11 мая 2003. ИМ ДВАДЦАТЬ!
Сыну двадцать, боже мой, дочери двадцать один. Еще одному сыну пятнадцать и он только что получил паспорт.
Мама суетится, бегает, мечется, пытается одновременно поджарить цыплят в духовке, сделать хотя бы один салат, не забыть про торт… Но они не могут усидеть за столом и полчаса. Трезвонит телефон, они без конца выбегают за дверь. Сколько ни уговаривай их поесть этого и того, сколько ни заглядывай в глаза, они просто искрутились все, просто не знают, как смахнуть побыстрее.
Самое страшное – они всегда молчат, не спрашивают, не отвечают, не смеются. Они уходят, и мама с папой растерянно уносят тарелки.
Ночью они, конечно, не приходят, и говорят – форс мажор, надо остаться (а чаще даже забывают звонить) - ну конечно, сначала вставать в чужом доме неловко, а потом, познакомившись с матерью и попив чаю, перестаешь ежиться. А мама ежится еще больше. Потому что она отсталая.
Что это за народы такие – там, на кухне – это наши дети или уже не наши? Бог весть. Мама, не парься.
Папа подарил жесткий диск ребенку на двадцать лет, это царский подарок, но что это за цены запредельные? У меня никогда не бывает больше тысячи в руках…
Сын заработал 150 рублей на разгрузке товара, а дочь фыркает: он должен все отдать отцу. А чуть позже бабушка «платит ей за помывку в ванной» и она идет покупать сумочку. Они попрекают друг друга каждым рублем. Ей обидно, что ей надо то и дело просить, она не хотела бы просить, хотела бы – что давали сами, как у богатых подруг. Но отсталые родители не догадываются предложить. А сыну обидно, что устал, не доспал, когда шел разгружать, а что отец дает ей деньги на сейшены, те самые, на которые ему приходится зарабатывать. «Как несправедливо все».
Я долго уговариваю их не собачиться, но, в конце концов, они оба высказывают мне гору обвинений и я иду плакать. Это нехороший плач, удушающий, замедленный, сжигающий последние силы. Я не смогу работать теперь. У меня нет одежды, нет денег на зубы и очки. Но я не жалуюсь, так мне и надо. Просто не понимаю, почему деньги правят всем.
Я три года не могу напечатать книжку. А у меня их три уже. Может, книжка не будет бестселлером, но читать ее будут. Вернее, уже не будут никогда. Потому что книги мне печатать не на что. И я ни к кому не предъявляю претензий. Не к кому. И не знаю, что ответить на их претензии. Меня приперли к стене.
Должна признаться, творчество мое не идет. Я опять много времени потратила на чужое творчество. Так хотелось помочь Рине, но когда сделали книжку, стало ясно, что больше она писать не хочет. Получилось ли художественное полотно? Не знаю, но как хроника – это бесценно. Меня мучает совесть, что я выполнила свою работу плохо, много в чем я не смогла убедить автора. Какие задачи были у нее? Только рассказ для родичей?
Но кончилось все тем, что она не хочет ничего печатать. Разве могут теперь утешить деньги, которые мне платили за эту работу? Никакие деньги не утешат. Нет понимания – ничто его не заменит.
Вообще силы тают с каждым днем. Я легко дышу только за городом, на даче. Много времени что-то сажаю, поливаю. Успокаиваюсь как будто.
Но ведь ясно же, что это иллюзия жизни. натсоящая жизнь - когда пишешь. Это одно и берет и дает силы, одно это будоражит и пьянит.
Но повторяю, сил все меньше.
Завтра, быть может, я уже ничего не захочу писать.
Сегодня, 11 мая 2003 года нашла в своем архиве чисто дневниковую запись двух-трехлетней давности. И хотя там зима, а тут весна, интонация совпадает один к одному. Здесь никто не вычеркнут, все как в жизни. Помещаю в дневник для тех кому я буду интересна.
21 февраля 2000, понедельник. ВСЕМ ОБО МНЕ
Сегодня весь день валил такой снег, что невозможно было пройти ну никуда. Под ногами зыбко и пухло, ноги разъезжаются и как бы отсутствуют. Кажется - идешь по пояс в снегу или все это во сне. Мешает шуба, мешают сапоги, все время кажется, что много лишнего. Боюсь, детей из санатория не повезут домой в такой снегопад, застрянуть можно. В поликлинике страшные очереди. После уколов меряла зубной мост (480 р.) Но голова понемногу проясняется. После скачков давления, невыносимой головной боли за две недели рад и этому. Снимок, в общем ничего сильного не показал, невропатический фон, эцефалопатический фон… Главное, начала уже что-то видеть в книге и на экране компьютера. Мне придется выступать 23-го в политехе, там торжества по поводу их 25-летия… Я обещала президенту клуба авторской песни, хотя не до песен, по правде говоря. Михалыч сделал красивую книгу об институте, бился целый месяц, 40 дискет от кафедр, сегодня принес сигнал, да, невозможно красиво. Надеюсь институт не будет очень тормозить и хоть что-то даст ему за работу (он даже в новогоднюю ночь сидел за компютером).
Мне не то что 23-го, вообще не хочется теперь никуда ходить. Жадность жизни, которая была у меня всегда, расстаяла. Я часами сижу просто так, смотрю телевизо,или пью чай или просто смотрю в окно и там, кажется, ничего нет, чтобы очень понравилось. Знаю, что самое интересное во мне и больше нигде, но есть впечатление незаконченности. Я не дописала мысль как минимум в пяти местах и поэтому меня раздражают люди, звонки по телефону. Наташка не раздражает, она может что-то принести сладкое или сидит с книжкой в диване по 2 часа или за тем же компьютером – у нее он тоже есть, но сломался принтер, ничего не напечатать. А мы очередной журнал “Стрекоза” делаем, там всякие новинки андеграунда, стеб и т.д. Я еще создала макет литературного альманаха “На сон грядущий” -на 400 стр 1 том, но типография пока стоит, неизвестно, когда окуклится. Видите ли, гидростойкой бумаги нет для форм…
В том, что я пишу, видимо нет никакой пользы кроме того, что там все так, как я хочу. Может быть, реальная жизнь мало дарила мне подарков, приходится их изобретать самой для себя, и знаешь, такая ерунда меня очень занимает. Мне много людей приносят рукописи, и это не только мое лито, кого я знаю давно, а и в гостиной. Вчера, например. Приходил один человек сильных шрамах в форме морского офицера и предупредил сразу – я депутат верховного совета Грузии, член Морского собрания и очень люблю Шеварднадзе. Я говорю – ничего не понимаю в политике, давайте тексты. На что он вздохнул м сказал – на мне кончилась династия морского офицера, сын не годен не в офицеры, никуда, только в политехе преподавать (но у меня муж тоже в политехе – слабо пискнула я). И еще у меня горе – сказал адмирал,- – 67 лет, начал писать. Это уже легче - оживилась я, - давайте тексты. Вот так и дал большую пачку… Таких много – вот ходит третий месяц пенсионер Новожилов, который создал эпопею про Гильгамеша, жуткий кирпич со своими рисунками, полный перевод откуда-то с немецкого. Еще есть 2 том про доперестроечную Россию, про штурмовщину и анекдоты про ангелов… Читать про это мне скучно, я выкручиваюсь, а Михалыч сказал – этому цены нет, 4-значная цифра. И я не знаю, что с этим делать. После пришли барды. А потом еще одна странная девушка, которая вместо чтения своих нерифмованных стихов вдруг запела как труба, очень низким голосом и сказала, что она мечтает быть певицей и стала гладить пианино. Ну, я показала гамму и стала ее учить. Весь день так люди шли и я не успела сьесть свои бутерброды.
Но все это так, ощущение жизни приходит именно тогда когда я одна. Начала писать повесть под рабочим названием “Птица Секретарь”(позже «Горящая рукопись»), это в ответ на повесть С. Василенко “Дурочка”. Василенко достала меня воспеванием дебильной девочки, которую измучил и загубил белый свет, то есть она как термометр человечности выступила, ну и вышло что умерла человечность. Мне очень надоели сумасшедшие в книгах, кино и в жизни, я люблю разум и пламя чувств, чтобы все вместе, а эти полеты над гнездом кукушки… Как они утомительны. Я хочу показать, как сильны дружеские чувства, творческие порывы в людях, даже если они не сумасшедшие. Это повесть-монолог. Коллаж из писем, телефонных разговоров и черновиков текста. Боюсь, это специфический текст, не понятный простому человеку. Но мне он кажется самым простым. Что выдумывать, если меня больше не интересуют чужие мнения. Мне надо высказать свои и поставить точку…
Я болела сильно целый месяц, сейчас вышла на работу, уколы делать не успеваю, и понимаю, что сил нет вообще, хотя ясно, что силы не от уколов. Просто раньше я не задумывалась, откуда брать силы, они были, а теперь их нет. Говорили – у тебя мощная витальная сила – ну вот и кончилась. От резкого смеха или плача начинает болеть голова, пить нельзя вообще – тогда не сплю всю ночь, и давление скачет. Я думаю, чего я хочу сьесть, но без отвращения ем только яблоки, остальное приходится жевать как мыло, мыльный привкус идет. Поэтому приходится тихо ходить, говорить тише (а привычка-то ужасная, сколько лет я разговаривала криком) и носить себя как хрустальную вазу. Был тут один писатель, я возила осенью группу на Костромской межрегиональный конкурс, и вот его тоже , так он там напился, опозорил перед моим правлением, и все равно Василенко ему дала 1 диплом по прозе, после чего его – Наугольного напечатали в Лит. России недавно (19 февраля). И попал в больницу с язвой (опять же понятно, почему с язвой, чтоб перестал есть сам себя). Он два месяца был человеком, писал, потом опять запой и звонки в 4 ночи после очередной драки в ресторане. И я всегда таких прощала, я ведь знаю, творческие люди, и Михалыч тоже такой, любит допускать, а тут я сказала “вон” и повесила трубу.
Кстати. После Костромы было две передачи по радио Росии со мной и их услышали, вроде у Симы. Прислали мне открытку… Грунтова Оля – так было подписано- я ничего не путаю? Вроде у Симы не такая была фамилия.
Из тюрьмы прислали несколько писем. Я думаю – какое доверие! В основном убийцы пишут: “Галина Александровна, мы счастливы, что вы – такая же как мы”. (я ходила туда рассказывать про Жаравина, про Сопина)
Я морщу лоб – ну и кого я няньчила? Невелик список: 1-Виталий Новоселов- я родила с ним роман про вологодскую ссылку Савинкова, год просидела с ним у компьютера, его теперь все хвалят – а что, без меня бы этого не было, до меня была свалка архивных бумаг… 2 - Мишка Жаравин и его “Сердечная рана” ,
3 – Татьяна Вертосельга, которая пришла ко мне с куцыми стишками и выросла в крупную фольклорную фигуру, автор уже 5 книжек, о ней шумно говорят в том союзе, ею открыто восхищается Фокина, 4 – Лена Москалева и Эля Шевелева – две поэтессы средней руки, находящиеся в большой милости того союза и часто мелькающие на публике – они просидели по несколько недель в моей кухне, вникая в азбуку стихосложения 5- Ната Сучкова, поэтесса, которая была неоднократно обсуждена в лито, поддержана, опубликована, потом сама стала делать журнал “Стрекоза”, награждена грантом русского ПЕН –центра и поклонением его директора А. Ткаченко, потом бросила писать,
6 – Таня Тайганова, поэт, художник и прозаик, которой писались письма 10 лет, которая переехала с моей помощью в Вологду, купила с Михалычем комп и получила вход всюду, в том числе в мой союз, выпустила книжку “Пища вдов” и награждена дипломом 5 Артиады народов России, теперь основной издатель,
7 – Дима Гасин, пришел ко мне в 13 лет, ныне студент литинститута, изрядный поэт, 8 - Рома Красильников-Арсеньев, выпускник педуниверситета, талантливый поэт и литературовед, пришел ко мне из 8 класса и студии “Вологда молодая” и пошел по филологической стезе…9 – Нина Веселова, забытая всеми в деревне под Костромой, член союза, получала стипендию от него, вернулась в журналистику, вышла во многие московские журналы, великолепная передача по Радио России…
Я больше не могу никого няньчить, хотя это и есть наверно моя стезя, ведь в Вологде говорят про меня – она возится с другими, потому что сама ничего из себя не представляет… Но теперь мне все равно. Я няньчилась с Жаравиным, он умер, я теперь езжу к нему на могилу в дер Еловино, у меня была кличка “вдова Жаравина” (потому что Лина, с которой он жил последние годы, сильно пьет и ни слова про литературу из нее не выжать, а я провела областной конкурс по его жизни и творчеству). Три человека позвонили и сказали, что будут мне завещать свое наследие, а я спросила – мне-то кому завещать? Это уже вопрос риторический.
Проводила встречи с Тайгановой, она тоже по мне прошлась. Интересная была встреча с Бархоленко. Есть доклад, который там читала. Мы, читающие вологжане - первооткрыватели романа Бархоленко “Светило малое для освещенья ночи” (Урал 1998). Теперь я чувствую, что это никому не надо, что я достала всех и я стала пятиться, пятиться в норку. У меня один человек был. У которого я могла спросить,так или нет я живу, это Анчаров, но он умер 10 лет назад, а остальные я знаю, что скажут.
Михалыч ушел из большой литературы в диссер, смотрит на меня как на устарелую девочку, у которой не в порядке с головой, просто неудобно выгонять мать твоих детей и чисто по-мужски позволяет мне играть в мои игры, не принимая их всерьез. Вот то, что он делает –это да. Это всерьез. А у меня только одна серьезная проблема: ISBN не могу купить, он мне нужен для альманаха, т.к. авторы требуют, у них в институте публикация иначе не считается.
Никита освоил комп, чтобы списывать с него рефераты. Сам же сочинения пишет очень случайно. То про лето –“мы классно оттянулись с пивом в бане – так я провел лето”, а то по Булгакову – “Маргарита и Мастер любят друг друга , им помогает дьявол, но это общее место, не комментирую…(и далее) “душа –то место, где смыкаются любовь земная и небесная…сочетание их – золотой множитель.которого добиваются многие”. Я спросила – где взял троечник такое слово, “золотой множитель” - он сказал, сам придумал. Даша учит на ф-но всякие штуки, и любит болтать с приятелем по Интернету из Израэля. Один раз они проговорили ночью два часа по междугородке, вот что значит Интернет. У детей самое любимое занятие –злить меня и смотреть как я пускаю пузыри. Они хохочут надо мной до изнеможения, хотя я же солидная матрона (матрона на матрасе с матросом дядей васей), мне 48 лет. Илюша приехал из санатория, к счастью не заболел, мы говорим – а что были за крики животных в корпусе, может собаки лаяли во дворе. Он говорит – какие собаки, это гоблины. А как они делали? Вот так – хрр. Хрр… шкряб! Больше всего его поразил голубой бассейн с жакузи и катание на “Буране”. Вожатая назвала его черноглазик, а еще давали много фруктов…
Бабушка, на удивление, восприняла известие о дяде Мише спокойно- сказала, что ждала этого, осудила молчание московской родни и велела заказать сорокоуст, что мы и сделали , поставив свечи в церкви на Козлене. И вот пока наверно все, если не считать литературных приложений, которые -я не знаю – может, скучны. Таков мой порыв рассказать кусочек жизни, независимо от того, будет ли на него ответ. Я привыкла говорить монологи, на которые никто не реагирует и больше ничего ни от кого не жду. Я сама себя утешаю. Ведь я не просто должна создать видимость, мне надо выступить на нашей СРПовской конференции по свободе печати в Москве (в марте), билеты и гостиница в Переделкино оплачены фондом Макартуров.
13 апреля 2003 «ПРО АЛАБАМУ И КСЕНОНОВЫЕ ЛАМПЫ»
Ленка Юшкова написала авансовый отчет о поездке в Алабаму. Я сразу сказала ей по телефону, что написано ужасно. Ни одного человеческого лица! Сухое перечисление фактов, протокол. И это умный зоркий автор, которому почему-то наплевать, как эту мякину проглотит читатель!
Я говорю сбивчиво: «И ты была на вечеринке в частном доме, и там что, не с кем было поговорить? И ты говорила? Неужели? Так что же ты?» - «Не знаю, мне даже Гаранина говорит, что я скучно живу, скучно пишу. Но если я пишу НЕскучно, она не ставит, а если скучно – то ворчит, но ставит. Сама понимаешь». – «А как с Кануновой?»
Это моя шефиня, у которой Юшкова брала интервью. Я сама бы взяла у нее интервью, но мое имя сработает в обратную сторону. Недавно звоню по поводу новой работы. 4 тысячи, журналистика. «Какие требования? – Стаж, контактность, профессионализм. - Возрастной ценз? – Нет. А с какого вы года? – 1952. – А-а. Ну ладно. – Сотрудничала с областной прессой работала в «Подшипнике», «Мезоне». ФИО запишите. Щекина… - Все, все не надо. Вы конечно перезвоните, но ничего не получится. Мы уже набрали».
Поэтому мне писать бестолку. Приходится натравливать совершенно к тому равнодушных людей. А зачем, спросят меня. А затем, скажу я.
Затем, что был семинар работников кино и надо выступать шефине на предмет проблем кинопроката. И как она выступать, так администрация вся дружно выходит вон. Это была демонстрация, а Рацко подавала пример. И как только кто ошибался, а шефиня поправляла, так на нее сразу рычали «замолчи». Ругали по всем швам: фильмы старые, оборудование старое, работать невыносимо. Она: я же все написала в программе, вы обещали дать ход. Они: вы сами во всем виноваты. Она: на новые фильмы нужны деньги, а вы вместо запланированных 800 тысяч дали например 500, а это только на два фильма. На всю область! На год.
Районы стонали, что нечем работать, а на нее наехали, что не снабжает районы. ЧЕМ? Логики не было вообще. Расправ я повидала, но такой грубой давно не , с библиотечных времен Кабанихи Пудовой. И пия коньяки в баре, человек из департамента культуры Чирьев что-то провозглашал, все шумели, громко чокались, в Канунова сидела в слезах. Мне тяжело было видеть такую пещерную дикость, я понимала , что в наших судьбах много общего, но что я могла? Весь обратный путь из Череповца она также ехала в слезах. Говорят, когда –то она сделала внушение той же череповецкой в прошлом Рацко, что та позакрывала кинотеатры (и я видела эти кинотеатры, забитые фанерой, как в войну). И теперь расплачивается за это.
Позднее был еще один семинар, во время которого нас возили по самым успешным в смысле кино районам.Но от этого тоже было чувство безысходности, ведь киносектор воет от нехватки деталей к КСкам, от дороговизны ксеноновых ламп. А Чирьев стоит и как нив чем ни бывало поет песнь о прелестях DVD. Как будто в раю они! Только головой остается качать.
И вот самое любопытное. Когда затеяли КИНОМАРАФОН для детей, шефиня поехала в Москву договариваться с фирмой оплатить актеров (в долг). Тоже дикость потому что деньги в департаменте ей обещали. Но не дали. Значит она кинулась на амбразуру. Кинулась. Договорилась. Провела.
Объявили выговор (за самовольный отъезд).
ВЫГОВОР? Лена, я спрашиваю, ты спросила про выговор? – Да она говорит, что все в ажуре. Деньги дают, сотрудничество, взаимопонимание.
Все врет. Зачем? Она симпатична мне в своем безумии, но в этом смысле я против. Двойная мораль. Прогиб ниже плинтуса. Система сделал из нее раба. Система из каждого делает раба. И об этом никогда и нигде не будет написано.
По субботам она ведет кинолекторий в Доме Пантелеева. Бесплатно. Через неделю фестиваль документального вологодского кино. Жди, безумная, нового выговора.
13 апреля 2003 ВЕРЕ МАСЛОВОЙ ВСЛЕД
Да, Вера Маслова умерла тихо. Как она жила последние годы, знали только близкие. Говорят, она после операции очень приободрилась и поверила в продление жизни. Хлопотала на даче: столько там всего навыращивала, просто рог изобилия. Хорошо выглядела - живой смех и румянец.
Но мучения были нешуточные. Немые. Это ясно.
На похоронах я видела Охотникову из «Русского Севера», с которой говорили о Вере. Я надеялась, что она напишет, и нестихаемая боль вырвется, вырвется.
Там еще был благообразный и печальный, даже светлый в своей печали Саша Цыганов, он говорил с мужем Веры достойно и печально, и все понимали что речь о книге. А что же раньше, при жизни? А при жизни они ее обсуждали и отказывали в праве писать. Вот что при жизни! Там был стих про щенков с окровавленными лапами – это душа Веры, которой не позволяли быть поэтом.
Прочитав некролог Тани Охотниковой на Маслову, я остолбенела. Это насильные, натужные и вовсе чужие слова. Во-первых, из них читатель понял, что самой Тане Веру Маслову не жалко. Во-вторых, выходит, никакой особенной Вера и не была. Но это ложь. Там написано, что поэтом она себя не считала. Но она им была. Вот же, доказательство на руках, это «Межзимье». То, что человек сомневался сам в себе – нет ничего удивительного, все сомневаются. Сопин как раз и говорит – «ты жив, пока недоволен, а если доволен, значит тебе конец».
В газете напечатаны «приличные» стихи Веры о немилой жене. А где стих про сына-наркомана? Где стихи про ридну. Украйну? КАТЫ – так называли в войну фашистов. А кто сейчас? Эге, да их полно во все времена, скажете вы.
Вера хохлушка, как и я. Она очень любила хатки, вишни и тягучие песни. У нее было много неопубликованных рассказов, почему никто не помнит про это? Их было около пяти только у меня в папке. Я писала комментарии, но однажды сдала все эти тома в архив. Там, там ищите наши пропасти, взлеты и несвершенные книги.
А там был рассказ про абрикосовый сад, в котором девушка Аленка столкнулась с любимым. Жадные объятия взбесили гордую стихию и она ударила ножом любимого. Стоя над ним, поверженным, она опустело лишалась будущего счастья и все же не жалела о сделанном. Деревенская юная амазонка не дала себя в обиду…
Мне до сих пор вспоминается этот рассказ.
Когда ненавижу кого-то, всегда думаю – стоит ли ненависть вот такого шага? Чтобы ее загасить, надо ли именно убить?
Проза Веры Масловой был цветистой, тяжеловатой. Герои – неудобные, колючие, застревали, не промелькивали мимо. А что уж про стихи говорить… Стихи ранили. Как ранил меня этот стих про сына…
«Вера МАСЛОВА. Попытка оправдания
Мать, не плачь. Он родился таким.
Ничему ты его не научишь.
Переменишься ты от тоски,
Но его не изменится участь.
Что Емеля твой сын, - поняла.
Ужаснулась. Боишься огласки.
Чудо жизни ленивцу дала,
Но ведь жизнь - не волшебная сказка.
Бьешься птицей усталой над ним
И трудом, и молитвой, и словом.
Ты не хочешь, чтоб он был "таким",
И себе лгать до смерти готова:
Вот Емеля задачку поймет,
Вот Емеля звезду откроет,
Вот Емеля лопату возьмет...
Он возьмет и тебя зароет.
Ты в нем ищешь родные черты?
Сотни женщин несли его к свету...
А последней несла его ты.
И вина твоя только в этом».
Однажды Вера Маслова, будучи редактором многотиражки оптико-механического завода «Время» -пришла в гости к нам на ЛИТО со своим сотрудником Мишей Омелиным. И теперь Миша важная птица на областном радио, уважаемый человек, двигатель регионального информационного пространства, кандидат наук… Они читали стихи, дискутировали вместе с нами. А унесли с собой– стихи Сопина. Про себя Вера не захотела говорить, в ней тогда редактор был громче поэта.
Но это же опять так понятно. На семинаре 1993 года Виктор Коротаев сказал: «У нас есть Вера Маслова. Но не та Маслова, которая пишет о любви (Наталья Маслова), а та что о нелюбви…» Вечно они всех оппозиционируют – кто на первом месте, кто на втором…
Когда Вера печатала мне многострадальную СВЕЧУ, я все уговаривала ее печатать свою книгу. Она мне: «Да какой я поэт? Муж против…» Вот вам и главная причина. «Жена да убоится мужа своего». Муж хотел, чтобы – семья и работа, он не хотел, а ТЫ САМА? По дороге самореализации Вера не пошла. Или ее не пустили. Тут есть о чем задуматься. Почему так? И когда задумаешься, да переведешь глаза на себя, на других – страшно станет. Страшно если стоявший около Охотниковой человек просто диктовал текст. Страшнее если сама Охотникова стала мыслить как он!
Вера, бедная. Столько вcего в ней не увидело света.
Сестра вернись в цветущий огород
Который без присмотра умирает
Вернись он ослепительнее рая
И мальвы у некрашеных ворот
Сестра как ни чудесен вышний свет
И наш медов с гречишною горчинкой
Все горше набегавшие морщинки
Полосовали лик судьбе в ответ
Сестра понять тебя и пожалеть
При жизни рук и слез недоставало
И ты погибла под девятым валом
Желаний павших в горечь кратких лет
15 марта 2003 МОЙ ОТЧЕТ, КОТОРЫЙ НИКОМУ НЕ НУЖЕН
Почему не хожу в администрацию, не выпрашиваю деньги? Мне нужны деньги для нового журнала...
Мне осталось совсем немного времени. Смерть подходит ко мне близко. Сопин опять задыхается, он даже иногда не может по телефону, он выдыхает "НА Х!.." и отдает трубу жене.
У него кстати растет количество читателей, а откерыла страницу я -
http://www.stihi.ru/author.html?sopin Но сильнее помогли Фаустов и Коков!
А жена? Петровна, она кричит как ночная птица, что денег в думе ей так и н дали. Что та чиновница, что ей занималась - открыла рот: "Вы откуда знаете, что вас не обмынывает эта Ракитская?" И на другой же день умерла. Умерла бедная чиновница от тяжкой болезни, и не успела перед смертью сделать доброе дело, отдать деньги той , которой они предназначены! И значит, для Петровны все круги ада снова.
Вот почему не хожу! Потому что они не слышат. И их бог наказывает правильно.
Я, хороня Верочку Маслову, с которой столько проговорили о стихах и она печатала мою бедную СВЕЧУ в типографии ВКК - Верочка ушла от рака, едва сделав одну унигу себе. Остальное другим. Я прикасалась ко лбу под православной смертной лентой (в голове мелькнул Курехин) потом погладила ее восковые руки. рабочие руки, взрыхлившие столько грядок. она жутко любила огород! Ручки, ставшие кукольными и замороженными. О эти ручки, трогаешь рукой а они ложатся тебе на горло.
Я убеждала ее, что надо думать о себе больше. Но она смушенно улыбалась, не ценя свое. А как только умерла Цыганов пришел на отпевание и говорил с ее мужем Юрой о ее книге. Милый Саша Цыганов! Не он ли клймил ее, что плохая, что не достойна с ними рядом быть? Он не виноват, что любит мертвых. Эта некрофилия врожденная и воспитаннная в нем вологодскими писателями. МЫ ИЗДАЕМ ТОЛЬКО МЕРТВЫХ... Ах да, я писала об этом в "Горящей рукописи".
Восковые лбы и ручки. Я тоже могу умереть не доведя дело до конца.
МОЙ ОТЧЕТ, КОТОРЫЙ НИКОМУ НЕ НУЖЕН
1. Я делатель для себя или для других?
Всю жизнь меня мучило это, и всю жизнь я боялась признаться, что чужие тексты мне дороже моих. Потому что творческий эгоизи должен быть. Потому что Ирка Осинникова скажет с укором -НЕ ЛЮБИШЬ СЕБЯ.
В этом стыдно признаться. Но это так!
Теперь я говорю - я пыталась доказать и нашим и вашим, я старалась писать свое и помогать другим.
Обобщила пять авторов в сериии "Крупным планом", и себя в том числе. Не могу издать. Даже по 1 экз в библиотеку - нужен целый картридж и пачка бумаги на распечатку. Но это же литературнгое краеведение, не личное дело.
2. Я прозаик или поэт? Проза лучше удается мне. Стихи тяжелей писать. Но Валера Архипов говорит, что я поэт. А Наташка Сучкова говорила - нет, не поэт, но прозаик. Перераспределение с ил имеет значение!
Я не отношусь к тем людям которые не знают,что писать в данный момент. Ятеряюсь – за что взяться в первую очередь? Я хочу ВСЕ…Если отставить авторитеты - я думаю и то, и другое. И третье…Пишу письмо Кушнеру. Но это же приседание! Я про себя знаю - я не или-или, а и то-и то вместе.
У меня две повести не напечатаны. Журналы не берут. Надо распечатать 10 шт для издательств. Ну откуда они обязаны знать меня? Надо послать. И умереть не слыша ответа. Ну пусть. Делать надо. А не смерть слушать, даже когда она близко -близко подходит. Я ведь думала что Мишку Жаравина не переживу. Когда он умер, я думала - не жить. Потом умер Макарыч. Потом Верочка. Сопин вот грозится. Я должна привыкнуть но я не могу. Никто не взрослый, все как маленькие боятся и ежатся, когда такой ужас подступает.
3. Стихи как терапия, это на первом месте. Выживаю, пиша и разглядывая себя, что творится со мной. И иногда совпадаю с другими. Так смешно: сидишь и думаешь - вот, вышла из ямы. Какая молодец. Ан смотришь - у других то же самое. Как же люди похожи.
(Почему ямы? Я читаю про домашнее насилие и снова понимаю - я яркий представитель как жертва домашнего насилия. И главное не муж меня мучит, не любовник, а дети.
Сегодня сыновья смеялись надо мной опять, они часто смеются потому что я нелепая. Они утром разбудят, вернее ядолжна их разбудть во время…. погонят меня готовить завтрак, а потом фыркнут, не станут есть и уйдут голодные. И они знают, что мне это больно и уходят со смехом. На это даже обидеться нельзя, но…
Сегодня я сидела за компом, а Ник шел на свиданку и сушил футболку утюгом, потом устал и сказал мне сушить. Я сушила и вздыхала , а они скакали по комнате, девятнадцать и четырнадцать, и мазали компотом монитор. Мне было стыдно, что я их просила не беситься, а им плевать. "Ну поори давай" Просто смотрела и вздыхала. Потом Ник ушел в полумокрой одежде, я говорила - не надо ты простынешь, а он смеялся. Сережа увидел бардак с монитором - что такое? А такое вот... Он учил меня как работатть в И-нете сразу с 10 окнами, но я пока не могу научиться и плачу. Потом думаю: что лучше - сидеть в ступоре или бороться? И опять сажусь учиться.. Потому что жизнь жестока и нечего позволять себе плакать. А он умеет уже, и так экономит деньги...)
Я отвлекалась, я о стихах хотела. Да, Наташка говорила- что плохие стихи, я ничего, я понимаю что она редкий талант, а я середняк, ну что ж. А теперь она уехала и я сразу сделала свою новую книжку стихов (читай все. что черепахе на стихи.ру). А почему? Потому что я знаю, что не покажу ей и сделаю что хочу.
И когда я поняла это, я поразилась. Сколько во мне еще этих внутренних ступоров? Состарилась и все в ученицах.
4. Я написала много текстов, но никуда их не выпустила, это неправильно. Но я думаю, гораздо более неправильно то, что я остановилась на стихах и рассказах. Даже в прозе столько ответвлений. Люди на прозе читатют только эротику. (Вот номинировали на Литер Тайку). Почему не попробовать? Никогда не писала эротику. Конечно это дешеево - подстраиваться под читателя, но я сижу как дура со своей качественной прозой никому она не нужна... Потому что хоть Михалыч и говорит, что надо бросить все и ничего не писать - сам пишет, хотя бы и ради забавы! Что творится на его странице на стихах - это уму непостижимо. У него столько фанов, боже мой, столько читалей и просто друзей. А я сунулась на Сакансайт и вижу - тут я никому ни интересна. Насильно никого не заставишь. Саканскому все засыпальная книга, а Ракитской некогда читать. Никакого резонанса.
А еще я думаю, что из моих рассказов получились бы хорошие сценарии. В последнее время смотрела много киножурналов и увидела, какие там бедные сюжеты. Не то что у меня, никакого сравнения.
И я не знаю, куда бы их послать... Пока что все посылают меня.
Вчера просила Рину прочесть мои главные вещи, но увы, увы. Она сказала - не загружай! Я пишу! То есть я нужна ей только для консультаций, как СВОЕ написать, а что я такое как автор ей безразлично. Ну и правильно. А я-то думала... Больше никого просить не стану.
************
Сегодня кончилось лито. Второй раз никто не приходит. Что сказать? Последние полгода ужасные нервы. То на лито люди дерутся, то скандал, то сумасшедшие одолевают. И правда - раз никому не нужно, мне зачем бегать?
Звоню всем. 1) -у меня дочка из школы муж из командировки, ключ один. 2) да там скучно - а Михалыч придет? нет? Тогда и я не приду. 3) у нас на лито только тот хорош, кто лижет ж... Щекиной, а я ее терпеть не могу. 4) я болею 5) я веду свое лито в педе 6) я веду свое лито в центре доп. образования 7) мне надо стричь собаку 8) некого обсуждать 9) не могу ехать каждый день издалека, я и так сегодня участвовал в концерте в дет. муз театре 10) у меня муж лежачий, в тяжелом состоянии 11) я работаю в субботу 12) я лучше приду когда А, Б и В не будет 13) вы совершенно не умеете вести заседания - вы всх распустили
14) я лучше в баню и водочки это веселее 15) вы мне так нравитесь что мне стыдно 16) мы были лучше всех без нас отстой 17) я ничему не могу у вас научиться.
И так далее. По-моему распад налицо. Мне надо иметь мужество и признать, что все кончено. Пятнадцать лет!И теперь все кончено.
Февраль 2003. НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ
Я сделала два показа "Кукушки". Это тяжело- обрывать телефон. Нет денег на рекламу. Афишки писала от руки. Но народ-то в полном восхищении.
Кино стоит 40 тысяч, а денег на рекламу нет. Бери где хочешь. Показали в двух районах - в Нюксенице и в Тарноге. Посещаемость плохая, говорят. Двое суток - и отправили в Сокол и Череповец. По ТВ реклама тоже платная. Газеты не интересуются такими мелочами. Это у них информатизация культуры! Как пробиться?
На работе я все время печатаю аннотированные списки фильмов к 300-летию Санкт-Петербурга. А за пропаганду русского кино никто не похвалил. Потому что им не нравится "Кукушка"». Так я и не буду больше делать. А к нам придет комиссия, чтоб закрыть организацию. Вот и надо списки. Почему как я куда прихожу - сразу все и закрывают?
По поводу кино другого: родные прислали из Новосибирска просто запись жизни. Мы смотрели долго, как Петя играл на репетиции. Как Степа играет на гитаре - крутой! Какие дома, как лает собака в квартире. Торт едят. (А мы торт ели последний раз на Новый Год , два месяца назад). Просто жизнь Просто- не оторваться.
"Мама, - звоню в Воронеж, - ноги болят? - Болят, вышли "Софию", у нас ее сразу расхватывают, во Францию отправляют". Я выслала, даже двух видов - маме для ног, папе для спины. Спасибо,Михалыч выделил денег. Мне в фильмотеке платят одну восемьсот. Это позор, еще меньше чем в Мезоне. Да еще нет Интернета. Но я пошла на это. Потому что там был концлагерь, нельзя жить в концлагере. Ленка хотела ко мне на кино, не пускали. Она прибежала, опоздав, в слезах. ОН не пускал.
Сопина заплатила мне за интернет, а отдать нечем! Вчера утром успела только сварить картошку, а Михалыч увидел днем, что полная бедность, купил серую курицу и быстро сварил, вернее, долго варил, а дети боялись есть, что серая. Я им говорю - не бойтесь, хорошо пахнет, не отравимся, просто она не обжарена, ну, обидится же человек. Ну и сьели. Я так счастлива, что ничего ни с кем не случилось. А то бы он расстроился.
У Рины не получается "Повесть о матери". Я как дура согласилась редактировать. В чем дело? Все описывает честно. У нее потрясающая история: ее удочерили, она правда очень любила маму, которая умерла в прошлом году. Но я смотрела черновики других текстов и видела - умеет же писать. Когда пишет про любовь - все адекватно. Это загадка, не понимаю. Чувствую, стыдно, ведь брала деньги за редактуру, два раза туда-назад прошла. Все равно чего-то не хватает. Может, это не любовь, а ДОЛГ? Может человек сам не различает? Но Рина бесподобная, искренняя. Или дело в технологии? Или я просто придираюсь, потому что прочитала несколько километров текстов?
У нее мальчик женится в Нью-Йорке 14 февраля. А она рвется, не может ехать из-за старого отца, и тоже из-за денег… И так хочется ей помочь, и не знаю как… Стихи посвятила.
Начала переписываться в декабре с Татьяной Масс - русская эмигрантка из Франции, Лион. Она по моему совету открыла страничку на прозе. Я наверно возьму ее в свой женский журнал, интересно пишет. Больше всего меня поразило вот что: "уехав, я полюбила бога".
И еще напишу Дале Гудавичюте из Литвы и Оле Липовской из Питера. Это с гендерной конференции, которую пока еще осмысливаю. Не смысле не понимаю, а в смысле что смогу реально сделать. Пока не получается.
24 января 2003 ИСКАЛ ГЛАЗМИ ИХ…
Несмотря на жуткую занятость и трудный семинар по информатизации сферы культуры, пошла Кушнера послушать. Боялась, что будет скука, как на встрече с Чухонцевым. Это все проект Шайтанова "Открытая трибуна". Иногда очень злит меня профессор Шайтанов, его снобизм и барство. Он возит гениев из столиц, потому что ему дают денег. Но у нас гениев не меньше, а их не слышит никто. Он представлял Чухонцева как откровение, а все зевали откровенно.
С Кушнером этого не случилось. Радостно.
Почему-то обилие стихов не утомляло меня. Напротив, как напиток в жару, они побуждали желать их и дальше. Публика бурно общалась и задавала вопросы. Я получила автограф на "Кустарник" и разрешение написать лично. А ведь я могла попасть к нему на семинар в 1996 в Ярославле! Но я тогда пошла к Руслану Кирееву, поздно.
-Вы камерный поэт, как oщущаете себя сегодня? -Первая книжка была 10000 тираж, а вот мой "Кустарник" - 500 и то счастье.
-Вы певец любви, вы счастливы в любви?- Не знаю, я суеверен. Люблю жену»
-На какого читателя расчитываете? -Который любит меня.
-Предпочтения в литературе…-Я банален: Достоевский, Толстой, Пруст, Зощенко.
-Был ваш злой стих Бродскому… - Я описал лирику, испорченную матерщиной. Мы потом помирились. Он прекрасно отозвался о моей книге "На сумрачной звезде".Вел мой вечер в Нью-Йорке.
-А из современных? -Отмечу Виктора Соснору, Глеба Семенова, Нонну Слепакову, Давида Раскина, Елену Шварц (не весь список). Из Москвы Олеся Николаева.
-Каким представляете своего читалеля? - Не угадать. И гадать нечего.
-Отношение к Пригову и Кибирову?- Первый не мой. Второй интересен, но раннее. А Бунина люблю прозу, поэзию меньше.
От него не хотели отставать, он притягивал. Теплый, домашний, неофициальный.
Александр Кушнер - из книги "Кустарник"
Вы гаснете, поблекшие, выходите из зала, / Невежливые, я ж еще не все/ сказал слова: не я сказал - сказала/ душа, сверкнув и вымывшись в слезе./ Бывает так, что сердцу в тягость солнце,/ и пусть бы не вставало вообще!/ Я знаю, звезды, нет таких, кому легко живется / Одна в пальто, другая в синем, кажется плаще./ Одна другую спрашивает - как тебе сегодняшняя драма?/ Могла бы ты вдруг полюбить его?/ Не знаю. Про катарсис что-то мне рассказывала мама./ Ты что-нибудь почувствовала? Я так ничего./ Всю жизнь писал для них, а защищают плохо./ Помочь ничем не могут или не хотят./ А я-то до последнего им верен в жизни вздоха / Искал глазами их и выходил в шуршащий сад!
Январь 2003. ДУРОЧКА
Праздники долгие, проклятая русская традиция. Сначала долго тратим деньги, потом долго сидим без гроша. Не работать -это ужас, человек быстро скатывается. Я отправляла бандероли, но даже в Москву все приходило через две-три недели. Все замирает, видите ли праздники, стихийное бедствие.
Мне от Ани стих, плетеная ваза из бутылки и ворох сухих роз в коробочке. У них сладкий запах вчерашнего счастья. С Аней познакомилась в интернете, она талантливый человек, но связана темой. Ее стихи (Аня Ру на на stihi.ru) пока сильнее прозы, на мой взгляд, в них мироощущение мудрее, дыхание свободнее и острота жизни особенная. Концентрация!
От Натки Сучковой пришла интересная книжка- Исаак Башевис Зингер, "Шоша" - она про евреев, но самое главное не это, самое главное то, что меня заинтересовала тема дурочки в литературе, и вот опять я увидела очередной яркий образ - "дурочка возлюбленная". Натка не в курсе, о чем я думаю! У нас потеряна духовная связь, она бросила писать, а мне интересны только пишущие люди. Да, тяжко она борется за место под солнцем, да, хочет остаться в мегаполисе, но творчество это жертва вечерняя. А какой поэт в ней зарождался, боже.
О Шоше надо писать отдельно. Женщина -ребенок, это всегда трогает. Но здесь еще полная глупость как предмет любования. Герою, высоколобому философу и мечтателю, нравится это в женщине, а другие его женщины - умницы и к ним равнодушен.Это уже позиция.
Набрав в поисковике "Дурочка в русской культуре", получила ответ - Масяня.
На мысли о дурочке навела читка авторов на прозе.ру. Поразительная вещь. Образ женщины под пером женщины практически не претерпевает особых деформаций. Это бытописание и жертвенность - любимая мной Юлия Алехина. Или налет мистики,как у Потемкиной. Претерпевает изменения образ женщины под пером мужчины. Или мифологизация женщины, уход в фантастику - Вова Бурый Волк, однозначно мастер. Или уход в чувственность (Воронцова-Юрьева, Снег и Туман, Аня Ру). Или - полное падение личности до безумия. То есть да, сначала она жертва, как правило,потом безумная, дурочка. Пронина в "Кошке" тоже начала с истории любовного горя, потом пришла к психушке. Особенно поразивший меня Ермак в рассказе "Настя и шоколад" пошел еще дальше,он написал настоящее житие дурочки, почти как у Василенко в романе «Дурочка». Это не просто рассказ. Это тенденция… Что же это такое? Почему людей так притягиет безумие? И не только в литературе: вот фильм "Дом Дураков", вот фильм "Письме к Эльзе"! Это про девочку, изначально дебильную, но тихую, и как ее уродовали по очереди - то финансит в усадьбе, то ее же кухарка и кухаркин сын, то матросы на учебном корабле, то шофер-дальнорейсовик. Она просто клеила бабочек. Любила смотреть на кукол. Но к жизни не смогла приспособиться, потому что жизнь нечеловеческая, скотская. И вот героиня Оля закономерно в психушке, рядом с дорогой тетей Эльзой, которой всю жизнь пишет письма. Столько слез, как над этой мурашкой Ольгой Сергеевной, я давно не проливала. Рина уговаривала меня, что не надо заниматься отждествлением, повезла в кафе и угостила вином и еще чем-то чудесным. Но я все плакала, потому что я похожа, похожа. Потому так уперлась в тему...
