У девочек расстреляли отца, мать загнали в гетто, они прятались от людей. Пришлось заменить имена, чтобы не привлекать внимание головорезов. Позднее Алла выразит надежду: может быть, внучке удастся «доносить» бабушкино имя. А пока измученный ежедневным страхом, голодом и холодом ребенок, где-то за околицей села, прижимаясь к дрожащему тельцу старшей сестренки, бормочет кем-то или чем-то надиктованное:

1942 год. Не знающий пощады ни к кому. Особенно к евреям. На устах всего мира имя кровавого палача. Его знают все от мала до велика. Вот отношение к нёму маленькой девочки:

Я, наверно, Гитлера убью
Вот глаза закрою бах и выстрелю.
Только я потом уже не вырасту
И себя уже не полюблю

Алла Айзеншарф родилась поэтом. Может быть, в этом - источник мужества, с которым она сопротивлялась насилию, безграничной жестокости, что обрушил на нее «век-волкодав», как назвал его Осип Мандельштам. И свершилось чудо: хрупкое, совершенно беспомощное существо сумело выстоять в адском урагане, что смел с лица Земли десятки миллионов человек. Так легко было озлобиться, утратить веру во все, в том числе и в саму жизнь. Этого не случилось. Жизнь пробилась, как травинка сквозь толщу асфальта, может быть, по той причине, что родительская доброта, заложенная в детское сознание, оказалась способной не покориться злу.

А дальше происходило все то, что происходит с людьми. И учеба, и любовь, и выбор ремесла... Алла Айзеншарф стала медицинской сестрой.

Потом - Литературный институт имени Горького в Москве и комсомольская путевка в Сибирь... И куда бы ни пролегали дороги (жизнь была окружена и хорошим и плохим) - никогда ее не покидала поэзия, которую она находила во всем, прежде всего, - в своем человеческом предназначении: «Чтоб где-то там, - в домишке лесниковом / Принять мальчишку-крикуна на свет».

Эти строчки взяты из второго сборника стихов поэтессы «Кочевье». Первая книжка вышла в 1971-м, на тридцать шестом году жизни. Небольшая - три десятка с лишком страниц, - она стала, тем не менее, весомой заявкой на будущее. Только через шесть лет вышел второй сборник, на мой взгляд, самый удачный (всего у Аллы Айзеншарф десять книг). Но на том, казалось, творческая жизнь приостановилась. Во всяком случае, в Молдавии, где Алла в то время жила, у нее больше не было ни одной книги. А потом - репатриация и, как часто здесь бывает, - бурный всплеск творческой энергии. На выпуск первого сборника в Израиле она решилась тоже через шесть лет после прибытия. Скромное название «Стихи», скромное, но изящное оформление (надо отметить: Алла Наумовна оформляет свои книги сама). Это было солидное издание - более четырехсот стихотворений. Листаю сборник - и сразу бросается в глаза, что мы имеем дело с мастером короткого стихотворения, временами сходного с японскими танка, с их утонченной иносказательной мудростью. Вот первое попавшееся на глаза, без выбора:

И еще одно привлекает внимание: Алла Айзеншарф привержена к классической форме стиха. Для самовыражения ей не нужны экзотические построения, необыкновенные рифмы. В привычные ямбы и хореи, анапесты и амфибрахии упакованы оригинальные поэтические образы, мысли, метафоры, какие ни у кого больше не встретишь. Простые слова, поставленные в таком порядке, что они оборачиваются чудом поэзии:

Или:

Кажется, такая простота - никаких тебе особых образов, а стихотворение живет. Это и есть та высшая математика поэзии, по которой узнается рука мастера. Читаешь стихи, и - они завораживают своей музыкальностью. Мне уже приходилось слышать песни на слова ашкелонской поэтессы (положено на музыку около двадцати стихотворений), но, думается, музыкальная дорога стихов Аллы Айзеншарф будет достаточно широкой: такова их поэтика, столь искусна словесная ткань...

