Мсье Дюплесси терпеть не мог журналиста Камилла. Когда этот солидный, уважаемый всеми буржуа, узнал о выборе своей дочурки, его чуть удар не хватил.

— Нашла женишка! — орал он. — Этот Камилл полный кретин, лентяй, голодранец! Он ничего не может сделать по-человечески. Но самое страшное то, что он журналист! Терпеть их племя не могу!

— Но, дорогой, у детей любовь, — уговаривала его мадам Дюплесси.

— Любовь, — передразнил ее муж. — У них любовь, а мне еще этого зятька кормить. А он, я уверен, очень прожорливый.

Удивительно, как мадам Дюплесси смогла уговорить мужа, и тот, скрепя сердце, дал согласие на брак. Но при этом поставил жесткое условие — брак должен быть церковным. Прожженный делец знал, что ни один священник не даст благословения Камиллу Демулену — богохульнику и святотатцу. Так папаша намеревался избавить дочь от невыгодного замужества.

В парижском кафе было многолюдно, за одним из столиков обедали двое: светловолосая девушка и худощавый молодой человек лет тридцати.

Девушка была круглолицей, курносой с широкой добродушной улыбкой. Она что-то весело рассказывала и смеялась так громко, что солидные господа за соседними столиками просили ее не шуметь. Девушка вежливо извинялась и на какое-то время сдерживала свой смех. Одета она была с умелой небрежностью, которая идет молодым девушкам и уродует женщин в возрасте.

Ее собеседник, типичный педант, был полной противоположностью открытой эмоциональной девушке. Его худое бледно лицо казалось неподвижным, холодные голубые глаза пристально смотрели на собеседницу, тонкие, плотно сжатые губы, складывались в улыбку, когда она начинала хохотать. На нем был опрятный хоть и не новый костюм оливкового цвета.

— Хорошая девушка, — сказал о хохотушке какой-то важный буржуа. — Но очень шумная.

— Да, — согласился его приятель. — Это подающая надежды писательница Светлана Лемус… А вот спутник у нее какой-то хилый и невзрачный.

— Ты разве его не знаешь!? Это же депутат Ассамблеи мсье Робеспьер. Его уму и упорству можно только позавидовать. В 23 года он уже занимал должность судьи в Аррасе. Справедливость судебного решения он всегда считал важнее всего и изучал досконально каждое дело. Робеспьер частенько сам брался за расследования преступлений и успешно справлялся с этой задачей. В родной провинции Артуа его считают не только хорошим юристом, но и великолепным сыщиком.

— Хм… а по его внешнему виду этого не скажешь.

Дружескую беседу Робеспьера и Лемус прервал визит газетчика Камилла Демулена. Бедняга выглядел убитым горем. По его раскрасневшимся глазам и лицу с грязноватыми разводами было видно, что он долго плакал.

— Что случилось? — с сочувствием спросила Светлана. — Папаша Дюплесси опять спустил тебя с лестницы?

— Нет, — вздохнул Демулен.

— А-а! Наверное, он опять облил тебя помоями, — решила угадать девушка.

Камилл энергично замотал головой.

— Ох, неужели он тебя скинул с балкона, как на прошлой неделе! — продолжала предполагать Светлана.

— Светик, милая, — сказал Робеспьер, стараясь сдержать улыбку. — Может, Камилл сам нам все расскажет.

— Папаша Дюплесси дал согласие на брак, — ответил журналист мрачно.

Робеспьер и Лемус удивленно переглянулись.

— Ты что раздумал жениться? — спросила девушка.

— Ничего я не раздумал! — проворчал Камилл. — Просто этому Дюплесси церковный брак подавай!

— Ах, вот оно что! — воскликнули Макс и Светик хором.

— М-да, после твоих выпадов в сторону церкви вряд ли найдется священник, который рискнет дать тебе благословение, — сказал Робеспьер.

— Это точно, — согласилась девушка. — Камилл, вспомни свое поведение! Ты издевался над святыми, пел пошлые песни про Римского Папу, коверкал молитвы, обливал всякой дрянью священников, когда они проходили под окнами твоего дома…

— Хватит, прошу тебя! — перебил Камилл.

— Если бы я была священником, — продолжала Светик. — Я бы не дала тебе благословения даже за большие деньги. И я считаю, что ты поступил дурно, поэтому тебя бог наказал. Хотя, ты же в бога не веришь.

— Тоже мне друзья, — обиделся журналист. — Я пришел просить у вас помощи, а вы мне морали читаете.

— Извини, мы не правы, — согласился Робеспьер. — Сейчас не время ругать тебя.

— Надо что-то делать! — воскликнула Лемус. — Но что!?

— Макс, ты умный, придумай что-то, — попросил Камилл. — Я не знаю, что мне делать!

— Ну, сначала тебе нужно просто сходить в церковь и попросить благословения, — сказал Робеспьер. — Покайся, скажи, что заблуждался…

— Спасибо! — поблагодарил Камилл. — Я побегу в церковь Сульпиция.

С этими словами журналист мгновенно сорвался с места и исчез.

— Ну и история, — захихикала Светик. — И смех и грех.

— Ты права, — улыбнулся Макс. — Камиллу сейчас придется не сладко. Но, я думаю, он выкрутиться… Так, сколько я должен за этот обед…

Робеспьер отсчитал деньги.

— Нет, милая, — твердо сказал Максимильен. — Раз уж я пообедал с хорошенькой девушкой, то я обязан за нее заплатить.

Спорить Лемус не стала, ведь гордый друг мог обидеться. Но девушке было стыдно за свое пристрастие к сладкому. Еще бы, помимо основных блюд Светик съела три пирожных.

На следующий день Светлана Лемус направилась в издательство. Ей нужно было отдать рукопись очередного романа с приключениями и кражами. Надо заметить, издательства революционного Парижа печатали не только романы, но и новомодные газеты, которые пользовались большим спросом. Лемус надеялась встретить в редакции Макса, речь которого должны были опубликовать, и Камилла, который писал скандальные статьи про короля.

Когда Светлана переступила порог редакции, ее взору предстало странное зрелище. Камилл Демулен вскочил с места и бросился в объятия ошарашенного Робеспьера с воплем: “Я пропал! Я пропал!”

Наблюдавший эту сцену Жорж Дантон захохотал.

— Что с ним? — удивилась Светик.

— По-моему, он заболел, — предположил Жорж. — Вы посмотрите на его поведение.

— Камилл, что произошло? — спросил Макс, усадив журналиста на стул.

— Священник не дал мне благословения! — всхлипывал Камилл.

— Этого следовало ожидать, — вздохнула Светик. — Ты поэтому так расстроился? Ничего страшного, можно обратиться в другую церковь!

— Нет, вы ничего не понимаете! — перебил ее Демулен. — Все гораздо серьезнее! Кюре, у которого я просил благословения, найден мертвым. Его кто-то заколол в клетке для исповеди.

— Тебе кюре жалко? — удивленно спросил Жорж. — Камилл, у тебя жара нет?

— Да, у меня очень сильный жар! — закричал Демулен. — Меня обвинят в убийстве этого кюре!

— Это точно, — согласился Дантон. — Зачем ты орал на весь Париж, что убьешь его? Теперь ты первый подозреваемый! Скоро тебя арестуют, посадят в тюрьму, а мы будем тебе булочки носить.

