|
|
| КРАТКАЯ
АВТОБИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Талесников, Михаил. Родился в Одессе 26/07/18 в семье рабочего-литейщика. 5 классов школы, ФЗУ - слесарь по авторемонту, токарь. Параллельно - среднее техническое образование. Октябрь 1940 года - призван в армию. В
войне с первых дней. Работа токарем в гараже ЦК КП(б) Уз. Там же затем и шофёром одного из секретарей ЦК. Переезд в Киев, Одессу. Работа шофёром, механиком. Отъезд в эмиграцию. С 27 ноября 1972 - США. В Штатах - автомеханик. На пенсии с 65 лет. Работу оставил 26/07/98г. - в 80лет. Остальное - в стихах.
|
|
| М. Т. (акростих) Мне словом нужно непременно Излить порой избыток чувств, Хотя б в стихах несовершенных, А совершенных петь - не тщусь... И плавит карандаш рука, Литая жжет блокнот строка. Тоска меня разит упорно. Атаки цель обычна - грудь. Лавиной давит мыслей черных. Есть боль - и боль идет в игру. Судилище вершит, прицельно Нащупывает, чтоб казнить. И все ж, глумливая, бесценна: Кольнула - строк прядется нить. О, и надменна и дерзка, Вино, кровь творчества - тоска. О Т К Р О В Е Н И Е Стихи - откровение, И микрофон, И сцена, и чтение Их - это фон Случайный для тени Бессонной души, Рожденной сплетением Стонов в тиши. Стихи - это нежность. И жёсткость - стихи: В чреде неизбежность Как в смене стихий. Стихи - это грани Отточенных слов: И жалят, и ранят. Стихи - это кровь. Стихи - это вескость Безудержность, честь. В стихах есть и резкость, И сдержанность есть. Стихи - это игры Ва-банк - не в лото. Стихи - это тигры. Ручные, притом. Стихи - это ритм Размер и мотив. Я их алгоритм Во плоть воплотил. Стихи - это песни, Восторги и грусть, Стихи - это вести Из племени Русь. Стихи - это грозы, Метафоров джин, Соперники прозы, В них ярость пружин. Стихи - это плаха, Рассвет голубой, Надежды и страхи, Смирение, боль. Стихи - это бездна, Скопление звёзд, Еще не известный Бумаге хаос, Но в душу проникли - И жадно пишу, Поскольку без них Не живу, не дышу. Стихи есть горение, Мысли поток, И стихотворение Суть и итог Бессонниц, рассветов, Цветов среди трав, Признаний, обетов, И горьких утрат. Стихи - это разум, И заумь - стихи. До времени фазы Их токов тихи. И я как победу Добывший в бою, Их сущность и кредо - Лиричность - пою! 2000 USA "Биг Бэнг" - астрономическая теория Большого Взрыва из которой вытекает, что Вселенная появилась в результате единого акта творения. БИГ БЭНГ Не сожалеть о нем - благодарить Нам каждый миг ушедший в вечность надо. Он бытия связующая нить, Ее прядущим за труды награда. Тогда его возникла суть и вязь, Там бытие и зачалось победно, Где некогда Вселенную потряс Органный гул Великого Биг Бэнга. И духом, плотью, сущностью его, Частицею живой Большого Взрыва Мы путь вершим в Ничто из Ничего Послушны чувств и разума порывам. Тот путь красивым словом назван - Жизнь. Пускай легка она, пусть жжет жестоко, Ты ткань ее без устали вяжи, Вложись в тебе отпущенные сроки. Спасибо, Бог, за то, что мы живем, За смерть, что нас найдет - не отвертеться, За мысли нить, что мозг усердно вьет, За крови ток из сердца снова в сердце. За познавать и созидать удел, За то, что где-то родились в России, Где и при деле были не у дел, Спасибо, Бог, за все, за все спасибо! USA ГАРМОНИЯ Я к музыке причастен с детства, К ее гармонии ключи Я вместе с генами в наследство Серебренные получил. Еще не различая четко То синь небес ли, глаз ли синь, Душой, как сот живой решеткой, Мед звуков пил от до до си. И очарованный сплетеньем Их в звонкий и прозрачный строй, Жил погруженный весь в смятенье, Или восторженность порой. О век двадцатый, что привычно Любить и гневно нам корить - Сумею ли ключом скрипичным В тебе гармонию открыть? О век, и добрый и суровый, Учивший и могилы рыть - Сумею ли в тебе басовым Я дисгармонию закрыть? Я к музыке причастен с детства, Творить