От первой строчки до последней книги - расстояние почти в шесть десятков лет. Это - жизнь, работа, бессонные ночи над словом, это формирование собственного мировоззрения, своей лирической героини, своего взгляда не только на себя, на свое место под солнцем, но и вообще - на человека. Кто он и что он в этом мире?

Лирическая героиня Аллы Айзеншарф, идя по обагренной кровью земле, где отполыхали чудовищные войны, атомные пожары Хиросимы и Нагасаки, Чернобыля, где ни на минуту не прерываются побоища, старается ступать так осторожно, чтобы - не дай Бог! - не раздавить муравья. Потому что муравей - живое существо, и нельзя (НЕЛЬЗЯ!) бездумно лишать его жизни. И молнией, рассекающей небесные хляби, представляется вопрос, отвергающий привычное миросозерцание: «Как мы смеем, как мы не умеем /старшими на этом свете быть?»

В то же время лирическая героиня Аллы Айзеншарф - не бабочка с крылышками, порхающая в неуютном мире. Она совершенно четко различает добро и зло, нередко голос ее звучит достаточно жестко: «И я вот этими руками бью пьедесталы и кресты, / и сею в землю семена любви, таинственного зелья...»

Я читаю изданные в Израиле стихи-раздумья, стихи-зарисовки. Не оставляет мысль, будто мне чего-то недодано. Я вижу довольно своеобразный взгляд. Но это всегда некий горний, неземной взгляд. Может быть, поэтому поэтесса не любит кричать о своей боли, о личных бедах и крушениях, ибо для нее сама по себе жизнь - не просто счастье, но великое счастье:

Оттого в стихах меньше, чем хотелось бы, лич- ного, земного... Оказывается, все то, чего мне не хватает в израильских изданиях, есть в первой и второй книгах, изданных в Молдавии. Вот, скажем, пронзительное, стихотворение «Память» из книги «Кочевье». Сколько ни перечитываю - мороз по коже:

Лучшие стихи Аллы Айзеншарф поднимаются к большим высотам. Их много, таких стихов, они рассыпаны по книгам разного достоинства, и, думается, давно уже пора поэтессе издать сборник избранных стихотворений.

Каждое утверждение полагается подкреплять фактом. И я теряюсь: какое же из стихотворений привести здесь в качестве одного из лучших. Может быть, «Кричит ворона с самого утра...», или «Beсомость», а может быть, короткое, как выстрел, стихотворение «Беда», где всего в нескольких строчках сказано так много!

А может быть, стоит привести такое, отлитое с филигранной точностью и изяществом:

На такой высоте я еще не парила, не смела.
Муравьиные травы лежат бездыханным ковром.
И, наверное, мне до земли этой не было б дела,
если б только не призрачный, с окнами на море дом.
Там на синюю штору слетаются тени былого,
и сплетаются руки, и звуки, лаская, плывут,
там дыхание Друга неслышно сгущается в слово,
и вершится благое на несколько вечных минут.

Перед нами - поэтесса яркая и самобытная, способная «Под стыдом заприметить величье, / рассмотреть под величием стыд». Правда, попадаются в сборниках Аллы Айзеншарф («Наедине» - вышел в мае 1999 года) и не слишком выразительные стихи, и отдельные неудачные строки. Их мало, но они есть. Они, конечно, не могут испортить впечатление от рядом стоящих отличных стихотворений, но на впечатление от сборника, безусловно, влияют.

В двух книжках Аллы Айзеншарф, изданных в Молдавии, таких недостатков нет. Видимо, это объясняется тем, что там у поэтессы были редакторы. Здесь русскоязычный поэт предоставлен самому себе. Книги он обычно издает за свой счет, а редакторский труд требует оплаты.

Алла Айзеншарф - поэтесса, которую читать интересно, ее стихи волнуют, вызывают сопереживание, ибо голос ее - не голос из хора, он звучит сильно и выразительно. Недавно Алла выпустила книжку-малышку, состоящую из двадцати стихотворений, пришедших к ней в то далекое время, когда она и писать еще не умела. На обложке: