15 АВГУСТА 2004 ГОДА

КОММЕНТАРИЙ К "КОМУ НУЖНЫ СТИХИ?" ИЗ ДНЕВНИКА ЭВЕЛИНЫ РАКИТСКОЙ

Итак, Эвелина сравнивает вопрос «кому нужны стихи» (русские) с 
вопросом «кому нужен иврит». Она также частично сравнивает процесс 
рассеивания по свету евреев две тысячи лет назад с современной 
эммиграцией русскоговорящего населения с территорий бывшего СССР. И ещё 
Эвелина задаётся вопросом: «Зачем же люди этим занимаются?» - то есть 
пишут стихи. Не дождавшись вразумительного ответа от поэтов, она как бы 
абстрагируется от точки зрения конкретного человека или группы людей и 
пробует найти разгадку в некоем высшем предназначении современного 
поэтического творчества: «Она (русская поэзия, М.Р.) станет силой, 
цементирующей русскую диаспору, постепенно русский язык, возможно, 
превратится в письменный, на нем потомки выходцев из России станут 
писать… стихи». Наконец, Эвелина окончательно раскрепощается 
и «показывает читателю язык»: мол, вот тогда-то нас, исздателей и 
редакторов, станут почитать как раввинов. Этой последней фразой автор 
окончательно убеждает нас, что весь текст – не более, чем шутка, хотя в 
каждой шутке… сами знаете, что есть.

А я приму рассуждения Эвелины всерьёз и напишу комментарий. Конечно, 
сравнение с исходом иудеев из Израиля и сохранением языка иврита 
некорректно. Язык хранили, ибо на нём и только на нём были написаны 
религиозные книги. При этом еврейство не собиралось отказываться от 
иудаизма ни за какие коврижки. В результате ничего не оставалось 
делать, как только сохранять язык. Для русских эмигрантов язык не 
является культовой ценностью, а служит всего-навсего средством мышления 
и общения. Конечно, есть прослойка таких, которым язык дорог как 
таковой, не в качестве средства, а как самоцель. Но таких мало. И 
главное – их дети станут относиться к русскому языку иначе. В лучшем 
случае, они будут свободно на нём говорить, но в подавляющем 
большинстве случаев даже и этого ждать не приходится. А внуки 
эмигрантов забудут практически всё или не выучат ничего. Останется 
только некий романтический ореол: мол, наши бабушки и дедушки приехали 
сюда из далёкой страны, о которой мы, собственно, ничего не знаем, но 
звалась она Атлантидой. От неё остались чудовищных масштабов 
сооружения, которые иначе как гигантские одноглазые циклопы не смогли 
бы осилить. Там ели «пирОжки» и «борщт», воевали Трою и враждовали с 
кентаврами. Потомки поэтов-эмигрантов будут говорить (если вспомнят), 
что их праотцы и праматери сочиняли стихи по-русски, и вот, даже книжка 
осталась, но, увы, прочитать её некому.

Это про эмигрантов. Что же сказать про судьбу русских в самой России? 
Останутся ли они русскими? Если да, то насколько? Сохранят ли культуру 
в той или иной форме? Всё это мне, например, неизвестно. Русская 
культура преодолела несколько этапов перелома: крещение Руси, татаро-
монгольское нашествие, завоевание огромных территорий, реформы Петра 
Первого и создание империи, отречение царя от престола в 1917 году и 
большевистский переворот. Это крупнейшие события, думаю. До крещения 
русских вообще не было, а были славяне. Даже и Киевская Русь была, а 
русских ещё не было. Только со временем сформировалось современное 
понятие «Россия». И его краеугольными камнями стали самодержавие и 
православие. Если хочется, можно ещё добавить и русский язык, то есть 
литературу, но она стала следствием всё того же крещения Руси. России 
повезло: неисчерпаемость ресурсов, хотя и не такой мягкий климат, как в 
Западной Европе. Гольфстрима нет. Но это не беда: ведь не так уж и 
холодно вопроки стереотипу иностранцев.

Исходя из наблюдений предыдущего абзаца, хочется провести аналогию с 
положением дел в Древнем Египте. Это великое государство, супердержава 
своего времени, стояла на трёх китах: абсолютизме фараона (бога на 
земле), неколебимости религии и ежегодных разливах Нила. Вернее, 
ризливы реки Нил следовало бы поставить на первое место, ибо они 
приносили Египту великое богатство (плодородный ил, новый каждый год, 
изобилие зерна). На эти средства можно было содержать огромную 
бюрократию жрецов и могучую армию. Правда, Египет не стал империей: 
египтяне не хотели заселять чужие территории, поскольку каждый из них 
стремился умереть на родине. Только захоронение в Египте сулило шанс 
загробной жизни. Самые активные фараоны совершали дальние военные 
походы, но в тот же год возвращались домой. Поскольку фараон был богом 
на земле, он мог командовать своим народом, который слушался 
безоговорочно и строил пирамиды, гробницы, саркофаги, обелиски, сфнксы –
 всё то, что сейчас поражает воображение масштабностью и величием. В 
Египте треть года непригодна для земледельческих работ. В это время 
масса крестьян могла трудиться на «стройках века» – в конце концов, от 
недостатка занятости рождается вольнодумство. Рабы строили кирпичные 
дворцы для своих хозяев. Дворцам суждено было простоять лет сто. А 
каменные монументы крестьянской работы до сих пор выковыривают из слоёв 
и слоёв песка.

Однако, мы отвлеклись. Природные ресурсы (т.е. Нил), царь-бог (фараон) 
и религия сделали египетскую культуру. Те же самые компоненты сделали и 
Россию (разница всего-то в том, что русский царь не был богом, а был 
лишь помазаником Божиим). И вот, зададимся вопросом: нельзя ли судьбу 
Египта аппроксимировать на будущее России? Во-первых, что случилось в 
Египте? Сначала он расшатался изнутри, а потом его захватили пришельцы. 
В те времена все хотели владеть Египтом – это был неисчерпаемый 
источник богатства (опять-таки из-за Нила). Не уходя в подробности 
предыдущих нашествий на Египет, обратим внимание, что лет за триста-
четыреста до новой эры страна попала под власть греков в результате 
похода Александра Македонского. После Александра царём Египта стал 
Птоломей Первый. Он и два его преемника (Птоломей Второй и Третий) были 
по крайней мере хорошими хозяевами и заботились о процветании своей 
страны. Но, во-первых, они не были фараонами, то есть не могли 
вдохновить египтян на «великие дела» (но всё же строили гробницы, как и 
подобает). А во-вторых, для греческой власти египетские храмы не имели 
сакрального значения. Роль жрецов ослабла. С приходом к власти Птоломея 
Четвёртого и всех последующих стало совсем плохо. Новые Птоломеи 
боролись за власть, убивая собственных детей, родителей, супругов, 
братьев и сестёр. Они даже никогда не покидали Александрии, своей 
столицы. Народ их презирал и ненавидел, а двоих прозвал «жирдяями» за 
чрезмерный вес. Храмы больше не получали участков земли от фараона. 
Египетская религия власти была не нужна. Таким образом, стал хиреть 
класс жрецов, людей, которые одни были грамотны и имели время вести 
записи на камне и папирусе священными иероглифами. Так продолжалось 
триста лет. После Птоломея Двенадцатого в результате, как всегда, 
серийных убийств возможных наследников, а затем вмешательства новой 
супердержавы, т.е. Рима, на троне оказалась Клеопатра Седьмая, та 
самая, о которой теперь много говорят. Ей помог стать царицей Юлий 
Цезарь. Она была дочерью Птоломея Двенадцатого и единственной из всех 
Птоломеев, кто знал египетский язык, мог читать и писать на нём. Она 
объявила себя воплощением величайшей богини Изис, даже одевалась «под 
неё». Она стала египтянкой. Могла бы возродиться египетская культура, 
жрецы опять получили бы прежние права. Но Цезарь зарвался и его 
зарезали на ступенях сената, а Клеопатра покончила жизнь самоубийством, 
чтоб избежать плена и позора. Она выбрала для этого царский способ: 
укус кобры, символа власти фараона. Так сказать, кобра защитила её от 
вражеского пленения. На этом закончилась трёхтысячелетняя (!!!) история 
Древнего Египта. Три тысячи лет оставались незыблемы Нил, фараон-бог и 
религия. Три периода расцвета и три упадка прошли за это время, но 
всегда Египет возрождался. Погубил его отход от традиции

Вернёмся опять к России. Самый крутой отход от традиции начался с 
восемнадцатым веком и завершился 1917-м годом. Хотя можно вспомнить и 
времена Ивана Грозного, когда церковь ослабла и отделились староверы. В 
любом случае, отошла на второй план власть церкви. Наконец, свергли 
царя. Не знаю, имело ли здесь значение иностранное происхождение многих 
Романовых. Думаю, главное – ориентация на Запад подобно ориентации 
Птоломеев на Грецию (когда пришёл Рим, дело уже было сделано). Роль 
церкви для народа оставалась велика, но для государства, вероятно, не 
столь. Вот и всё. Вот и вся аналогия с падением древнеегипетской 
цивилизации. Природные ресурсы Росссии никуда не делись, также как Нил 
остался на месте. Но нет более России, а только её наследие (а как 
велико наследие Египта в античном мире и даже сейчас; вспомнить хотя бы 
365-дневный год, первый монотеизм фараона-еретика; а само 
слово «хистория» означало ни что иное, как «Египет»).

Теперь о языке. Египетский язык канул бы в Лету (хотя, Лета – это уже 
другая мифология), если бы не копты. Это часть египетского населения, 
которую крестил святой Марк в своё время. Крестить египтян оказалось 
легко: они привыкли к триумвиратам богов, и появление очередной троицы 
их не смущало. Копты оставили прежний язык, но перешли на греческий 
алфавит, и до сих пор сохранили древние слова. (Именно благодаря им 
удалось освоить древнеегипетский язык после находки камня Розеты 
экспедицией Наполеона Бонапарта; камень Розеты заключал один и тот же 
текст в трёх записях: греческом, священном египетском и обыденном 
египетском). Язык жил вплоть до прихода в Египет турков Османской 
империи. С ними он совсем исчез (кроме коптов, которых мало). Но при 
чём же здесь русский язык? Чтобы ответить на вопрос о судьбе русского 
языка, надо разобраться, останутся ли русские преобладающим населением 
страны или нет. Если останутся, как остались после татаро-монголов и 
после штяхты, то и язык сохранится. А нет, так нет. Русским, наверно, 
нужен сильный царь голубых кровей, а не какой-то там президентишко, 
сделанный из партийных или гебешных органов. Нужен гимн и флаг такие, 
чтоб гордиться можно было, а не издёвка в виде изделия С. Михалкова 
(вроде «мяса второй свежести»). Русским нужна реформа армии – её уже 
давно нет, а есть солдатская тюрьма и рабский труд, вследствие чего и 
офицерство гниёт. Русским нужна терпимость ко всем гражданам страны 
независимо от их ницаональности, расы, веры, возраста и других 
отличительных признаков. Правда, всё это утопия для современной России.

Ну, а я что? Всего лишь вопиющий в пустыне. Да я и не собирался всё это 
записывать. Просто Эвелина подбила своим дневниковым фрагментом. Да и 
не верю я в державное величие вовсе, а верю только в человека. А Россия 
не верит в человека. Она его даже не замечает. В этом мы с ней 
расходимся.

И последнее. Эвелина задаётся вопросом: зачем люди пишут стихи? А когда 
ей отвечают, что пишут из-за внутренней потребности и не более того, то 
такой ответ её не удовлетворяет. Надуманый какой-то, абстрактный, что 
ли? Но другого ответа нет и быть не может. Я пишу, потому что хочу – 
вот и всё. С грустью или ужасом думаю о том, что когда-то вдруг могу р-
раз и прекратить. То есть, не будет больше получаться ничего. Но 
успокаивает мысль, что очередная книжка сейчас у Эвелины издаётся. Не 
на все вопросы «зачем» и «почему» мы ответить можем. Мы смотрим на мир 
многомерный нашим трёхмерным зрением. Мы не можем видеть далее границ 
собственной культуры. Мы можем только догадываться, что существуют 
культуры другие, не менее ценные. Мы даже готовы отдать им дань 
уважения, если нам хватает духовных сил. А для чего всё это происходит: 
пишутся стихи, сочиняется музыка, создаются картины – Бог знает. Он 
может обозреть гораздо больше измерений, чем мы. А что такое Бог – 
разве можно это понять? Для этого надо стать Богом. Так мы и делаем: 
каждый из нас создаёт собственную версию. Короче говоря, я запутался. А 
Вы, читатель, тоже?

26 июня 2004 года

Интересное наблюдение. Вот строчка, которая только что возникла: 

«Я целый месяц не писал.» 

Если в последнем слове поставить ударение на второй слог,
то получится силлабо-тонический размер сяяя, т.е. четырёхстопный ямб
со спондеем в первой стопе и мужской клаузулой:

я !цЕлый !мЕсяц !нЕ пи!сАл.

Но если ударение поставить на 
первом слоге (и получится другое слово), то будет 
трёхкратный тактовик: 

я !цЕлый !мЕсяц не !пИсал.

Остаётся добавить, что первый вариант соответствует действительности, 
а второй, извините, нет.

2 июня 2004 года

Недавно я узнал, что сначала Лермонтов написал несколько cтроф "Бородина"
одиннадцатистишиями, но потом сократил их, и таким образом получилась
"бородинская строфа" вместе со знаменитой поэмой. Мне пришло в голову
следующее. Лермонтов был очень молод. Он был под впечатлением творчества
Пушкина и цитировал его в своих произведениях. Пушкин создал целый роман,
изобретя "онегинскую строфу". Лермонтову хотелось сотворить что-то подобное, 
для истории, и он додумался до "бородинской строфы", которая состоит из 
7 строк, ровно
половины 14-стишия Пушкина. И ещё я обратил внимание на сходство начальных
строк обоих произведений: "Мой дядя самых честных правил" и "Скажи-ка, дядя,
ведь не даром" - т.е. в обеих строках разговор идёт о ддяде или с дядей.
Поэтому я тоже начал семистишие с обращения к "дяде".

Следующий мотив связан с тремя совпадениями реального и вымышленного героев 
того самого сражения, именем которого названа "бородинская строфа". 
Герои эти - князь Багратион и князь Болконский. Во-первых, они оба 
князи. Во-вторых, они оба были смертельно ранены во время Бородинской 
битвы. В-третьих, фамилии обоих начинаются на букву Б; кроме того, 
фамилия Болкоский получается заменой на Б первой буквы
фамилии знаменитого декабриста, жена которого последовала за ним в 
Сибирь и в сущности стала национальной героиней (вместе с другими жёнами 
декабристов). Вспомним, что женой князя Болконского была Наташа Ростова, 
которую так любил Толстой. Можно считать все эти совпадения случайными, если 
сам Толстой ничего не сказал о них; но мы имеем право придать такому 
комплексу "случайностей" статус закономерности. Мы можем предположить, что 
Лев Толстой зашифровал таким образом связь своих героев с персонажами 
(героями!) русской истории.

Такие вот мысли меня посетили, и так получилось семистишие (вернее, два, 
поскольку первое оказалось недосказаным).

4 ноября 2003 года ФРАГМЕНТ ПЕРЕПИСКИ С ЛИЛЕЙ ХАЙЛИС Лиля живёт в столице Калифорнии Сакраменто. Она перебралась в США из Молдавии вместе с родителями в 70-е годы. Лиля - писатель. Вот фрагмент нашего недавнего обмена информацией в связи с южнокалифорнийскими пожарами. Моё письмо: "Лиля, спасибо. Мы в порядке. Понюхали дым чужбины, вот и всё. Хотя, язык не поворачивается назвать это чужбиной. Но и Отечеством - тоже странно." (Прилагались и фотографии пожара.) Лиля ответила: "Миша, Я рада, что в порядке. Фотографии очень интересные, слава Богу, что далеко. Миша, это, конечно, не отечество, но уже и не чужбина. Назовём новым домом, приютившим нас. В выспренних русизмах просто не найдёшь однословного аналога. Почему-то русские всегда придавали слишком большое значение понятиям родина, отечество (и всегда с большой буквы), и потому сложно относились к эмиграции. Я ни минуты не страдала ностальгией, просто принимаю как данность жизнь здесь, а не там. Только жаль, что здесь у меня читателей и слушателей маловато, а до тех не доберёшься, разве что по интернету, впрочем, это позиция эгоиста, писателю-поэту строжайше запрещенная. Для любимого мною Грибоедова, видимо, дым отечества был сладок и приятен, а я не люблю дыма, где бы он ни шел. Ксмополитка я такая безродная, родилась вообще в Молдавии, пишу по-русски, курю американские, вещи ношу, сделанные почему-то в Китае, люблю по-французски (если повезёт), кофе предпочитаю с флэйвором (как перевести, в русском такого понятия, кажется, нет?), живу в Калифорнии, шучу иногда на идише, дочь у меня вообще полу-еврейка, а полу- черт-знает-что, картины в доме висят, что подарила мамина приятельница, художница из Румынии, которая проходила практику в Париже у Шагала, последняя любовь - цыган, потомок конокрадов, лучший друг - гомосексуалист, а лучшая подруга - негритянка, короче, ты понял. Самое интересное, что всем этим я горжусь, а всяких понятий с большой буквы, то же и измов, терпеть не могу. От некоторых сентиментальностей слегка тошнит. Не горюй. Наше (будь по-твоему, с большой буквы) Отечество нас просто не стоило. А здесь если и поджаривает иногда (не дай Бог), то хоть по случайному выбору, а не по пресловутой пятой графе, не так обидно. Лиля" Вот мой ответ: "Лиля, кстати, заметим, что в английском с большой буквы пишется слово "я" ( I ). Причём, выбора нет: написать с маленькой - просто безграмотно. А слова motherland и homeland - с маленькой. При этом менее пафосное homeland используется гораздо чаще."

29 октября 2003 года<BR> ------------------------------------------<BR> ПИСЬМО МИХАИЛА СОПИНА О КНИГЕ "ГЕОГРАФИЯ СЛОВА"<BR> ------------------------------------------<BR> Здравствуйте, Михаил!<BR> ------------------------------------------<BR> Ниже я попытался подробнее оформить мысли, которые возникли при чтении "Географии слова".<BR> ------------------------------------------<BR> "География слова" - это движение мысли по географии, индивидуальной, авторской - от Советского Союза до Калифорнии. Такой простор способствует самостановлению личности, поэтической индивидуальности. Во всех нас, русскоязычных, есть что-то от Советского Союза, но авторы этого сборника - раскованнее. Много элементов небоязни, отсутствует шаблон, снята ржавчина соцреализма. Под крышей сборника каждый из представленных поэтов может наблюдать за собой - что он весит на ладони времени.<BR> ------------------------------------------<BR> Я сказал бы о сборнике: "Не география слова, а слово географии".<BR> ------------------------------------------<BR> Человека ничем не надо начинять для того, чтобы он легче мог докопаться до общей картины ЛИЧНОЙ ЦЕННОСТИ и ряда наиболее ходовых (в зависимости от смены среды), чаще используемых привлекательных качеств √ умения не стихийно, а продуманно потянуть тогда, когда надо, и за тот именно "хвостик" многоконцового клубка, который в контакте с другим даст мощное самоудовлетворение хозяину - себе, и поспособствует в беседе, в умении выслушать со-партнера, продемонстрировать его качество в схеме: либо плюс, либо минус; в общем, помочь самоидентификации. <BR> ------------------------------------------<BR> Жизнь задала тебе вопрос √ ты дал ответ, который вызовет у тебя твою же улыбку благодарности за точность, информационную емкость. <BR> ------------------------------------------<BR> Конкретнее: чем ты будешь внутренне богат - тем ты и будешь населять среду близкого тебе окружения: предсказуемостью. Понятостью и всеми другими качествами, о которых не надо догадываться, а надо их знать. Так я думаю. Это поможет поиску в направлении √ чего не надо делать дальше, а чего никогда больше не делать! Больше останется места для жизни, а меньше для бреда.<BR> ------------------------------------------<BR> Всем нам выпало это: раскрепощенный разум, учись высокопрофессионально фиксировать безумие! Разумом награждает человека природа, болезнями в переизбытке обеспечивает власть идиотизма, темноколпачная тать, которую нынче √ "Разрешено наблюдать. Запрещено остальное".<BR> ------------------------------------------<BR> Так я себе представляю ситуацию, о которой говорю. "География слова" своим именем закавычивает понятие эмиграции, превращая его в отпускное путешествие без политического шлака. Снимается панцырь самоограничения. Уехавший - в состоянии разлома, но ведь и мы, оставшиеся - тоже. Одно это превращает "мир тот" и "мир этот" в мир-дом, выходя из которого, мы никогда уже серьезно не про-ща-ем-ся! Эмигранты сегодня √ не оторванные листья, разлетевшиеся по планете. В разных краях они смотрят обратно - на Родину. У них уже не советское восприятие, но и не космополитическое. Поза в полуобороте к Родине, которая и "там" - все равно Родина. Вот такое издание, Интернет помогает всем нам ощущать прикосновение и тепло друг друга.<BR> ------------------------------------------<BR> Раньше в пишущем убивали талант. Теперь перед ним другая пропасть: нет аудитории, потому что публика мыслит (и будет мыслить долго...) по "заковыченному", привычному. Свою аудиторию надо готовить. И в этом смысле "География слова" очень необходима той части российской аудитории, которая искренне настроена на выход из тупика. Где бы ни творил русскоязычный автор, его настоящий читатель будет все же в России √ там, где этот язык родился. <BR> ------------------------------------------<BR> "Не верится, не пишется, не спится...<BR> Чему-то важному я не дала случиться.<BR> Чему-то важному<BR> Я не открыла двери,<BR> И вместо жизни √<BR> Горький вкус потери", -<BR> (Виктория Глух) <BR> ------------------------------------------<BR> - эти строчки вряд ли могли быть написаны в России. Но прочитав их, вдруг понимаешь: это твое, о тебе! И нет досады, что ты и сам мог бы сказать это... а вот ведь не сказал! Где бы ты ни был на больших расстояниях планеты, радуешься за человека, у которого есть руки ворожеи, умеющей творить всем необходимое слово.<BR> ------------------------------------------<BR> Привлекает очень привлекает бережное, классически выверенное отношение к слову, чего так не достает сегодня иным пишущим в России (а говорящим тем более √ по радио, телевизору :)).<BR> ------------------------------------------<BR> Всеми перечисленными достоинствами обладают и авторы сборника, пишущие из России. Однако у них больше возможностей наблюдать идиотизм сегодняшнего дня, именно поэтому стихи Ракитской, Кати Яровой так привлекают небоязнью размышлений о сегодняшнем дне.<BR> ------------------------------------------<BR> Михаил Сопин

25 октября 2003 года РАЗМЫШЛЕНИЯ ПО ПРОЧТЕНИИ РАССКАЗА СЕРГЕЯ САКАНСКОГО "ИСТИНА" --------------------------------------------------------------- Вот некоторые размышления по прочтении рассказа «Истина» Сергея Саканского. Ужасного отвращения, которое возникло у меня ранее при чтении «Трамбьена», на этот раз не пришло. Привык, что ли? Одна находка просто восхитила: « – Теоретически, сказал он – сказал Медников...», «Да, что-то такое пробурчал, – пробурчал Медников...». У Сергея действительно тончайший вкус, чувство слова. Такое чувство слова, что слов нет. Поэтому слова повторяются. А чувство юмора у автора – на высоте. Поэтому я получил удовольствие. --------------------------------------------------------------- Есть крайне интересные мысли: «...военными становятся безвольные, безответственные люди, не способные принимать собственные решения.» Действительно, устройство Советской армии способствовало такой тенденции, но я никогда не думал в подобном ключе. --------------------------------------------------------------- Насчёт «гандонов» и «презервативов» – не думаю, что это удачное сопоставление. Читатель не поймёт, что имел в виду автор («гандоны валяются на полу, а презервативы – в упаковке»), употребив эти синонимы подряд. --------------------------------------------------------------- Последнее замечание о замечательных находках автора: действительно, как сказал ХIХ век, «всё смешалось в доме Облонских». А мне ещё вспомнился Оруэл, «1984». Видимо, из-за концепции тотального контроля над населением. --------------------------------------------------------------- Насчёт маркетинга, «продажности» и подобных домыслов в адрес автора со стороны читателей, ничего сказать не могу. Нельзя в точности знать, что творилось у автора в сознании, тем более – в подсознании. Был ли «коньюнктурный элемент» (извините, дурная фраза), меня это сершненно не волнует. Сделано всё талантливо, а остальное – не суть. --------------------------------------------------------------- В заключении, и мы уже мирно беседовали здесь по этому вопросу, выскажу свой скептицизм в отношении представлений Сергея о «всемирном заговоре», оплотом которого является правительство североамериканских Штатов и примкнувшие к ним «элиты» других «цивилизованных» стран. Возможно, цивилизация погибнет или транформируется, но не по причинам субъективного заговора, а по объективным обстоятельствам собственного развития. Например, из-за технологического взлёта, потери контроля над оружием массового поражения, экологическим беспределом (в России), моральным Содомом и Гоморрой т.д., и т.п. Но домыслы о том, что, скажем, России уготована роль свалки плюс поставщика рабской рабочей силы, и под этим лозунгом строится вся мировая политика, несостоятельны. Возможно, автор накопил слишком много боли и утратил остатки объективности. Он подсознательно ищет врага: «Воду выпили враги!» На самом деле, мусор гораздо удобнее отправлять в космос (если не сейчас, то скоро, технология же развивается). Это должно быть дешевле, чем вести мировую войну. А рабов, если таковые действительно кому-то потребовались, проще изготовлять методом клонирования. Я не утверждаю и даже не думаю, что правительство имеет именно такие цели, а лишь стараюсь опровергнуть аргументацию Сергея. Да и вообще, теории вселенской конспирации группы людей против остального человечества сомнительны. ---------------------------------------------------------------

Test 03.10.24 05.19pm

17 сентября 2003 года

Встреча с Александром Кушнером у Саши Маркмана 15 сентября 2003 года

В понедельник 15 сентября под вечер позвонили Маркманы и позвали к себе. Александр Кушнер оставался у них в доме до среды. Мы редко отказываемся от приглашений в гости, с удовольствием посещаем Маркманов. Естественно, я, Вика и Иден без промедлений, хотя и к предложенному заранее времени, 7:30 вечера, отправились общаться с российским поэтом.

В этот вечер, кроме самого Кушнера, мы оказались единственными гостями. Едва вошли в дом, он сказал: «Здравствуйте, Миша», – а минут через пять предложил уединиться. Кушнер сел в кресло. Второе кресло стояло по другую сторону журнального столика, и я, не забывая про глуховатость собеседника, пристроился на полу как можно ближе к нему.

Я подарил ему две книги, обе изданы у Эвелины Ракитской. Первая, «География слова» – сборник стихов шестнадцати поэтов из Калифорнии, Москвы и Израиля, составленный мною и вышедший полтора года назад. Вторая книга, совсем новая, собрала стихи мои и моего дяди Владимира Ромма. Я живу в Калифорнии, он в Москве; поэтому книга называется «Через океан. Стихийный альянс».

К сожалению, я забываю точные слова собеседника. В памяти остаётся только суть. Да простится мне этот изъян. Александр Кушнер начал с того, что он уже успел почитать мои книги и хотел бы сказать несколько слов. У него нет «технических» замечаний к этим стихам, они достаточно проработаны и хорошо построены. Ему не слишком нравится идея, когда сборник состоит из стихов двух поэтов, тем более, что наши с дядей музы похожи. Это вначале несколько запутало его, пока он не разобрался, что стихи двух разных авторов расположены вперемежку (имя автора указано вверху каждой страницы). Кушнер считает, что книга должна принадлежать одному поэту, чтобы не путать читателя. Я ответил, мол, книжка особая, семейная, с фотографиями, малотиражная (100 экз.), для «узкого пользования». Потом он заговорил о рифмах. Ему не импонирует, когда строчка заканчивается, например, союзом «и». Так легче делать рифмы, что ослабляет их весомость, особенно если этот приём используется часто. Для ясности приведу пример:

...Я говорю всерьёз:

Так был решён вопрос

О сохранении мусорний кучи. И

Мороз трескучий, из дворников лучший,

Всё цементировал, пока не придёт весна...

Имеется в виду рифма «кучи. И» с «лучший». (К слову, здесь бы можно было союз «и» совсем убрать.) Только что я просмотрел книгу «Через океан» и не думаю, что такие рифмы там встречаются часто. Хотя вообще-то они мне интересны. Я так и сказал Кушнеру. Он ответил, что Бродский тоже увлекался ими. Я сказал, что вообще это дело вкуса. Он согласился.

Затем наш гость поинтересовался, знаком ли я достаточно с русской поэзией ХХ века. В частности, он назвал Мандельштама, Цветаеву и других из «Серебряного века». Поэзия постоянно развивается; Лермонтов после Пушкина сумел быстро подняться к вершинам стихосложения своего времени, так продолжалось и после. Надо искать новые формы, стараться усложнить. Тогда я спросил об отношении моего собеседника к поэтическим экспериментам с формой, которых много в современном стихосложении. Кушнер отрицательно покачал головой. Я сказал, что, вероятно, важен балланс: необходима красота и формы, и содержания. В связи с его комментарием о необходимости поиска, я показал ему два своих «геометрических» стиха и попросил прокомментировать. Это были «Треугольные строфы» и «Порядок слов» (там длина строки сначала равномерно уменьшается, а затем также равномерно растёт, образуя лежачую параболу). Кушнер прочитал оба стиха и сказал, что да, здесь форма оправдана, и это действительно интересно.

Наконец, мы вернулись из нашего уединения. Саша Маркман и Кушнер курили, я присоединялся. Разговор шёл о стихосложении вообще, русском в частности, современном в особенности, а также, сами понимаете, обо всём на свете. Особенно меня поразил непринуждённый рассказ Кушнера о том, как Анна Ахматова читала ему (первому!) свою новую поэму «Реквием». Ахматова выделяла Бродского, хотя сам Бродский больше ценил творчество Цветаевой. А Кушнеру, наоборот, ближе были стихи Анны Андреевны.

Когда речь зашла о политике, наш гость отзывался с симпанией о Путине (слыхали о таком? – нынешний президент России). Он ленинградец, выдвиженец Собчака, хотя и служил в КГБ, но перестройка грянула, когда Путин был ещё довольно молод, годов тридцати. Кушнер рассказал случай. Кажется, поэту тогда вручали Государственную премию. Когда Путин вошёл в зал, один из его людей, довольно плечистый господин, держал огромный букет цветов в руках. Неожиданно букет грохнулся на пол и рассыпался. Путин, видимо, машинально, вместе со своим сатрапом бросился собирать цветы с пола, а вокруг стояла и недоумевала «свита». СМИ этот момент не показала, дабы не подорвать высочайший президентский «авторитет», а ведь наоборот, надо было показать: авторитет бы ещё более возвысился. Так рассказывал наш гость.

Маркман предложил красное вино, ром и коньяк. Все стали пить вино. Саша варил пельмени, но времени выключить плиту и поставить еду на стол у него не было. Наконец, в начале десятого, со двора пришла Лана, его жена, и голодного Кушнера накормили.

Говорили обо всём на свете. Например, о литовских поэтах. Но здесь в основном слово держали Кушнер и Саша Маркман. Я спросил, не имеет ли наш гость представление о современной арабской поэзии. Ведь когда-то давно она была великой. Тот покачал головой, а Саша заговорил о каком-то интересном современном египетском прозаике. Кушнер вспомнил свою поездку в Египет и предельную нищету населения, убогость и примитивизм их жизни, когда нет даже крыши над головой, не говоря о привычных нам удобствах. Я рассказал о мексиканском городе Энсенада в семидесяти милях на юг от границы с США. Вспомнился «дом для малоимущих, субсидируемый государством» (слова экскурсовода). В Москве таких домов не встречалось: даже стёкла из окон вынуты, и здание съёжилось, будто его только что обстреляли.

Ещё говорили о переводах. Кушнер вспоминал, как однажды сидели с Бродским и одним англоязычным поэтом в ресторане. Бродский составлял подстрочник стихотворения Кушнера, а англоязычный поэт тут же делал художественный перевод. Кушнеру очень понравился результат, но листочек потом пропал.

Прощаясь с Александром Кушнером, я пожелал ему удачи, а он мне счастья. Было начало двенадцатого ночи. Он ушёл спать. Мы с Маркманом делились впечатлениями: непривычно беседовать с человеком, который, имея в виду Бродского, говорит просто «Иосиф». Удивительно беседовать с поэтом современной России, которому «Реквием» читала сама Анна Ахматова; это значит, что он жил в «Серебряном веке»! Вот, чем потрясла меня наша встреча, и Саша Маркман говорил то же самое.

15 сентября 2003 года

Творческий вечер Александра Кушнера в Сан-Диего 13 сентярбя 2003 года

Вчера в Сан-Диего выступал известный поэт Александр Кушнер. Я пошёл на него посмотреть, как на живое свидетельство существования Олимпа. Мои лучшие ожидания оправдались. Кушнер – хороший поэт и приятный в общении человек. Его стихи отличаются тонким юмором, что всегда приятно. Я раньше слышал песни на его стихи. По-моему, они сами по себе, без бардовского пения, звучат лучше (да простят меня барды).

Событие происходило в огромной аудитории UCSD (University of California in San Diego). Студенческие места амфитеатром спускались вниз. У огромного экрана для проецирования слайдов стоял маленький ростом человек в строгом костюме, а мы, всего-то 32 слушателя, смотрели на него сверху.

Кушнер сказал, мол это не концерт, а творческий вечер, и пожелал, чтобы люди присылали записки. Он попросил не задавать вопросы устно, сославшись на плохой слух. Было два отделения минут по сорок пять. В первой части поэт рассказывал обычную историю, как его не приняли в университет из-за пятого пункта, несмотря на золотую медаль после школы, что потом оказалось к лучшему. Он поступил в пед. институт, а по окончании работал учителем и завучем десять лет. Я улыбнулся схожести с историей моего образования: я тоже не пошёл в МГУ по пятому пункту, а поступил в МИИТ, и это тоже было к лучшему. Кушнер много говорил о том, как ему повезло родиться и жить в Ленинграде, об отличиях ленинградской плеяды поэтов от москвичей. Кушнер действительно любит свой город. Ещё он читал стихи для детей. Голос у него по-моему нежный, несильный, а чтение невыразительное. Однако это не имеет никакого значения, когда слушаешь авторское чтение большой поэта.

Во втором отделении были ответы на записки и ещё стихи, стихи... Потом поехали к Саше Маркману, у которого Кушнер остановился. Хотелось что-то своё прочитать ему. Я приехал раньше других. Маркман взял гитару и спел свою песню. Кушнеру понравилось, он спросил, нет ли записей. Саша спел ещё три песни, последнюю, «Перечитывая букварь» (см. «Географию слова»), по моей просьбе. На всякий случай он упомянул, что написал это стихотворение, когда ему было 18 лет. Других столь же ранних стихов он не исполняет. Кушнеру, кажется, всё понравилось. Потом Маркман говорит: Миша, давай, мол, прочитай теперь ты что-нибудь. А Кушнер тугой на ухо, Сашиной реплики не слышит. Я это понимаю и думаю: интересно, как он прореагирует, если я сейчас с бухты-барахты начту декламировать. На самом деле я даже заранее подумал, что прочитать Кушнеру, если будет случай. Мне хотелось начать вот с этого:

Года, увесистые брёвна

Сплавляет Время по реке

Забвения,

И дышит ровно

Еврейский мальчик в челноке

Из брёвен,

Временем влекомых

Вниз по течению реки,

Которая течёт в оковах

Двух берегов.

А старики,

Седые, белые, похожи

На лужицы из молока

Плывут навстречу, и не гоже

Назвать их просто «облака»:

Достойна имени иного

Их нынешняя ипостась.

Рассвет. Выходит Иегова,

Ярилой как-бы становясь.

Ещё думал прочитать «Я управляю маленьким плотом» и «Не дрейфь, язык, перерождайся всласть», а, если появится ещё возможность, то и «Строфы о попсе». Однако, рта я так и не раскрыл. Кушнер не расслышал, что Саша Маркман попросил меня почитать. Наш гость завёл разговор о чём-то другом. Так повторилось раза три. Ситуация получилась действительно комическая. Главное, Маркман не понимал, что Кушнер не слышит его просьбы ко мне, и удивлялся, что же я теряюсь.

А, может, оно и к лучшему, что я не вылез со своими шедевропусами при Кушнере? Хотя книжки я ему всё-таки подарил: «Географию слова» и «Через океан». Он принял и интеллигентно побагодарил, а станет читать или нет, клятву такую не давал. Да и грех это, клятвы давать понапрасну.

Кто-то (не думайте, не я) спросил поэта о том, что он думает о Евгении Евтушенко. Кушнер сказал несколько слов про его (Евтушенко) приличный характер, доброту и т.п., что он много хорошего сделал. Стихи Евтушенко Кушнеру не очень нравятся, у него другой подход к поэзии.

Кушнер сожалел, что было мало людей на концерте, но не ставил на этом ударение. В начале двенадцатого ночи он отправился спать, а мы просидели ещё до половины четвёртого утра. На следующий день, в воскресенье 14 сентября, в день его рождения, у него ещё один концерт, в Ирвайне (это город между Сан-Диего и Лос-Анджелесом). Вообще он хвалил американскую природу, говоря, что уже одиннадцать раз побывал в США. Подстверждаю: поэт, безусловно, прав. Будет время, заезжайте посмотреть.

10 августа 2003 года

И ЭТО ВСЁ ПРО ДНО...

Записки о рассказе Галины Щёкиной «Кто такая»

Вот, русская женщина рисует русскую женщину «на дне». Мужику неприлично изображать опустившихся баб. Он, скорее, изобразит спившегося Ивана в поисках половых щелей. А дама – взяла и нарисовала свою как бы подружку. Подружку, которая утратила рассудок из-за любви – дело известное. Именно в этом её «дно» – в потере рассудка. С таким же успехом этот рассказ можно было бы назвать «Палата номер 6».

Ещё изображён «гениальный художник». Подонок, падаль запредельная. Можно ли быть падалью и гением одновременно? Чёрт знает (Бог – врядли ). Но тот хоть по заслугам получил.

А Марина – по заслугам ли? Возможно, да, хотя и жестоко так говорить. Но ведь рассказ не вызывает, скорее, чувство омерзения, чем жалости. Омерзения к этому «дну».

В конце поднимается достоевский вопрос: можно ли убить старушку? Нет, извините, вопрос совсем не такой. И Достоевский ни при чём. Такой вопрос в классике ХIХ века, кажется, не звучал: можно ли убить собственного палача? Но, позвольте, а есть ли альтернатива? Есть: убить себя. Но это ещё пуший грех с христианской точки зрения, неискупный.

В английском языке есть два аналога слова «убить»: murder и kill. Murder – это, например, зарезать прохожего из-за угла ради кошелька или сгноить миллион сограждан в концлагерях. Kill – это, скорее, бить врага в праведном бою. Соизмеримы ли два эти понятия в глазах Творца?

В Ветхом Завете прямо сказано: врага Закона убей (kill). Закон, естественно, Божий. Но и не убивай (murder)! В Новом Завете тоже прямо сказано: не убий (murder). Но сказано ли там что-нибудь про kill? Сказано, правда, что если ударят по щеке, подставь другую. А если ударят сильно?

Помните, в «Мастере и Маргарите» Иешуа готорил, что за ним всё время ходит какой-то человек и что-то записывает. А однажды Иешуа посмотрел в тетрадку и оказалось, что евангелист всё не так понял в речах его. А можем ли мы понять правильно, что имелось в виду в тех самых «первоисточниках», переведённых много раз с языка на язык?

С ХIХ века повелась традиция в русской литературе – изображать «дно». Достоевский сочинил «Преступление и наказание». Горький – «На дне». Это были две преемственные эпохи русской словесности. Потом пришёл соцреализм, и «дно» времено утратило актуальность. Оно, пожалуй, осталось в блатном и околоблатном фолклоре. Потом объявили свободу, и поток произведений про «дно» хлынул водопадом. Читателю жаль несчастных на «дне». Вернее сказать, читателям радостно осознавать, что есть такие, которые в ещё большей грязи валяются,чем они сами. Поэтому и процветает жанр произведений про «дно» в отечественной литературе. Всё по тому же анекдоту, в котором старик отвечает золотой рыбке: «Ничего мне не надо; хочу только, чтоб у соседа корова сдохла».

Что-то злобно получается, и чем дальше, тем злобнее. Что же делать, куда клубочек катится, туда и бредём.

Хочу в заключении сделать одно короткое замечание. Повествование в рассказе ведётся от первого лица. При этом автор не просто созерцает происходящее как бы сверху, но и участвует в нём: автор – персонаж рассказа, подруга Марины. Но тогда каким образом она могла знать подробности того, как «гениальный» художник насилует свою жену в полусознательном состоянии? Неужели Марина сама ей потом об этом рассказывала? Вряд ли. Если бы автор не была сама персонажем рассказа, а присутствовала только в качестве «созерцателя свыше», тогда другое дело. Или я не прав?

Рассказ «Кто такая» опубликован на Прозе.ру, и после него следуют рецензии читателей. Кстати, интересное слово придумали: реца, – сочное, красочное. Только склоняется вяло. Я специально не стал читать эти «рецы», чтоб не поддаться чьему-то влиянию. Теперь – принимайте, Галина, мой тяжкий труд. Что выросло, как говорят, то выросло. Не обессудьте. Главное – от чистого сердца, надеюсь, не ледяного. Под холодным душем постоял перед тем, как за отклики браться, чтоб голова не горела. Одна беда: летом у нас из холодного крана вода течёт совсем даже не ледяная, а, вернее сказать, подогретая. Если что не так сказал, – это калифорнийское лето виновато. Хотя в московских каменных коробах гораздо хуже. Про Вологду – не знаю. Галина, пишите про «дно», но и не только. Про «дно» вообще легче писать. Извините.

Миша Ромм

P.S.: Поскольку это лишь дневниковая запись, редактировать не стану. Если потом куда-то ещё помещать – другое дело. МР

22 июля 2003 года

«ХАЛА-БАЛА» НА ФАЛКОНЕ

Фалкон (Falcon) – значит, сокол по-русски, но в данном случае это название кемпинга в горах около озера Elsinore, 65 миль на север от Сан-Диего. А «Хала-Бала» – так назывался слёт, Первый закрытый слёт любителей авторской песни в Сан-Диего под руководством клуба КСП «Кактус». Хоть авторская песня и есть более низкий, чем поэзия, жанр, но в Сан-Диего она не гнушается обществом витающих в поднебесье поэтов, а поэты с удовольствием покидают свой мыльный Олимп, спускаясь на бардовскую твердь, чтобы не зазнаваться. Слёт прошёл 19-20 июля, но мы, т.е. актив Клуба и самые «крутые» его участники были на месте уже в пятницу. Два дня и две ночи на природе, среди колючек, мух, деревьев, костров («в спеуиально отведённыйх для этого местах») и пения, пения, пения. Честно говоря, я затеял оставить след о прошедшем событии здесь, в Дневнике (а событием самим я очень-таки доволен), только чтобы поместить текст оды «Кактусу». Она была написана за месяц до Слёта и принята «на ура». В ней упоминаются названия «Полуостров», «Рубка», ХЛАМ’С – это названия клубов Лос-Анджелеса (второе) и Сан-Франциско (первое и третье). ХЛАМ’С означает Художники, Литераторы, Артисты и Сочувствующие. Итак...

Онегинские строфы «Кактусу»

---------

О, «Кактус»! Где твои колючки?

Давай, выкладывай, колись!

Куплю билет – пусть не с получки,

С аванса пусть – хоть застрелись, –

В рассрочку, в долг, забыв про гонор

Я за билет последний доллар

Отдам: во мне заговорит

Не муж, не мальчик, но пиит,

Большой поэт, мечта «Фалкона»,

Во мне заговорит талант!

Я не капризный иммигрант,

Сомнений нет – почти икона,

О, «Кактус», классик, светоч, луч!

Ведь я колюч, как ты колюч.

---------

О, «Кактус»! Мы ль тебя не любим!

Цвети и пахни! Вновь и вновь

Ударим в барабан и в бубен,

Эй, бард, гитарку приготовь,

Настрой и стороной любою

Скорей, клади передо мною,

Она сойдёт за барабан,

А я – ну чем не горлопан?

Мы с ней споёмся, и умножит

Нас хор почтенных кактусят.

Они вокально не гнусят,

Инструментально могут тоже.

Гостей развеселим финтом:

Не просто песенкой – хитом!

---------

Заезжий бард! За «отоспаться»

Не дал бы я и медный цент.

Не стоит, брось сопротивляться.

Едва закончится концерт,

Тебя силком на посиделки,

Где рюмки, вилки и тарелки,

Гостеприимны сразу все

На пограничной полосе.

Увы, но побеждает сильный.

Бороться с «Кактусом»? Уволь!

Куда там, головная боль,

Колюч твой нрав любвиобильный,

Но «Полуостров», «Рубка», «ХЛАМ’С»

Колючим быть не запрещам-с.

---------

Однако, в меру. Знайте меру!

Пускай ты поп или балда,

Отправят к милиционеру

И станешь классиком тогда

Посмертно – это не годится.

Такая яркая жарптица

Пускай летит ко всем чертям,

А нам – синицу, двести грамм,

И мы – айда на боковую,

Долой поэзию, долой

Её богов, их аналой

И всю когорту боевую –

Магнит отеческих трясин...

Эх, Саша Пушкин, сукин сын...

9 июля 2003 года

ВИКТОРИЯ ОРТИ И ИЛЬЯ ВОЙТОВЕЦКИЙ

Когда они появились на Сакансайте и я прочитал первые записи их Дневника (это были записи Вики), возникли первые четыре строки. Продолжение не получилось. Теперь новая запись Ильи о его службе в израильской армии вернула меня к неоконченным строкам. Вот результат:

Живу - варю обеды, ужины...

Страна, рождённая из праха,

Где все колодцы перегружены

Благою вестью Мошиаха...

Всегда над свежими могилами

Союз Завета и булата

Благовещает: всеми силами

Жить - от Шабата до Шабата.

22 мая 2003 года

РАЙСКИЕ КУЩИ В ТЕМЕКУЛЕ

С пятницы 16 мая по воскресенье 18 мая 2003 года в у города Temecula, на кемпинге Vail Lake, на полпути между Лос-Анджелесом и Сан-Диего, среди деревьев на затвердевшей песчаной подстилке состоялся очередной Слёт любителей авторской песни Южной Калифорнии. На этот раз он назывался «Ах, Запад!» и собрал, веоятно, человек около девятисот. Случилось всё, что только случается в таких случаях: от сладострастного подвывания у ночных костров до громогласного распевания до и после распития. Не обошлось и без пожара, правда, совсем маленького: загорелся какой-то сосуд с горючей смесью или Бог его знает, что такое. Это злосчастье мгновенно ликвидировали. А один любитель острых ощущений похвалялся своим дражайшим кинжалом, нарываясь на грубость и пугая одну из наших с вами общих знакомых. А в остальном, прекрасная маркиза... обошлось без кровопролития и мордобоя.

Меня слёт устраивает абсолютно и безоговорочно (хотя это почти синонимы в данном контексте). Главное – встреча с творческими людьми, хорошими знакомыми и друзьями. На небольшом клочке калифорнийкого перелеска собираются те, кому приспичило попеть песни и почитать стихи, либо просто расслабиться в окружении русскоязычной братии. Я встречаю здесь столько коллег, что порой завидую сам себе: вот что такое райские кущи!

Слёт проводится два раза в году: в мае и октябре. Каждый раз к нам попадают гости из России. Сейчас здесь гастролируют «Братья Гриша» - так они называют свой дуэт, хотя имена их Борис (Григорьевич) Кинер и Михаил (Григорьевич) Цитриняк, оба из Москвы. Два года назад они уже заезжали в Сан-Диего и даже останавливались у меня на квартире (поскольку я тоже Григорьевич). Концерт был прекрасный. На этот раз они опять будут обитать у меня с вечера пятницы по воскресенье, чтобы в субботу состоялся концерт в Сан-Диего, а в воскресенье вечером – в Лос-Анджелесе. Рассчитываю на вечерние посиделки в субботу после концерта. Хотя это и насилие над гастролёрами, но такова традиция, которую надо уважать (дабы не подрывать основы мироздания).

На слёте ко мне подошёл гость из Сиэтла, т.е., в сущности, с крайнего севера (не считая Аляски), и передал копию статьи, опубликованной в магаданской газете «Колымский ...» – забыл второе слово названия. Речь в ней идёт об аналогичном слёте на том же самом месте, прошедшем год назад. Статья благожелательная, но, как это всегда (всегда!) бывает с газетной продукцией, содержание её мало соответствует действительности. Многие факты искажены и перепутаны (что, в сущности, одно и то же). Особенно весело было почитать про себя самого, Михаила Ромма, жителя Лос-Анджелеса (а не Сан-Диего, как мне казалось раньше). Если вам попадёт в руки эта статья – не верьте, хотя там ничего дурного и не сказано. Да, все мы, бумагомаратели, создаём мифологию собственной эпохи. А История уплывает в небытие – навсегда и безвозвратно (хотя эти слова не дополняют, а повторяют друг друга).

Да здравствует слёт и моё присутсвие на нём. Да здравствуют несколько сотен родственных душ, которые досиживают до финала «большого концерта» несмотря на все соблазны окружающей действительности. Да будет благословенна та аура творческого братства, которая формируется вокруг некоторых ночных костров и растворяется с утренним пробуждением. Да будет благословенна моя встреча с теми людьми, которые также рады моему появлению на слёте, как я рад увидеть их. Пускай отступает быт и торжествует вдохновение.

P.S.: А в пятницу у нас выступает М. Жванецкий. Всё.

13 мая 2003 года

НЕ ХВАТАЕТ СЕРГЕЯ ДОВЛАТОВА...

Благими намерениями... Или начинаниями... Например: создаётся Сакансайт, а на нём - Дневник писателя плюс СаканГБук. Поле битвы - налицо, а свято место пусто не бывает.

Раунд первый: один из писателей от души обличает другого, а после хлопает дверью и "текст [дневника] удалён по требованию автора" - "Карету мне, карету!" (увы и ах!).

Раунд второй: сочинитель кровавых небылиц приводит аудиторию в остервенение, эксплуатируя прописные бредни, и летят клочки по закоулочкам (ой вей!).

Раунд третий: чиркает спичка в "Дневнике писателя", и возгорается пламя, перекидываясь на другие "Дневники" (бумаги-то сколько!), а потом захлёстывая и СаканГ-книгу, и всё-всё-всё, чтобы только защитить честь и достоинство (карамба, каррида и чёрт побери!).

От обилия восклицательных знаков хочется пуститься в пляс, припеваючи: "Здесь был укроп, здесь был салат!" - "А у меня здесь будет склад!" (Помните мультик?)

Комиссия размышляет над диагнозом болезни. Вот доктор Тимур Шаов: "Ниспослан грипп на оба наших дома, Хвала Создателю: хотя бы не чума!" А вот актёр Владимир Высоцкий: "Холерики, нездержанные люди". Но хозяин сайта спокоен, как удав Каа, ибо диагноз давно ему известен: "трамбьен". Но жизнь-то продолжается!

Не хватает только Сергея Довлатова в роли летописца нашей народной болезни. Светлая ему память.

5 япреля 2003 года

ВЧЕРА К НАМ ПРИЕЗЖАЛ ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО

Итак, Евтушенко вчера выступал в Сан-Диего, в масонской ложе Scottish Rite Center. Было около ста человек. Средний возраст публики, думаю, 65 лет. Вечер был организован калифорнийским фондом Окуджавы. Евтушенко вышел на сцену в голубой рубашке, застёгнутой до горла и не заправленной в штаны. Он начал выступление рассказом о том, как Окуджаву чуть не исключили из КПСС, что грозило прекращением всех выступлений и публикаций, нищетой и вынужденной иммиграцией. Это случилось, когда в Мюнхене напеатали, какой Окуджава хороший антисоветчик, несмотря на членство в КПСС. Гришину доложили, и меры были приняты. Евтушенко знал, как надо разговаривать с партийным аппаратом. Он написал письмо Гришину, мол, как так, неужели нами руководят из Мюнхена? Гришин испугался: кто знает, как повернётся фортуна завтра – обругал своих подчинённых, мол, клюнули на пропаганду западных газет, и Окуджава был спасён.

Потом Евтушенко читал стихи и ещё много расссказывал. В конце отвечал на записки и вопросы.

После выступления Евтушенко организаторы решили провести «посиделки» с ним в русском ресторане. Меня тоже пригласили как поэта, да ещё и «деятеля», издавшего книгу «География слова». Я с удовольствием поблагодарил за приглашение и прибыл в реторан раньше других. С машиной, в которой ехал, Евтушенко, случилось «ЧП»: лопнула шина. В конце концов, очевидно, после нервотрёпки, они приехали с опозданием на полтора часа. Евтушенко был со всеми приветлив и ни кого не обощёл вниманием. Даже мою жену он спросил: «А Вы чем занимаетесь?» На что она неуверенно ответила: «Работаю программистом». Несколько раз ему сделали комплимент «как Вы прекрасно читали». Я думал: почему комплимент относится только к исполнению, а не собственно к стихам? Но ведь читает он действительно очень хорошо.

Приехав в ресторан, Евтушенко сразу попросил водки и селёдки либо солёных огурцов. Ему дали огурцы, и он их хвалил. Водку же, говорит, обычно не пьёт, предпочитая вино. Но здесь был особый случай с нервотрёпкой по дороге.

В какой-то момент, когда все сидели за столами, он обратился ко мне (как я уже упомнянул, он никого не пропустил): а Вы, мол, молодой человек, что-то всё во время концерта будто сам не свой были? Как-то улыбались... Вы, наверно, впервые на поэтическом вечере? Я действительно грешу такой вот улыбочкой, ухмылкой, от которой никак не избавишься. Настроение у меня было задорное, и я что-то съязвил нахально, мол да, лействительно не приходилось раньше посещать такие вот поэтические вечера, где ж поэтов взять?. Я, мол, больше на бардовские концерты попадаю (что действительно так – ведь «чистые» поэты на гастроли не приезжают!). Потом Евтушенко беседовал с другими людьми, а я только слушал, пил и ел. Но не подумайте плохо, я ел вмеру, а пью вообще мало.

В конце вечера я подошёл к Евтушенко и подарил ему обе книжки, которые издал: «Географию слова» и «Треугольные строфы». «Географию» подписал так: «Автору «Бабьего яра» с уважением от соавтора этой книги. М. Ромм, Сан-Диего, 4 апреля 2003 года». Евтушенко взял книги, поблагодарил и пообещал почитать потом. Перед уходом он положмл книги в свою сумку. Мы поехали домой, и он, конечно, отправился спать. На следующий день ему предстоял сорокаминутный полёт в Сан-Франциско на очередной концерт.

Ещё вот: Евтушенко побывал в 90 странах и переведён на... кажется, 18 языков. Так он сказал во время концерта (за точность числа 18 не ручаюсь, забыл). На чей-то вопрос «где Вы сейчас живётё», он ответил, что у него дом в Оклахоме, квартира в Нью-Йорке, квартира в Москве, дом в Переделкино и был ещё дом в Абхазии, но его сожгли. Издаётся послное собрание сочинений, в котором 8 томов одних только стихов.

24 марта 2003 года

ВЧЕРА Я ПРОЧИТАЛ ПОЭМУ

Вершки и корешки одной повести

16 марта 2003 года

Вчера я прочитал «Наташу» Леонида Скляднева, «повестушку о всяческой боли». И сразу надо было зафиксировать свои впечатления о ней, пока не остыло вдохновение. Но закончил я чтение уже в половине второго ночи – все никак не мог остановиться, отложить назавтра, - и сразу отправился спать. Теперь попробую вернуть ушедшее вдохновение одним только воспоминанием о прочитанном.

Но никакая это была не повесть, а поэма. Не потому поэма, что стихотворения по тексту расставлены, а потому, что сам текст оказался пронизанным поэзией с ног до головы. Были такие произведения: «Мертвые души», например. Но там Гоголь наперёд назвал своё детище поэмой, чтоб читатель так и настроился заранее. А здесь автор умолчал: мол, что говорить, сами всё увидите. Ведь это и слепому очевидно. Ибо сочинял «Наташу» не писатель, который ещё и в стихах упражняется, а поэт, который повесть задумал. Вот поэма и получилась – автоматически, чего ж ещё, какой такой повести от поэта и ожидать-то?

Неужели случайно раскидал Леонид Скляднев зачатки многочисленных будущих стихотворений по всему тексту?

«Эка глухо вокру-уг... Ой и глухо! <BR> Целый мир – всё заволжская глушь».

«Что сказал он себе в несказанной печали»...

«Над этим остывшим пожарищем пьянки вчерашней, над этим перроном разлуки нелепой и жалкой»...

Нет, конечно не случайно. «Просто так даже кошки не родятся», - гласит пословица. А объяснение проще простого: Муза посетила поэта, и ничего иного, кроме поэзии, не могло возникнуть в результате этого свидания.

Чем говорить, давайте наслаждаться словом.

«И надо ловить эти редкие миги» –

поэт играет с привычной поэзии категорией времени – уж не приелась ли она к началу ХХI века, уж и все с нею «на ты», каждый из нас массажирует: «время и пространство», «пространство и время». Но вот чудо: перевоплощение происходит категории философской в картину явную:

И надо ловить эти редкие «МИГи» –

вот вам и движение, молниеносные пунктиры на фоне безысходной бесконечности. В итоге – время и пространство одним словом обозначены – возможно ли это?!

Вспоминаю Москву.

«Осени меня своим крылом,<BR> Город детства, с тайнами неназванными...» –<BR> Галич не про Москву написал, но мне только этот город и может являться, других-то не было.

Оттого ли, что нет у меня к Москве простого равнодушия, а глубину ощущений переводить в буквальные, буквами скованные, категории «любовь», «жалость», «обида», «злость» - занятие бесполезное, родилось однажды стихотворение. Родилось оно после первого возвращения в город в 1995 году, после трёх лет отсутствия:

Звездочёты за прилавками –<BR> Соль торгового Колосса<BR> С родовыми бородавками<BR> Между глаз и возле носа, <BR> О, наследники купечества, <BR> Так раздавшиеся сзади! <BR> Испражнения Отечества<BR> В вашем отрешённом взгляде.

Потому они были звездочёты, что смотрели из-за прилавка не на меня, а куда-то в небо, в бездну кромешную. Неужели «миги-МИГи» считали? Выражали своё презрение ко всему, на грешной Земле происходящему – и ко мне, в первую очередь, поскольку я, покупатель, тут же и стоял, мешал им в вечности скитаться.

«Презрительно фыркнула: “Ф-фи!" И ушла, несравненно ворочая задом», - это уже Леонид Скляднев вспоминает свою прошлую жизнь. И мою прошлую жизнь тоже вспоминает, хоть я (поверите ли!) за двадцать четыре года и десять месяцев до иммиграции ни разу в ресторане не побывал. Кафе или там ещё какой «общепит», естественно, не в счёт.

«...подрулила она, несравненно ворочая задом...» <BR> «"Ну что вам, милицию вызвать? Милицию вызвать вам, да?!"

Я не помню этих слов, но помню комбинацию звуков, помню тон хозяина ситуации, хозяина заведения, «хозяина жизни». Той самой жизни, которая пронизана была подобной интонацией и даже состояла из неё – так тьма пронизывает ночную атмосферу, а свет – дневную.

«И молчать, пока будет казнить беспощадная жалость». Беспощадная жалость! Куда ещё круче? Даже и жалость, этот природный инстинкт животной твари, когда собака –

«в синюю высь долго глядела она, скуля...» – это Есенин... <BR> Когда и жалость является беспощадной...

«Да что ж это с миром? Что с миром, если и соль уже не солона?» – вопросительные знаки. Они, как призрак, бродят в ночи по закоулкам русской души. Это не датский призрак отца Гамлета, который требует мести. Это призрак «вечного скитальца», «оторванного от народа» героя русской классической литературы. Имя героя Иван, самое русское для русского человека, оно же и самая подходящая характеристика главного героя «Наташи». А Наташа – что-то в ней осталось от ангела толстовского из «Войны и мира», не правда ли?

«Но в Эдемском саду догорала багряная осень, <BR> и на древе познанья почти не осталось плодов...» –

И вот, вспомнились строки совсем уж из другой оперы, но из того же театра. Скорее, из того же собрания сочинений:

«Мерцал закат, как блеск клинка, <BR> Свою добычу смерть считала...» - это Высоцкий. Он же говорил как-то о спектакле «А зори здесь тихие»: «Греческие трагедии». Высоко поднимается слово, до самой вершины Олимпийской. И неважно, что почва под ногами иная совсем, библейская. Суть-то не меняется: трагедия.

«А осенняя ночь, как тогда, улеглась на балконе, <BR> И дышала Ивану в лицо перегаром сжигаемых листьев».

Продолжается путь наш по лабиринтам авторского подсознания, и вот уже Булгаков собственной рукой вписывает строку в нерифмованную поэму:

«...в хороших романах бывают одни лишь завязки» –

Так вот безапелляционно могла себе позволить выступать одна только нечистая сила: «Рукописи не горят».

Да что там, нечистая сила.

«Это просто паренье в парах портвешка.» – заметьте, не портвейна, а «портвешка»: здесь не просто русским духом, а духом Иудушки Головлёва салтыков-щедринского пахнет. Оттуда и суффикс устрашающий.

А ещё «паренье в парах портвешка» - это автомат «ППШ». Но я не знаю, к чему бы это.

Одна лишь оценка смутила меня: <BR> «...дошли до того уж, что стали – друзья-ми. То есть, значит, что никто ничего никому не обязан».

Но ведь суть дружбы в том и состоит, что человек принимает на себя обязательства перед другим человеком. Не так ли?

А в конце повествования поразило меня, еле очухался:

«Ну вот и всё. Застыв в дверях вокзала...» –

так я уже это читал, этим болел и «Строфы к отъезду» писал. Я и не знал, что целая поэма предшествует финальному аккорду. Теперь всё оказалось иным, неприступным, и я ни за что бы не посягнул на эти «греческие трагедии».

21 марта 2003 года

О ПРОИСХОЖДЕНИИ ФАМИЛИИ РОММ

Вот письмо от моего тёзки Михаила Наумовича Ромма, доктора из Израиля, которого я не знаю и который нашёл меня по сайту www.mromm.com.

По поводу фамилии Ромм в двух словах: я знаю. подробнее (рекомендую присесть и распустить ремень (чтоб не лопнуть от грядущего прилива гордости)): корни наши происходят из Литвы, а точнее из Вильнюса, Вильно - по старому. оттуда расселение шло в ближайште, да и более отдалённые места, ну напр.в сосоднюю Беларуссию- Витебск, Ковно, Гродно иногда и возвращались назад в Вильно где и организовали КРУПНЕЙШУЮ ТИПОГРАФИЮ http://judaica.kiev.ua/kollKnig/knigy2.htm получившую царское разрешение на печать книг по юдаике на всю восточную европу и Россию! Эти книги и факсимиле с них сейчас в Израиле считаются САМЫМИ авторитетными и желаемыми!

По поводу фамилии. Как показывают мои скромные исследования основанные на поисках в Музее Диаспоры Тель-Авивского Университета, а также некоторых источников, посвящённых истории литовского еврейства (к которому и Вы и я относимся),выясняется, что Наши предки по прибытии из страны Ашкеназ (Германии) осели в Литве недалеко от границы с Восточной Пруссии (ок.10 км ) - местечко Нейштут. Вероятно, что тогда фамилия нашей семьи была Кремер.

РОММ - это сокращение принятое на иврите. происходитот слов "рейш метивта". Рейш ( на современном иврите - рош) голова, глава. Метивта - на арамейском (язык, на котором написана Библия) иудейская духовная академия. Иными словами Ромм - глава духовной академии Вильно. а если учесть, что вилно считался "Северным Иерусалимом", то фактическиэта личность определяля еврейскию жизнь обширного пространства от Польши на востоке до Галиции на юге (северная и восточная граница, естесственно, не определена...)

Последнее, Что это за личность? У него есть несколоко имён/званий, любое из которых заставляет ВСТАТЬ религиозного еврея: "Гаон (гений )из Вильно" или " АГРА" - а-Гаон Рабби Элияhу. Вот, так, что Нашей фамилии около 250 лет я сам из Москвы, уехал в 1991, живу в Израиле Знал от отца что, в Витебске есть родственники., также, как и Ленинграде, Вильнюсе..а родители из Старой Руссы (под Новгородом).

17 марта 2003 года

По телевизору показывают «Жизнь Клима Самгина», многосерийный фильм. Вот серия, которая относится к 1895-1897 годам.

Стоит Клим под венцом со своей невестой. Уже звучит: «Венчается раб божий Клим...» - и так далее. В этот момент Клим спрашивает невесту: «О чём ты сейчас думаешь?» - А она отвечает: «О справедливости».

А вот сидит Клим в одиночной камере, места себе не находит со скуки. Вдруг входит охранник бородатый и приглашает: «Пожалуйте к полковнику Попову».

А потом жандармский полковник Попов рассуждает: «Надо уметь отделять овец от козлищ».

14 марта 2003 года

Мне приходится много времени проводить за рулём автомобиля (в Сан-Диего другого транспорта почти нет). Благодаря этому я могу постоянно слушать кассетные записи. В основном это авторская песня, редко романсы, рассказы или что-то ещё. Мой сын Иден, естественно, путешествует со мной: из дома в школу, в магазин, обратно и т.д. Вследствие этого ему приходится терпеть мои «музыкальные» вкусы (мы также слушаем и детские записи). Из всех авторов Иден с охотой воспринимает только двоих. Первый автор - В. Высоцкий: «...И завязали суки<BR> И ноги, и руки, <BR> Как падаль по грязи поволокли...»

Второй «терпимый» Иденом автор – Александр Зевелёв. Здесь Иден даже подпевает наизусть, например, вот это:<BR> «Уши, лапы и хвосты<BR> И другие части тела<BR> До стерильности чисты<BR> И настроены на дело. <BR> Под покровом темноты<BR> Мы выходим на дорожку, <BR> Мы с тобою: я и ты. <BR> Двйте кошку! Дайте кошку! <BR>

И это:<BR> «На кораблике, по Москве-реке, <BR> По маршруту забытому детскому<BR> С пирожком в кульке да с «портвешком» в кульке<BR> Вниз от Киевского к Павелецкому...»

Иден родился девять лет назад в Сан-Диего. Насчёт Зевелёва я ещё могу понять: пирожки, портвешки, – но чем его Высоцкий привлёк?

14 марта 2003 года

Легко быть полным идиотом, хроническим алкоголиком, безнадёжным наркоманом или безоговорочным пацифистом.

Трудно быть свободным человеком.

6 МАРТА 2002 ГОДА

ПОСВЯЩАЕТСЯ МОЕМУ ДЕДУ АРОНУ, ЕГО ЖИЗНИ И СМЕРТИ ================================================

«/20/ И ВЗЯЛ АМРАМ ЙОХЕВЕД, ТЁТКУ СВОЮ, СЕБЕ В ЖЁНЫ, И РОДИЛА ОНА ЕМУ АЃАРОНА И МОШЕ; А ЛЕТ ЖИЗНИ АМРАМА БЫЛО СТО ТРИДЦАТЬ СЕМЬ ЛЕТ.» ТОРА, ШМОТ 6, ГЛАВА ВАЭРА

«/27/ ОНИ – ТЕ, КОТОРЫЕ ГОВОРИЛИ С ФАРАОНОМ, ЦАРЁМ ЕГИПЕТСКИМ, ЧТОБЫ ВЫВЕСТИ СЫНОВ ИЗРАИЛЯ ИЗ ЕГИПТА, ЭТО – МОШЕ И АЃАРОН.» ТОРА, ШМОТ 6, ГЛАВА ВАЭРА

«/6/ И СДЕЛАЛ МОШЕ И АЃАРОН ТАК, КАК ПОВЕЛЕЛ ИМ БОГ, ВСЁ В ТОЧНОСТИ СДЕЛАЛИ ОНИ. /7/ И БЫЛО МОШЕ ВОСЕМЬДЕСЯТ ЛЕТ, А АЃАРОНУ – ВОСЕМЬДЕСЯТ ТРИ ГОДА, КОГДА ОБРАТИЛИСЬ ОНИ К ФАРАОНУ.» ТОРА, ШМОТ 7, ГЛАВА ВАЭРА

Дед умер 2 января 2003 года на 93-м году жизни. В последний раз мы виделись 1 июня 2002 года, когда я улетал из Москвы обратно в Сан-Диего после недельной поездки на родину. Дед сильно изменился за последние годы, постарел и страдал склерозом. С постели поднимался он поздно, часто даже не утром, а ближе к обеду. Одной ногой уже был там, где вечный сон. Мне казалось, дед частично понимает своё состояние и стесняется его. Но и тогда он не утратил чувства юмора и лёгкого, саркастического отношения к собственной персоне.

Похоронили его на Никольском кладбище. Мама позвала священника хоронить. Священник сначала не хотел, указывая на то, что дед был евреем. Говорит, идите в синагогу. Мама обиделась: дед весь век прожил среди русских людей, – и уговорила попа.

Дед иногда рассказывал мне истории из своего прошлого. Я охотно слушал, но записать так и не догадался. Теперь приходится слушать только собственную память и использовать то, что знает мама. * * * Мой дед, мамин отец, Арон Яковлевич Лукач (ударение на А), родился в Одессе 10 октября 1910 года. В семье было несколько детей. Старшего брата, Моисея, я знал. Он жил в Москве и умер лет десять назад. Моисей был человек щепетильный и «правильный» до последнего предела, а для меня он остался загадкой: что у него было га уме? Деда он называл не Ароном, а Лёней.

Семья дедовых родителей, видимо, придерживалась строгих ежедневных традиций. Каждый день за обедом дети с семи лет получали по маленькой рюмке вина. Возможно, благодаря этому я никогда не видел деда пьяным. Если ему предлагали выпить, он не отказывался и мог "повторять", сколько скажут, не пьянея и неизменно используя один из двух тостов: или «за то, чтобы все!», или «будем!». Мама утверждает, что помнит его "навеселе" только однажды.

В школе дед изучал сразу четыре языка: русский, идиш, украинский и французский. Однако я слышал только его русскую речь.

Дед вырос у Чёрного моря и был отменным пловцом. Рассказывал: «Иногда заплывали так далеко, что берег был виден лишь тонкой полосой». Он хотел стать моряком, но родители отговорили. Он получил строительное, архитектурное образование, и всю жизнь проработал по специальности. Однажды, когда ему было уже лет восемьдесят, он признался мне: «Зря я послушался родителей: плавал бы себе где-нибудь».

Будучи юношей, дед выступал в Одесском оперном театре в массовых балетных сценах. Ещё у него был абсолютный слух. Мой двоюродный брат Дима всегда просил его настроить гитару. Увы, ни мама, ни я не унаследовали этого Божьего дара.

В 30-х годах, то ли до учебы в институте, то ли после, дед проходил срочную службу в Красной Армии. Сожалею, что деталей я не помню.

Уже во время перестройки дед рассказывал, что жил в 30-е годы в доме со многими большими военными начальниками ("с ромбами"), поскольку работал в Министерстве обороны. «Это были мужественные люди, - говорил дед. - "Каждый день они ходили на работу, зная, что следующей ночью их могли арестовать. И каждую ночь кого-нибудь забирали». Я спросил тогда: «А почему же тебя не забрали?» - на что он ответил: «Видимо, очередь не подошла. А я вёл себя, как ни в чём не бывало: был молод и не понимал, что происходит».

Ещё он говорил: «В тридцатые годы были «чистки». Я ходил посмотреть из любопытства. Чёрт знает что. Солидному человеку какая-то комиссия задаёт дурные вопросы, будто он студент». В КПСС дед вступил примерно в 1940 году. Он, подобно большинству, верил в Сталина и «политику партии». А иногда вспоминал две песенки из своей одесской юности, всегда исполняя их одну за другой:

«Э-эх, прогнали мы Николку. Э-эх, да что-то мало толку. А не подняться ли народу, Чтоб Сашку за ноги, да в воду».

«Ленин едет на коне, Троцкий на собаке. Коммунисты испугались: думали, казаки».

В Одессе дед писал стихи, рассказывал, что была целая тетрадь. Там её и оставил, она пропала.

Со времени прощания с Одессой, с конца 30-х годов, дед не виделся с родителями. Однако известно, как погибли они. Немцы гнали людей по реке в октябре 1941 года. Старики утонули в ледяной воде. * * * Дед не был на фронте. В 1941 году, когда немцы стояли у Москвы, он занимался строительными работами по укреплению города и маскировке. Он рассказывал: «Ох, какая была паника, когда немцы подходили. Люди бросали всё и разбегались, кто куда мог».

Он женился на русской женщине; от еврейской национальности у него остались только имя, Арон Яковлевич Лукач, носатая внешность, клеймо на потомстве и чувство юмора. Я ни разу не слышал от него ни одного еврейского слова.

В 1944 году дед и его жена, Анна (Петухова в девичестве) взяли приёмную дочь Зою, младенца. До сих пор факт, что Зоя - приёмная, не обсуждается и как бы является тайной. Тайна раскрылась, по-моему, сравнительно недавно. В 1947 году бабушка родила мою будущую маму, и через два дня умерла от осложнений после родов. Маму тоже назвали Анной.

Дед остался с двумя малолетними дочерьми и пожилой тёщей. Это была моя прабабушка, Елена Афанасьевна Петухова (в девичестве Пастухова). Она происходила из зажиточных крестьян или мещан, из Мосальска. Сын её (по-моему, звали Митей), погиб на войне. Она прожила девяноста восемь лет. Последние лет тридцать - слепая. Я знал её, естественно, только слепой. Она жила с нами в Новогиреево. Когда я ходил в первый класс, она ещё была "в порядке". Сама могла подогреть себе еду и даже штопала (вслепую!). Была в курсе всех советских новостей, слушала радио. Отпускала речевые перлы из каких-то доисторических времён: «Ваше благородие, свиное отродие». Когда я пошёл во второй класс, она заболела склерозом. Эта болезнь, по-моему, настигает всех стариков моей семьи. Она постоянно спрашивала о родных, которые давно умерли, собирала вещи в кулёк, чтобы ехать в Мосальск, и кричала: "Эй, прислуга, скорее чай подавай!" Тогда я, малолетний, издевался над ней. Она в открытую верила в Христа, постоянно молилась и вообще была богобоязненна. Я, чтобы подразнить её, говорил: "Бог - дурак", - на что она обижалась и крестилась. Как-то я пришёл из школы, а дверь в квартиру не открывается. Оказалось, что она собрала вещи, какие нашла вслепую, скрутила их вместе и с этим баулом расселась при входной двери, будто на вокзале. Мне было тогда восемь лет. Я попытался сдвинуть её с места дверью, чтобы протиснуться в квартиру, но не смог. Это привело меня в отчаяние, и я позвал соседей по лестничной клетке на помощь.

Однажды моя прабабушка упала и сильно расшиблась. Она была в квартире одна, и никому ничего не сказала. Вскоре стал распространяться дурной запах. Когда мама посмотрела, оказалось, что целая левая сторона тела девяностодвухлетней женщины, плечо, рука и ниже, были фиолетовые. Прабабушка лечилась сама, прикладывая мочу к коже. И это помогло! Всё зажило, как ни бывало. В какой-то момент её перевезли жить к деду и Зое. Там она пробыла ещё несколько сумасшедших лет. Она умерла примерно через полгода после того, как её отправили в дом престарелых, где, конечно, никто не смотрел за безумной старухой. Итак, дед остался с двумя дочерьми, новорождённой и двухгодовалой, и престарелой тёщей. Он больше никогда не женился, хотя у него были варианты. Последняя знакомая такого рода, тётя Поля – уже когда он сам имел внуков. Я её помню: добрая и простая русская женщина. Мама говорила, что он не женился "из-за нас" (его дочерей) или "из-за бабки".

Моя мама и Зося (так я с детства зову свою тётку) многим обязаны деду. И мы, внуки, тоже обязаны. Он любил всех нас - но особенно Димку, зосиного сына, поскольку стал ему отцом. Когда Зося осталась без мужа (дед его выгнал взашей, что на него совсем не похоже), Зося осталась жить с дедом, а Димке было полгода, и он даже называл деда папой, пока не подрос.

Всю жизнь, до старости, он оставался поводырём собственного семейства. Вернее сказать, в зависимости от ситуации он становился то матерью, то отцом, то дедом, то нянькой, то духовным лидером. Кормил детей, получал квартиры и путёвки, учил уму-разуму. Нужно ли было идти на консультацию к врачу или разузнать подробности поступления в институт, он предлагал свои услуги «дипломата», хотя никогда не давил и не настаивал. Он вообще никогда не был диктатором, всегда шёл на компромиссы, а своё мнение высказывал в форме консультации. Возможно, эта манера поведения усилилась с годами – полная противоположность, скажем, старику Болконскому из «Войны и мира».

Дед научил меня завязывать шнурки так, чтобы они не развязывались.

Однажды, когда ему отмечали, кажется, семьдесят пять, он сказал мне в задумчивости: «Я никогда не предполагал, что проживу так долго. Лет двадцать пять назад казалось, что скоро уже конец». Я спросил, что же тогда произошло, но дед не ответил.

И ещё он как-то сказал мне о самоубийстве, не помню, по какому поводу, но в таком духе: «Самоубийство – глупость. Только слабый человек накладывает на себя руки».

Был случай: я сделал или сказал какую-то глупость. Мне было около семнадцати лет. Подробностей, как всегда, не помню, но помню точно, что это было обидно деду. Чувствуя себя неловко, я спросил его: «Ты на меня обижаешься?» Он ответил: «Ну, что ты, разве можно? Чтоб на человека обижаться, он должен это заслужить». Некое философское расширение концепции «на дураков не обижаются». С тех пор я тоже стал стараться придерживаться этого принципа.

Дед любил точность, чистоту и порядок. Всегда ел с хлебом: и суп, и арбуз. Помню, нарезал кусочки хлеба и кусочки арбуза, брал их вилкой и клал в рот по одному. Когда я был ребёнком, мама ругала меня за неаккуратность: «Если бы дед увидел, он бы тебя убил».

Дед работал архитектором при Административно-хозяйственном управлении Министерства Обороны. В последние годы он занимался приёмкой готовых объектов. В 1985 году в армию призывали Димку, моего двоюродного брата. Это было время Афганистана. Дед сделал так, чтобы Димка попал в подмосковную воинскую часть, в Кунцево. Через год подходила очередь в армию и для меня. Я отнёсся к предстоящему призыву как к фатальной неизбежности. Понимая, что если Димка служит в Кунцево благодаря дедовым стараниям, то и мне уготовано что-то подобное, я всё же сомневался: а вдруг нет? Спрашивать мне было «неудобно», но однажды я всё же заикнулся: мол, ты уж, дед, про меня не забудь, а то время подходит. Он ничего внятного не ответил, никакой информацией делиться со мной не стал. Перед самым отбытием в армию, уже после «проводов», дед всё же коротко проинформировал, что меня, когда нужно, вызовут специально. Мол, жди. Так и случилось: я служил в той же части, где и мой двоюродный брат.

Важнейшую роль в его жизни играла дача, вернее, садовый участок в восемь соток, под Москвой, на сорок третьем километре по Горьковской железнодорожной ветке от Курского вокзала. Прежде там были болота. Государство их осушило и раздало гражданам по кусочку в пожизненное пользование. Дед сам построил дом, хотя и не сразу. Сначала был сарай, стоял он долго. Потом вырос дом для летнего проживания. Дед говорил, что можно утеплить стены и для зимы, но не возникало необходимости. У нас было много яблок, да и вообще не оставалось свободного места на участке от всевозможных посадок. Необычно суровым летом конца семидесятых деревья помёрзли и перестали давать былые урожаи. Раньше-то собирали столько яблок, что и на компот, и на сок хватало, и всем знакомым раздать.

Дед вышел на пенсию окончательно в возрасте 87 лет. Когда ему было ещё около 82-х, я спросил, не гонят ли его с работы. Он сказал, что наоборот, приглашают и там, и сям. Работать, говорит, некому, одни «дураки» остались. «Вот меня и зовут везде».

По утрам он делал зарядку. В преклонные годы, чем дряхлее становился, тем проще были упражнения, но они повторялись каждое утро. Бывало, проснётся, лежит в постели и разминает руки да ноги, потом поворачивается с боку на бок, потом встаёт и занимается минут двадцать.

Я эмигрировал в 1992 году. Дед это принял, как неизбежное. Ничего «против» не сказал, мол, сам знаешь, что делаешь. «Главное, - говорит, - чтобы всегда оставались деньги на "черный" день. Никогда не трать всё, а откладывай понемногу». Дед был осторожным, спокойным и рассудительным человеком, не лез в пекло или «поперёк батьки». Все алкоголики в доме ходили к нему занять денег. Я иногда сравнивал его с Молчалиным: «Во-первых, угождать всем людям без изъятья». Дед был честным приспособленцем в советской стране и порядочным человеком в общении с людьми. У него, кажется, не было врагов.

Мне его не хватает. Пусть земля ему будет пухом.

Миша Ромм, внук деда Арона, 2003