она зовет - не млеть. В гармонии таится средство Ее достигнуть на земле. USA ВЕХИ Тех, кто ходят иными вехами, Ты судьбой своей не вяжи. Мы сюда умирать приехали, А мне чудилось раньше - жить. Пренебрег звезды моей знаками. Не к искусствам, к рулю прильнул, Что вертел и дорог изнанками - Вот его я и довернул... От рубиновых в отдалении, Барски, как и не снилось мне, Пребывая в труде и лени я Существую-живу в стране, Где такое же небо синее, И такие же соль и хлеб. Только нищим стал без России я, Без нее стал и нем и слеп. Лжем себе - мол, из сердца вынули Грусть-тоску по родной стране. Вот и сроки давно все минули - Все, далёкая, снится мне. Мне бы в ней, погруженной в горести, Полнить словом призывным стих - Не о веке вражды и корысти Строчки розовые плести. Мне бы в ней - за иную, новую, Духом, мозгом, костьми бы лечь, Не суетностью бестолковою Лет остатки бесцельно жечь. Переменчивая, капризная, Хоть и мудрой порой кажись, Ты, чью суть только нынче вызнал я, Ты меня обманула, жизнь. 1978 USA ТЯЖЕСТЬ ВЕНКА Я ветром исхлёстан До самых костей На бензопогоста Колонке-кресте, Где в горла машин Заливаю бензин В одной из больших Моих каторжных зим. А где-то вдали Как дымящийся факт, И теплый залив И горячий асфальт, И ног на песке Остывающий след, Других, не в тоске Убывающих лет. Сквозь солнца восход И зенит и закат, И времени ход, Что изогнут, покат, Плести - и упорно, Не свить и в века Из лавра и тёрна Тяжесть венка. 1984 Памяти Рекса "Дружба, дар дружбы, это талант, данный не всем". Лариса Гатова, "Этюды о дружбе". CОБАКИ Недугов на планете и не счесть, Но горше нет, острее нет недуга Из раннее известных и что есть Сегодня, как недуг тоска по другу. Подослана насмешливой судьбой, И исподволь, не вызвать бы испуга, В меня вошла навеки эта боль, В меня вошел недуг тоска по другу... Пускай ты целиком отдался весь Труду ли, творчеству, любви к подруге, Все нипочем ему, всегда он здесь, В душе твоей, недуг тоска по другу. Есть у меня товарищ, Рекс, навек Он предан мне, породы он известной, Но только пёс он, а не человек, И друг он молчаливый, бессловесный. Луне все также в небе плыть и плыть, Земных существ бесстрастно жизнь итожа... Мой пёс умеет лишь по-волчьи выть, Как чует боль, что грудь мою тревожит. И знаю я, мне встретится беда - В тяжелое, жестокое мгновенье, Он жизнь свою стремительно отдаст За взгляд один мой, ищущий спасенья. Вот так и я - когда б она к друзьям Вдруг заявилась, не искал бы брода. Что вой, мой пёс? Унять им боль нельзя. Нам, людям бы, дружок, твои невзгоды. Мы с ним прижились вместе в стороне, Где солнце в полдень - фары в полночь светят. И зябко на душе, и дождь в окне, И некому прочесть стихи вот эти. У россиян из грусти выход - пить. Пьют все - кто учит, лечит, рубит уголь. В вине мы можем горе утопить. В вине не утопить тоски по другу. Я помню бой, удар горячий в грудь, Уже из снега саван шьёт мне вьюга, Уже и мрак, уже и не вздохнуть, Но в том бою мы были вместе с другом. Как мужества таилось много в нем - В нем только росту было маловато... На самолётной лыже, под огнем, Он дотащил меня до медсанбата. А сам вернулся в бой - тяжелый бой, Где наших сжали, охвативши туго, Где и погиб, прикрыв опять собой Кого-то потому, что мог быть другом. А я живу, а я стихи пишу, Верчусь по жизни замкнутому кругу, Как кукла заводная, клоун, шут, Затем, что нет со мною рядом друга. Надменной и насмешливой судьбой Ты обречен на тленье - не горение, И будешь тлеть, и вот он, пред тобой - Этап бездружьей жизни этой, тления... Так в ход судьбы вникая, в эпилог, Всю жизнь вспоминая почему-то, Летит к земле в последний раз пилот, Запутавшийся в стропах парашюта. О как мудры законы бытия, Движения материи извечной. По ним живу и им подвластен я, Но время - я надеюсь - быстротечно. Моя душа, когда-нибудь она Умчится в неба дали за фрамугу Чуть ветром приоткрытого окна... Жаль, ей сказать - прощай - не будет друга. Но к поселившейся среди планет, К ней донесется как привет и помощь Моей овчарки волчий вой по мне С земли в луной засвеченную полночь. 