|
|
|
Секрет Игоря Кручика в
том, что каждое его стихотворение – это
арка, сквозь которую можно попасть в
совершенно разные жизненные пьесы с
разными декорациями, но тем же героем,
склонным к рефлективным монологам,
которые, как правило, отталкиваясь от
мгновенного фотовпечатления,
обрастают по ходу размышлений образной
ассоциативностью.
Герой его движется (идет, плывет, едет, летит или собирается взлететь), причем средство движения может быть как вполне реальным (пароход, мопед и пр.), так и футуристическим (аэросипед), и делает по ходу движения свои моментальные снимки, которые потом для заинтересованного читателя, угадавшего ключ к поэтической образности автора, превращаются в арки, через которые можно выходить в жизнь как бы каждый раз с иной стороны. Меняются не только декорации, но и освещение: ирреальный свет, превративший автосвалку в стихотворении с тем же названием в мир почти горний, сменяется бьющим в глаза прожектором политической памфлетности, романтическо-алладная туманность «Корабля-призрака» – страстным огненным пульсированием «Ожидания». Стихи Игоря Кручика как сама реальность – эклектичны, поскольку посыл стихотворения – всегда фоторепортаж, неважно откуда он ведется – с Майдана, с корабля, со свалки, из старого дома или из собственной души. Это его, автора, органическое свойство – приспосабливать форму стихотворного спектакля под случайно явившиеся взору детали и случайное освещение, привнося в событийное романтическую иллюзию. Она порой словно спускается с неба, как мистический туман, придающий увиденному фантасмагорический и символический смысл, а то приходит изнутри души, как теплый оттенок сердечного сожаления, и в том и в другом случае наделяя пространство стихотворного спектакля особым измерением – глубиной поэтической протяженности. Да, на первый взгляд может показаться, что автора интересует гораздо больше именно репортажная событийность, внешнее многообразие жизни , каждый раз увиденной и представленной им по-иному. Но его лирические стихи, толчком для которых часто служит тоже какая-нибудь внешняя деталь, оказываются вдруг как раз лишенными событийности («Патефон», «Ожидание») и, перебрасывая от случайно запечатленного впечатления или состояния поэтический мост к подлинной драме, довоссоздают реальность с помощью талантливого авторского воображения, придавая ей иной, уже поэтический смысл и являя читателю не стихотворчество, а поэзию. |
||
© Мария Бушуева |