И Фаустов считает - да, есть такая тенденция поглупения человечества, так как мировые ресурсы исчерпаны, так как бог устал возиться и так далее. И это относится не только к женщинам. На мне просто сказывается гендерная закваска...
Декабрь 2002 НОВОЕ КИНО
Журнал Мезон закрывается. Журнал на тему культуры - каприз богатого человека, но, когда это рвет карман, культура оказывается на последнем месте. Говорят, он хочет продать всю фирму и поехать, наконец, на Канары, чтобы стать, наконец, похожим на нового русского. Это бывший разведчик, но теперь ему ни до чего. Теперь он в большом убытке, а значит, надо закрыть убыточные подразделения. А я думала, он Петр Первый, который ходит в растворе и в мелу, хватается за лопату со строителями и подписывает банковские бумаги, отставив пневмомолоток, прямо в траншее. Я думала - все, что он говорит о свободе творчества - правда. А у него сгорела дача, надо строить заново, это поважнее. Я когда-то продала ради газеты "Свеча" все свое золото, разорила семью. Но это все напрасно. А дача- это не напрасно. Вот как ОН упал в моих глазах.
Я поняла это не по ЕГО заявлению (как это следовало бы), а по убийственной и унизительной слежке за тем, кто внутри системы. То, что следят за всеми – ясно, на это есть служба на сервере. Меня сразу потащили к НЕМУ на дознание. ОН взял распечатку моей интернет-конференции и спросил:
-И как это понимать? - Я покраснела так, как будто сидела на порносайте, а перед ним лежала распечатка фоток оттуда.
- Это очень престижный семинар, - сказала я. - Я могу написать оригинальный материал об этом и это самая лучшая пропаганда рубрики "Хочу работать в Интернет". Это литературная конференция, где сражаются писатели и критки.
- Это не работа, - сказал ОН, - а проматывание рабочего времени и моих денег. Я распоряжусь, чтобы вас отключили.
- Но я же сама научилась. Мы за это должны агитировать. Или надо только агитировать, а самим не ходить?
- Я не могу платить за это. На работе вам Интернет не нужен.
- Я уволена?
- Пока нет.
Последнюю фразу он сказал нехотя, как-то через силу. Стало ясно, что пока не уволена, но скоро буду уволена. ОН сделал так нарочно, знал, что не смогу долго унижаться.
Я начала искать работу. В столовую меня не взяли. В книжный магазин тоже - весь день на ногах, сказали - не выдержишь.
Потом пришла Юшкова за гонораром и на прием к НЕМУ.
-ОН ужасно катит на редакцию, - доложила она, - на Макса, который допускает левые работы и на тебя, что ты сидишь в И-нете.
Как-то не бралось во внимание, что мы практически вдвоем делали журнала последние полгода, сидели допоздна.
Я поняла, что конец близок. Мы пили водку Смирнофф понемногу почти весь день. Сначала потому, что одну сотрудницу чуть не изнасиловали по дороге, мы ее отливали. Потом - потому, что кто-то заболел простудой. Потом потому что все летит к черту. Это состояние трудно описать.
А почему не сказать честно, что я, дескать, вас разгоняю? Разведчики не должны себя так вести. Но оказалось, разведчики - это вот такие.
Я нашла новую работу. НЕ денежную, но НЕ нервную.
Я убивала двух зайцев: получала возможность не реветь на работе и никогда больше не видеть редактора Подольного. Михалыч дома доставал картошку вареную из кастрюли и нашел голову Подольного. Я прилепила белую вату, скрепочкой черную пуговку-беретик. Вот это да. Макс сфоткал на цифровик. Никогда больше не увижу эту физиономию, все кончено! Это ли не счастье. Мы посмеялись и пошли закупать водку для отвальной. Как я любила их всех - Макса, Ленку, Игоря, начальника строительства, Славика, Юльку, прибегающую вечерами от грудного малыша. У нас была команда, и ОН не понял этого. Для НЕГО маяк - деньги.
Я пошла работать в фильмотеку и поняла, что там нет Интеренета. Это был жуткий удар. Потом оказалось, что плохая линия и надо модем "роботикс". Меня опять отключили от семинара, не сразу, но отключили. У меня было 400 писем и ящик заклинило. Но был хотя бы комп ( в бухгалтерии). Приступы тоски лечила сочинением стихов и рассказов.
***
В декабре как работник фильмотеки бесплатно попала на кинофестиваль "Новое кино России". Передо мной закружился бешеный калейдоскоп.
Была парадная сторона - встречи, открытия, цветы, подарки. В нескольких метрах увидела Евгения Стеблова, Аристарха Ливанова, Римму Маркову, Ольгу Будину, Марину Полицеймако, Виктора Бычкова. Им жало руки городское начальство и вручало букеты, вологодское масло, шали и шарфы от Волтри. Ну, все это классно. Что классно? Что усилия не зря и чувство гордости за отчизну все-таки было.
Однако гораздо интереснее то, что фильмы, которые представляли эти милые люди, не делали их поклонниками этих фильмов. Так заявила Алферова про "Лису Алису".
(Ну и болтушка же она. Она могла бы говорить не 20-30 минут, а все три часа, вот как ее заносило. Ну, и зрители ее очень поощряли, такая непостредственность нравится в женщине, даже если ей уже много лет, но она все еще одна из самых красивых актрис года.) Аналогично исполнитель 6 ролей в фильме "Копейка". Он еще сказал, что профессия актера как профессия проститутки (то есть насильно и за деньги. Это было самое мое большое удивление. У них, небожителей, тоже работа не в радость. Пошла, пожала руку смелому человеку, который сказал это не в курилке, а в зале.
На фестивале я смотрела по три фильма в день и во мне проснулась жадность запойного завсегдатая. Так я ходила в кино только в студенчестве, а между сеансами переводила английский. Дети, которые сначала не хотели ничего слышать, уже спорили из-за контрамарок, они втянулись тоже. Я хотела провести и Рину, но билетов не хватало и тогда подключилась Юшкова. И у нас сбилась целая команда. Мы были как в лихорадке. Ты идешь на 16? Иду но не успеваю на 19. Брось, пока пляшет ансамбль, подбежим…А завтра? Нет не могу про войну. Там не война уже, там философия.Тогда ладно.
НОВОЕ КИНО. Из 8 фильмов три про войну. "Кавказская рулетка" о том как война есть человека изнутри. Ест солдата, который в плену, ест его мать, которая в слезах и спасти не может, ест юную снайпершу в пятнистой солдатской робе и с младенцем на руках. Новое- ее искаженная ипостась. Это бывшая мадонна, ставшая убийцей. Мальчик сосет ее грудь, а она не отрываясь, шпуляет пулями туда и сюда. И нет в ней жалости. Раньше образ матери был образ богоматери. А здесь?
"Дом дураков" - война и больные. Они и так-то убогие, а тут еще распинают. Тема не новая. Дурочка-баянистка «выходит замуж» за боевика, он постебался, а она -всерьез. Ей находят платье, шляпу, водку, туфли. Бомбят. Смерть ходит рядом - и она бросается к баяну, чтоб утешить их зарядкой, привычными движениями. Брайан Адамс плюс ад войны плюс ад потерянной души - в этом есть правда. Это хрупкая, быстро рвущаяся правда, но она именно где-то на стыке. Говорили, что Брайан Адамс для конъюнктуры. Но он лишь слабая нота в этой бешеной симфонии. Там есть еще бедный поэт с рюкзачком, поистине трагическая фигура. Там эта невероятная Вика (М.Полицеймако), карикатура на Новодворскую. И баянистка, пережившая несколько смертей но ради чего?
Ради чего муки? Она играет хорошо. Она заставляет ее жалеть или любить, не поймешь. Кончаловский сделал настоящее кино. Коннюнктура - дешевка и это когда в первую очередь видишь войну в Чечне. Но нет, это даже не о войне. Это опять о потерянности человека, неважно больного или здорового, захватчика или победителя. Чего только стоят наши накачанные наркотиками солдаты…
Но самое -самое конечно "Кукушка". В ней война сдалась Женщине. Мужики могут порвать друг другу горло, а она и обоих вылечит и выкормит, все! Ей плевать на их распри. Она просто положит третий кусок рыбы - "я еще хочу кричать ночью".
А кричала- стонала она долго и протяжно, возбуждающе(А. Юусо). И бедный Пшелты (В. Бычков) глотал комок и спал в сене всю ночь. "Я слышал, как ты стонала под ним. Мне было больно". Но она все равно ничего не понимает, и не надо ей понимать!
Мне нравится что она не воюет с дураками. Она их покоряет на свой манер, потому что она живет и все делает ради жизни. И становится понятно, что есть вещи поважнее тех, из-за которых воюют мужчины.
Первая часть фильма очень затянута. Вейко-смертник (В. Хаапсало) отвратительно долго колупает скалу, к которой его приковали. Колупает тушонку в банке. Кажется- с ума сойдешь, как долго все это. Но потом, когда они сходятся с нерасстрелянным русским на подворье одинокой финки, я понимаю - они равны, они оба приговоренные. Ведь тут и он-кукушка, и она Кукушка,так ее зовут, та сочиненность сценария, которая не ест глаза.
Там начинается полная Вавилонская башня, непонимание народов и языков. И смех, и грех. Иван Пшелты жалок и дорог. Вейко трогателен, потому что раз десять орет про Достоевского, про Толстого ("А, так вы, фашисты, Ясную Поляну сожгли»), и что не воюет, но Иван его все равно хочет убить.
Шаманство Анни над умирающим Вейко - просто великая сцена. Она тоже идет долго, но зато какое потрясение. Она боится, что забыла, как возвращать человека с дороги в страну мертвых, но она зовет и зовет, воет и воет, в бубен бьет и бьет, за руку его кусает и кусает. И вот этот момент: душа Вейко отрывается от зовущего ангела в рубашечке и оборачивается к Анни. Он гаснет как душа в пустыне, но дергается и сотрясается тело застывшего Вейко. Аха! – и душа возвращается в тело.
Все плачут в маленьком зале фильмотеки. Учителя, пенсионеры, библиотекари.
Музыкант Вади Смит в комбинезоне и тяжелых ботинках тоже плачет: "Ну... Предупреждать же надо, мать!"
30 октября 2002 ПРИВИВКА ТОТАЛИТАРИЗМА
Грянуло 30-летие газеты Вологодский подшипник где я училась писать....
Редактор позвонила и попросила мемуар. Я дала мемуар. Намекнула, что буду смотреть на мемуар как на показатель свободы слова... Которой так и нет и было нигде. Ну коллега Волкова сказала что я ненормальная: можно было пошутить, посюсюкать и потом долго и вкусно пить водку на фуршете... Но что мне фуршет, если меня до сих пор не печататет родная газета :)
***
Моя работа в “Вологодском подшипнике” (1990-1993), как и всякая новая работа, таила в себе и хохмы, и каверзы, и жестокие испытания. Меня восхищали акулы пера, подобные Наталье Соломатиной и Александру Марюкову, мне хотелось их догнать и перегнать, но как бы я ни старалась, я только постоянно слышала: “Сколько строчек сдаешь? Так мало?” Но как только я стала приноравливаться и сдавала больше, мне говорили: “Опять кирпич несешь? Разбивай…”
В производственной газете хорошо ставили «железо»- статьи производственной тематики. Но иногда и нам разрешали порезвиться – например выпускали литературную страницу. Рассказы о рок-группах шли хуже, но один раз при мне получилось. Приезжали на завод московские поэты. Один из них Саша Закуренко перевел для нас песню известной тогда украинской рок-группы типа «Вопли Видоплясова»: «Подпильный Киндрат сховав автомат» – повторялось там и хор вторил - «самогонный аппарат». Я положила на стол редактору просто так, точно зная. что не поставят, в 90-е-то годы, про самогонный аппарат! Но в типографии один какой-то столбик выпал, поставили Кондрата, больше нечего было. Гневу редактора не было предела: «Галя, да ты сошла с ума…» Зато точно помню, что про театр мне давали писать сколько хочешь. Я сдавала кирпичи по театру, и мне ничего за это не было, да я еще и на спектакли ходила по контрамаркам.
Гибкости, быстроте, сжатости учила меня Наталья Полищук. Со сколькими редакторами ни имела я дело, но лучше нее до сих пор не встретила. И еще: посмотрев как верстается газета, я вскоре сама стала выпускать свою личную газету.
В каждой газете есть рубрики. Сейчас едва ли кто помнит, но в мои времена была рубрика «Куда течет река прогресса» – о судьбе технических новшеств, которые никому не пригодились, остались, так сказать, в тупике. Если бы мне дали задание написать в эту рубрику о самой газете «Вологодский подшипник», я сама бы зашла в тупик. Да, техническое оснащение на заводе такое, что диву даешься, в том числе и своя типография. Но как это сказывается на уровне самой газеты? А никак. Поскольку дело тут не столько в техпрогрессе, сколько в политике.
Припомню такой случай из своей недолгой, но бурной работы в газете.
В то время шли дебаты по поводу низких заработков в ШСЦ-4. «Подшипник» напечатал стихи протирщицы ШСЦ-4 Надежды Крайс (Красильниковой), вернее ее переводы с немецкого. И она же дала нам материал о том, почему не ладится с зарплатой. Когда я пошла в цех, то на меня со всех сторон напали возмущенные рабочие, они ставили вопрос ребром и требовали через газету ответа от администрации. Ну, я написала материал, обратилось, как у нас было положено к начальнику цеха, но он тоже возмутился. Дескать, рабочие просто не хотят как следует работать. Я мечтала дать материал честно, с двух точек зрения, но из этого получился полный скандал. Вы конечно догадались, как материал про ШСЦ-4 подали в газете… В результате меня, корреспондента, обозвали подлипалой, саму реадкцию - еще чем покрепче (Женя Маслов так и говорил - «Гальюн-таймс»), а в другом цехе, куда я пришла после этого, рабочие со мной и разговаривать не стали. Так я получила прививку тотаритаризма. Так я поняла, что значит служить интересам верхушки. В этом случае ни себе, ни людям. Я не могла говорить то, что хочу, а за покорность и послушание никакой выгоды не имела, плюнуть в меня могли и сверху, и снизу. Много шумных скандалов было связано с кузницей. Но с колько бы мы ни писали об этом – проблемы не уменьшались.
Думаю, самые яркие страницы “Подшипника” были посвящены не производственной теме, а распределению по талонам. Волкова даже юмореску настрочила – “Сапоги Сомовой” – это как бедной женщине всучили по талонам разнопарные сапоги.
Но что касается главного – администрации – ее нельзя было критиковать. Никогда.
Поэтому история “Волгодского подшипника “ для меня – это история тоталитарного подавления свободы слова. Эта маленькая заметка – тоже ласмусовая бумажка. По сокращению данного текста я легко могу судить о степени свободы слова в редакции. Вследствие этой жажды свободы я, как самая неудобная штатная единица, была уволена по сокращению раньше всех. Хотя я была матерью троих детей. После моего увольнения начался закат этого славного издания. Но так думает каждый, кто там работал.
Галина Щекина, член союза российских писателей, литературный сотрудник журнала “Мезон”.
***
Мемуар не был исправлен или купирован. Он не был напечатан вообще. Меня никогда не печататют издания вкоторых я работаю. Тем они и войдут в историю...
17 октября 2002 ЧУЖИЕ ПИСЬМА-2(продолжение) Да,
про Сакангбук. Сначала я думала,
что за меня заступился только
один человек - Эвелина. Потом
смотрю - и Таня Калашникова. Двое!
А Саканский сразу поверил, что я
нечиста на руку. Но письмо "о
прощении", как оказалось - писал
мой 19-летний сын: "а чего она?!"
Я написала главу о письмах давно.
До сих пор вижу этот разрыв между
желаемым и действительным. Ее
письма я конечно не собиралась
публиковать. У меня был выбор -
сдать в архив или уничтожить. Но я
не смогла уничтожить. Хотя они и
стали не нужны мне, отдавать их
нельзя. Потому что она хорошая там,
и самою собой запечатлена в
лучшие моменты. Пусть кто-то
узнает об этом. Я не требовала у
нее ничего, никаких своих писем. Я
и теперьне стала бы. Ведь я писала
их с любовью и нежностью, и значит
попали по адресу. Когда-то нужна
была помощь ей - моя, и мне - ее.
Потом все рухнуло. Но конечно
выяснять публично - это зря...
Кстати, берет, который я давала
Эвелине около памятника -
действительно ЕЕ берет. А что
такого? У меня другого нет. Теперь
и его носить не могу, хожу "без
башки", мерзну.
Мы целый вечер искали с мужем ту квитанцию
об оплате тиража "Свечи". Не нашли, ведь
это было в 1996,2 полугодие, а Свеча тогда уже
прекратила существование. Кроме того, папки
со 2 полугодием остались у бухгалтера
нашего дурацкого СЧП, она их спрятала, чтоб
выпросить побольше зарплату. Я знаю ее
фамилию, но я не скажу... Хотя я могла бы
сходить в ВКК, и там нашли бы, ведь у них тоже
записано было, сколько я внесла. И там была
сумма чуть меньше одной тысячи типа 998
рублей, неужели это теперь значит 2,5
миллиона? Я сидела и думала - а правда,
сколько это миллионов в тех деньгах?
Все терпит девальвацию, все. То, что было мне
так дорого, не стоит ничего. Она гениальный
писатель. Но как личность к сожалению
попала под влиние мамы, а это значит,
несамостоятельна. Теперь я никогда не узнаю,
какая она на самом деле. В главе "Чужие
письма" я как бы предчуствовала ее упреки.
А так же записала те, что она мне высказала
на тот момент. У нее были порывы
человеческие. Она приходила ко мне с
бутылкой мартини "налаживать отношения".
Но потом сама же... Впрочем, ладно. Неважно.
Все неважно теперь.
Я одна. Она одна. Это трагедия, которую ни
осознать, ни записать невозможно.
У меня все же были сладкие моменты. Например,
когда мы с ней делали ее первую выставку в
Вологде. Она гениальный художник, серьезно.
Она устала и дала ей кулек домашнего
творожка. Как же я была счастлива. Как
горело мое лицо от сознания, что судьба
позволила мне быть с ней рядом. Но недолго.
17 октября 2002 ЧУЖИЕ ПИСЬМА
Айда за стол, обеденное время,
беседовать в прихожей мы могли бы,
хотя подумай, супчик ароматный,
обжаренные с луком фрикадельки…
Ты, вдовушка, конечно, изменилась.
Ты раньше все любила понемногу,
особенно солененький огурчик
с прилипшим чесноком или укропом,
а нынче отвергаешь непреклонно
любое мясо, банку с маринадом…
Блинов не хочешь? Очень много теста.
Вчера еще писала ты мне письма
листов по двадцать. Письма приходили
все в основном сочувственные очень,
и мощные, и именно в моменты,
когда я в них особенно нуждалась.
И я тебе пространные депеши
Писала километрами – ты помнишь? -
собака приносила прямо в ванну,
читая их, ты плакала зачем-то,
и важностью проблемы заряжалась...
Сегодня мы ни письменно, ни устно
Общаться не способны. Нет желанья.
Мы помогали в черные минуты
друг другу одинокие годами.
Поэт машинотракторного центра,
которому я правила подборку,
в те дни активизировался очень,
грозился перебить все окна в доме,
и в суд подать. И на своей работе
Еще вчера! Как быть могло бы вечно!
Вернемся же к листам бумаги желтой,
к насыщенному бурному общенью.
Там были не одни слова и мысли,
ты создала прекрасные рисунки.
Ни вьюги ни белья, ни сковородок,
ни рукописей, ни сердечной бури
там не было. Но ты изобразила -
не мелочи, а сущность - надбытийно,
что не “потом”, а “прежде”. То начало,
что сотвореньем мира называют,
поистине ребро Адаму - Ева.
Для графики такой приличней было
все заново писать и по-другому,
и библию попутно открывая!
То сотворенье мира беспредельно.
Присвоить - не осмелилась… Ну, как бы…
Твой образ на бумаге был подарком,
который для меня глобален слишком.
Сегодня мне не надобно и даром
Подобной отвлеченности, излишне.
Вчера еще - я снизу вверх смотрела,
не в силах это вымолвить. Сегодня
я говорю - не вышло диалога.
Я лишь бытописатель, ты - эпична.
Масштабы наши несопоставимы.
Вчера ты восхищалась, что живу я
не для себя. Что сделала так много,
пространство создала, в котором могут
развиться неожиданно таланты.
Но что случилось? Нынче все иначе.
Сегодня ты считаешь, я душитель.
Хотела ты приехать в этот город
не потому ль, что здесь вспахали почву?
Казалось, будет все результативно,
светло и вдохновенно… И на деле
Ты написала два больших романа,
стопу статей. Вдобавок столько планов...
Не знаю даже, что умеешь лучше –
романы ли, эссе… Хороший критик
читать умеет быстро - ты умеешь.
Вчера тебя хотела напечатать,
а вышло все чудовищно. Альбомы
твоих рисунков графики, с любовью
готовили тебе к дню рождения –
скупила ты, чтоб их никто не видел.
Я так смешна с тряпьем комиссионным.
Сегодня ты сама крутой издатель,
Мне книжку у тебя не напечатать,
она не по зубам, не по карману.
О да, я клею страшные макеты
и ножницами криво вырезаю,
Пейдж Мейкер не работает, бедняга,
компьютер маломощный, зависает
и файлами графическими медлит.
Он куплен для забавы и бирюлек,
для сидеромов, где ему запомнить
все книги, что сидят на жестком диске.
Ну, где же мне дождаться новых техник,
когда поставят пейдж! Его не будет.
Поэтому вручную, плохо, криво,
но все не пустота, не неподвижность...
Ждать помощи мне неоткуда, знаешь,
все выдано до нас - для патриархов...
Ждать помощи от мэра, президента,
от спонсора, от друга - та же дикость.
Сказал же Искандер, что он не нужен!
Сказал он про себя, но всем подходит.
Возможно, я суюсь, куда не просят,
а книгами чужими занималась,
поскольку как писатель не сумела
создать свое значительное. К черту.
Про экспериментальную вещицу
Ты бросила презрительную фразу
Чтоб я ее немедленно забыла
как величайший стыд всей жизни. Мемуары?
Перед тобою вянут мемуары.
Тебя вдруг осеняет моментально,
что хамка я по жизни и по текстам,
и никогда не сделаюсь скромнее.
Мне говорили, я напоминаю
дрезину, что гремит узкоколейкой,
любого перееду, даже трупы.
Как жаль, не при тебе, ты б согласилась,
еще и от себя прибавила б эпитет.
Вчера ты одобряла всю программу.
Сегодня прямо противоположно.
Ты мной разочарована? Прекрасно.
Смотри, совсем растоптаны те люди,
которых я открыла, чтоб печатать.
(на них уже стоит печать союза).
Хотела им помочь - подвергла риску.
Поэтому сегодня партизаню.
Ты ешь пока блины, вскипает чайник,
вот слабое домашнее повидло,
его сварила я из дачных яблок,
когда их очень много уродилась,
а сахару, конечно, не хватало.
Талантлив кое-кто до безобразья,
(Берет с воротником такой связала -
художники позировать просили).
Не то что в церковь! Нам и город тесен.
Обещанный субботник отменяю.
И если ты травмирована мною,
убожеством всего - пора на отдых.
Вчера ты знала - я твоя поддержка,
сегодня, говоришь, что я предатель.
Вчера ты явно жаждала общения -
Сегодня мы покинуты друг другом.
Сегодня ты являешься с подарком,
все происходит так, как я боялась.
У вас ремонт наверное, в разгаре,
розетки ставят бело-золотые?
Зеленый кафель, плитка "итальяно"
в огнях, как та усадьба в кинофильме.
А у меня все скученно и скучно.
И занавески клетчатые те же,
и лампы на торшере все в заклейках.
На стуле недошитая, в горошек,
та юбка, что ты мне дошить хотела,
а склочная машинка поломалась, -
руками доведу, как те макеты.
Еще хочу я сделать бутерброды,
простые бутерброды из батона...
Я говорила, нужен суп, как воздух.
Всегда хотелось - от земли да в небо.
Душа упрямо требует чего-то,
что вряд ли умещается в натуру.
Поэтому о будущем не будем.
Печатаешь ли ты эссе на конкурс?
Рассматривать в Берлин его отправим.
И пусть его освоят единицы,
читатель будем избранным... Приятно?
Ты видишь эту лодку на картине?
Дрожат, переливаясь рябью, волны.
И в серебре уключины, и в звездах.
Она плывет в воде, но прямо в небо.
19 сентября 2002 ТЕПЛО, МОРОЗУШКО, ТЕПЛО, МИЛЫЙ
Такая страшная нелепая история у Тани Соколовой: сначала она со стихами пошла к Коротаеву, который тогда был жив, он ее отхлестал. Потом она не писала десять лет, удручалась, потом сьездила на Валаам,просветлилась, олпять насмелилась - пошла к нам в журнла. тут ее погнал мой редактор Подольный. Материал был хороший про Валаам, а он ее погнал лишь только за то , что от меня, меня-то надо было унизить. Потом она выступила у меня на фестивале Белый город,опять очухалась и пошла к ФОкиной - и та ее погнала уже сильнее.
Тогда у Тани начался невроз, а ей это нельзя, она астматик.И когда ее отпустило в очередной раз, она позвонила мне.
И я что? Я после всех этих штук должна была погнать? Я что, живодер, что-ли?
Да нет, конечно, я начала печатать ее книжку.
Это ужас. Ни рифмы, ни ритма, ничего.
Я править. Она - не соглашалась ни в какую... ни в какую...
Так к прошел месяц. Я уже вскипела, сказала, что не стану править, а она - правь, но не так.
Тут я совсем приуныла. Тимошу забросила писать, снова села набивать. Но не могу на кривое такое не реагировать. ПРосто чесотка начинается везде. Таня! Мать твою Таня, отстань - Не отстану...
Теперь прошло три месяца. Осталось стихов пять.
А тут лито пошло. Надо печатать тексты к лито,обсуждать. Наугольный, ты пойдешь на обсуждение? Пойду. Хорошо.
Прихожу на лито,говорю все это, мне орут, что Наугольный будет в запое. Вечером звонит Наугольный и гооврит, что он хотел бы видеть в пресс-релизе. Я оправдываюсь, говорю, что рассказ просто прочитали, а он - значит вы, Г.А. вот так самоутверждаетесь? За счет других?- Где за счет других? Я тебе печатаю тексты, а ты еще выступаешь?- А вы Тимошу предали. Вы, значит, не состоялись как писатель, вот и балуетесь...
***
Я пошла тогда реветь. А сегодня он приходит и говорит, что порвал с литературой и не желает ничего больше знать. Возьмите, говорит, от меня Забытую книгу Вагинова и все, больше я вас не знаю.Вы, говорит, посмели меня сделать персонажем, теперь я и вас считаю персонажем, не более. И мне противно.
Я долго стояла, а потом стала звонить во все телефоны и он нигде не ответил. Значит в запое. Или он прав?
То, что я не состоялась, это мне еще бычкова десять лет назад говорила, а потом сама села печатать неизвестных поэтов...
Но все-таки, это запой, депрессия или?..
Мы не печаталем журнла, все время ломается принтер. А этот номер будет про психбольницу, которой исполнилось 110 лет. Ну, культуное поле...
Вчера я хотела напечатать книгу. Мне человек один по дешевке обещал, подпольно, за 2 тыс вместо 4. Я пошла к Сергею Михалычу (критик Фаустов, он же муж) и спросила - а если я не принесу их домой, эти 2 тысячи? А на книгу? Вся моля получка!
Он сказал - книгу издавать не надо. Надо чтобы издательства сами у тебя брали... И тогда я пошла и купила еды детям. Правда, какие книги, если дети хотя есть? Колбысы купила, сыру, помидор, муки, печенья. И так хорошо было,так хорошо всем было. А я ночь не спала.
Зачем я их пишу-то тогда? Уж почти готов Тимоша - а и предыдущей нет в печати...
13 сентября 2002 пятница ЛИХОРАДКА
В такие дни говорят, лучше отключиться от всего суетного.
Но приходит человек из администрации - я админ сайта культуры Вологодской области, дайте мне то-то и то-то. Даю. Приходит поэт Паша - дайте мне то-то. Даю А зачем тебе,Паша? - А затем, что Фрэд делает НЕФОРМАТ-сайт для андграунда. А я? -А ты уже квадратная. Я улыбаюсь. Андграунд считает меня квадратной. Квадратные андеграундом. А кто же я?
Сегодня опять нервотрепка по поводу кабинета для лито. Целую неделю нервы мотали. Да что это вы без аренды, да зачем вы, да к нам перевели ЗАГС, свадьбы три раза в неделю! Ну и что а мы в уголке...Иы пров ас написшем в журнале, а?
Нет, вы сходите на Рубцовскую осень, а кабинет потом. Нет сейчас.
Да мы пойдет на осень эту, совсем они заквадратели с ней. Прошлый раз было скучно, ну ладно. ДАЛИ КАБИНЕТ. Но уже поздно я никому не сообщу.
Шесть вечера.Руки-ноги дрожат.
Ну а самое главное - О ЧЕМ РЕЧЬ? Четверо едут на картошку, нужен бы Наугольный..Кстати, где он, не в запое? Архипов будет с женой. Девочек по Илья-премии позвать. Боже мой, не успеть.
Соколова пришла - у меня не готова ее найбойка. Она вся в обидах. А что обижаться? Я и так на разрыв...Не могу ей даже сказать, что новый рассказ написала. Что мне роднее мои рукописи, чем ее.
Семинар на Самиздате интересный. Я так втянулась. Джен умница, родные по духу Данилов, Горелова. На ящике каждый день 130 писем, здорово, такое безумие....
27 августа НЕРЕАЛЬНАЯ УЛИЦКАЯ
В картинной галерее было малолюдно. На улице шел дождь, я потащила Надю Черкасову, художницу на выставку "Солнечного квадрата" - ну, там всякое баловство, дело рук молодых художников: "Венера" из проволоки, член и грудь под колпаком, гипсовые слепки рук, неожиданные химические пейзажи и натюрморты прибитые к щербатой доске. Дали мне фотки, а подписать гне подписали, пришлось идти. Выставка мне показалась ехидной и озорной.
Тут Воропанов, директор, вдруг меня окликнул:
-Галя, иди сюда. Посмотри, кто здесь.
Я слепая, ничего не вижу издали, картины смотрю "носом".
-Здрасте, Владимир Валентинович! Иду-иду.
Подхожу - рядом маленькая черненькая женщина.
- Галя, это Улицкая. А это местный литератор Галя Щекина.
- Ах, - закричала я, полностью обалдев, - здраствуйте! Я ваша поклонница, знаете...
И замолчала.
Она улыбнулась.
- Мы с мужем здесь на минутку, говорим о возможной выставке.
Муж - художник Красулин - стоял тут же. - А это мой сын, работает на Северстали (красивый черноглазый юноша!)
- Северсталь - это очень круто, - сказала я невпопад.- У нас на фирме сильно обсуждали ваш последний роман. Споров было, споров.
- Кукоцкого? Надо же, в такой глуши еще читают Кукоцкого... А о чем спорили?
- Да вот о том, что людям много дано, а они несчастны. Героиня, видевшая насквозь, это ж такая эзотерика... А чем кончилось? Вообще слишком тяжелый роман.
- Да, он тяжелый. А кто сказал, что тонко чувствующим людям легко жить? Вообще, роман ничего не утверждает, он же только ставит вопросы... Нам правда некогда, мы уходим.
- Это очень жалко. А вы приедете еще? Владимир Валентинович, вы мне скажете?.. Я же не отстану теперь...
- Скажем, скажем... Увидимся...
Мне сказали "до свидания". Я попятилась, все еще в шоке. Потом на другой день стала бегать, всех напрягать насчет ее книг. Я ведь только Медею" читала, да "Кукоцкого"... Вдруг правда приедет. Наташка пришлет чего-то из ОГИ, тут мне Люда дала "Веселые похороны". Удивительно человек умирает, осмысленно и к другим по-человечески. А я прожить жизнь по-человечески не могу.
Все это как-то нереально.
Но есть свидетели, Надя все же видела. Она говорит - ну, с тобой и ходить в картинную галерею...
14 августа КОГДА ШЕЛЕСТЯТ ЛИСТЬЯ АВГУСТА
Теперь, когда уехала семья – такая благодать, что я даже смущаюсь, не уйти ли мне совсем от них. С ними я все время чувствую себя рабой. А одна я почувствовала себя человеком. Впервые за долгие годы- хозяйка сама себе...Я перестала готовить еду вагонами.. Поджарю четыре коляски кабачка: две себе, две бабке. Куплю полкило сыру – на неделю. Компот – на два дня. Батон – на три. Или, если она не хочет ничего, просто чищеную картошку оставлю, она варит. Она ничего давно не видит, только слабые тени. Почти ничего не слышит. Я прихожу с работы в семь часов, кричу – про что думаешь? Она говорит – спала, слушала радио, вот опять всех затопило. И думаю: что придумать, чтоб не было скучно. Ничего невозможно придумать!
Иногда даже читаю ей - то книжку «Русские анекдоты» Пьецуха, вот кстати – всем интересно – и детям, бабке, и мне. Надоело – отложи, потом опять с любого места. То свою статью про визит богослова Осипова:"Бог говорит с человеком через совесть". Статья прошла сто порогом, ее ободрали как липку, но разрешили напечатать, сам владыка подарилбиблио редакции...
Было беззаботно, потом деньги кончились
Деньги кончились потому, что отправила знакомой Тане Калашниковой (с которой подружилась по Интернету) в Канаду бандерольку с книгами-журналами, у нее сильная тоска по Родине. Ну, она пообещала выслать деньги сразу как получит, но для это мелочь, 10 долларов, а для меня 300 р, - неделю жить
Скрутила с сахаром два ведра черной смородины. И никто не заставлял меня, я так как-то, спокойно. Я простала стала такая Ларичева-Ларичева...
Дата моя на меня повлияла (50 лет). Я как-то протрезвела сразу и перестала бегать задравши хвост. Я поняла, что вот двадцать лет занималась самиздатом и все это уже устарело, уже при мне. Да и мне эти папки ни к чему. Значит, я умру и все это будет на помойке. Тогда я стала узнавать, и мне помогла Юлька Клюкинова, чтобы пристроить мешки с бумагами в бывший партархив, ну наконец это получилось.
Может, сумок десять-двенадцать, так и называется – литархив Щекиной. За это я им дала фотографии семьи, так как у них программа «Вологда и вологжане». И все бесплатно. С нового года сделают опись и откроют архив для всех желающих. А там много интересного, например, протоколы заседаний лито, есть и личные письма, например две папки тайгановских писем, это вообще бестселлер. Есть множество макетов книг, которые я делала, любой теперь может взять и переснять это себе….Это произошло 2 августа. Машины не было и я просила водителя Леню из фирмы, т.к. наш гараж как раз во дворе моего дома. Потом купила ему Балтику-лимон, вкусная вещь....Меня в в деревне Дудкин угостил, вот теперь я тоже распробовала, и еще Балтика-апельсин. Про Дудкина ниже.
Архив -это вовсе не потому, что, допустим, я шишка на ровном месте.
Мне просто кажется, надо иногда думать о вечности.
***
Когда шелестит роскошной листвою август, когда лето вместо палящей жары гладит лицо прохладным ветром, мы внезапно останавливаемся посреди этого великолепия. Останавливает простой факт – памятник.
Августовским теплым утром друзья и близкие остановились на Пошехонском кладбище перед перед памятником Юрию Макаровичу и Надежде Сергеевне Ледневым. Здесь они, как и в жизни, рядом, потому что ушедшего в апреле 2001 Юрия Макаровича преданная жена пережила всего лишь на четыре месяца… Их любовь и дружба стала настоящим символом для всех, кто их знал.И вот стараниями любящих детей открыт двойной памятник черного камня. Приехали сын и дочь. Пришли друзья, писатели.
Я не смогла быть на открытие памятника и оказалась там три дня спустя. Много слов теснилось в душе, когда я посмотрела на этот черный камень, на фотографию веселого бородатого человека. Этот человек первый сказал мне, что я должна писать. Он прочитал детские рассказы, когда их было всего три. Объяснял, как их надо разворачивать в повесть. Вписал в литературную истории Вологды яркую страницу не только своим творчеством, но и созданием литобъединеия “Ступени”. Скольким он передал секретов рукомесла,терпения и тепла! Однажды я зашла к нему за рукописью, а получила еще рюмочку и хрусткие грибы… Между нами не раз кошка пробегала, да к тому же черная. Были разговоры даже очень тяжелые. В машине, когда ехали в Кадуй, он морщас, говорил, что все это под нажимом союза...Было понятно, что это только обстоятельства… Иначе бы мы никогда не расстались… Я и сейчас работаю в журнале, который он начинал делать…
Посмотреть на эти два памятника: листья с одного перелетают на другой. Такой простой и мудрый рисунок, кстати, Копьев делал. Как горестно и светло. В такие моменты не думаешь о мелочах, только – о вечности.
А вечность наступает очень быстро.
***
У нас сильно похолодало, сейчас в среднем 13-15. Я перестала умирать от жары. Начала наконец потихоньку писать. Много надо человеку, чтобы он как-то вошел в норму.
Я езжу на дачу раз в неделю. Работаю мало. Поливаю теплицу, срываю огурцы и кабачок, чесноку да мяты и два часа пью чай и смотрю в небо. Деревья очень разнообразно шумят, разными голосами, одно лип-лип-лип, мелко, часто, другое шир, ширр – мерно, длинно, третье кло-клокт, с перерывами…я удивляюсь,, почему я никогда не слышала это раньше. Я стала настоящим тормозом. И горжусь этим.
Поскольку Наташка уехала жить в Москву, у меня стало больше личного времени.
Она письма не умет писать, вертоголовая, иногда только звонит, раз в месяц. Платит за квартиру 1.5 тысячи, то есть все что зарабатывает. Сначала работала в какой-то юридической конторе помощником юриста, но потом подыскала что-то еще. Ночами она работает в престижном кафе-магазине ОГИ. Там много новых книжек и много ярких людей. Только ночные смены, поскольку она новенькая. За смену платят 240 р.
Писать она совершенно бросила, даром что компьютер туда отвезла. Там ведь если деньги заведутся, сразу в клуб, на концерт «Ночных снайперов» надо бежать. Тут она показала супер в смысле поэзии, там ее бросила, пошла зарабатывать. Значит, кончился запал, фонтан вдохновенья иссяк. Обидно ли мне? Обидно. Такое впечатление, что ничего и не было, на что я потратила столько лет и сил. Вот и Яшка Авербух тоже, поехал в какой-то фальшивой «Синей птице» ездить по стране, по 10 тысяч зарабатывать. Придет такой в 12 ночи, с корбкой конфет -чаю ему давай. Весь с сотовым, в дорогой одежде, гитару фендеровскую за 12 штук купил …Воображают перед Галей. А денег на книжку никто не даст, всего и надо 3 тысячи. Ну и ладно.
Дети –то ведь тоже выходят совсем не такие, как мне надо, но я не обижаюсь на них. Никто из них не любит читать книжки, тем более те, что пишет глупая мать. Которая тормоз. В то время как все люди хорошо живут, или хотя бы пытаются – она им долбит про какую-то духовность и ходит в рваных колготках.
О чем я пишу? Кроме тех книг, которые я писала раньше – «Графоманка», «Чудовищный цветок»(стихи), «Бася», «Мелисса», «Ария» - у меня в работе около 4 сборников статей под общим заголовком «Крупным планом». Это тоже для вечности. Там разные люди – Тайганова, Архипов, Сопин, Щекина, Жаравин, Сучкова. Поскольку были всякие мероприятия и в том числе литературные чтения, статей накопилось много. Большинство я набрала на компьютер сама. Теперь надо аккуратно по авторам размакетировать, распечатать. Если кто-то будет изучать историю вологодской литературы, это будет нужно.
В этом году Тайганова пыталась пропиарить вологодских авторов в Интернете, повесила туда и мою Графоманку на какой-то конкурс Тенета-Ринет. Ничего я там конечно не займу, там все такие крутые, акулы пера, но прибавилось пять читателей, тоже нормально. (Грустно лишь то, что она видимо, пытается привлечь меня к совместной работе, но я уже не могу. Моя преданность ей давно кончилась. Да. Это было дело жизни, но оно рухнуло. Это однако еще не конец света…)
Я кое-что доделала из своих произведений, кое-что начала. Закончила большую работу «Горящая рукопись». Это поэма в 140 страниц, написана практически вся белым стихом (без рифмы, но ритмом). Это очерк подпольной литературы плюс всякие истории, даже любовь есть. Андеграунд, подпольная литература – это существует и теперь, когда, казалось бы, можно печатать все. Но в Вологде засилье патриотических писателей-почвенников, и народ так привык их любить и почитать, что все прочее в упор не видел.Это же многолетняя пропаганда была, а что я могу сделать, если одна тонкая книжка встает в 3 тысячи? Они- все тиражи бесплатно получили, партия помогала. Так целое поколение вымерло. Поэтому рукописи и горят…Михалыч сейчас мало вникает в мои писания, он увлекся культурологией, пишет пресс-релизы об образовании. Но он сказал, что «Горящая рукопись» –энцклопедия провинциального культурного сознания.
Сейчас заканчиваю повесть про художника самоучку с рабочим названием «Спасибо…»(в расшифровке «Спасибо, господи, что не до смерти»). В рукописи 80 страниц, значит в книжке будет около 160, для повести как раз. Мне осталось только вставить кое-где описания картин и связать их с настроением глав. Повесть имеет главного героя, чей реальный прообраз есть в жизни. За время работы в гостиной я много интересного о нем узнала, да и вообще о художниках. Наложились и собственные представления о творчестве. Есть даже любовный роман, да и как без него, иначе читать не будут.У меня сильные муки с заголовком. №Спасибо" - это пошлость, "Благодарю" _ банально, скучно, "Художник"- может он и таки не стал, да я и непрофи... "Чаша сия" - блин, так высокопарно, но больше всего проходит по смыслу.Наугольный говорит - проще называй, не накручивай...
Начала новую книжку стихов складывать, много уже стихов-то, да вот не найду подходящий заголовок.
Что на работе? Редактор очень тупой, я перестала с ним спорить и доказывать. Он ничего не понимает в литературе и давит на психику властью Что касается шефа фирмы, он принял сторону редактора, и если я когда-то там верила, надеялась на помощь – теперь махнула рукой. Хожу в их шикарное кафе да сижу в интернете, веду себя непорядочно, отлыниваю от работы, я раньше такой никогда не была. Пришла новая сотрудница Альбина, она готовится к свадьбе, прическу заказала за 400, платье за 3,5. Вот и умница.
Говорят, надо подводить итги, а подводить нечего...
Долгие годы битья ни к чему ни привели, я устала. Я по-прежнему одна, без друзей и сторонников(ночные звонки пьяных поэтов не в счет).
Искусство нужно для чего? Правильно, для того, чтоб напоминать человеку о его божественном присхождении. А за прозрения всякого рода приходится платить одиночеством. Но, как оказалось, это не наказание, а благо.
Живет же Дудкин Саша в страшной глуши, работает лесничим в Уйтинском лесничестве, пишет к учу бумаг руками (поэтому я достала и переправила ем у старенькую машинку, и для стихов нужно). Библиотека - более 100 новых томов, издательства ему шлют тематические планы, потому что он покупает на 1,5 каждый месяц. Вот это я понимаю. Я когда начинаю его тащить на свет божий – он против. Вот поэтому и против-то, что сладко бывает одиночество. Дудкин очень странный, но встретил нас хорошо. И мы от души накупались в реках, пока он самоотверженно тушил пожары. Мы жили в лесу, в избушке, кругом сосны, - как хотелось бы снова туда…
Я сказала – напишу о тебе, а он – обо мне нельзя писать, вызверился сразу. А что такого в нем плохого – не говорит.
Волкова приходила, мы с ней сьездили на кладбище на могилу нашего наставника Юрия Макарыча Леднева, который от нас отрекся. Она машину выбила в радиокомитете. Мы постояли у могилы поговорили о вечности. Хороший был Макарыч, добрый, а нас бросил из-за пенсии, чтоб не отобрали…Царство небесное. Кто будет стоять у наших могил? А никто (кроме семьи). В этом я отдаю себе полный отчет, тут пред вечностью не соврешь. Никого нет.
Волкова диктор милостью божией, вся область наслаждается ее голосом. Но она бросила писать, а мне это скучно. Поэтому встречаемся раз в год по необходимости.
И никто ко мне не ходит, и телефон молчит, какие это счастье. Вот отправлю на конкурс в Москву пару человечков и опять буду тихо сидеть. И поздно ложиться, и щеку будет гладить покрывало. А за окном шелестит, шелестит...
29 июля 2002 ДЕРЁВНЯ НА ТЕНЁТАХ
Посмотрела на ТЕНЕТА. Меня туда повесили и я пошла глянуть.Сначала не могла понять, но Пашка пришел и показал. Произведения не открываются, то есть люди ничего моего прочесть не могут. Ссылки не работают. Стала жаловаться – получила по морде. Как мне ответил Делицын – жалуйтесь Путину. Или – может, вам кофе в постель? То есть я больше никогда не буду общаться с Делицыным, который не видя человека, так может отхлестать. И с Рудисом тоже. Только на позор выставили.
Понравилась Ирина Дедюхова, да больно уж горда. Такая советы слушать не будет.
И еще: пока лично не попросишь, никто не колыхнется читать. Но как попросишь, когда не знаешь никого? Один крупный облом: я обычно не ошибаюсь, но тут на читательницу Машу накинулась, чтоб она свое показала. А у нее нет своего-то. Не верю. Тонкий аналитик, не может простой читатель так комментировать. Наверняка просто не призналась. Кто я для нее.
Такое впечатление, что люди собрались для сведения счетов. Грязи, грязи-то. Все равно я знаю, что пишу не хуже тех, кого успела прочесть, но нет, нет никаких оправданий, чтобы терпеть все это безбразие, изнанку… Я помню, мы пили с подругами пиво на кухне, а дочка Даша, она так меланхоличная обычно – но тут на наши грубости вдруг взвилась: «А еще члены союза!»
То же самое хотелось мне крикнуть на Анти-Тенетах, когда они там Тайганову поливали. Главное, отсутствуют понятия снисходительного отношения к женщинам. Орут все как бешеные. Когда было очень погано, я возвращалась в свои Анти-Тенета возле Графоманки и читала милого РЫ, как он передразнивает крутого Делицына. И смеялась. Ры похож на Саканского. Смех – освобождение.
************
Я показала Наугольному Дудкина из Кадуя, а Наугольный мне: ДУДКИН –ГНОСТИК. И две страницы про это. И никакого отношения. Я стала допытываться, чтоб перевел, а он: Дудкин темен и ничего еще не сказал своего. И надо ж две страницы кошмаров заумных наворотить! О ТОМ, что НИ-ЧЕ-ГО. Наугольный сам-то гностик. Сам еще ничего своего. Да и я такая же. Еще на Тенетах болтаюсь! Сидела бы.
У Дудкина огромная библиотека. Более 1000 томов, лучшие издательства ему шлют тематические планы и он представьте, не просто покупает. ОН ЧИТАЕТ.
У Дудкина я попала в пещеру сокровищ, я испытавала сильное волнение от того, что не знаала, что читать сначала. Уткнулась в сводные тетради Цветаевой, там письма к Воконскому. А кто он такой? И Дудкин тут же несет на подносе том с закладкой.
Я говорю – вот Г.Сахаров на Илье-премии мне рассказал про Рыжего, который повесился…
Дудкин берет и несет на подносе две книжки Рыжего от пушкинского фонда. Я так и вцепилась. Я прочитала Могутина, его интервью и стихи с матом. Я тут даже не решаюсь повторить, но понравилось. Три года не могла прочесть версию Парамонова про смерть Марины («Солдатка» в книге «Конец стиля»). А тут поджалуйста. И вторая книга там же, им теперь я понимаю, почему ФАУСТОВ ЛЮБИТ ПАРАМОНОВА.
Короче, у людей горе от ума. Я все творжу – дайте мгне ваши культурные пласты,то, на чем вы взросли. А у них одни пласты. Лучше бы не знали ничего, ка к Жаравин, лучше бы вообще были дерёвней, тогда я бы сказала – НУ? И надо было бы ответить своим. А не набором умных прочитанных книг.
Я много читала в деревне, много писала. О новых стишках говорить не буду, их можно глянуть на http://www.stihi.ru/author.html?rakel
И беда с ними совсем. Люди говорят - брось, Галя, зря изводиться, худые стихи, ты слишком на смысл напираешь, все забито плотно, нету воздуха, нету музыки, ты стихи пишешь как прозу, невозможно так.
Ну что ж...
2 июля 2002. ПЫТКА ЛИТЕРАТУРОЙ
Не знала, что есть пытка – литературой.
Мне прислал стихи Коков. Он живет в Финляндии. Это умный талантливый человек. Когда-то давно я помогала ему делать книжку, а потом он перестал писать, так как окружающим - там - людям это не нужно. Бизнес, переводы, шины – это востребовано, а стихи – это так…Когда он мне стал это говорить, я возмутилась до предела. И подарила ему на день рождения камень астрофиллит- самый бесполезный, самый красивый камень на свете! Черный, с золотистыми нитками. Он даже испугался, пошел проверять на радиацию. Эх, Коков…
И вдруг после долгого перерыва – куча стихов.
Приношу в редакцию нашего журнала, и подержав их с неделю, редактор приходит и начинает меня пилить , как это плохо, да то да се, да надо все править. Кокова! Философа! Знатока Гумилева! Значит, путевые заметки о поездке в Германию взял, а стихи – нет!
Я молчу, дрожу, потом говорю:
- А Савельева вы поставили, а это же вообще как бы… А потому поставили, что он ваш друг детства.
- Побойся Бога! – гремит редактор! – у него же рак.
- Ага, - говорю. – а это литературный довод?
И тут он начинает… Это нельзя пересказывать… Это порнография. Когда строчки, полные любви и энергии -у меня на глазах начинают терзать, выкручивать им руки, меня бьет током. Все умирает, все.
Когда Сопину выпустили книгу! Просто так: пришли люди и напечатали тираж 3000. И подарили! Когда я эту книгу дала Наугольному, он на другой же день принес быструю и четкую рецензию –я так обрадовалась. Что вышел из запоя, что мысль ясна как молния – эх, Наугольный! Да что же мир ничего не знает? Сопин сам не знает!
Я к редактору: вот, новинка. Он посмотрел, а потом говорит – как это «Сопин – подпольщик»? Жена Сопина : да он член союза! Я говоорю – не в этом дело. Речь идет об инакости, инакомыслии…
Выбросили рецензию Наугольного….
http://www.proza.ru:8004/author.html?naugol
И много чего выбросили. И мальчик сегодня чудный приходил, редактор тоже его послал, рявкнул, что надо учиться. И журнал идет в городские школы, а печатает одних пенсионеров…Боже мой. Хотела тут же подать завление. Дети говорят – нельзя, мама, досиди до пенсии, хоть раз в месяц покупаешь колбасу и то ладно…
Какой это ужас, так любить слова, так жалеть их, как живых людей, какой это ужас, когда рядом такой мастодонт. Я не могу, у меня все планы творческие пропали, я разучилась выдавать идеи, все! Они изнасиловали меня.
ВСЕ.
11 июня 2002. В ПОЭЗИИ ВИНОВЕН!
Черный зал дышал и дымился индийскими ароматическими свечками. Все было сумеречно, грустно. Шелестели целлофаны двух трогательных букетов.
- Вадя, а как потом микрофоны?
- Да я сделаю все. Когда уходить будем.
Музыкант Вади Смит любит пошаманить во тьме. И любит посвящения. В этот раз тоже шаманил,и помогали ему гитарист Кошкин и саксофонист Кузнецов. И он посвятил... Да, сейчас это сделать легко, каждый день умирает кто-то. Умерла мать у Наугольного (он белый как мука, кричал, дрался целый месяц, брата Женю чуть не убил… Сегодня приходил ко мне ксерить свидетельство о смерти. Ничего не может есть. Ешь овсянку, - говорю я и ксерю, - лечи себя быстрей). Умер Ромка Куфтырев, дава года на лито ходил и -вскрыл вены в ванне.
Поэтому не жду чудес. Вади Смит сыграл свою шаманскую музыку быстро. Кипел сценический дым, Вадя за синтезатором, посреди сцены Архипыч в белых брюканах, трогательный, у его ног - шикарно голоногая Хелен. И остальные музыканты бродят туда сюда как тени, дудят и бродят. Очень эффектно, такая модель Содома…. Мне понравилось, хотя я очень не люблю Смита.
Потом явились двое в мантиях – Игорь Мазилов и Антон Черный. Они представляли Окружной суд Пятой Авеню (стих Архипова). Они вызывали свидетлей и выносили приговор. Первое обвинение от Наугольного – виновен в пошлости провинциальной. Вынести к пирандейлиной матери – ведро и поэта. Потом свидетели защиты – героини Архипова: рыжая Эвридика («зазывала косой горбун он тиранил ее и бил но наверно все же любил…), беленькая в тяжелом атласном кимоно Моника (он нашел ее грязном сортире), лучше всех Натали Пушкина, она же – Наташенька, Натаха, дрянь такая, на что польстилась ягодка лесная, на пьяный патефон и блуд на речке….) - ей помогал студент во фраке. Класс, это был класс
А я читала рецу от Тани Калашниковой (в сокращении) из Канады и телеграмму от Василенко из Москвы. Архип разволновался, его трясло: «В ПОЭЗИИ ВИНОВЕН». Потом читал свое. Сказал- есть еще одна Наташа, Ната Сучкова, это великая поэтесса, ей тут нет, она в Москве, ноя прочту посвящение только ей. А еще я читала ему не оду, а одку, вот она...
АВАНГАРДИСТЫ В БЕРЕЗАХ
(письмо наверх)
На семинаре множество угрюмых
Поэтов тихо сгорбилось на креслах.
Они сидели, обхватив колени,
Вцепившись в подлокотники и скулы,
И взгляды их являли безысходность
Решимость не уйти отсюда сутки.
Вот бородатый мэтр простер ладони,
Заговорил о срубе деревянном,
О том, что наши жизненные центры
Удалены от истинной природы.
В порубанных лесах, глухих болотах
Еще таится свет – душа народа,
И указал на русские березы,
Которые лепечут наше горе.
И есть у нас поэты – он продолжил –
Которые курлычут ровно птицы.
Березовым корням сказать спасибо
И поклониться каждый должен в землю.
А то, мол, присылают описанье
Зеленой колбасы, летящей в небо,
Зачем и грузовик по снегу едет,
Рассыпанные давит апельсины.
Зачем песок, что прямо в глазки сыплет
Ребенку ненормальный отщепенец?
Что значит – плюнул он в глаза легенды,
Похрумкал шрамик девушки на шее?
Ведь это беспредел, мучений горы
И все не производит впечатленья,
Не жалко и не больно это слышать…
Ведь разрушенье это, не созданье!
Стихи должны быть складными, о боге,
Легко они должны звучать и реять,
Чтоб их простой народ твердил на память,
На пьянке запевал с аккордеоном.
Зато поднялся человек из массы,
Простой пожарный, мастер-собиратель -
ответил, что нисколько не боится
осмеянным сегодня оказаться,
но любит он давно авангардиста,
ведь это выход на иные сферы.
И стал читать… О, белый стриж в полете,
как символ воли бесконечно сильный.
Тоска по чистоте – горенье тайны,
омытая слезой рябая девка…
Молчали потрясенно. Все – ни звука.
Сильнее всяких доводов звучали
Стихи, себя на людях защищая.
И в тишине на лбу авангардиста
Лишь серебрились бисеринки пота.
И муха звонко билась в тень за шторой,
От солнечного зайчика спасаясь.
Вы знаете, когда у нас впервые
Он выступал в литературном клубе,
Мы ни черта не поняли, конечно,
Но я, как институтка, восторгалась,
хотя обосновать тогда не получилось…
Поймите, чувств любовное кипенье -
Для женщин это главное, к тому же
Короновать любовь сегодня вряд ли
Решится каждый…Что гореть? - Гордиться
Способностью самою – вот что важно.
Теперь не устаем мы удивляться,
Как стал авангардист для нас понятен.
Веселый критик, сравнивая с кашей
Его стихи, узрел стекла осколки!
Нет, правда, не шутя, мы стали выше.
Нас за собой он потащил на крышу.
(Когда его снимал канал на пленку,
Полезли все на верх кинотеатра,
где фоном были небо и березы).
И мы на этой крыше танцевали…
30 мая 2002 ТЕРЯЮ
Приходил пьяный Наугольный - его мать в реанимации с тромбом,кажется уже неделю в коме, он подал чужие книжки, обзвал их провинциальной истерией и ушел до осени в свободное плавание. Все угрожает уйти и не вернуться. Но я подожду, спешить мне некуда. Гораздо хуже, что человек уходит не в запой, а навсегда. Теряю Тимошу, героя недописанного романа. Он теперь туманится где-то в окне. Он раньше постукивал, тревожил меня. Но теперь он молча стоит. Жжет стыд - месяц не писала матери, сестре... Но Тимоша! Он живой, я бросила его на произвол судьбы. На работе все равно не изменю ничего, а Тимоша? Его могу спасти только я. А он спасет меня. Вот так уходит жизнь и кончается творчество. Неужели - это все?
Надо просить отпуск, ехать в кадуйскую глушь и забыть все. Природа, она спасет. Джен пишет правду, но это правда не литературная.Бытовая.
А я поняла -конец близок. Ближе любого Тимоши. Спину холодит! Быстрей же...
27 мая 2002 ВОЛНА НЕЖНОСТИ
Смятение мое еще не улеглось, хотя долго витать в эмпиреях некогда.
Меня поразил один человек на Илье-Премии - кроме супругов Тюриных, конечно. Худой длинноносый юнец, некрасивый, замкнутый и неожиданно мудрый, он пишет скупо, скудно и проникает в сердце безошибочно. Вообще всех ребят можно найти на сайте http://ilyadom.russ.ru
А этот человек просто сокровище - невозможно одинокий, умный Гриша Сахаров.
Я в Москве рассказывала в электричке из Переделкино свою любимую историю про расторможенность воображения. Ну, как у Анчарова в Сода -Солнце - дали шести обалдуям таблетки творчества и пять из шести решили сложнейшие проблемы. А в таблетках только мука и сахар, и больше ничего! Так вот, наш критик Фаустов в картинной галерее при большом стечении литературного люда взял и запустил бумажную птицу творчества. И она тюкнула в макушку самую скучную нашу 60летнюю писательницу. "Поздравляю, вы стали графоманкой!" А она как очнулась. Так начала писать, что все рты пораскрывали - и народный язык, и музыка, и все сверх меры, и Фокина заметила, и все заговорили - вот такой фокус. Это стало легендой.
А Гриша и говорит - Да я знаю Фаустова. - Как? - Да читал в "Октябре" голос из Вологды... - А ты где живешь? - В Орле.
- ?!
И живет в Орле, и общества нет, и единомышленников,
и не психует 18-летний мудрец. И комплексов нет, естественность полная. Я с ним проговорила целый день, с ним и еще с Пашей Чечеткиным из Перми, вот тоже уникум, будущий магистр богословия.
И мы сними ходили по Арбату, глазели на памятник Окуджаве (как интересно - можно руку на плечо положить), на стену Цоя, на художников арбатских.
ИРА МЕДВЕДЕВА. Посадила Юльку из Перми, чтоб ее рисовали, потом деньги за нее заплатила. Думаю, пылающая от волнения Юля никогда этого не забудет! ИРА кормила нас бананами.
А я-то чего, не маленькая...
Ешь!
И я стала маленькой девочкой, с которой возятся, и тепло мне было, щекотно в горле. Только что по голове не гладили. Но был подарок и мне.
ИРА РАБОТАЛА ДЕД МОРОЗОМ. Все собирались в Пушкинский музей, а
у меня денег не было, ведь мне пришлось все деньги отдать за обратный билет(купейный).
И я стала такая убитая, и вдруг она - на тебе деньги сходи, когда еще соберешься...
Тут и случился наверно главный мой московский подарок.
В Белом зале я долго разглядывала картины, развешанные по проекту "Диалог в культурном пространстве" Остроумно: рядом две непохожие картины и тут же планшет с описанием аналогий. Глянешь - все разное. Начнешь читать - да, столько похожего - от темы до глубинных связей. Картины Пикассо и тотемные фигурки. Девочка на шаре и девочка в виде ложки. Это
грандиозно. Ничего подобного не видела. Ребята Гриша и Паша тоже тихо передвигались с такими лицами, сосредоточенные, бледные.
И еще. Одно полотно - оно ранило. Художник Карер
(или что-то похожее). Поцелуй матери (материнский поцелуй?)Женщина, поразительно мягкая, плавная, обнимает девушку -дочь, сестру? - рядом еще одна... Картина монохромная, как фотография, черно-белая, очень большого формата, но такая возвышенная и чувственная одновременно. Не передать! Их захлестнула волна тепла и нежности. Это видно энергетический поток их окутал. Из глаз хлынули слезы и не уставали литься. Я пыталась проморгать их и не могла. Три или четыре раз подходила я к ней, но с трудом заставила себя прекратить хождение.
Это навсегда, уже не забудется. Спасибо, Ира.
21 мая 2002 ВОКРУГ ИЛЬИ. СТРАХ СОМНЕНИЙ
Вечером я позвонила по номеру мобильника, оставленному для меня в гостинице - наверно, это была Ракитская. Но мобильник не ответил. Что было делать? Звонить ей на телефон домой? Но там ее муж, который ненавидит. Ее, меня, какая разница... Мне хотелось с ней поговорить, но так, что бы его не было. Но как?
На другой день после Переделкино у нас Леной Юшковой были грустные разговоры.
Вся эта атмосфера подействовала на нас размягчающе. Ласковое обращение Иры и Николая - но его как бы нечем оправдать. Ира хочет более творческого конкурса, она не против стихов, но роль эссе пока недостаточна. Возможно, это будут отклики, споры с самим Ильей по любому тезису его статей? Возможно еще что-то, например, прибавится номинация по драме.
Все это хорошо, но я сама только собиратель, а хотелось бы как-то
поучаствовать в развитии самой идеи. Как? Юшкова сказала наконец, что ее расстроило Переделкино. Сначала на нее косо посмотрела Кудимова, потом показалось что она вообще тут не к месту, тут все дети малые, а мы в таком возрасте, что...
Но главное не в этом. Главное в том, что она не хочет делать книгу, которую я начала делать. Я уверена, что это очень состоятельно с литературной точки зрения. А Лена то подчиняется моему диктату, то говорит - не нравится! Не нравится мне эта вся так называемая проза. Выходит, я ее принуждаю? Мне стало горько до невозможности.
Мало того! Она давно пишет мудреную диссертацию о пластическом театре. Она говорит - литература никому не нужна, а здесь я почти
совершила открытие. Это будет преступление, если все это не зафиксировать! Поэтому я займусь пока наукой, а уж потом посмотрю, как быть с прозой... "Хотя у меня совершенно не идет диссертация, я прячусь от компа, я вообще-то человек литературный..." И через час уже говорит - мне удобно так жить. Если посылают на компьютерную конференцию, то еду, если надо быть научной - могу и так, если меня позвали на литературный праздник - не могу согласиться, что это плохо. Это здорово...
Я чуть не заревела от таких речей. Значит, ей все равно, чем заниматься! Ей нравится писать прозу, а она насильно себя
гробит. Я задумалась. Может, она и права.
Чем меня восхитило Переделкино? Тем, что там были все свои. Может, это от вина? Нет, мы когда приехали, мы тогда еще не пили никакого вина. Но откуда тогда это чувство общности? Оно было.
Антон Черный - его видеть было еще радостней, чем в Вологде. Он смеялся: "Сидеть бы нам в Твери, когда б не Галя..." Но как раз моей заслуги в том и нет. Это Ира. Это Илюша. Это все, к которым упала и я, как капля в блюдечко.
Там обнаружились еще потрясные ребята, к которым я вернусь!
Значит, Юшкова все структурирует (поганое словечко). У нее душа лежит к одному, а она заставляет себя делать другое. А что я же я? Зачем взяла и сразу, сходу во все это ворвалась, душой присохла? Я же неталантливый человек. Хоть бы подумала чуть, я то сразу.
Мой длинный разговор с Василенко по телефону: я объясняла ей почему надо рассмотреть дело Дубинина. Василенко болела и голос ее слабел в трубке. Она сказала, что ей надоело разбираться с Вологдой. Я говорю - а что там разбираться? Т.Т. делает свое, я свое, я никому не мешаю править миром. Но Василенко явно думает про меня какую-то гадость. Она разлюбила меня. Такого уж не было, как раньше
- "Дорогая Галя! я счастлива что..." Она не разрешила к ней приехать, велела везти папку а ЦДЛ, а там...
Там не оказалось никакой дежурной в праздники 10 мая, стояли два пьянющих охранника, еле ворочая языком - "ПДИТЕ ПЗВОНИТ-ТЕ". А зачем звонить? Кому?
Больной Свете Василенко? Я и так ее донимала по телефону целый час. Это стыдно же вообще так приставать, тем более человеку и так плохо. Бесполезно. Мне стало обидно за талантливого Дубинина и я увезла папку домой, а потом отправила ее по почте...
Правда, я с помощью Шеварова кое-как дозвонилась до Ольги Корф и она сказала -
никакого движения с вашей рукописью не предвидится. Она у редактора "Черной курицы", издавать ее никто не будет. Ненавижу Москву.
***
И еще одно событие, уже совсем мелкое. Поехала к знакомым повидаться, хотя боялась заблудиться в метро.
И поскольку душа моя была полна всем тем, что изложила выше, я к духу Переделкина стремилась, без умолку от этом говорила, взахлеб и отвлекаясь на оценки... И жадно на реакцию смотрела. Но мне сказали, что все это скучно, что люди и тусовки надоели, и коль я человек тусовки, то что ж, ходи-ходи.... Потом сказали - от тебя башка болит, довольно.
Я остолбенела. Я человек тусовки? Я одинокая как черт те знает кто! Сюда людей тащила для того, чтоб вышли из пещеры, всех узнали... Ведь нету у меня здесь шкурных интересов!
Такое испытала униженье. ТАКОЕ...
(Я помню аналогию - Воронеж, у сестры. У маленького вши от поезда...
Такой переполох... Дележ наследства, перебранки, на пляж идти нельзя, купальник страшный.
Зачем я все прошу, самой не заработать? И после этого из дома выгоняют - меня с детишками, на вечер глядя. Вот что я вспомнила!)
В метро момент: хотела выйти из вагона, рискуя потеряться капитально. Затмение нашло. Понятно, больше никогда к ним не поеду. Но все это случилось перед Домом Журналиста, поэтому на сцене выступленье получилось отвратительным. Горели губы, рот, как будто дали перцу.
Да, я же не умею разбираться в людях! Мне нужно было душу изливать не этим, а хоть Ире или Коле, но я пристала словно нищенка - К ЧУЖИМ.
А вот Ракитская наверно поняла бы.
В горячке дикой горечи не очень веселилась на фуршете. Была Наташка - с ней не говорила. Пришла на встречу Маша из
агентства, что занимается судьбой "Горящей рукописи" - это было классно. Хотя б надежда есть.
***
А что презентовали? Чудесный альманах! Весь дорогой, весь толстый как купчина. Трехсотстраничный. И молодежь стихи свои читала, и совершенно тихая Ирина работала исправно Дед Морозом. Мне говорили, что незадолго до этого случился с ней сердечный приступ.
Вот так держаться надо! А я раскисла, точно истеричка! Гриша Сахаров, конечно лучше всех, и Ваня Клиновой, Чечеткин Паша тоже: "ах зачем я красивый такой". Аня и Паша получили Гран-При, они замерли у королевского кресла, а на сцене играли скрипки.
Организация прекрасная, ошеломительная. И праздник удался. Ольга Татаринова мне: я поздравляю вас, у вас такие дети... Вот тут уже было лишку, я только вздохнула - я здесь ни при чем. Это просто Кудимова пошутила: еще мол один сюрприз от Галины Щекиной.
Сюрпризы ладно, а сама Галина кто? А никто.
ВОКРУГ ИЛЬИ
В Переделкине, когда все читали стихи, мне было неловко, ведь я не поэт в той мере, в какой там присутствовали лауреаты конкурса «Илья-Премия». Но когда я читала его книжку «Письмо», мне бросились в глаза две важные вещи. Первое – осязаемость потери самого Ильи, когда не стало Бродского. Это не просто скорбь (скорбь это мертвое слово), а именно увеличение любви, ее непомерность. Такое впечатление, что, проплакавшись, он как-то ближе и крупнее увидел Бродского. Бедный, что он пережил, лишившись!… В этом любовном поле в высоком смысле слова Илья не «послебродский», а именно «бродский» поэт, остающийся в Бродском навсегда. Это как бы духовный ребенок Бродского.
И вторая вещь. Там есть стихи, которые он посвятил физику на его уход. И мне стало ясно, что я чувствую то же! И лучше Ильи никто не вслед самому Илье не скажет, что именно я чувствую. Я прочла этот стих в Переделкино
(кажется, он на 102 странице – книги опять нет под рукой, ее опять читают) .
То есть что? Занимаясь поиском поэтов, я не очень вникала в смысл текстов Ильи. И тут вдруг меня поразило как громом. Его связь с другими людьми означает, что он – помимо своего
творчества проводник для нас и для тех, других. Например, я через Илью всегда буду чувствовать еще и Бродского. Он как тот телефонист, который держал зубами провод с током…
Я этим вовсе не хочу сказать, что он какой-то
опереточный герой. Нет, просто он теперь для меня больше, чем просто автор своих стихов.
И даже вздрогнула - я писала стих для Миши Жаравина, а теперь произношу его для Ильи, значит, есть связующая ниточка меж ними тоже.
Ходила по Переделкинскому кладбищу, а где похоронен Илюшка, так и не спросила...
Тело возьмет земля/Душу возьмет Господь/Голос молитвы для/взлета небесный свод/Не торопись уйти/Холод могил кляня/ Я запою мотив/чтобы нас не разнять/шопоту сосен над/мраморным забытьем/Как много лет назад/ мы помолчим вдвоем/Тела возьмет земля/Душу зовет Господь/век его умолять/царствовать над и под...
|