот раз только одну оприходовал. Решил все же завтра еще раз за опятами сгонять. Водка не молоко, чай не скиснет.

 

 

ПАША И БЕЛКИ

Как-то во второй половине августа слой сыроежек пошел. У Вяльего озера, если со станции Шарапово (следующая за Валей) идти до места километров семь. Там у Грязного болота есть лесок березовый, через который в Палый ручей течет, вытекающий из озера.

Так вот, там в мелком мху этих сыроежек…!

Хотя гриб этот я не очень уважаю, Зоя из них салаты делает, солит по специальному рецепту, да так, что все наши родные и знакомые специально к ней на сыроежки ходят. Вот, к примеру, салат она делает: из слегка отваренных сыроежек с репчатым луком, предварительно вымоченном в яблочном уксусе, а затем залитом майонезом. Солит же в маленькой бадье, каждый слой листьями: смородины, дуба, вишни, хрена перекладывает и тмином пересыпает. Рассол делает из горной соли. Закрывает льняной тканью и гнет пудовый булыжник. Через неделю верхний слой рассола сливает и заливает новым. Так грибы могут в теплой кухне до июня стоять. Вот исключительно для Зои я и собираю эти пластинчатые.

До места налегке добрался за час двадцать. Картина, я вам скажу, достойна цветной фотографии.

По зеленому мху хороводы разноцветных шляпок: красных розовых, желтых, зеленоватых, серых… Размерами: от старой копейки и аж до средней сковороды.

Зоя велела набирать шляпки не больше четырех,пяти сантиметров. Сыроежка гриб хрупкий, поэтому короб я смастерил с перегородками, чтобы грибы не давили друг на друга. В корзине же слои прокладывал листьями папоротника.

За часа два все заполнил, тщательно уложил, проложил и решил подняться на высотку, на которой лиственная рощица была. Под толстенной осиной поставил поклажу, уселся на пенек, достал бутерброды, термос с кофе, сижу кайф ловлю. Смотрю, по осине белки носятся с грибами в зубах. Сядет на ветку, кожицу со шляпки снимает, да так ловко, потом шляпку, пластинками вниз на острый сучек нанизывает, а поверх еще листик нанизывает, от дождя стало быть, а еще говорят, что мозг с орех.

Сижу любуюсь.

Грибы по всем веткам развешены, а белки стремительно туда сюда трудяги носятся. Запасливые зверьки, запас на всю зиму создают, любо дорого посмотреть. Как это у них ловко получается. До болота метров тридцать. Грибы, как и у меня небольшие. Соображают, что тяжелый гриб на ветру может разломиться, да листья должны всю шляпку покрывать. К тому же небольшой гриб быстрей сохнет и проще потом снимается.

Отец как-то мне поведал, что в разных дуплах они могут до двадцати килограмм запасать. Причем сами-то они никогда в кладовках не живут, запаха грибов не вынося. Орехи другое дело, они так не воняют. Сушат они про запас, оказывается, и насекомых разных. Прокусывают головы, и так же как грибы по веткам развешивают. Белок в рационе и у грызунов должен быть.

И вообще, чего только, белки не запасают, прямо таки целый гастроном. - Ну, да, ладно, пора и двигаться к дому -

Подошел к осине, короб за спину закинул. Что-то он мне легким показался. Опустил, а он развязан. Заглянул. Пуст. Посмотрел в корзины – тоже пусты, листья папоротника рядом раскиданы.

Вот они, как оказывается, сегодня свои запасы пополняли.

Вначале такая злость поднялась, ругаюсь про себя матом почем зря. Так в лучших чувствах обмануться. Потом, вдруг такой смех напал, что думал, помру от него, обессилел даже.

Это воровство конечно, если по человечески рассуждать.

А потом, допер: они свое экспроприировали. Может они решили, что я по доброте своей помогаю им.

Веселье ушло.

Пора и на себя снова поработать. Снова побрел на болото. Грибов много. Трагедии большой нет. Придется вернуться более поздним поездом. В 19 ч. придет поезд из Пикалева.

С тех пор, приобретя новый опыт, корзины с грибами ставлю рядом с собой. На белок же я ничуть не сержусь, им надо как-то приспосабливаться к ситуации, когда человек из подноса норовит все унести. Конкуренция – она и в лесу – конкуренция. Вот, казалось бы маленькая тварь, ведь без шерстки и посмотреть не на что, а ведь сколько смекалки, трудолюбия в ней. Еще поразила меня доверчивость зверька и ее смелость. Сколько раз кормил ее с руки, то орешками кедровыми, то просто кусочками сахара. Берет всегда передними лапками осторожно, я бы даже сказал, деликатно и с достоинством. Но в любой момент готова стремительно сорваться и взлететь на спасительное дерево. А, на счет смелости, сам не раз наблюдал, как она против более круп- нрго соперника обороняться может. Хорька, соболя, лису, куницу запросто замотать может. Читал вот, что белка из крысиной породы. По уму, к ситуации приспособиться – это уж точно, в городских парках может жить, по помойкам шастает, может и с балкона припасы упереть. Отец мне рассказывал, что беличьи семьи одни из самых крепких и сохраняют привязанность к своим отпрыскам в течение всей жизни, селиться стараются рядом, припасами делятся, сообща бельчат заботливо воспитывают.

