По Герцена я спускалась от Центрального Дома Литераторов, куда регулярно ходила пить кофе, а меня регулярно не пускали, считая, что я еще не написала на «кофе попить». И я уходила вдоль надписи «они не пройдут» с мыслью: - «надо что-то придумать, чтобы проходить не от случая к случаю, а регулярно».

Позвонила другу, говорю:

- Друк, надо придумать!

- А, - говорит Володя, - это просто, - приходи сегодня в клуб, будет где мыслью развернуться. Приходи в обнажающей суть одежде, сегодня такая форма!

Я пришла. Возле режиссера Евгения Славутина стоит поэт Виктор Коркия и пошевеливает усами.

- О, - говорит Коркия, Женя!:

«Прочтя поэзию Ильницкой, ушел на пенсию Щербицкий,*

даст Бог, - стихи ее прочтут и те, кто вслед за ним уйдут!»

(* Первый секретарь ЦК КПУ).

- Привет! - радуюсь я встрече, но подходит поэт Нина Искренко, и я радуюсь - в квадрате! Потому что Нина с текстом, - а это надо не только слушать, это надо видеть!

..Не отвлекайтесь
и сразу легче разглядеть,
потрогать,
без грима, без надежного
забора,
начните с середины,
залезайте,
Оп - ля!

- Спички есть? - без перехода спросила Нина и вручила свечу.

Мы вошли в зал, где поэты перепутались с воздушными шарами - шары разлетались, поэты держали паузу. … Грустный Арабов листал книжку 10 на 13 с тормозящим названием «Автостоп». Я остановилась, захотев такую же. Юра протянул книгу, размашисто написав «С уважением». И отчеркнул ногтем безо всякого уважения:

- Товарищ Ежов и товарищ Ягода! - Арабов грустно смотрел на свое «Посвящение в поэты» через мое плечо, а я читала вслух:

- Вот голова моя, как початок, -
найдите мне место в каком - нибудь лагере,
а то не хотят меня, гады, печатать…

Я сидела со свечой и Арабовым, а поэты шли, и шли на огонек, и шел дождь за окном. И, еще не сбривший бороду Женя Бунимович, объявил, что группа главных поэтов Советского Союза собралась на торжественное открытие клуба, с целью утвердить устав, название, для потанцевать и обменяться мнениями.

- Слава КПСС! - тихо, но внятно сказал поэт Бонифаций, написавший на баррикадах 21 августа:

Горбачев лучше Крючкова,
Ельцин лучше Горбачева,
Прям один лучше другого.

Бонифаций в банте, пришпанеренным английской булавкой к борту пиджака, скромно представился, беспамятно знакомясь в четвертый раз:

- Лукомников второй, типа Бонифаций. И заметил, строго улыбаясь - к стишку приписка сделана, мол, глава государства познается в сравнении.

Кто ж спорил!

Раздались звуки менуэта, это поэтов, читающих стихи то с прищурами, то с намеками, то с идиоматическими выражениями, облагородили танцоры - студенты, она в черном бархате, сплошь локоны над изящнейшими плечиками, он - тоже в локонах, и в возрожденческой осанке, а джинсы - со стрелками.

Исполнили, как в музыкальной шкатулке, звеня точеными локотками, ресницами соприкасаясь - классический менуэт. Выдержав менуэт - паузу, Бонифаций произнес:

- Все здесь свои! Подпишем листы протеста против преследования государством поэтов, употребляющих неподцензурные идиоматические выражения мыслей, чувств и образов! И еще подпишем… и с опаской посмотрел на строгую Юнну Мориц. Но Юнна Петровна смотрела в даль…

Нам внемлет вечность, - сказал Герман, и продолжил: уж близится проблема: - есть девушка, жена поэта. И она беременна! А он отец и есть, тот, кто неудачно пересек границу дозволенной жизни, кто хотел перейти в свободный мир, но на границе пограничники, и молодые не прошли! И оказались молодожены за решеткой. Жена выпущена «на подписку», подпишем же протест! В защиту свободы, любви и рождения там, где этого хочется, а не там, где случается, - слава КПСС!