Дантон захохотал своим громким раскатистым смехом.

— Жорж, хватит! — перебил Робеспьер. — Тут дело серьезное.

— Не спорю, — кивнул Жорж. — Вляпался ты, мой друг Камилл, по самые уши в… — он взглянул на Светик и закончил. — В кое-что нехорошее.

— Что мне теперь делать? — заныл газетчик.

— В Сене утопиться, — ответил Дантон мрачно.

— Зачем такие крайности! — возразила Лемус. — Есть другой способ спасти Камилла — надо найти настоящего убийцу!

— Правильно, деточка! — похвалил Жорж.

Все уставились Робеспьера, который сразу понял, куда эти взгляды клонят.

— Ты же у нас сыщик-любитель, — усмехнулся Дантон. — Ты отыщешь этого убийцу, я уверен.

— Кроме тебя Демулену никто не поможет! — добавила Светик.

Макс взглянул на Камилла, который находился на грани сумасшествия, и согласился.

Ради друга Робеспьер решил на время отложить дела в Ассамблее и взяться за расследование. Он был очень зол на Камилла за то, что тот влип в такую историю. Однако отчитывать и ругать его не стал, журналист и так свое получил. Светлана взялась оказать помогать Максу, хотя в глубине души она понимала, что проку от нее в этом деле будет мало. Тем не менее любопытство заставило девочку навязаться другу в помощники.

Робеспьер решил обратиться за помощью к аббату Берардье, который был директором колледжа Луи-ле-Гран. В этом колледже когда-то учились Макс и Камилл. Церковь Сульпиция находилась в ведении Берардье, и он вполне мог сообщить важные сведения.

— Максимильен Робеспьер? Конечно, помню! — воскликнул аббат. — Ты был самым лучшим учеником, все предметы тебе давались с поразительной легкостью!

Бывший директор Берардье был рад поговорить с Максом. Даже теперь, несколько лет спустя, он видел в Робеспьере своего ученика, к которому обращался как раньше на “ты”.

— Я догадываюсь о цели твоего визита, — с усмешкой сказал аббат. — Ты решил расследовать убийство в церкви Сульпиция. Хочешь спасти своего непутевого приятеля Камилла.

— Да, мсье. Вы его помните?

— О! Как можно забыть такое! Помню, этот дурачок постоянно умудрялся влипнуть в неприятные ситуации. А ты его всегда здорово выручал. Эх, если бы не ты, беднягу давно бы вышвырнули из колледжа. Я как сейчас помню, стоит Демулен и жалко всхлипывает, а ты смело защищаешь его, причем доводы у тебя убедительные, хотя несколько странные…

Старый аббат рассмеялся. Светик, которая представила эту сцену хихикнула. Робеспьера передернуло от этих воспоминаний. Какую околесицу он только не выдумывал, чтобы спасти друга. Теперь даже вспоминать стыдно.

— Кюре Робер был заколот ножом, — пояснил аббат. — Его тело наши в исповедальне.

— Убийцей мог оказаться тот, кто исповедовался? — спросил Робеспьер.

— Вполне возможно, — согласился священник. — Но мне бы не хотелось подозревать прихожан в убийстве.

— А вы не знаете, кроме кюре Робера, кто-то был еще в церкви? — поинтересовался Макс.

— Обычно в такой день кюре приходил один, чтобы послушать исповеди прихожан.

— Убийца выбрал удобный момент, — согласился Робеспьер. — А вы кого-нибудь подозреваете?

Аббат пожал плечами.

— Но вы же не думаете, что Камилл Демулен…

— Нет, — засмеялся Берардье. — У него просто ума бы не хватило на убийство.

— А вам известны имена людей, которые приходили в тот день на исповедь? — спросил с надеждой в голосе Робеспьер.

— Это можно узнать в книге кюре Робера, — ответил аббат. — Прихожане договаривались с ним заранее о дне и времени исповеди, и он записывал их.

— Это может значительно облегчить нам дело, — обрадовался Макс.

Аббат Берардье извлек толстенную тетрадь и протянул ее Робеспьеру.

— Вы знаете этих людей? — спросил молодой человек.

— Да, — ответил аббат. — Они все наши прихожане.

— Кто такой Анри Шатилье? — поинтересовался Робеспьер.

— Это знатный буржуа, — ответил Берардье. — Он недавно вернулся из Америки, где путешествовал пятнадцать лет. Шатилье получил наследство от кузена.

— Как вы думаете, смог бы он убить кюре?

— Нет, что ты! — замахал руками Берардье. — Это честный человек.

— А что вам известно о Мари Фрессон?

— Она дочь мсье Фрессона, кузена мсье Шатилье, — пояснил Берардье.

— Фрессон оставил ей наследство?

— Да, она получила половину. Другую половину получил Шатилье, который был так добр, что отдал половину своей доли племяннице Мари.

— Понятно, — закивал Макс. — А кто такая Катрин Броссе?

— Приятельница Мари Фрессон. Она приехала из Америки вместе с Шатилье. Броссе давно хотела переехать во Францию, и он помог ей. Эта женщина дает уроки музыки детям на дому. Говорят, она влюбилась в Этьена Маля. Но я не очень доверяю сплетням.

— Я с вами совершенно согласен. А об Этьене Мале вы что-нибудь знаете?

— Он когда-то был женихом Мари Фрессон, но она отвергла его. Причину сего я не знаю, — ответил аббат. — Кстати, он тоже приходил в тот день на исповедь… Здесь записано его имя.

— Очень интересно, — пробормотал Робеспьер.

— О Жюли Декуар я ничего не знаю, — перешел священник к следующей в списке. — Она тут недавно. Почтенная дама средних лет... А мсье Дюплесси, думаю, вам хорошо знаком. Он будущий тесть нашего дорогого Камилла. Хотя, теперь вряд ли…

-— Большое спасибо за рассказ. А у вас имеются адреса этих людей?

— Да, — ответил Берардье, хитро сощурив глазки. — Вижу, ты серьезно взялся за дело! Ты всегда подходил ко всему с педантичной точностью.

— Увы, — вздохнул Макс. — Иначе нельзя.

После беседы с аббатом Робеспьер сказал Светик:

— Все это странно, ты не находишь?

— Да, странно, — согласилась девушка, которая внимательно слушала их разговор и изо всех сил пыталась заметить что-то важное. — Но объясни мне, пожалуйста, что именно тут странно. А то я совсем запуталась!

— Странно то, Светик, что в этот день на исповедь пришли люди, тесно связанные друг с другом.

— Верно, — согласилась девушка. — Я это тоже заметила, но я не думала, что это важно!

— Я тоже пока не знаю, что тут важно, а что нет, — ответил Робеспьер. — Поэтому нужно обращать внимание на все.

Светлана понимающе закивала. Каждое слово друга казалось девушке гениальной идеей.

— Что теперь? — спросила она.

— Надо бы поговорить с этими людьми, — сказал Макс. — Начнем с мсье Шатилье. Он первым исповедался. Посмотрим, что он нам расскажет.

Анри Шатилье был удивлен визитом неприятного молодого человека и симпатичной голубоглазой девушки. Узнав, что они пришли поговорить об убийстве, он согласился ответить на их вопросы.