Одним словом, нам всем есть чему у белок поучиться.

 

ПАША И БОБЕР

Лето в 93г было жаркое. Речки и ручьи на Вале обмелели. Идешь по болоту, под ногами не хлюпает, только мох потрескивает, но, как не странно, клюквы на болте было много и она сплошным слоем лежала на кочках и между. К десятому сентября она уже практически созрела и ее бордовые бока радовали глаз. Ягоды крупные, до 18 мм и, что удивительно, имели не только круглую, но и форму ромба, что для моего понимания было загадкой. Старики их прозвали мутантами. Некоторые бабки даже отделяли их от круглых и продавали по завышенной цене, говоря, что они обладают особенной целебной силой. Продавали обычно на вокзале у дальних поездов. Пассажиры обычно этим басням верили и выкладывали лишние денежки.

Отец же, в свое время, пытался объяснить этот феномен разностью температурных режимов в ранний период вызревания плодов в июне, когда идут волны заморозков.

Я же конечно собирал все подряд. У нас были постоянные покупатели в Петербурге, для которых форма клюквы была до лампочки, а платили они и без того щедро.

Клюквы я собрал больше пятидесяти литров, дотащить такой вес с больными ногами мне уже не под силу. Пересыпал половину в другой рюкзак и решил оставить где-нибудь, а потом на на другой день за ним вернуться.

Через второе болото, что лежит в пол километре от Маяка, протекает речка Вьюнок, на которой бобры построили целый каскад плотин, чтобы вход хатки находился все время под водой.

Бобер зверь очень сильный и упорный. Зубами работает, как пилорама. Жерди он может перетаскивать за сто метров от запруды. Строит, как заправский строитель и архитектор. Стволы и жерди оплетает плотно ивовыми прутьями, а щели заделывает смесью глины, песка, ила. Дыры тщательно затыкает мхом, корой, лишайником и пропитывает клейкой массой из слюны и сока мухоловки, которая в изобилие растет у болот.

Построив плотину, бобры регулярно ее обследуют, проводя регулярно ремонт. Тут человеку не грех поучиться у бобра его умению, смекалке и трудолюбию. Прерывается он: для приведения в порядок своей шубки, для сна, приема пищи и для короткого созерцания окружающего мира.

- Да, да, я не ошибся – именно, для созерцания.

Не раз видел, как перед заходом солнца бобры сидят на плотине, в застывшей задумчивой позе с полузакрытыми глазами на закат. Как только солнце заходит, они тут же удаляются в хатку на ночлег.

На берегу речки, на холмике стояла березка. Подтащив мешок с клюквой, я по стволу с помощью рук и ног полез вверх. На высоте – метра четыре опустил вниз ноги и ствол под моей тяжестью согнулся, плавно опустив меня вниз. Держа ствол одной рукой, другой подхватил мешок и закрепил его на сучке. Отпустил березу и, выпрямившись, она подняла мешок, который можно увидеть издали. С другим отправился на станцию к ночному поезду, чтобы утренним вернуться назад. Зоя как раз успеет выехать шестичасовой электричкой в Питер отвести первую порцию ягод.

К болоту подошел, когда было уже светло.

Высматриваю мешок на березе и не вижу. Неужели, думаю промахнулся. Да, нет вроде, место по приметам то. Вышел к речке, вот и запруда, а березы нет.

Смотрю, а мой мешок посредине запруды покоится.

Между запрудой и высоткой – яма, а ствол березы уже тщательно в полтину заделан.

Сел и пригорюнился, топорик с собой не взял.

Бобер из хатки вылез на меня смотрит.

- что ж ты шерстяная куча сделала, подождать не мог? -.

Бобер развернулся и к лесу пошел.

- До моего горя дел тебе нет – проворчал я. Надо что-то придумать?

Самое простое: пару жердей из леса принести.

Хотел, было, уже идти, только слышу треск в леске. Сначала одно дерево упало, потом другое. Мой знакомый сначала один очищенный ствол притащил, затем другой. По размеру стволы тютельку в тютельку от высотки до плотины подходят. А бобр снова в лес. Смотрю, длинную палку тащит. Это для того, что бы я мог равновесие при переходе мог держать.

А мы все на симпозиумах обсуждаем: варит башка у зверей или нет?

Меня после этого случая убеждать не надо.

Достал мешок, А мой спаситель тут же стволы к плотине пристроил, давая понять, что дело сделано и, выслушивать благодарности он не собирается.

Дома Зое историю рассказал, так она не поверила мне - трепло ты Пашка, разыгрываешь дуру опять - .

А я ведь с этим бобром не раз у плотины встречался. На бугорке посижу рядом, понаблюдаю маленько. Мне даже показалось, что он узнает меня. Как раз весной ему корюшку принес. Он обнюхал, но при мне есть не стал, в лапки взял и в воду плюхнулся. Видимо сородичей поплыл угощать. Вернулся и, как ни в чем не бывало, за работу принялся, время свое ценит, на любезности не тратит.

И то правда, время не резиновое, бобр это лучше нас понимает.

 

 

ВСТРЕЧА С ЛОСЕМ

В 93г., в первых числах мая решил я сгонять за клюквой. Верхний слой снега уже на болоте растаял, но лед оставался крепким и его покрывал слой воды сантиметров десять. Идти по болоту было легче, чем скажем, в ноябре. Правда ноги скользили, но опираясь на палку, идти можно довольно быстро и уверенно, 3 – 4 км. в час. Заход в болото начал от Маяка (репер уровня высоты над уровнем моря), что в полутора часах ходьбы от Вали.

Дабы не застудить ноги, одел по двое носок: одни из верблюжьей шерсти, другие из хлопка по колено.

От сползания крепил их эластичными бинтом или наколенниками. Колени дополнительно плотно обвязывал шерстяными платками. К этому времени меня ревматизм суставов мучил и коленные чашечки по весне особенно мозжили.

Решил добраться до третьего болота,что в 25 км. ходьбы от разобранного моста через р. Вьюн. Там гряда леса начиналась, как раз от отметки 587 точно на Юг шла просека. Если по просеке пройти километра три, то

упрешься в Боровое болотце, покрытое высокой осокой.

Там на кочках в ноябре прошлого года я специально оставил клюквенный клондайк.

Весенняя клюква ценится особенно высоко: из нее морс, кисель и настойка на водке особенно хороши.

Конец апреля, начало мая – самый благоприятный срок сбора. Во первых добираться легче, толкучки в поезде нет; во вторых: в ледяной воде клюква сохраняет свой вкус и кондицию.

Чтобы не застудить пальцы я одеваю сперва тонкие матерчатые перчатки с дырками для подушечек пальцев, а сверху еще резиновые хирургические. Тогда при сборе ягод в холодной воде чувствительность пальцев долго не теряется, каждую ягодку чувствуешь скорость сбора высокая. Правда, через каждые пятнадцать минут все равно руки под мышки минуты на три суешь.

Я еще с собой жестяную банку с заточенным краем беру, ей ягоду с кочек в наклоненный котелок сгребаю. Клюква таким манером легко от усов отделяется и корни не повреждаются.

Другое дело, когда клюквенным комбайном собираешь. От него непоправимый вред плантации.

В коробе слои ягод кусками полотна прокладываю, они тогда не мнутся.

Собирал часов шесть. Когда короб наполнился, задумался: идти ли сразу на станцию или в лесу заночевать, а ранним утром к первому обратному поезду из Пикалево поспеть.

Прикинул время - решил остаться.

Согнувшись под коробом, побрел к мыску леса на гряде.

Слышу где-то рядом хлюпанье и чуть слышное фырканье, ну прямо, как лошадь в стойле сарая.

В метрах тридцати сзади различил фигуру огромного лося. Рост в полтора коня в холке, не меньше. Рога ветвистые по Метру в стороны торчат, горб за головой уродливый.

Зырю на него, а он на меня. Взгляды встретились.

У меня стал страх закрадываться.

- Кто знает: что у него на уме? –

Стоим не шелохнувшись, я, как под гипнозом замер.

Так минут десять простояли.

У меня мурашки по всему телу постепенно в дрожь переходили.

Внутреннее чутье подсказывало – надо что-то делать?

Опустил голову, как бы в знак смирения, покорности, стал медленно задом отступать.

Сохатый вдруг рогами мотнул, сделал движение ко мне, остановился, а потом, как-то уж совсем по человечьи, вздохнул и, как бы нехотя, с достоинством, не оглядываясь, тронулся к лесу, запрокинув гордо рога, всем своим видом показывая, что поле боя осталось за ним. У леса он повернул ко мне голову.

Я продолжал отступать. Лось вошел в чащу и скрылся, затухающие звуки треска, показывали, что зверь удаляется.

Напряжение спало и я, прислушиваясь, тоже пошел к просеке.

Вечерело. Пора останавливаться на ночлег. Увидел небольшой холм, рядом с которым было много сушняка. Маленьким топориком нарубил лапник с нижних рядов ели и уложил их слоям на вершине холма. Натянул между березой и сосной капроновый шнур, через который перекинул кусок пленки. Концы ее растянул и заложил их сухими жердями, Вышел легкий домик, который может укрыть, разве что, от дождя или изморози.

Развел костер между двумя сухими стволами, которые свалил и положил в виде буквы V. Между стволами стоял домик.

В котелок из болота набрал воды и вскипятил клюквенный морс, добавив в него вереск. С собой у меня было: несколько бутербродов с сыром и с салом, два яичка, луковица и разумеется малек . Маленькую вылил в горячий напиток и помешав палочкой, обжигаясь, стал жадно отхлебывать.

Блаженное тепло стало разливаться по телу. Стал медленно жевать припасы, наслаждаясь трапезой. Хрустел луковицей и снова отхлебывал глитвейн.

Затуманенным мозгом неудержимо потянуло к философии.

Вверху бесконечный звездный мир. Нашел ковш Большой Медведицы.

Постепенно наступило оцепенение.

Стволы занялись ровным огнем, живое тепло которого постепенно уняло ноющую боль в суставах.

Раньше с отцом мы довольно часто, таким вот образом, коротали ночи у костра в лесу.

До сих пор помню его глуховатый голос. Многое он поведал мне о жизни леса. Он все время наставлял меня

- Паша, - Лес живой организм. Кто уважает, жалеет, чтит, понимает его, тому он раскрывает душу и с теми делится своими тайнами, богатствами. Ты, сын, - научись слушать, видеть, жалеть его и он откроется тебе. Не надо подличать в лесу –

Скоро глаза стали слипаться, вокруг задвигались тени. Это добрые духи чащи: почему-то подумалось мне…

На коленях заполз в укрытие, лег на еловую подстилку. Ноздри щекотал смолистый запах. Не помню, как провалился в сон.

Проснулся от холода и каких-то неясных звуков.

Прислушался: протяжные вздохи и еще, с периодичностью с минуту дробный треск и явный запах навоза.

Повернулся на бок, всматриваюсь через пленку.

В лунном свете тускло вырисовывались контуры чудовища.

Так это же лось! И тут понял, что он попросту срет!

По пленке потоками потекло.

Да, он еще и ссыт!

Такая цистерна, пожалуй, может затопить мое лежбище.

Сжался в комок и жду. Он еще раз пернул. Раздался протяжный вздох облегчения и силуэт стал

удаляться.

Почему-то опять вспомнил отца.

О таких случаях он мне не рассказывал.

Успокоился. Мозг снова сковал сон.

Утром проснулся. Было около пяти. Выглянул наружу, Прислушался. Вылез из - под пленки. Смотрю: вокруг холма высятся лепешки свежего и старого лосиного помета. И аромат…!

Оказывается, я устроился на ночлег посередке лосиного туалета.

Даже как-то романтично!

Не стал есть, Не стал есть. Быстро собрался и, сгибаясь под тяжестью влажной ягоды, поспешил на станцию.

Сохатого в этот день я больше не встретил.

Паша оглядел слушающих, посмотрел в окно и чему-то лукаво улыбнулся.

Потом лицо его вдруг слегка нахмурилось.

Но, если честно, лосей в лесу все реже встретишь, а кости их все чаще попадаются. Уж больно много любителей рогов развелось.

В Петербург как - то раз грибы отвозил, Зоя моя приболела.

Так у нашего постоянного клиента, который в Смольном работает уполномоченным по заказникам, в трех комнатах на стенах лосиные рога висят. И, так наверное каждый норовит. Они же друг перед другом наверняка выпендриваются, перещеголять стараются: у кого рога, у кого: кабанья, рысья, медвежья, волчья головы, чучела птиц: аистов, журавлей, сов…

Где уж тут фауне устоять?

Детишки их пальчиками в мертвечину тыкают и канючат:

- Еще, еще хочу

А вырастут - держись Природа, что у нас, что в Африке, что на других континентах.

До пингвинов и тех добрались.

Полярник знакомый, повар - их чучелами торговать наловчился, пятьдесят долларов штука.

Бизнес!

 

ГРИБНЫЕ ПЛАНТАЦИИ ПАШИ

В вагоне душно. Народ даже на третьих полках. Пашу как всегда усадили у окна по ходу поезда. Перекинувшись новостями, все, кто находились в купе, повернулись к Паше.

Суетливый, лысоватый мужичек в армейском плаще обратился к Павлу -А вот, скажи мил человек, что ты вообще про эти самые грибы думаешь? -

Говорят ты большой дока в грибном деле, места знаешь, как никто, собирать их умеешь, хитрости и тонкости всякие ведаешь. Поделись, будь ласка, с обществом значит.

Паша задумчиво смотрел в окно.

Пауза затягивалась.

- Ну -, - наседал лысоватый.

- Не понукай -

огрызнулся раскрасневшийся от духоты мужик в ватнике. Паша в этом деле спешку не любит, ему нужно композицию в мозгу построить, в образ войти, это тебе не у ларька байки слушать. А ты – Ну -.

Паша достал фляжку, отхлебнул пару глотков. промакнул Рукавом губы и не обращаясь, ни к кому конкретно, неожиданно негромко заговорил.

Все вокруг смолкли.

- Вот ты о грибах меня спрашиваешь. А что ты, о них собственно знаешь?

- Что это только примитивный, растительный белок, произрастает в лесах, на лугах, в парках. Видов разных до дури: съедобных, ядовитых, лечебных. Для каждого вида свои места, время появления. Кто лес и приметы знает, без грибов не останется.

Собирать по разному можно.

Например, оравой, с глазами по плошке в лес нагрянуть, похватать что попало, грибницу вытоптать, словно пришел сюда в первый и последний раз, обобрал природу и был таков. А уж как она потом после налета восстанавливаться будет: пусть дядя думает.

А можно по другому, по доброму:

придти с открытой душей и, жалея не тобой созданное, с оглядкой на завтрашний день. -Вот ты – Паша обращается к лысоватому - как гриб берешь? –

- Как, как: срезаю под корень и все дела. - С-р-е-з-аю…- - А того не знаешь, что после срезания грибница загнивает, болеет и восстанавливается, в лучшем случае, года через три.

Гриб нужно вывертывать по часовой стрелке;

определить направление роста грибницы;

стараться не топтать ее.

старая грибница в благоприятных погодных условиях

метров на двести тянется и метров на 50 - вширь.

Чужаков грибница, как правило, не любит и старается вытеснить. Каждый гриб свое дерево, кустарник, луг любит. Груздь вон в рыхлую почву, в прелую листву зарывается, только бугорки видны. Сыроежки, маховики, подберезовики мох любят; Подосиновик (красный): гриб непривередливый, выносливый – везде может расти; белый (боровик) – вереск, папоротник обожает; масленки: обочины дорог, песчаные бугорки и поляны, поросшие травой, обживают; опята – стволы старых осин, сваленные деревья, пни завоевывают; рыжики, волнушки растут в основном в лиственных рощах, в кустарниках, в небольших канавках, в невысокой траве обитают; лисички любят еловые поляны, мелкий сосняк.

Самые плотные сообщества на квадратный метр: опята, козлята, лисички. Помню, был год, когда с участка 10 на 10, в завалах за железной дорогой недалеко от Торфопоселка целый день опята выносил. Опята хороши еще тем, что их в таре ногами можно утрамбовывать. Гриб такой упругий, что отделишь от утрамбованного слоя, от тут свою форму восстанавливает. Ученые люди знают – есть металлы у которых память на форму.

Я радостно закивал головой.

Вон видишь, ученый понимает – о чем речь.

А сколько еще других:

строчки, сморчки, шампиньоны, валуи, горькухи, серушки, свинушки, дождевики…

Есть грибники, которые все подряд собирают, знают как приготовить их: сушить, солить мариновать, в спирте, водке, самогоне настаивать.

Помните деда Ерофеева, который в Войбокало жил и в 89 году помер. Так вот он в погребке больше сотни грибных настоек хранил. Сколько людей хворых поднял. Вытяжками из мухомора и чаги запущенный рак лечил. Особенно тот, который молочную железу уродовал. Он первый с помощью лисичек облученных стал лечить. Европа позже лисички у нас на корню стала скупать, валютой платить. Вот от кого все это пошло. И рецепты препаратов из чаги он открыл. Он и отца моего лечил, и мать, да и меня грешного.

В 93г. за неделю смерть почуял: в баньку, сходил; в чистую льняную рубаху одел; записи в порядок привел, в стопку сложил, суровой ниткой перевязал; внуков призвал; наказ дал. Вечером лег в кровать и к утру представился.

Так, веришь ли, на следующий день икона в светлице мироточить стала.

А ты спрашиваешь: что такое грибы.

Они могут в течение недели вдруг исчезнут, а могут за три дня все заполонить. Были годы, когда было прямо таки нашествие грибов, ногой негде было ступить, всюду они. Аллеи, парки, кладбища, дворы городов, словно эпидемия какая.

Но это выверты Природы, а может, предупреждение?

Хотя, наверняка, вы не об этом узнать хотели. Думаете: Крутит Паша вокруг, да около, лапшу на уши вешает, а А не одного секрета не видал.

Так вот, гриб не только искать надо, ему всячески помогать надо, шептаться о сокровенном, благодарить. За грибницей ухаживать необходимо, как за невестой, удобрять ее. Ты вот свое гавно у унитаз спускаешь, а я же фекалии не спускаю, сушу и грибнице дарю. А еще – лосиный, заячий помет собираю, настаиваю в канаве с водой, потом этим раствором грибницу поливаю до того, как она плодоносить начнет. Урожай раз в пять повышается. С грибницей надо ласково Разговаривать, желать ей здоровья. Бабку Анну знаете, так она грибок сорвет и приговаривает

- Грибница, грибница, не надо лениться; в лугу и в лесочке подари мне грибочки -

Главное потом, других опередить и на след не навести. Иногда час петлять приходится, чтобы от халявщиков ускользнуть. Иногда два раза обернуться успеваю.

У Зои моей постоянная клиентура. Когда грибы идут, я целый месяц могу не пить, только с устатка чуть- чуть или для поднятия настроения, да вот для освежения памяти. В сухую не так гладко вру.

В плохую погоду могу на неделю загудеть.

Зоя потом, голуба душа, своими хитростями выводит меня из запоя. Правда, пьяный я не буйный, но врачи говорят: это еще хуже – клиент скорее удавиться может.

Паша замолчал и снова в окно стал смотреть.

По дороге он, как всегда, притормозил, пропустил всех вперед и на развилке, сняв тапочки, и, одев сапоги, юркнул на одну

из троп и растворился в чаще.

Я же пошел по своим местам.

На станцию пришел в 15 ч. Скоро появился Паша. Оставил около меня корзины и свой заслуженный короб, вернулся с мальком “.

Это святое! В корзине и в торбе, как обычно только благородные особи.

Зоя на станции уже наверняка терпеливо Пашу поджидала.

В 17.20 электричка в Питер. Гурманы ждут, от предвкушения слюну пускают, Паше долгих лет жизни и удачи желают, потому как интерес, и выгоду свои имеют.

Паша на вторую полку короб и корзины водрузил, достал платок, шею вытер, спиной к стене притулился, капку на глаза надвинул и соседу буркнул - Во втором разбудишь, дочери корзину передать надо.

И через минуту захрапел с чувством выполненного долга и сознанием того, что лес еще пока не оскудел и он в нем не чужой.

 

ТРИ ДНЯ С ПАШЕЙ

В начале сентября 96г. Судьба наградила меня встречей с Пашей, когда мы вдвоем отправились в дальний угол Лесного массива на Вале, названного по речке – Хандара. Сама река ничем не примечательна: вода черная, болотная. Текла она по извилистому руслу по заросшей травой и ивой низине. К Югу от нее, на возвышенности рос большой бор с соснами, елями и вкрапленными местами лиственными рощицами: березами, осинами, буком, рябиной и другими, названия которых я знал, но отличить друг от друга не всегда мог. Паша называл их, но я тут же забывал.

По краю леса лежала обширные поляна, которые кое-где перерезались грядами отвалов бывших торфоразработок. На мыске, который врезался в болото, до войны ютился хуторок Низы: три дома с сараями, со скирдой и лишь одним колодцем, сруб которого давно сгнил и обвалился.

Лесная дорога к хутору шла по высоткам и грядам от села Верхнее, к которому можно было добраться на рейсовом автобусе 131 от вокзала Волховстроя1.

В Верхнем был конезавод для выращивания элитных пород лошадей, который, как все в новой России, захирел.

Паша эти места хорошо знал. Здесь некоторое время работал лесником отец. Он разводил здесь лиственницы и кедры.

Хандара всегда славилась грибами и ягодами.

Павел уговорил меня пойти с ним, так как побаливало сердце.

Мало ли что? Вышли мы с Вали в 6.00 и за шесть часов с привалами добрались до Хандары.

Пошел обильный слой белых грибов и Паша предложил насушить их прямо в лесу, чтобы назад идти налегке.

- Что воду на горбу столько верст таскать?. Воды в грибе 95 процентов. Живых мы и ближе наберем -

По пути к Хандаре Паша стал рассказывать о себе. Мне показалось, что он хочет выговориться, поделиться тем, что обычно в компаниях не затрагивает, считая это сугубо личным. Такое доверие меня растрогало, и я старался запомнить все подробности, даже интонацию.

Родился Паша в поселке Мыслино (недалеко от Волховстроя) в интеллигентной семье учительницы и инженера лесовода, окончившего Лесотехническую акаде- мию, по специальности: восстановитель лесных угодий. Говорил Паша со значительными паузами, поглядывал на, видимо, следил: слушаю ли я.

- Мать моя Вера Ильинична родилась в Кеми в семье острожного дворянина, сосланного в 1905 году. В 1915 его отпустили, но в Петербург возвращаться запретили, крамо- не простили. Поселился он с семьей во Мге. Чиновникам показалось, что в такой близи этот дворянчик кабы чего не натворил. Начнет народ, приезжающий на дачи, смущать, инакомыслие насаждать. Выслали его подальше, на восточ- ный берег Ладоги в поселение Доможирово. Там он купил небольшую усадьбу, скот, сады разводил. Матери домашнее образование дал, она потом на учительские курсы в Ленин- граде окончила и в начальной школе преподавала.

В 1938г. познакомилась с отцом, он уже Лесотехническую Академию окончил и в Куклях саженцами занимался. В Ленинград на семинар приехал.

С матерью в театре познакомился. Начали встречаться, а там и свадьба.

Перевез молодую в Мыслино, дом построил.

Я появился в 42г., потом мать с отцом полюбовно еще шестерых настрогали: пять сестер и одного брата. Отец каждый день выезжал в Кукли ко второй семье – лесной детский сад постоянного внимания требовал. Мать в шутку ревновала, маленькие серебристые ели – разлучницами прозвала.

Саженцы разных пород рядами на несколько километров вдоль дороги растянулись. В трех летнем возрасте их по области, в городах (аллеях, парках, дворах) рассаживали. Выращивал отец и ценные породы.

Вот из-за этих-то пород, будь они неладны, и пошло в семье все кувырком.

После войны отца зарядили на выращивание саженцев для европейских столиц, так как Лесотехническая академия славилась спецами по этой части.

А раз Европа – значит валюта.

Где-то отец перешел дорогу большой шишке.

Тот гад состряпал дело, батю и упекли на семь лет на таеж – ные просторы, но уже не высаживать, а пилить лес, что родителю, как серпом по яйцам. Вот где он душу надломил.

Мне было четыре года. В 53г., после смерти Сталина, дело пересмотрели и его оправдали. Вернулся он к своим бара- ам в Мыслино. Принял баньку и сразу в Кукли, мать даже обиделась.

То, что он увидел, повергло его в уныние и в смятение.

Неделю он хворал, а потом с головой ушел в любимое дело.

Мать старалась откормить его и поддержать. Детей уже было двое.

После окончания школы я поступал в Лесотехническую академию, но там начальником был та самая сволочь, которая ему отдых на лесоповале организовала, а теперь эта отрыжка и меня обляпала.

Не приняли меня: ни в Педагогический, ни в Гидротехнический.

Высшее образование стало для меня запретным плодом.

Знакомый отца по блату устроил меня в кислотный цех Алюминиевого завода, где можно запросто загнуться по хилости здоровья лет через пятнадцать, а приобрести хроническую хворь лет через пять.

Добродетель даже выторговал у отца несколько саженцев на свой садовый участок.

Заочно я поступил в заводской техникум на химический факультет.

После окончания техникума меня даже повысили до начальника смены.

Брат и одна из сестер, когда выросли, стали помо – гатьотцу. Две сестры пошли по стопам матери, две других пошли в агрономы.

Как мне предрекала соседка Нюра, к сорока пяти годам я стал инвалидом: сжег парами гортань и желудок, на сквозняках загубил суставы и с почетной заводской грамотой, подтаскивая правую ногу, отправился на пенсию по инвалидности.

У отца было крепкое здоровье. Был все время на свежем воздухе, физически много работал, почти не пил, ладил с людьми, по бабам не шлялся и с матерью всегда жил в любви и согласии. Огорчался только по поводу меня, ни никогда не упрекал, чувствуя, что и его судьба перехлесну- лась с моей. В 94г. он как-то резко сдал и, не дождавшись весны покинул нас.

Мать сильно горевала и через год от черной тоски сгорела.

Перед смертью моей Зое шепнула

- ты за Пашей смотри, не бросай его, он без тебя не выживет, как Бы от белой горячки не представился!

- Вот ты, тоже небось думаешь, что алкоголик я ?

А, знаешь, я довольно долго могу не употреблять или по чуть-чуть. В лесу всегда себя ограничиваю, знаю, он пьяных не любит, сгинуть в нем можно, плутать и дорогу не найти. Со мной уже такое было. С тех пор зарок дал: в лесу ни, ни. Только, если на ночлег остаюсь, да и то, в чай добавляю для согрева или, снятия усталости. Но, что говорить, часто срываюсь. Пьянею редко, только молчаливым становлюсь, людей сторонюсь. Толи:

характер такой, толи телом крупный, но только быстро она меня не берет, но отключиться могу мгновенно. Спасают мысли о лесе, да Зоя, жалеет меня пьяницу. Столько лет вместе прожили. Не поверишь: ни разу не изменял ей. Какой-то запах тела у нее особый, глаза томные с голубизной озерной и какая-то непостижимая кротость в осанке.

Нет, другой мне такой не сыскать. Даже во хмелю иногда думал

- Вот, умри она сейчас, не раздумывая за ней отправлюсь –

Ненавижу несправедливость и, не прими за пафос, войну.

Вот у меня вроде никто не погиб на войне, но знаешь, я ее нутром своим не приемлю. Озлобляет она людей, ожесточает, разводит их в разные стороны, вон уже молодые враждуют.

Сколько изувеченных и телом, и душой!

Побывав на войне, они и природу начинают не уважать, лес.

А лес ведь, как дитя малое: над ним измываются, а он и

Пожаловаться не может, горит, сохнет на корню, скудеет.

Зачерствевший, изломанный человек красоту понять не может, да и не хочет.

Раньше человек в единении с Природой жил и она ему Добром платила: кормила, грела, одевала, врачевала.

А теперь? Жадность, зависть, недомыслие сделали свое черное дело. Не тот лес уже. Болеет, хиреет.

Остановиться бы в своем безумии, образумиться, поберечь, что осталось для себя и для идущих за нами. Так нет, словно глаза замылены, уши и ноздри залиты воском, Что после нас останется, так это, извини, всем по хую, особенно властям и олигархам сраным.

Ночью у костра мы еще долго и о многом говорили, вернее я больше слушал, потом на звездный полог смотрели. Паша долго молчал и вздыхал. Иногда его одолевал кашель. Он смущенно оправдывался.

Не бойся, я не заразный. Это Брат серная кислота вылазит.

Вот ты мне сейчас стихи о природе прочитал.

Мне понравилось.

Только я заметил, в Волховстрое например, книги стихов годами лежат. Возьмешь: полистаешь, почитаешь: сть: красивые, по делу, а ведь не покупают. Значит до не стихов сейчас. Мои, вон только детективы и про секс читают. Взял как-то одну, там: мать – пере - мать на каждой странице и позы разные при сношениях описываются; слова – даже не выговорить.

Иной раз в лесу шпану встретишь, так она своими непореб- ными, грязными сотрясают лес, зверье пугают. Сделал замечание, так обложили меня - Ты чувак хиляй на ходулях по рытвинам, а то фэйс поправим, будешь по всем аптекам примочки искать

Глаза блестят ненормальным блеском, сигареты в зубах. Наверняка травку потягивают, понял я

- читать мораль им уже поздно, с колыбели и с родителей нужно было начинать. А ты говоришь - Поэзия! -

Выговорился Ваша и заснул тревожным сном. Рано утром

растолкал меня, перекусили, после чего он мне стал свои угодья показывать. Е полудню к стоянке штук по пятьсот боровиков натаскали, брали одни небольшие шляпки.

Вырыли несколько траншей с сантиметров сорок глубиной, заложили сухие сучья бука, осины, когда те прогорели, на приготовленные заранее прутья, как на шамнура, нанизали шляпки и разложили рядами над траншеями. Паша остался следить, а я за следующей партией пошел. После поменялись и так по два раза. Сушили и ночью. Утром гирлянды грибов на толстой леске между деревьями развешивали. За двое суток мы насушили килограмм по десять.

На третий день отправились в обратный путь.

На этот раз Паша молчал, а говорил только я. Паша крякал, покашливал, иногда переспрашивал.

На станцию пришли к вечеру.

Больше вдвоем мы в лес не ходили. Но при встрече всегда тепло пожимали друг другу руки.

Потом я тяжело заболел и Пашу мог только по доброму вспоминать.

Несколько раз он мне снился - большой, добрый, задумчивый. степенный -

Но во сне он ничего не рассказывал.

А, жаль!

Необыкновенной чистой души человек!

Отзыв...

Aport Ranker
ГАЗЕТА БАЕМИСТ-1

БАЕМИСТ-2

АНТАНА СПИСОК  КНИГ ИЗДАТЕЛЬСТВА  ЭРА

ЛИТЕРАТУРНОЕ
АГЕНТСТВО

ДНЕВНИК
ПИСАТЕЛЯ

ПУБЛИКАЦИИ

САКАНГБУК

САКАНСАЙТ