|
|
- Покажи,
покажи, как ты любишь, как ненавидишь -
покажи! -
кричал Федор.
- Нет, - сказала Фаина, - нет, я покажу, как у меня живот свело. А вот что ты покажешь - это мы посмотрим. Мы увидим это. И, приспустив брюки, Фаина села орлом посреди улицы. Федор онемел.Тополинный пух кучковался у поребриков, Федор, прикурив, бросил спичку, ждал - побежит огонь или как? Или как получилось, потому что спичка до земли не долетев, зацепила платье пробегавшей девчонки. Нейлон вспыхнул. Федор замер.К вечеру Федора развезло, день показался долгим, нелепым, поэтому Федор болтал и двигался, как заведенный. Его заводили картинки дня - розовый зад Фаины на фоне плывущего троллейбуса, пылающий подол длинноволосой девочки, и он сам - в столбняке. Потом догадался, погасил пиджаком девчонку.- Вот, - сказал Федор бармену, - вот такие вот дела. И сбоку бантик.- Что? - переспросил бармен.- Черте что и сбоку бантик, - серьезно повторил Федор. Когда погасли фонари, и звезды погасли, зеленовато засветилось море. Оно баюкало Федора и в то же время возбуждало - купался он на рассвете в одиночестве, и был великолепно гол.- О, как восхитительно гол я, - думал Федор. - Плечи мои широки, руки и ноги крепки, чресла горят зеленым пламенем морским, и вижусь я кому-то путеводной звездой. А может, и есть - она. О, где ты, тот, для кого я звезда, кто ты, откликнись!И шепотом ему сказано было: - В 19.45 возле входа в порт, на спуске Вакуленчука, дама в бюстгальтере. 19.45. По брусчатке спуска катит КАМАЗ, Цепляет бампером девятку. И на асфальте распростерта дама в белом пиджачке. Пиджачок намокает. Его снимают, под пиджачком тело загорелое, в алом бюстгальтере. Дама открывает глаза и произносит: “Блядь”. Федор понимает - это ему.Ночью Фаина снится в толстых руках мужа. Фаина в пятой позиции. Грудь Фаины высосана тремя детьми. Впрочем, в любой позиции дефект Фаины очевиден будет Федор во сне жалеет Фаину и прогоняет с нее толстого мужа. - Почему я блядь, - думает во сне Федор. - Ну почему я блядь?Когда в баре сидел, бармен недолил порцию и выгнул бровь. - Шо ви хочете этим сказать, Беня, - спрашивает Федор.Беня выше бровь поднял и тычет большим пальцем за спину Федора. Оглянувшись, Федор понимает, что порция правильная. На его стакан смотрит Фрая, и губу плотоядно покусывает. Фрая - это сестра Димы. А Дима - стукач. Он о Федоре регулярно сообщает их общему отцу. Отец подавляет в Федоре волю, и от этого Федор скрытничает, врет впрок и прячется. Но город маловат для сложных отношений Федора с отцом. Фрая же сука. Нет, стерва. А Дима … одним словом… он-то и пугал Федора незримым присутствием отца за спиной.Море все еще светилось, потому что август стоял на трех лапах, но был готов к полноценному прыжку в осень. Капали зеленые искры с чресел (хм, почему чресла множественны?) Федор, зябко поджав ногу, попрыгивал на стройной левой, искры вытряхивая из уха. Чресла его не болтались маятником как минуту назад, а упруго накалывали ткань жизни, и от этого становилось пронзительно, нет, щекотно, и думалось - гадство, думалось о Фрае и Димке, о том, что отец ему подарил путевку на Валаам, а им, гнидам, не подарил.Теперь его, Федора, гниды сожрут. - О, - сказал Федор глухо, - О, что за жизнь! - Очень хотелось поглядеть на Валаам.Завтракая у Фаины в четырнадцать ноль семь, Федор наблюдал, как Фаина заглатывает аскариду спагетти. - Зачем ты некрасиво ешь, - тоскливо думал Федор. - Некрасиво и невкусно. Его стошнило прямо на кухне. - Не успела, - сказала Фаина, - не успела предупредить, - это позавчерашняя рыба была. Но чтобы так быстро разобрало - это надо ж! Что ж ты дрянь всякую ешь, милый, - нежно пропела Фаина.- А ты зачем дрянью кормишь, и сама ешь? - Ну, сама, - я пойду, покакаю, и все дела. Я здоровая натура. А ты вот ротом то, что жопой, грубо и некрасиво делаешь. Или я что - то неправильно сказала?- Господи, - подумал Федор, - сколько той жизни, и все она норовит от глупого к некрасивому, и наоборот. И так навечно? Он обмыл рот, поцеловал Фаину, и стал уходить навсегда. Фаина поняла и подняла тяжелые ресницы: - Прощай, малютка, - сказала она ровно, - ты главное знаешь, - от поцелуя берутся дети. Готов ли ты? - Ну, нет, - сказал Федор. - Ты якоришь меня. Как козла какого. А я не козел. И не бывает у Федора детей. Не бывает, не бывает - бормоча, Федор уходил, отдалялся и - обнаружил, что Фаина стоит в пятой позиции, а он и есть толстый муж, потому что живот мешает выпрямиться чреслам его или как там правильно это называется, его янычарский клинок с правым уклоном, а курдюк живота мешает ощутить радость жизни. И вот Федор встает, и прочь уходит от Фаины в ванную, где весы на синем кафеле белеют. И видит Федор, что весу в нем 68 килограмм, и, значит, не муж он Фаине. И живот этот мешающий - не его живот, и чресла чужие, и - детей не будет, и все слава Богу в этой странной жизни, все - слава Богу! - Сегодня.
2001 |
||