Усердное шуршание пакетов.

- Нет ли тут еще гороха? Горох что-то не взошел. А я замачивала.

- Мам, ты наверно, мои витаминки посадила, - сказал Даша.

Даша пила холодную ряженку и облизывалась. Жарко было для мая, жажда сжигала, а тут еще мама пристала со своей дачей. Высокие каблуки у Даши, щегольские, новые, узкие джинсики и легкая курточка внаброс, очень ярко смотрится Даша в пиццерии, в компании возрожденной рок-группы. Они пообещали диск и тексты, пусть мама смотрит тексты, загружается. Но Даша и так все понимает: классные, классные тексты, четкая музыка, красивый Колесников и еще кое-кто. Но дача: скучно, жарко, приходится снимать каблуки и надевать доисторические мокроступы.

Мамина подруга привезла Маму и Дашу на машине, но сама не осталась. Машина стоит на аллейке и - бумц, бумц - бухает музыкой. Конечно, у подруги больной дедушка - как интересно, кстати, все был папа да папа, а как слег - сразу дедушка, дедуля. Подруга побродила, опустив голову, по старым сдувшимся грядам, посидела на лавочке, болтая стройными ногами в американских кроссовках, которые уже собралась выкидывать.

- Мамуля, - позвала ее подруга, - не смей сегодня выходить в Общие Вопросы, слышишь?

- Отстань, «дочуля», - огрызнулась мама, - мы вчера были с тобой ровесницы. И ты не можешь посягать на мою свободу.

- Да нет, я не посягаю. Просто ты опять выступишь, и тебя снова побьют. А мне тебя жалко.

Даша ковыряла землю тяжелой лопатой и усмехалась. Мама с подругой говорит про скандалы на СТИХИРЕ. А сама Дашу в интернет не пускает в ICQ посидеть, а туда же, о свободе болтает. А того не думает, что Даше нужно новую шампунь, Dave желательно, да и, кроме того, надо денег на чудную тусу, так как туда билет с флаером - восемьдесят, а без флаера все сто. Мама вообще странная - купила Даше тушь. Потом себе. Все бормотала, что хочет быть женщиной. Тушь у Даши сразу кончилась, мама крикнула: «Возьми мою!» - и махнула на прощанье плащом, опять забыть отцепить от него меховой капюшон. Через месяц мама вдруг очнулась и начала по всем полкам искать свою тушь. Даша ей и говорит:

- Возьми мою. Только там мало уже.

- А где же моя? - задумалась мама.

- Да это твоя бывшая, мама! Ты проснулась? Через год бы спросила еще.

- Быстро кончилась, - констатировала мама. - Не удалось стать женщиной.

И вот тут тоже. Если хочешь, чтоб тебя подруга на дачу на машине возила, надо с ней любезничать, отвлекаться от семян. Подруга, конечно, уехала, она не будет угнетаться на чужой даче. А Даша угнетается. Хоть ряженки испить, отдохнуть, полежать на лавочке, пожмуриться на солнце.

- Мам, может, тебе хватит одной гряды?

- Не, одной мало, надо еще за забором захватить.

Даша понимала, что маме для полного счастья надо захватить все гряды за забором, и еще у соседей, у которых сгорела дача. При этом мама вынашивала какие-то жуткие планы по высадке огурцов прямо в грунт, все окна в доме были забиты рассадой, а на кухне робко показывали рожки детки гладиолуса. Раньше на даче было много маминых друзей, пили водку, жарили курочек, а теперь мама всех разогнала, сидит молча и смотрит в небо, как тормоз. Не радуется. А Даше такого не надо. Жизнь захватывающая. Как бы не пропустить чего.

- Мам, ты чего там нашла, в небе?

- Вечность.

- С ума бы не сойти.

Слишком высокомерно и неприкольно. Динь дон! Даша передразнила маму, по-птичьи подняв клюв и одновременно изображая птицу. Мама захихикала, вечность сразу с нее слетела. Потом Даша вздохнула и пошла на вторую гряду. И вдруг увидела, как из-под лопаты что-то промелькнуло. Жаба! Серая, резиновая. Проснулась, бедная, не вовремя. Она не могла прыгать, а переползала, подтягивая лапки, одним боком. Даша вспомнила - так ходят старые худые бабки, у которых спина не держит. Даша взяла ее на лопату, чтобы тихонько отнести и не закопать, но жаба несвоевременно свалилась и шлепнулась пузом вверх. Белое такое пузо, солярий надо, милочка, посещать. Что это ты такая квелая? Где твои друзья? Когда пойдете в пиццерию? Ну, ты вообще как с бодуна, и не перевернешься. Давай переверну палочкой, вот...

Жаба поползла, вжавши голову в тело. Боится. Правильно боится. Пусть скажет спасибо, что я не сосед Леня.

- Мама, смотри какая жаба несчастная.

- Не трогай, пусть живет. Она тормоз, не понимает, тут доска. Да у нее сил нет от голода.

- А жаба что ест?

- Мошек, личинок... Нет ничего еще, земля холодная.

- А ряженку ест?

- Наверно, нет. В старину жаб сажали в молоко, чтоб оно холодное было. Если б они его ели, что было бы в корчажке?

- Фу-фу...

Мама уже засеяла одну гряду и хищно высматривала другую.

А Даша взяла и посадила жабу в коробочку из-под ряженки. Через несколько минут по всей дачке даже стал раздаваться заливистый смех. Мама, уронив лопату, прибежала смотреть. Там Даша в позе треугольника не могла оторвать глаз от знакомой жабы.

Жаба сама свалила коробку, чтобы дышать. Покултыхалась там и поняла, что очень вязко. Она высунула мордочку, выпучилась. Один глаз ее полностью залип ряженкой, а второй выражал бессмысленный ужас. Она вся была в густом слое ряженки и пыталась как-то, видимо, глотать. И очень так дышала.

- Я думала, она поест, - обронила Даша. - Думаешь, ей хорошо?

- Все относительно. Мне бы наверно понравилось. А ей...

- Думаю - нет, ей вообще не в кайф. А мошек у нас нет.

- Она как мы. Бог нам все дает, а нам все не кайф.

- Динь-дон, - сказала Даша, - и динь, и дон, и динь-дон.

Они еще минутку постояли. Птицы заливались пьяным щебетом, оголтело перебивая все, что доносилось из соседних участков. Солнце прямо-таки сверкало, обжествляя бликами драные лоскуты пленки на теплице, старые окошки домика, мелко дрожащие сиреневые чашечки первых цветов. Все было так чудно, а жабе все бесполезно. Даром ей все это мелькание и сверкание, весь этот лепет и трепет. Она хотела одного - спрятаться.

Перед автобусом Даша еще раз проверила жизнь жабы.

- Ее нет, - сообщила она, унося лопаты.

- Думаешь, умерла?

- Да нет, ушла по делам к тазику с тухлой водой.

- И думаешь, ей тазик лучше ряженки?

- Конечно. А ты что думаешь, мам?

- Я думаю, что я на нее очень похожа.