Он предложил гостям сесть и поинтересовался, что бы они хотели от него узнать. Шатилье старался не смотреть на Макса, который бледностью своего лица и телосложением напоминал ему смерть. Он перевел взгляд на добродушное круглое лицо Светланы и расслабился.

Мсье Шатилье был низкорослым человеком, пониже Робеспьера. У него были внимательные черные глазки и хитрая улыбка. Макс понял, что этот человек из тех, кто никогда не упускает своей выгоды.

— Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали о посещении вами церкви Сульпиция в день убийства, — попросил Робеспьер.

— Это был самый обычный визит на исповедь, — ответил Шатилье. — Я исповедал свои грехи и ушел.

— Вы получили наследство, когда вернулись из Америки, не так ли? Будьте добры рассказать об этом поподробнее.

— Не понимаю, какое это может иметь отношение к убийству кюре!?

— Извините за грубость, но тут я буду решать сам.

Шатилье не возражал.

— Почти пятнадцать лет я провел в Америке, мне хотелось вернуться во Францию, но я был беден и не смог бы обеспечить себе достойную жизнь на Родине. Когда я получил новость о том, что мой любимый кузен скончался и оставил мне солидное наследство, я сразу же приехал сюда.

— Вы хорошо знаете свою племянницу Мари Фрессон?

— Когда я уехал, ей было всего семь лет. Я часто играл с ней. Теперь, когда я вернулся, она стала взрослой и очень красивой девушкой. Мари волевая особа, во многом похожа на отца. Он видел в ней достойную наследницу, но ему не понравился ее новый жених некий мсье Перье. Мне рассказывали, что Фрессон назвал его нахлебником и грозился лишить дочь наследства. Но она привыкла все делать по-своему и проигнорировала слова отца.

— А вы согласны с мнением покойного Фрессона о женихе своей дочери?

— Полностью, — ответил Шатилье. — Отвратительный тип. Удивительно, что такая женщина, как Мари могла выбрать его. Увы, подобные мужчины льнут к особам ее типа.

— А куда вы направились после исповеди?

— На встречу с банкиром.

Следующей собеседницей была Катрин Броссе. Женщина лет тридцати с неопределенными невыразительными чертами лица. Эта особа не обладала ни шармом, ни привлекательностью, она производила какое-то отталкивающее впечатление. Многие назвали бы ее потенциальной кандидаткой в старые девы. Светик невольно стало жаль детей, с которыми эта похожая на истукан женщина занимается музыкой.

— Когда я собиралась исповедаться, из церкви выбежал какой-то молодой человек, он грозился убить кюре, — вспомнила Броссе. — Я очень испугалась… И он все же совершил это убийство!

— Я так не думаю, — возразил Робеспьер. — А когда вы пришли, кюре был жив?

— Разумеется, — с усмешкой ответила женщина. — Иначе бы я подняла шум.

— Вы видели Мари Фрессон? Она должна была придти на исповедь после вас.

— Да, видела, — ответила Броссе. — На ней был ее ужасный красный плащ. Мари любит яркие цвета.

— Вы подруги? — спросил Робеспьер.

— Да, мы с ней очень подружились, — ответила Броссе. — Хотя, мы такие разные! Мари богата и красива, а я не обладаю большим состоянием и внешность у меня ординарная. Но мы очень хорошо понимаем друг друга, хотя, Мари дама скрытная. Все свои секреты она доверяла кюре, которого убили.

— Вы вернулись из Америки вместе с мсье Шатилье?

— Да, я француженка. Я давно хотела переехать во Францию, но у меня не было денег. Мсье Шатилье мне помог.

— А что вы знаете о мсье Перье? — спросил Макс.

— Ужасный тип, — отмахнулась Броссе. — Бедняжка Мари влюбилась в него и не хочет никого слушать. Ради этого Перье она отвергла порядочного человека. Я пыталась поговорить с ней, но безуспешно. Мне не нравятся люди, похожие на Перье.

— Вам больше по вкусу люди типа мсье Маля? — спросил Робеспьер.

— Да, — кивнула Броссе, волнуясь. — Мне он очень нравиться, думаю теперь, когда они с Мари расстались… Ох, это не важно…

— Большое спасибо, вы нам очень помогли, — поблагодарил ее Робеспьер.

В дом Мари Фрессон их не пустили. На вопрос “Что случилось?”, дворецкий дал краткий ответ:

— Мадмуазель Фрессон умерла.

— Умерла? — переспросил Робеспьер. — Когда?

— Этой ночью или вечером, точно сказать не могу… Увы, она была совсем одна. У нас, слуг, был выходной, и мы вернулись только сегодня утром. Она сидела в кресле, будто спала, но была уже совсем холодной…

— А вам не известно, когда ваша госпожа вернулась домой?

— Вечером, часов в пять, — ответил дворецкий. — Это соседка сказала. Она заметила красный плащ мадмуазель.

— А кто-нибудь к ней заходил?

— Соседи говорят, что никого не видели.

— Мне бы очень хотелось поговорить с ее камеристкой, — попросил Робеспьер. — Ну, не знаю, — задумался дворецкий.

Макс вложил ему в руку монету.

— О, конечно, конечно, — кивнул дворецкий. — Проходите. Эй, Жанна, с тобой хотят поговорить!

“Надо будет эти расходы взыскать с Камилла, — подумала Светик. — У Макса и так денег не хватает, а тут еще жадных слуг подкупать приходится”.

Их проводили в просторную гостиную. На стене висел большой портрет хозяйки дома и ее жениха. Портретист точно передал характеры своих натурщиков. Надменный взгляд, волевой подбородок, губы, сложенные в насмешливую улыбку, помогали составить предположение о личности Фрессон. Мсье Перье был слащавым молодым человеком, который привык жить за чужой счет. Мадмуазель Фрессон хозяйски опиралась на его плечо, точно на свою личную собственность.

Маленькая сухая проворная камеристка с интересом изучала собеседников. Она с радостью решилась рассказать все. Робеспьер любил вести беседу со слугами, они обычно подмечают многое и с радостью об этом рассказывают. Но их историям нужно доверять осторожно, слуги всегда склонны кое-что присочинить.

— Я нашла ее в гостиной, — сказала Жанна. — Ох, я так испугалась! Она сидела в кресле у открытого окна. Вот здесь.

Робеспьер подошел к окну, которое выходило во двор с высоким забором, обросшим плющом.

— Рядом с мадмуазель на полу лежала разбитая чашка кофе, — вспомнила камеристка. — Наверное, мадмуазель стало плохо, и она выронила ее. Ох, как это печально, что никого из нас не оказалось рядом! Может, мы смогли бы ей помочь.

— Странно, — пробормотал Робеспьер. — А ваша госпожа болела чем-нибудь?

— Нет, она никогда на здоровье не жаловалась, — уверенно ответила Жанна. — Я слышала, что она могла протанцевать подряд все танцы на приеме.

— А вам не кажется странным, что она вдруг умерла? — вмешалась Светик. — Ее могли убить!

Камеристка с удивлением уставилась на нее.

— Честно говоря, — сказала Жанна. — Такая мысль ко мне приходила. Разбитая чашка… открытое окно… Я помню, что закрывала его…

— Вы кого-нибудь подозреваете? — спросил Робеспьер.

Жанна замотала головой.

— Хотя… отец мадмуазель был очень солидным буржуа, ему даже приходилось работать при дворе… После его смерти остались какие-то важные бумаги, о существовании которых знала мадмуазель… В газетах пишут, что по Франции бродит много английских шпионов… их могли бы заинтересовать эти документы. Возможно, они решились на кражу…

— Точно! — воскликнула Светлана. — Ее убили шпионы, чтобы завладеть этими документами. Они втерлись к ней в доверие, а потом убили… Кстати, а ваша мадмуазель могла согласиться продать эти документы английским шпионам?

— Я бы не хотела наговаривать на Фрессон, — задумалась камеристка. — Но своим характером она походила на отца, который мог пойти на любой, даже на самый неблаговидный поступок, если он сулил ему большую выгоду. Увы, мадмуазель, не была обременена моральными принципами, она считала, что достаточно исповедаться священнику, чтобы даже самые страшные грехи ей простились.

Говорила Жанна с торжеством в голосе, ее блестящие умные голубые глазки скользили по лицам собеседников.

— Я уверена, что тут замешены английские шпионы, — повторила она.

— А какой хозяйкой была Мари Фрессон? — спросил Робеспьер.

— Немного занудливой, — сказала Жанна. — Она была очень наблюдательна и с превосходной памятью, от нее ничего не могло укрыться. К тому же она требовала беспрекословного подчинения не только от слуг.

— А о ее дяде, мсье Шатилье, вам что-нибудь известно?

Жанна, которая вошла во вкус беседы, продолжала:

— Мой знакомый служит у него в доме. Это какой-то кошмар! Мсье Шатилье такой жадина, которого свет не видывал. Каждый грош жалеет! Мари очень любила его. Я слышала, что когда она была ребенком, дядюшка часто играл с ней. Она хорошо запомнила его… Я уже говорила, что память у моей хозяйки превосходная. Когда мадмуазель узнала, что Шатилье приезжает, она была счастлива! Я такой веселой ее давно не видела. Она бросилась к нему на шею и воскликнула: “А вы, оказывается, маленький. В детстве вы мне казались таким высоким!” Какое ребячество!

Камеристка, погрузившись в воспоминания, всхлипнула. Робеспьер понял, что женщину пора оставить в покое.

— Он тоже любит племянницу, — продолжала Жанна. — Он заходил к ней прошлым утром. Ох, как он расстроится, когда узнает, что видел ее в последний раз.

— Кто уже знает о смерти мадмуазель Фрессон?

— Только мсье Маль и мсье Перье. Мсье Шатилье и мадмуазель Броссе должны придти сегодня вечером, тогда я им все расскажу. Они были самыми близкими людьми госпожи, мне бы не хотелось сообщать им эту печальную новость в письме. Думаю, вам надо поговорить с мсье Перье…

— Он живет тут? — удивленно спросил Робеспьер.

— Да, — невозмутимо ответила Жанна. — Он прочно осел здесь. Думаю, даже после смерти мадмуазель его отсюда не выгонишь. Он в своей комнате.

— А когда он пришел?

— Недавно. Пройдемте, вам надо с ним поговорить. Если честно, он мне не нравиться. Мерзкий тип, он постоянно что-то клянчил у мадмуазель. Пользы от него не было никакой. Обычно дамы заводят кошечек и собачек, наша мадмуазель завела Перье… Только зачем, понять не могу.

Жанна отвела их к Перье, который испугано уставился на гостей. От изучающего взгляда холодный голубых глаз Робеспьера юноше стало немного не по себе.

— Нам бы хотелось задать вам несколько вопросов, — сказал Робеспьер.

Резкий негромкий голос молодого человека заставил Перье поежиться.

— Где вы были вчера вечером и ночью? — спросил Макс.

— Я был в игорном доме, — ответил подозреваемый.

— Странно, очень странно, — пробормотал Робеспьер. — Неужели ваша невеста разрешала вам шляться по ночам?

— Да, она не ограничивала мою свободу.

— Хорошо, я не спорю. А где вы были днем? Вы были в церкви Сульпиция, не так ли?

— Да, был, — ответил Перье.

— И что вы там делали? — спросила Светик.

— Что за глупые вопросы!? Я молился богу!

— А у вас были какие-то планы на день? — поинтересовался Робеспьер.

— Я получил письмо от тети, в котором говорилось, что она больна. Я навестил ее утром. Не верите, вот это письмо!

— Благодарю вас, — ответил Макс, просматривая письмо. — Вы кого-нибудь видели в церкви?

— Только мсье Маля. Мы столкнулись с ним у входа.

— А почему вы не пошли в церковь вместе с невестой?

— Я поначалу не хотел идти, но потом передумал.

— Большое спасибо, — поблагодарил Робеспьер. — А вы не будете возражать, если я осмотрю ваш дворик.

— Осматривайте, что хотите, — отмахнулся Перье. — Только меня оставьте в покое.

Простившись с Жанной Макс и Светик вышли во двор. Робеспьер прошелся вдоль забора, заросшего плющом.

— М-да, — покачала головой Светик. — Через него не перелезешь.

Лемус часто приходилось лазить по заборам и влезать-вылезать через окна, так как она часто забывала дома ключи.

— Тут есть лазейка, — сказал Макс. — Смотри, стена тут разрушилась, дыру закрывает плющ, который легко отодвинуть.

— Наверное, именно так проник убийца! — торжествующе воскликнула Светик. — Но убийство священника…

— По-моему, эти два убийства связаны. Возможно, Фрессон рассказала кюре что-то важное.

— А вдруг этот кюре сам был шпионом, — предположила Светик. — Или этот Перье, очень неприятный тип.

— М-да, мсье врет и не краснеет. Привык уже к этому.

Этьен Маль уже знал о смерти Мари Фрессон, но на убитого горем влюбленного похож не был.

— С тех пор, как мы расстались, я с ней не встречался, — сказал Маль. — У меня не было никакого желания видеть эту женщину.

— Я бы хотел узнать ваше мнение о мадмуазель Фрессон.

— Мне бы не хотелось говорить о Мари плохо, так как она умерла, но она была избалованной своенравной тиранкой. Знали бы вы, как я с ней намучился. Я любил ее, но Мари был нужен другой человек.

— Такой как Перье?

— Именно, — кивнул Маль. — Ей был нужен муж, который исполнял бы роль домашней собачонки! А люди вроде него с этой задачей успешно справляются.

— Неужели вам совсем не жалко своей бывшей невесты? — негодуя, спросила Светик.

— Мне ее жалко как всех прочих людей, но не больше и не меньше!

— А вдруг она умерла не своей смертью, — предположил Робеспьер.

— Желающих ее смерти нашлось бы немало, — махнул рукой Маль. — Она была ужасной женщиной, прости господи. Мари была аморальной особой, вся в папашу. Обычная исповедь священнику исцеляла ее от каких-либо угрызений совести!

— В тот день на исповеди вы видели ее? Она должна была исповедаться кюре перед вами.

— Видел, но не говорил с ней. Мари отвернулась от меня, ей даже здороваться со мной не хотелось. Мне, впрочем, тоже.

— А как вы относитесь к ее подруге Катрин Броссе?

— Я ее мало знаю, поэтому ничего сказать не могу. Эта некрасивая глуповатая дама везде сопровождала Мари, которая постоянно эксплуатировала ее. Мне кажется, Фрессон брала Броссе с собой, чтобы подчеркнуть свою красоту и ум.

— Вы не могли бы рассказать, как провели вчерашний вечер?

— Я был дома весь вечер и всю ночь.

— Вы видели еще кого-нибудь в тот день у церкви Сульпиция? — спросил Макс.

— Этого ужасного Перье, он пришел после меня. Принялся молиться на распятье, лицемер. По-моему, у него было назначено свидание с какой-то дамой. Конечно, это святотатство, но от таких людей можно всего ожидать.

Жюли Декуар была единственной, кто был искренне рад гостям. Это была яркая дама лет шестидесяти, окруженная оравой косматых мосек, которые заинтересовали Светик. Девушка сразу же усадила одно из этих маленьких страшилищ к себе на колени.

Декуар выглядела превосходно, она умело скрывала свой возраст благодаря красивому платью, прическе, пудре и мушкам.

— Вы по поводу убийства бедняги кюре? — спросила дама. — Я его почти не знала… я тут недавно… А что вы хотите у меня спросить?

— Вы видели кого-нибудь в церкви?

— Нет, когда я пришла, никого не было, — ответила Декуар. — Я исповедалась кюре и пошла домой. Мне нужно было доверить кому-то мою тайну, я выбрала кюре, но теперь он мертв… Кому же мне довериться… Может, вам?

— Не смеем настаивать, — ответил Робеспьер.

— Не скромничайте, вы, я вижу, люди честные, собак любите. Я вам все расскажу. Я считаю, что должен быть кто-то, кто знает эту тайну. Но вы никому не проболтайтесь, это очень важно для меня.

Дама устроилась поудобнее в кресле и начала рассказ.

— Вы знакомы с аббатом Берардье? Когда-то давно, когда он еще не был священником, а я была очень молода, мы любили друг друга. Это было очень давно. Это и есть моя тайна, вам все это кажется глупостью?

— Нет, мадам, все это очень интересно, — ответил Робеспьер.

— Да, интересно, — согласилась Светик.

— Вы очень хорошие слушатели, — обрадовалась мадам Декуар. — Надеюсь, что вы не болтливые.

Старушка оказалась слишком разговорчивой, она полчаса просвещала гостей о своем детстве, молодости, первой любви и трех мужьях. Декуар очень утомила своих собеседников, но она рассказывала с такой подкупающей искренностью, что перебить ее было бы очень жестоко. Дама тараторила без умолку.

— Каждый рад побеседовать со мной, — говорила мадам Декуар. — Все считают меня очень милой особой, и никто не зовет вредной старушенцией.

Неизвестно, как долго продолжалась бы эта беседа, если бы не визит соседки, который буквально спас гостей от очередных воспоминаний пожилой мадам.

Папаша Дюплесси с усмешкой поглядывал на Робеспьера.

— Вы знаете, что у нас произошло, — сказал он. — Кюре убили. Наверное, это работа женишка, чтоб ему… Я сразу его раскусил!

— Простите, мсье, но я уверен, что он невиновен, — возразил Макс.

Дюплесси задумался.

— Пожалуй, вы правы, — согласился он. — У этого олуха Камилла мозгов на убийство не хватит!

Робеспьер отметил, что Дюплесси уже второй, кто сказал эту фразу.

— Бедняжка Люсиль, наверное, очень переживает, — вздохнул Макс.

— Ага, ревет в своей комнате. Ничего, ничего, потерпит… я ей нового жениха найду!

— Мне бы хотелось уточнить, — перевел Робеспьер разговор на другую тему. — Вы были в церкви Сульпиция, не так ли?

— Да, я был там. Но ничего примечательного не заметил, если не считать аббата Берардье. Зачем он пришел я не знаю. Он крутился у церквушки.

Камилл Демулен был в расстроенных чувствах.

— Меня хотели арестовать, — всхлипывал он. — Хорошо, что Жорж имеет связи в полиции, он не дал им забрать меня!

— Камилл, постарайся вспомнить свой визит в церковь Сульпиция, — попросил Робеспьер.

— Только не это! Я хочу забыть!

— Потом забудешь, — сказала Светик тоном мамаши, успокаивающей напуганное дитя. — А сейчас надо все вспомнить на минуту, а потом забыть!

— Я никого не убивал! — ныл журналист.

— Легко сказать, не убивал, — продолжала девушка. — А ты докажи!

— Для этого надо все вспомнить, — продолжил тем же тоном Робеспьер. — Ну, постарайся!

— Я прибежал в церковь, — погрузился в раздумье Демулен. — Кюре сидел в этой… как ее… клетке… Я попросил у него благословения, он отказал… Даже из клетки не вылез… Еще в церкви темно было, ни одной свечки не зажгли, пожадничали! Я заорал, что убью его, и убежал. На ходу я твердил, “убью его, убью его!” У входа я чуть не сбил с ног даму в синем плаще с красной подкладкой… Она обругала меня, но я не обратил внимания. Я орал, что убью кюре!

Камилл не выдержал и расплакался.

Он взглянул на часы, пора было идти на заседание в Ассамблею.

Секретарь Ассамблеи с едкой иронией произнес:

— А теперь перед вами выступит депутат Робопьер.

Зал разразился громким хохотом точно в предвкушении выступления клоуна.

— Мое имя звучит по-другому, — невозмутимо ответил Робеспьер, направляясь к трибуне.

Он не обратил ни малейшего внимания на обидный смех собравшихся.

— Ах, простите, мсье Роберт Пьер, простите.

— Меня зовут Робеспьер, — спокойно поправил депутат. — Пора бы уже запомнить.

Несмотря на усиливающийся хохот, неприятные шутки, он с непроницаемой физиономией поднялся на трибуну.

— Этот Робер уже надоел, — шепнул один из депутатов своему соседу. — Кажется, он на зло всем лезет со своими речами и нравоучениями. Этот голодранец решил нас всех измором взять!

— Ты прав, — согласился тот, — “Арраская свеча” упрям как осел. Ему плевать на насмешки, брань, ненависть. По-моему, он получает удовольствие, ввязываясь в драку, даже когда перевес не на его стороне.

— Мы вот над ним ржем как лошади, — вмешался третий. — А в Париже он пользуется большим успехом, чем мы. Его речи даже издали отдельной книгой! А некоторые люди переписывают страницы его речей.

— Сумасшедших у нас хватает, — пояснил кто-то.

— Между прочим, в октябре 1790 года жители Версаля избрали его председателем суда своего дистрикта.

Робеспьер с каменной физиономией произносил свою речь, голос его звучал резко и невозмутимо. Никто не догадывался о чувствах, которые скрывались за этим хладнокровием.

Пока Робеспьер выступал в Ассамблеи, Лемус принялась разбираться с алиби подозреваемых. Для начала надо было поговорить с Шатилье и Броссе, чтобы узнать, где они были в предполагаемое время смерти мадмуазель Фрессон.

Светлана сочинила благовидный предлог, чтобы вернуться к мсье Шатилье и мадмуазель Броссе. Девушка придумала потерю записной книжки. Светик слышала, что шпионы именно так поступают, и решила пополнить их ряды. К тому же под подобным предлогом часто действовали герои ее книг.

Мсье Шатилье встретил ее очень радушно по сравнению со вчерашним приемом.

— Я не видел вашей записной книжки, — сказал он.

— Ничего, я сама поищу… Где же я ее обронила!?

Она принялась ползать по полу не четвереньках, заглядывая под диван, столик, кресла.

— Вы слышали о смерти мадмуазель Фрессон? — спросила она, на время прервав поиски.

— Да. Бедняжка Мари. Умереть такой молодой.

— А где вы были позавчера вечером? — как бы между прочим задала вопрос Светик.

— Я был на приеме у моего друга. Прием начался в пять вечера и продолжался до утра. Очень утомительно. Я от скуки чуть не умер, все было организованно сухо и официально.

— Да, я тоже не люблю такие встречи, — согласилась девушка, поднимаясь с полу. — Мне бы что-то повеселей. Книжки я не нашла, наверное, я ее в другом месте оставила, я такая рассеянная.

Когда Светлана поднималась с колен, злополучная записная книжка выпала у нее их кармана. Светик в мыслях обругала себя за неуклюжесть.

— Ой! Оказывается, она у меня была в кармане платья! — воскликнула Лемус удивленным голосом. — Как глупо! Я вас зря потревожила.

— Не беспокойтесь, мадмуазель, — сказал Шатилье. — С кем не бывает. Светлана про себя облегченно вздохнула. Еле выкрутилась.

— К вам мадам Декуар, — сообщил вошедший лакей.

— Только этой старухи, согрешившей в юности с местным священником, мне не хватало, — проворчал тот. — Впустите ее.

Лемус, тоже не хотелось в очередной раз выслушивать болтовню Декуар, и она поспешно удалилась. Когда девушка ушла, Шатилье постучал пальцем по лбу и мрачно сказал:

— Еще одна чокнутая!

На улице Светик достала подлую книжку и записала свой диалог с Шатилье слово в слово, как просил ее друг.

— Не знаю, что тут важно, а что нет, — пробормотала девушка, осмотрев писанину. — Пусть Макс разбирается.

Мадмуазель Броссе была не столь радушной как мсье Шатилье. На Светик она смотрела с какой-то враждебностью и недоверием.

— Вашей записной книжки у нас нет, — ответила Броссе. — Поденщица делала сегодня утром уборку и ничего не нашла.

— Мне нужно задать вам один вопрос. Где вы были позавчера вечером с пяти часов?

— Не понимаю, почему вас это интересует. В тот вечер я организовала праздник в дамском клубе любителей маргариток. Мари должна была придти, но не смогла. Ох, если бы я знала!

Броссе одарила Лемус суровым взглядом, который ясно говорил, что девушке пора уходить.

— К сожалению, я больше не могу беседовать с вами. У меня свидание вечером в шесть на Новом мосту. Я бы хотела подготовиться, — сказала Броссе.

Эти слова были произнесены не только с целью объяснить гостье отсутствие свободного времени, но и похвастаться своими успехами. Торжествующий взгляд Броссе скользнул по лицу Светик.

— О! Я вас поздравляю! — воскликнула девушка. — Желаю приятно провести время. И, конечно, я вас понимаю, к свиданию надо готовиться заранее.

Взгляд Броссе немного смягчился, а на губах мелькнула улыбка.

Светик решила уточнить, не обманули ли ее эти господа. Алиби мсье Шатилье оказалось безупречным, мадмуазель Броссе тоже говорила правду. Алиби мсье Маля проверить было невозможно, он сказал, что весь вечер провел дома. А вот мсье Перье все наврал, его не было в игорном доме в ту ночь. Про тетю он тоже сочинил. Тетя его терпеть не может. Она отозвалась о племянничке весьма грубо, заметив, что в тот день он к ней не заходил, и что она его не звала. Про письмо она сказала, что Перье написал его сам, чтобы на время улизнуть от Фрессон.

Светлана, погрузившись в раздумья, побрела вдоль улочки. Она не заметила, как налетела на мадам Декуар.

— Простите, — извинилась девушка. — Простите.

Дама выронила из рук книги, которые несла. Светик подняла их. Из одной книги выпал какой-то листок. Лемус хотела поднять его, но Декуар ее опередила. Она первая подобрала листок и поспешно сунула его в карман.

— Ох, почему-то все хотят сбить меня с ног! — засмеялась дама. — В тот день, когда я ходила в церковь, на меня налетел мсье Перье. Он был какой-то странный. Этот наглец даже не извинился, но я не могла злиться на него, так как шла в церковь. А когда идешь в церковь надо всех простить.

— Вы правы, мадам, — рассеяно кивнула Лемус.

— Но на вас я тоже не сержусь, — заверила ее Декуар. — Вы девушка вежливая. Хотите яблоко?

— Нет, благодарю, но я не очень люблю яблоки, — отказалась Светик.

— Зря, зря, — покачала головой дама.

Так они и расстались. Светик показалось странным поведение Декуар. Девочку заинтересовал листок, который старушка с неожиданным для нее проворством подняла и спрятала в карман. В голове писательницы всплыли слова Жанны об английских шпионах. Светлана Лемус решила проследить за Декуар.

Дама направлялась к парку. Светик следовала за ней. В парке Декуар уселась на скамейку с книгой в руках. Девушка спряталась за дерево и внимательно наблюдала за ней. Декуар достала из кармана листок бумаги и вложила его в книгу. Потом она оставила ее на скамейке и ушла. Светик внимательно следила за тем, что будет дальше. Подошел аббат Берардье и взял книгу. Он огляделся по сторонам. Люди в парке были заняты своими делами, никому и дела не было до книги. Аббат сунул книгу под мышку и поспешно ушел.

Светик уселась на скамью в парке и принялась думать, что же делать дальше. Обеденное время уже давно наступило, и девушка решила, что самым разумным будет перекусить. Она достала блокнот, записала свой разговор с Декуар и ее встречу в парке с аббатом.

Камилл Демулен, Максимильен Робеспьер, Жорж Дантон и Светлана Лемус встретились в одном из парижских кафе. Светик предоставила Максу плоды своих трудов. Робеспьер поблагодарил девочку за хорошую работу и принялся расшифровывать ее ужасный почерк.

— И все-таки, Камилл, — сказала Светик, задумчиво размешивая сахар в чашке. — Несмотря на твою антицерковную пропаганду, столько людей ходят на исповедь.

— Да, — хихикнув, согласился Дантон. — Пошли твои труды прахом.

Журналист что-то сердито пробубнил в ответ.

— Все понятно, — сказал Робеспьер, возвращая девушке записную книжку. — Все понятно.

— Что тебе понятно? — спросил Жорж. — Нам то объясни.

— Ты разве не читал записную книжку Светик? — удивился Робеспьер.

— Читал и слушал ее рассказы о ваших допросах, но ничего не понял. Сплошная болтовня.

— Что ж, попробую вам объяснить. Для начала еще раз назову вам подозреваемых: мсье Шатилье, мадмуазель Броссе, мсье Перье, мсье Маль, аббат Берардье и мадам Декуар, а так же мсье Дюплесси. Все эти люди приходили в церковь Сульпиция…

— Я требую, чтобы ты вычеркнул из списка мсье Дюплесси! — потребовал Камилл. — Ты что, хочешь, чтобы я женился на девушке, отца которой обвинят в убийстве кюре!