1986 USA Памяти друга "Рекса больше нет, Рекса больше нет..." - крики сквозь рыдания, услышанные мной однажды у дверей моей квартиры. О ЛЮБВИ Все в мире движется любовью. И чист и щедр ее родник. Какая той сильней, что кровью Роднит воистину родных? Отмечена особой силой, Как разных полюсов магнит, Быть может юности, что милых Сердца упорно единит? А может матери к ребёнку, В котором кровь ее течет, Заявленная ею громко, Когда любви возник отсчет? Или жены - безмерной - к мужу, Его - безудержной - к жене, Чуть охлажденной быта стужей, Возросшей может быть вдвойне? Все в мире движется любовью... Но есть меж ними лишь одна, Что Богом видимо особо Таинственно освящена. Годов заботами загружен В родной семье однажды сам Я вдруг случайно обнаружил Ее в глазах овчарки-пса. Плыла рассвета в окнах завязь. В дом на рассвете принесен, Щенок лучил ее глазами И так, что был я потрясен. И целый век свой, куцый, краткий, Он эту отдавал любовь Кому был предан без остатка, Кто был и с ним самим собой, Кто и его любил любовью Подобной, пусть была она И сдержаннее, и суровей, И Богом не освящена. Все времени подвластно кругу. В тысячелетьях скрылся век, Когда охотники друг другу Открылись - Волк и Человек. Семья вершит свой век, заучен Давно событий ход и цвет. Он труден ли, благополучен, Вершит, но Рекса больше нет. 1986 USA Памяти Ивана Занина СТИХИ О БОЛИ Сраженное болью Дышать устает И биться, тем более, Сердце мое. Ну что, чтобы было Втерпёж нам двоим Поделать с немилым Мне сердцем моим? И утром и ночью И в полдень любой Разит его в клочья Нещадная боль. Тревожит, печалит, До дрожи лица. Ей было начало, Ей нету конца. Еще не хотела Сдаваться зима. Рождался в метелях За Волховом март Все звонче глядела На землю луна Ей не было дела, Что в мире война Ее безмятежный Бесстрастен был лик Как тропкою снежной Мы к доту ползли Когда я борьбы Непреложность постиг, И мне не забыть - В разорвавшийся миг Как рухнул в момент Дот от взрыва в ночи, Ту боль я в обмен И в упор получил. И некуда деться - Сраженьям отбой, А в сердце - а в сердце Осталась та боль. Живет и сейчас, Память зло теребя, Со временем мчась Вперегонки, губя. И все ж небогата Войне моя дань, Вот Занин Иван, тот Ей жизнь отдал Разведчик мой бывший, Тот вызнавший бой. Ах, боль за погибших Острее любой... Но полное боли Все же поет Любовью, любовью Сердце мое. 1942 ПОДМОСКОВНЫЕ БЕРЁЗКИ Молодые уходят годы Безвозвратно в глухую даль. Вот и близится вечный отдых, Что навеки уймет печаль. Каждый бой - шаг навстречу смерти. Жизнь грусти одной полна. Рок, судьба человеком вертят, Как челном рыбака волна. Мне не страшно, что смерти холод Проникает в душу мою. Я душою давно не молод, И о грусти давно пою. Пусть и юн, но тоску изведал, Эту вызнал я благодать. Знаю, верю, будет победа, Только мне ее не видать. И не нужно, я тем уж счастлив, Что своей послужил стране, И в постигшем ее ненастье В гуще драк был - не в стороне. Счастлив тем, что в кровавом аде Из обломков машин и тел, Подмосковных берёзок ради, Смерти просто в лицо глядел. Молодые уходят годы Безвозвратно в глухую даль. Будь ты проклят, презренный отдых, Трижды проклята будь, печаль! Декабрь, бои под Москвой. 1941 ОДЕССА - КЛИВЛЕНД (поэтохроника) О, юность беспечальна, Когда мы вдруг встречаем Любовь и верим - это навсегда. Поры нет в жизни лучше. И что тут грустный случай И где-то даже крупная беда? Полны мы чувств особых, Возвышенных и новых - Остановись, мгновение, продлись! Да, если нам шестнадцать, Не стоит волноваться - Нас ожидает розовая жизнь. И за окном знакомая весна - Сирени запах и каштанов свечи. И запросто в сачок К нам жалует бычок - О пессимизме нет еще и речи. Но годы мчатся быстро... Донос, и ложь, и выстрел Отметил их, Аресты, страх и плач. Страною нашей править Себе присвоил право Людьми же в боги поднятый палач. Страдали, гибли в тюрьмах, И в ссылках, и при штурмах Голодных продовольственных ларьков Людей безвинных тыщи... Нас вел к победам высший Партийный бог - генсек большевиков. И вот уже война, страна в беде. И с трехлинейкой, было поначалу, Ходили просто в бой, И смерть свою и боль Лицом к лицу достойно мы встречали. Мы дружно, честь по чести, С союзниками вместе Вели борьбу с фашизмом, Рейх круша. Был счет в ней наш особый, И был пропитан кровью Ведущий нас к Берлину каждый шаг. А что в том греху было, Когда какой-то хилый Наш прародитель, с ним же братец-шкет, Пока мы немцев били, По-своему любили Приют и хлеба давший всем Ташкент? Да, за окном ЦК КП(б)Уз, Но госпиталь Алайского базара. Я в нем от ран лечусь, Чтоб всякая там гнусь Потом мне колкость про войну сказала. Но день сменяет вечер, И время раны лечит, И жизнь своим проходит чередом. Пришла она, Победа. Кто смерти не изведал Укуса, воротился в старый дом. Военные герои, Мы снова стали строить Тот самый коммунизм в своей стране, Которого высоты, Вершины, горизонты, Вот так и не сверкнули вам и мне. Был за окном в развалинах вокзал, Дымился прах Крещатика-красавца, А нам уже в глаза - Жиды - могли сказать Воспитанные партией мерзавцы. Еще в стране мы были, Когда вождей сменили, Но в кранах не прибавилось воды. А кто же в том виновен? Вопрос, поди, не новый, Был старый также и ответ - жиды. Менялись с помпой годы, Но не было свободы. Наш разум был в особенном плену. Депешею из рая Стал вызов из Израиля, И стали люди покидать страну. Вот за окном остался чортов Чоп, И хоть наш слух ласкают вальсы Вены, Тоска глаза печет, Но жизнь течет, влечет, И мы в себя приходим постепенно. Да, дел на свете - прорва, Но все приходит в норму: Образовалась Третья Волна... Чтоб жить на этом свете Достойно нам и детям - Меняем адреса и имена. На пятой части света, Порой в снега одета, Порой в цветы - пошел ей третий век, Лежит страна такая, И я другой не знаю, Где вправду вольно дышит человек. Да, за окном Америка - не Русь, И мы порой одни в большой гостиной... Признаться не боюсь, Знакома нам и грусть, И дней былых нам чудятся картины. Но за окном Америка - не Русь, И жизнь начинается сначала - И что же, что и грусть, Нечастой гостьей - пусть. Грусть, Будь как редко юность, Беспечальна! USA 1974 О БОГАТСТВЕ ЗАПАХОВ Путешествуя по Запада Городам Европы-феи, Доверяйте виду, запахам Магазинов и кофеен. Их обилие - бескрайнее, Их сюрпризы диковинны. Всех щедрот земли собрание И бесстыдно, и невинно. Как в Испанию прибудете, Загляните непременно В солнцем выгретые бутики - Их соблазны незабвенны. Утопайте в рисе берега Португалии горячей. Не тянуло бы в Америку, Здесь остался, не иначе. И под небом вечно ласковым Мысли вкладывая в строки, О России пел - прекрасной, Невозвратной и далёкой... Ах, в душе моей заверченной Мира ширью необъятной Чувств поток бурлит, отмеченный Силой мне едва понятной. Ах, в мозгу моем помешанном Встречей с жизнью непривычной, Зависть белая замешана Силой этой необычной. Потому и сердце полнится, Очарованное новью, Разума, души невольницами - Ненавистью и любовью. Путешествуя по Запада Городам как синь красивым, Я дивлюсь богатству запахов, И мне больно за Россию... 