— Это верно, — согласился Жорж. — Папаша Дюплесси тут вообще не при чем. У него единственный мотив убить кюре, чтобы Камилла повесили за убийство, и он не женился на Люсиль. Хотя…

Дантон внимательно посмотрел на Демулена.

— По-моему, этот мотив очень веский. Макс, я бы не спешил убирать папашу из списка.

— Жорж, дорогой, хватит шутить, прошу тебя! — взмолилась Светик. — Ох, кстати, чуть не забыла, у Катрин Броссе сегодня вечером свидание!

— Да, ну! — удивился Жорж. — Я ее знаю. Неприятная, похожая на крысу баба! Нашелся какой-то самоубийца!

— Как свидание!? — воскликнул Робеспьер. — Где? Когда?

— В шесть на Новом мосту, а что?

— Немедленно туда!

— Зачем? — не понял Дантон. — Зачем тебе чужое свидание?

— Предотвратить убийство! — коротко пояснил Макс.

Жорж, Макс и Светик поспешили к Новому мосту, Камилл остался в кафе. С минуты на минуту должна была подойти Люсиль.

Катрин Броссе расхаживала по мосту в ожидании кого-то. Она нервничала, то и дело поглядывая на часы. В декабрьский вечер стемнело рано и заметно похолодало.

— Катрин! — окликнули ее.

Она обернулась и поспешила на зов.

— Я думала, вы уже не придете! — воскликнула она. — Как я рада вас видеть!

— Я не мог не придти, дорогая, — ответил он. — Такой чудный вечер. Посмотрите на реку, восходящая луна красиво отражается в воде!

Он подвел даму к перилам моста. Катрин, облокотившись, принялась всматриваться в темную воду. Броссе была невысокой и худой, столкнуть ее в Сену не составило бы труда. Человек собирался осуществить это… но чья-то рука легла ему на плечо и громовой голос произнес:

— Вы куда-то торопитесь?

Человек оставил Броссе в покое и замер.

— Вот вы и попались мсье Маль! — воскликнула Светик.

— Нет, дитя мое, это мсье Шатилье, — поправил ее Робеспьер.

Он спокойно подошел к убийце и снял с него шляпу, которая была глубоко надвинута на лицо.

— Может, вы объясните ваши действия? — попросил Робеспьер с иронией. — Это было бы очень мило с вашей стороны.

— Чего ты с ним цацкаешься! — возмутился Дантон. — В Сену его скинуть и все дела!

— Мы всего лишь играли, — с трудом выговорил Шатилье. — Это была игра.

Он сам понимал, что несет бред.

— Ничего себе игра, — хохотнул Жорж. — Бабу чуть в реку не столкнул. Игра, ха!

— А вы что скажете, мадмуазель? — спросил Робеспьер Броссе.

Перепуганная женщина промолчала.

— Вам кажется странным, что ваш сообщник решил избавиться от вас? — поинтересовался Макс. — Увы, подобное часто встречалось в моей юридической практике. Но вы любите его, не так ли?

Броссе могла только кивнуть.

— Макс, как ты, черт тебя возьми, догадался, что этот Шатилье и его курица укокошили кюре и красотку Мари? — не унимался Жорж.

— Тут все очень просто, — сказал Робеспьер.

— Это для тебя просто, — отмахнулся Дантон. — А нам не черта не ясно. Ты из себя умника не строй, а объясни по-людски!

— Дело в том, — начал Макс. — Что мсье Шатилье совсем не тот, за кого себя выдавал. У покойного мсье Фрессона действительно был кузен, который пятнадцать лет провел в Америке. Скорее всего, он умер. Письмо о наследстве каким-то образом получил наш знакомый. Возможно, он был другом покойного Шатилье. Крупное наследство заинтересовало его, и он решил приехать во Францию вместо Шатилье. Он почти не рисковал, узнать его могла только Мари Фрессон, которой было семь лет, когда ее дядя уехал. Вряд ли она могла помнить его. Но он ошибся, у мадмуазель Фрессон была прекрасная память. Это подметила ее камеристка, она мне рассказала, что первыми словами Мари Фрессон при встрече с “дядей” было: “Я не думала, что вы такой маленький. В детстве вы казались мне высоким!” Наблюдательная и расчетливая мадмуазель сразу заподозрила неладное и оказалась права. В обмен на молчание она потребовала от “Шатилье” половину доли наследства. Судя по разговорам, “Шатилье” был жаден, и мне показалось странным, что он отдал солидную часть наследства племяннице, которую не видел 15 лет. Фрессон понимала, что поступок она совершила далеко не благовидный и, как обычно, решила исповедаться для успокоения совести. Так кюре Робер узнал ее секрет.

Мсье “Шатилье” заволновался, что его тайна может быть в любой момент раскрыта, и он решил действовать. Кюре Робер и Мари Фрессон должны были умереть.

Он пришел в гости к Мари Фрессон рано утром, когда слуги уходили, и отравил ее. Потом он направился в церковь Сульпиция и заколол кюре. Тело можно было спрятать за алтарем или в какой-нибудь нише. Затем “Шатилье” уселся в исповедальне и начал принимать исповеди прихожан. Никто не заподозрил неладного. На всякий случай, он не зажигал свечи. Что в церкви было темно, заметил даже Камилл. Когда все прихожане ушли, “Шатилье” положил тело кюре в исповедальню.

— Но ведь Мари Фрессон приходила на исповедь! — воскликнула Светик. — Все видели ее красный плащ.

— В том то и дело, моя девушка, что все видели только плащ! — улыбнулся Робеспьер. — Мсье Маль тоже видел женину в красном плаще, которая от него отвернулась. Он решил, что Фрессон просто не хотела с ним говорить. На самом деле женщина, выдававшая себя за Фрессон, не хотела быть узнанной!

— Этой женщиной была Катрин Броссе! — торжествующе воскликнула Лемус.

— Совершенно верно. Сначала она пришла как обычно, а потом притворилась своей подругой. На эту мысль натолкнул меня Камилл, когда сказал, что на ней был синий плащ с красной подкладкой.

— Что бы вы без меня делали, — пробубнил журналист.

Но собравшиеся не обратили на него внимания.

— Достаточно было просто перевернуть плащ, чтобы стать Мари Фрессон, — продолжал Робеспьер. — Она проделала это, не выходя из церкви, потом дождалась Маля, чтобы он увидел ее. Еще мне показалось странным, что две лучшие подруги пошли в церковь поодиночке. Ведь, как говорил Маль, Броссе везде сопровождала Фрессон.

Потом сообщница “Шатилье” вернулась домой под видом Фрессон. Соседка подтвердила, что видела красный плащ. Броссе вошла в дом, скорее всего у нее был ключ, а потом улизнула через окно во двор. В заборе, заросшем плющом, была лазейка, через которую она незамеченной выбралась на улицу.

— А как ты узнал, что Мари Фрессон была убита утром? — спросила Светик.

— Благодаря мсье Перье и мадам Декуар. Перье написал сам себе письмо от тети, чтобы куда-то удрать от хозяйки. Броссе и Шатилье знали об этом письме и о том, что Перье утром не будет. Но он почему-то быстро вернулся и застал свою госпожу мертвой. Он выскочил из дому, сбил с ног мадам Декуар и побежал в церковь молиться. Перье очень испугался, но причины его страха я понять не могу. Возможно, его привело в ужас то, что теперь его вышвырнут на улицу.

— А как можно было понять, что беднягу кюре прихлопнули давным давно? — спросил Дантон.

— Мсье Шатилье проговорился о том, что мадам Декуар в юности согрешила со священником. А об этом она говорила только на исповеди. Однако потом, почему-то, рассказала нам со Светик. Еще мне показалось подозрительным безупречное алиби Шатилье и Броссе.

— Но зачем мадмуазель Броссе вмешалась в убийство? — удивилась Светик. — Ведь она любила Маля.

— Нет, она делала вид, что влюблена в Маля, чтобы никто не заподозрил о ее чувствах к Шатилье. Эти чувства были очень сильны, она даже поехала за ним во Францию. Думаю, поначалу ее повышенное внимание тяготило Шатилье, но потом хитрец понял, как эту преданную женщину можно использовать. Она согласилась стать его сообщницей в убийстве.

— Но ведь Мари была ее подругой! — удивилась Светик.

— Ох, дитя мое, ты очень наивна. Броссе втерлась в доверие Фрессон по велению Шатилье. На самом деле она ненавидела и завидовала этой заносчивой красивой женщине. Ведь сама Броссе была некрасива, небогата и не очень умна. Женщины такого типа ненавидят симпатичных девушек, это я заметил, когда увидел с какой злобой Броссе смотрела на Светик. А когда девушка пришла за записной книжкой, она даже не пыталась скрыть своей неприязни! Однако Броссе не преминула похвастаться своим свиданием! Некрасивые завистливые девушки особенно любят говорить о своих успехах, им хочется заставить других завидовать.

— Это ее счастье, что она похвасталась своим свиданием, — буркнул Жорж. — Тупая корова!

— Увы, такие женщины ради своей любви способны на все, — вздохнул Робеспьер. — Броссе была именно такой, безумно влюбленной в человека, который подло решил ее использовать. Но большую роль тут сыграла ее зависть и ненависть к подруге.

— Ну, Макс ты и выдал! — похвалил Жорж. — В куче глупостей обнаружить что-то важное! Ну и голова у тебя! Я всегда знал, что из тебя толк будет! Даже, когда все идиоты ржали с твоих выступлений, я понимал, что в карман тебя не сунешь!

— Выходит, я просил благословения у фальшивого кюре!? — очнулся Камилл.

— Да, — ответили все хором.

— Но почему он мне отказал? Ему-то какое дело!

— Наверное, из вредности, — предположила Светик.

— Зря он это сделал, — заметил Дантон. — Иначе бы Камилл не грозился его убить, Камилла бы не заподозрили в убийстве, Макс бы не взялся за это расследование и не вывел бы поддельного Шатилье на чистую воду!

Все не могли не согласиться с ним. Жорж Дантон сделал четкие и верные выводы.

Люсиль Дюплесси была счастлива, когда узнала, что ее драгоценного Камилла не обвинят в убийстве. Она бросилась на шею Робеспьеру и расцеловала его в обе щеки. Макс сильно смутился и пробормотал:

— Не стоит благодарности. Пустяки.

Люсиль ответила ему несколько жеманной улыбочкой. Ей доставляло удовольствие видеть смущение чопорного Робеспьера.

“Ну, ты и дура! — обиженно подумала Светик. — Макс смотрит на тебя круглыми глазами, потому что ты внешне очень похожа на Мадлен Ренар, которую он до сих пор любит! А ты возомнила, что он в тебя влюблен, тьфу!”

— Все это хорошо, — вмешался Жорж. — Но ведь нужно благословение для свадьбы. А как его достать?

— Все уже сделано, — важно произнес Робеспьер.

Он не без удовольствия разглядывал удивленные лица. Его самолюбие в очередной раз было удовлетворено.

— Аббат Берардье с радостью даст благословение нашему другу и возьмет над ним шефство! Берардье был директором колледжа Леи-ле-Гран, когда мы учились. Он Камилла хорошо помнит.

— М-да, — хмыкнул Жорж. — Этого никто не забудет даже при огромном желании.

— Ура! — завопил Камилл от восторга.

Он хотел броситься на шею Максу, но тот осторожно увернулся. Тогда журналист налетел на Жоржа, заключил его в объятья и поцеловал.

— Совсем спятил! — возмутился Дантон, отпихивая приятеля. — Невесту свою тискай!

А невеста тем временем еще раз поцеловала Робеспьера за неоценимую услугу. Но она быстро переключилась на своего женишка. От этой идиллии их отвлек папаша Дюплесси.

— Не трогай мою дочь! — заревел он на Демулена.

— Но мы можем пожениться, аббат Берардье согласен дать благословение! — залепетал журналист.

— Замолчи, животное! Убирайся отсюда вон! И чтобы до свадьбы я тебя не видел! Кстати, если ты туда не придешь, никто не обидится!

— Макс, ты не все объяснил! — сказала Светлана, когда они остались наедине. — Как насчет английских шпионов?

Робеспьер улыбнулся.

— Ах, вот оно что! — расстроено воскликнула Лемус. — Выходит, история со шпионами — чушь, рожденная в воспаленном мозгу скучающей камеристки!.. А я то думала… Но как тебе удалось уговорить своего бывшего директора Берардье дать благословение Камиллу Демулену? Ты, наверное, припугнул, что расскажешь о его отношениях с Декуар.

— Вовсе нет. Я его просто попросил по-человечески. Берардье согласился, но поставил условие — Камилл должен покаяться.

— Он уже побежал каяться, хотя после этого случая он священников и церковь стал ненавидеть еще больше, — заметила девушка. — Но теперь он их ругает шепотом.

Робеспьер вздохнул, его поразило ханжество Камилла. Это показное покаяние казалось Максу на редкость омерзительным. Поначалу Робеспьера, как и всех, забавляла разыгравшаяся комедия, но потом ему стало не до смеха. Надо же и совесть иметь!

Наконец-то! В один прекрасный день 29 декабря 1790 года состоялась свадьба Камилла Демулена и Люсиль Дюплесси, отличавшаяся особой пышностью. Папаша Дюплесси не поскупился. Особенно торжественным был обряд бракосочетания в церкви Сульпиция. Папаша даже всплакнул.

Максимильен Робеспьер был свидетелем бракосочетания. После недавних событий настроение у него было не важным, а поведение Камилла его злило и раздражало. У Робеспьера было только одно желание, поскорее исчезнуть с праздника, но должность свидетеля не сулила ему этого. Макс умело скрывал свои чувства и старался не смотреть на довольную физиономию Камилла. Но когда Демулен скорчил страдальческую гримасу и пустил слезу, выражая свое восхищение проповедью Берардье, Робеспьер сердито прошипел ему на ухо.

— Не плачь, лицемер…

Он хотел было добавить еще несколько словечек, но его прервали слова Жоржа, обращенные к женишку.

— Ночью будь умницей.

— Жорж! — прервала его жена Габриэль. — Как тебе не стыдно!

— А что я такого сказал? — удивился тот.