1975 Испания, Португалия НАША РУСЬ Я проезжал однажды Брайтон Над ним тогда кружил рассвет. Его Одессы младшим братом Назвал земляк - он был поэт. Мне, видимый в остатках ночи, Он был все менее чужим. Идет рассвет - он день пророчит, Шагает век - он учит жить. Во все века могли поэты, Забаву искренне любя, Писать шутливо и "Про Это", Что Фрейд постиг, назвал, тебя Развлечь стремясь, читатель строгий. Их перья, что острее бритв, Легко касались темы - ноги, Грудь, бёдра, ход любовных битв. Во все века могли поэты, Со звонкой одой наряду, Слагать лукавые сонеты, Мамашам строгим на беду, Их дочерям невинным, юным. И слово и мысль не таясь И чувственности рвали струны, И тел и душ вскрывали связь. Я тем подобных не касался. В стране, где вырос, грусть я пел. Не зря - вот вдруг и оказался В другой, в чужих людей толпе. Здесь в мир пути для всех открыты - Удача б к разуму была. Мои стихи пока зарыты В глубоких ящиках стола. Я в свет их вывести однажды Решился, вдруг попутал бес - В них заглянуть не вздумал даже Редактор главный "НРС". Глубоко личные - заметил Резонно критик Петр Вайль В своем любезном мне ответе - Я три послал их или два - К тому же публикуем только Мы старых авторов своих. Где вы, друзья, Борис и Колька - Был повод выпить на троих... Их немодерными назвала Из "НА" Мария Шнеерсон - Стих это бунт, призыв к авралу, Крут должен быть он и весом. Пускай без знаков препинанья, Но выгрет выдумки лучом, И образ, не повествованье, И чтобы век в нем бил ключом. Я вник - пиши, чтоб не скучали, Читая, знай, поэт, что сметь: За горло личное, по-Вайлю, Учись общественное петь. Труби как там, я стране далёкой, Сплоченной из республик-зон, Что стих питают века соки, Как зрело мыслит Шнеерсон. Забудь с Россией боль-разлуку, В наш век иной звени струной. Такая, понимаешь, штука, Читатель, вышла тут со мной, Где в мир пути для всех открыты - Удача б к разуму была. Мои стихи пока зарыты В глубоких ящиках стола. Но век, он век и мой, шагаю И с ним тружусь я в унисон. Он мне в глаза глядел наганом, Стрелял в затылок и висок. Казнил моих сестёр и братьев, Жёг землю, всхоженную мной, Которую я кровью, кстати, Поил, заверченный войной. Он насыщает смертью космос, Солдат в чужие страны шлет, Он красные знамёна-оспу В запас для новых шьет и шьет. Им беспредельно мозг наш развит, Его он тщится и растлить. Грешно его, читатель, разве, И ненавидеть и любить? Он раскидал людей по свету - Двадцатый, просвещенный век, В котором мозг вселенной, светоч, Стал обесценен человек. Но находясь за океаном В мне непривычной стороне, Всегда я помню ту, что раны Своим лечила пеплом мне. Я благодарен этой, новой, За соль и воду, кров и хлеб, Но старую пою с любовью, Хоть был в ней, сирой, нем и слеп. И землю ту, что петь и славить Мне дар подарен Богом был, Однажды навсегда оставить Пришлось, и это не забыть. И если я подвержен грусти, Ее вскрываю суть и соль, То Бог мне этот грех отпустит, Хоть малость стишит злую боль И кровь, которою пропитан И смысл и ритм, и строчек лад. Мои стихи пока зарыты В глубоких ящиках стола. Они не просятся наружу И не умеют и развлечь. Пусть их сечёт забвенья стужа - Об этом ли сегодня речь?! Я одессит, читатель строгий, Прости мне этот острый ход - Во все века мол, бедра, ноги... Умён, ты понял наперёд, Что этой, что забавит души Порой, я темы не коснусь. Иная вечно жжёт и сушит, И тема эта - наша Русь! 1978 USA Хирургу Тагибекову МОЙ МАРТ Как - и сам не пойму я это, Но нередко бывает так: Голос чей-то услышишь, где-то Жест заметишь какой-то, знак, И далёких воспоминаний Поднимается вдруг волна, И несет она и страдания, Грусть и радость несет она. Стоит ветру завыть в антенне Над машиной Ягой завыть, Тянет память из лет военных Кровью выкрашенную нить. И уже я верчу не Волги С золотистым оленем руль, А на поиск иду за Волхов И эсэсовца в плен беру. Там, за просекой, темный ельник По колени завяз в снегу, И к нему доносится еле Орудийных разрывов гул. А левее его - и справа, В маскхалатах немая цепь Тех, с которыми мы по праву Все делили - и смерть, и хлеб. Тишина, хоть ружьем играя, Как в гражданке косого бей, Только мы тишину ту знаем, И нисколько не верим ей. Ведь не зря комполка на карте Тот особо отметил дот, Чей в холодном рассвете марта Выпал взорванным быть черед. Где вы, где - из Уфы, Рязани, Душу ранившие мне вновь Смертью ранней своею - Занин, Всеволодов и Шадрунов? Тишина, и ничто не изменит Предначертанному здесь быть... Воет ветер Ягой в антенне, Как один он умеет выть. Перед боем лихим, который Знаешь, будет жесток и лют, Нам особенно мил и дорог Снежный, выдуманный уют Что так нищенски мал и краток, Потому что - гляди вперед - Вот уже и пошла атака, Как прошил его пулемет. Миг - и в ярости весь дрожащий, Смерть выплевывающий - пэпэша, Беспощадно врагов разящий, Фронтовая моя душа - Так сшибает, да так и косит Их, явившихся сеять мрак, Никогда к нам никем не прошенных Рыжих гитлеровских вояк, Оборачивающих спины Догоняющим взрывам гранат. Вот и мой - тот, кто все же вскинул Встреч мне лающий автомат... * Ах, давно уже лет за тридцать, Как влюбленный в шофёрский труд, Как у нас о том говориться, Я колесами город тру... Но, наверное, я б заплакал, Как мальчишка несчастным был, Если б в жизни хоть раз собаку Ненароком машиной сбил. А фашистов хотел бессчетно - Комразведки, не ас такси - В преисподнюю, в пекло, к чорту, Так огнем своим и сносить. Нет удачи крупней - сражаться, Жить в боях - и остаться жить, И свой счет ведя, девятнадцать Их прицельным огнем уложить. Девятнадцатым был тот самый, Встреч мне лающий автомат В грудь нацеливший, в душу прямо, Длинный гитлеровский солдат. Как в атаке той залихватской Снова остро и горячо Будто полнится болью адской Грудь моя и мое плечо... * Двадцать метров всего разбега. Третья скорость - и полный газ. Ах, спасибо, хирург Тагибеков, Что мне сердце и руку спас. Что там сердцу кромешность боя, Если вышел приказ ему Дот разрушить любой ценою, Случай - выжить от ран к тому. Что плечу и руке усталость, Если хочется труд нести, Чтобы пользы, хотя бы малость, Людям все-таки принести Даже эти слагая строки, В пальцах сжав перо-автомат, Про отечественной, далекий, Мой, пропитанный кровью, март. 1971 ЮБИЛЕЙ-70 Мне скоро семь десятков лет. Подумал - самому не верится. Я ног еще не кутал в плед Хоть мёрз, и звонко бьется сердце, И руки тянутся к труду. Пером вооружусь - к бумаге. Законы поста не блюду - Умею пригубить и флягу. И ем трудом добытый хлеб Посыпав прежде солью круто. И авторучка не в чехле - Стихи записывает будто. Вот, собственно, автопортрет, Что мной нескромно нарисован. Автомеханик...и поэт, Еще люблю гранить я слово. У моря, в городе одном, Что солнцем выгрет и пропитан, Так было там заведено - Рождались некогда пииты... Там и изваяли меня Родители и предков гены Из волн пены и огня - Материи обыкновенной. И нуклеиновых кислот В душе и вертятся спирали. Их бесконечнейшим числом Ее наполнить постарались. На срок отмерянных мне лет Отпущено и вдохновенье, Что изредка пускай, нет-нет, Являет вдруг стихотворенье. Порой о молодости - той, Что голодом давила глухо. Фразеологией пустой Кормила впрок - в обрез макухой. И ради карточки на хлеб Из пятого забрала класса, Чтобы и слаб, и мал и слеп В трудящиеся влился массы Высотнейшие воздвигать Над миром коммунизма стройки - И в пику классовым врагам, И в укороченные сроки. О юности, что шла в войне Родных отнявшей, близких, милых, Что безымянных жгла в огне - И пепла нет, и нет могил их. Войне, шагавшей по земле, Дна достигавшей океанов, Мир предававшей боли, мгле, С лица земли сметавшей страны. В ее разрывах и дыму, Подобной смерчу круговерти, Уже и Бог не знал кому Судил Он жизни или смерти. Как предо мною - вот они, Друзей поры военной лица. И пусть окончены их дни - В душе о них молитвам длиться... Мне выпала удача жить - Вполсилы очередь скосила Обученного лишь служить России, верного ей сына. Но Русь мне мачехой была, А флаг, что над страною реял, Ярился, пыжился, пылал, Касался древком мавзолея... Не воздвигали пирамид В соцстранах - камня было мало. Подняли мавзолеи вмиг И Ленину, потом и Мао. Отец народов всех времён - Ошибка проявилась дальше, Был после смерти подселён К вождю, скончавшемуся раньше. О культе съезду доложил И доверительно и быстро, Кто век в генсеках не дожил, Поскольку был волюнтаристом. Ему на смену и пришел Тараса Бульбы внук удалый, Что правил также хорошо Страной, как и Землею Малой. Прозаик, критик и поэт, Оратор, был всего он прежде Всегда изысканно одет, А с дамами так даже вежлив. Нас кремль марксизмом облучал, Чтобы верны идеям были - Генсек награды получал, И собирал автомобили. Окутывал державу мрак, Уже тонуло все во мраке. Мы не курили - жгли табак И пили - длилась жизнь, однако. И как ни странно, в годы те, Средь экономики развалин, В закрытости и нищете Духовно люди прозревали. И как ни горько, в те же дни Полз говор по стране неистов, Что в бедах следует винить Советским людям с и о н и с т о в... Вот и живу в другой стране, Во сне в которой не мечталось. Здесь все по сердцу, все по мне - Жаль, только мало жить осталось. Страна надежд, страна мечты, Она для каждого годится, Кто может, юбиляр, как ты Трудиться в ней и вновь трудиться. Испытываю благодать, Свой получая чек недельный, Что толику могу отдать Свободной, ей - нелёгких денег. Друзей - особый труд найти, Хоть есть немало эрудитов. В наш гневный век к сердцам пути Круты, извилисты, закрыты. Талантов - россыпи в стране, Здесь смотрят шире - видят дальше, Но есть и в ней, что жжёт больней, Поборники и лжи и фальши. Людей характеров не счесть, Изменчива и их натура. У истиной культуры есть Единственная суть - культура. Как в жажду алчно воду пьют До дна, чтоб капли не осталось, Так пью свободу, так люблю Страну, где радость жить досталась. Мне семь десятков трудных лет. Я жизнь не меряю годами - Стихами, что пробились в свет Сквозь времени пласты и дали. 1988 USA ЮБИЛЕЙ - 80 Мне восемьдесят лет. Я жив и даже весел, Хоть есть печать и след Восьмидесяти весен, Восьмидесяти лет, И десять раз по восемь Поры, что целый свет Зовет лирично осень. А что до счета зим, То толику лишь, малость, До энской, что сразит Всего мне жить осталось, Что станет как-то раз Свидетельницей факта Высоковольтных фаз Блестящего инфаркта. Я семьдесят из них, Проснувшись спозаранку, Сидел над грудой книг, Вертел такси баранку, А если вдруг меня Пронзало вдохновенье, В ночи, в заботах дня Слагал стихотворенье. Но в собственной стране, Где как-то жил, устроен, Дышалось трудно мне - В ней числился в изгоях. Ты выдал сто идей, Комету обнаружил, Но если иудей - России был не нужен. И из СССР, Что родиной являлся, Изгоям тем в пример, Я в Штатах оказался... И хоть родным и был Тот мир, что незабвенен, Я новый полюбил - Будь он благословенен! Мой щедрый, светлый дом, Что дорог стал навеки И я ваял трудом И сердцем четверть века. И музам чтоб служить Неистово, сгорая, Труда решил сложить Доспехи лишь вчера я.* Поскольку жизнь вся И длиться-то мгновенье, Сквозь время колеся, В плену его движенья, Я творчеству отдам - Не праздности и лени, Души и близь и даль, Восторги и смятенья. Мне восемьдесят лет, Но в пику всем обетам, Вина люблю я цвет, И запах сигареты. Поборник правил, прав, Почти уравновешен, Бываю реже прав, Бываю чаще грешен... Мне восемьдесят лет, Но отличиться есть чем - Эстет, мужик, поэт, Люблю прелестных женщин. Да и ко мне они, Сердцам своим послушны, В былые, правда, дни, Были неравнодушны... Прекрасна все же жизнь, В каком ни мчалась б русле - Забавная кажись, Исполнена ли грусти. Спасибо, жребий мой, Что без микстур, облаток, Закончил я восьмой Мелькнувших лет десяток! 1998 USA * С 14 лет автомеханик - (после окончания ФЗУ в г. Одессе, в 1932году) , автор закончил свою трудовую деятельность точно в день 80-летия... M. Т. ЗА 80 ЛЕТ Когда тебе за восемьдесят лет, Пускай ты добр и щедр душой к тому же, Умён, философ, эрудит, поэт - Ты никому ни капельки не нужен. Когда тебе за восемьдесят лет, Пусть был в войну ты ранен ли, контужен На той, что грудью защищал земле, И этой, здесь - ты никому не нужен. Когда тебе за восемьдесят лет, И улицей плетёшься, неуклюжий, Нет никого ни рядом, ни вослед - В попутчики ты никому не нужен. Когда тебе за восемьдесят лет, Серьёзно заболел ли вдруг, простужен, Нуждаешься в уходе и тепле - И близким ты и в тягость и не нужен. Когда тебе за восемьдесят лет, И боли рвут суставы, грудь утюжат, И никаких от них лекарств нет - Ты и врачам своим уже не нужен. Когда тебе за восемьдесят лет, А времени грустнее нет и хуже, Хоть волком вой - молчание в ответ: Глухим к призывам тоже ты не нужен. Когда тебе за восемьдесят лет, В ночи нередко мыслью ты разбужен, Что обойди, объезди целый свет - Ты никому теперь уже не нужен. Когда тебе за восемьдесят лет, И труд себе собрать порою ужин, Приходит мысль - жить резона нет Затем, что ты и сам себе не нужен. Когда тебе за восемьдесят лет, Бог чтит Один в тебе лишь старца-мужа, В парчу ты или рубище одет, Нёс радость или сеял зёрна бед, Был верен слову или рвал обет, За все пред Ним тебе держать ответ, К Нему иди, Он лучезарный свет, И мертвый ли, живой - Ему ты нужен. USA СТИХИ ВНУЧКЕ Любимая, тебе тринадцать лет... Нет, не отыщется нигде на свете Влюблённей дед чем твой российский дед, Тебе стихи сложивший в сердце эти. О как бегут стремительно года, Давно ли прозвучал твой крик впервые... А нынче и страна и день тот в даль Ушли от нас и след их ветер выел. И мы американцы...Нет, не быть Еще сложнее и грустнее чуду. Ты можешь, внучка, родину забыть, Я не могу и я не позабуду. Там, далеко, в ином краю земли, Где жизнью, как ни странно, правят волки, И их следы повсюду пролегли, Твой дед в войну в разведку шел за Волхов. И там, в холодной мартовской ночи, За землю ту, что взрывы рвали в клочья, Он пулю выше сердца получил, Но принял за нее и в сердце б, впрочем. Где смешана с землею деда кровь, И появилась ты сама на свете, Он ненависть изведал и любовь Предельно - ты проникнись, внучка, этим. Мы сами свой избрали новый путь, Оставив край, где разум, слово душат. И хоть к тебе любовью дышит грудь, Мне боль за Русь казнит ее и сушит. Прости, что в день такого торжества Смешал в одну я две свои любови. У каждой на меня свои права, Их соль порой покруче соли крови. Пусть жизнь перед тобою стелет дни Наполненные счастьем, ну а где-то Взгрустнется, ты Россию помяни И преданного вам обоим деда. 1983 USA Внучке - с любовью ПЕРВОЕ МАТЕРИНСТВО Смотрю на тебя - и думаю. Себе самой - и не верится: Эту принцессу, звезду мою, Я ли носила под сердцем? К тебе прикасаюсь - ласково. Приподымаю - бережно. Эти в цвет неба глазки, Мне ли смеются нежно? Кормлю ли тебя - жадную Грудь мою яростно - мнущую. Чудо это, отраду мою, Я родила ли сущую? Ты, что машешь ручонками, Плоти моей клочок С голубыми глазёнками, Слюнявишь мое ли плечо? Видится мне и не верится, Только вот она, рядом - Частица моего сердца, Души любовь и услада. Мне сквозь грозы грохотание Лондонской злой, упрямой,* Чудится писк-щебетание - Мамочка, моя мама... Ночь над городом стелется, Видно покоя ищет... Доченька, все перемелется, Я подниму тебя, выращу! Мне не назвать возвышенней По накалу неистовства Чувства меня пронзившего - Первого материнства! * правнучка родилась в Англии июнь, 1998 USA НА МАССИВЕ Прекрасна жизнь - и южной звездной ночи Идет на смену солнечный рассвет. Платанов тени гуще и короче, И сини полон тон небес и цвет. Прекрасна жизнь - и радостным потоком Вершит живой круговорот вода, Цветы и злаки наливает соком, И полнит щедро рыбой невода. Прекрасна жизнь - и море вечно катит Волну, упруго бьющую в Массив. Прекрасна, и ее грешно истратить Во зло - уйдет, у нас и не спросив. 1933 |
||