Слава, слава, подумала я, подписываясь, вслед за Юнной Мориц и Иваном Ждановым, на подписном листе. Сейчас время, когда КПСС, та, что ум и честь и совесть, запрещена. Как нам теперь без ума и чести, без совести - как? О, ироничные поэты, употребившие одиозную аббревиатуру, что ж мы так горько шутим, …а подписные листы не шутейно пошли по рукам, и нам все еще оставалось желать лучших времен. Клуб Поэтов Советского Союза единоручно подписался под надеждой на лучшее.

КПСС продолжал заседание - и были это чтения, кружения и проявления сути, и было это создание Союза, Отечество которому Слово. В нем проявилось знание, что гласность это… перестройка, а перестройка …

«Все слова не о том, рифма гласности - лажа. Авангардная роль - несусветная б…дь. Перестройку проводит кремлевская стража, козырнет ей в ответ аппаратная рать»… - внятно, по Бонифацию, сказала я Володе Друку. И он подтвердил формулу готовностью отъехать туда, где иные рифмы. На что, мрачнея, Бунимович, прозревая грядущие события и полномочия свои, строго обратился к Поколению:

В пятидесятых рождены.
В шестидесятых влюблены,
в семидесятых - болтуны,
в восьмидесятых не нужны.
Ах, дранг нах остен,
дранг нах остен,
хотят ли русские войны,
не мы ли будем в девяностых
Отчизны верные сыны…

На разных языках говорят поэты - мелодичных или резких, метамета или эзотери…но всегда на смену русскому приходит английский, с американским прононсом…а как без этого? И кто виноват, и что делать, если даже друг Друк, зачем-то, сказал:

- А почему Клуб Поэтов Советского Союза, а не США?

Помолчали все, подумали, и решили, что увеличение объема и есть проявление сути. И приняли в Союз американца Джона Хайка, который поклялся на уставе в верности.

Нина Искренко, сама любезность, - тут же перевела на русский Хайка, но не то стихотворение, что он прочитал, а то, что подумал. А никто и не заметил, ибо радостно плюсовали к родной аббревиатуре КПСС - двоюродную США!

Ах, не могут быть несерьезными поэты. Даже бытовое они на языке бытийственном, с правдорубом в унисон, излагают:

Уронил я в унитаз
как-то тут намедни
свой любимый карий глаз
правый, предпоследний…

Это чтобы видеть лучше! И, иртеньевского глаза всевидящего не уклонясь, серьезный лирик быта Владимир Тучков, во главу всего поставил свое - «Экологическое»:

Если бы я был тараканом,
нашел бы себе тараканиху по вкусу,
свил бы с ней гнездышко поуютней.
И нарожал бы деток помельче,
но числом побольше.
Только тронь, гадина двуногая!

И под взором глаза из унитаза, внезапно признался в ветрености суровый Юрий Лоренс, и тут же осветил ответственно еще одну проблему поэтов:

Я знаю: душа моя ветер,
тем более век наш таков.
Я верю: стихия в поэте
важнее, чем стройность стихов…

«…мол, не сразу, конечно, но со временем станет «понятен читателям закон размещения слов…» обязательно поймут, благодаря гласности.

Недаром собрались 3 октября1991 года из разных стран и городов России, Америки, Украины и Казахстана учредители клуба с запрещенным сокращением КПСС+США, что равно надежде на лучшее, однозначно!

Поэтам ведом закон самостояния, поэты очень не любят, когда что - нибудь запрещают. Они протестуют против сути - сутью. А против формы - формой. Потому, когда весна набухает грозою, но осень еще в разгаре, а холода далеки, поэты договорились: о том,что на «ум, честь и совесть», читай КПСС, (коммунистическая партия Советского Союза) есть иной ум, читай: КПСС, (клуб поэтов Советского Союза).

Когда-то жил в Одессе, а потом в Ленинграде, а потом за рубежом - поэт пластичного образа и жесткого смысла, Алексей Цветков, он тоже о надежде говорил:

Не строй невинного цыпленка
Из перезрелого гуся.
Когда чуть теплится силенка,
Обиды горькие снося.
Судьба - особенная птица,
Надежда - выслеженный зверь,
Имеешь мужество напиться -
Имей терпение трезветь.
Планета поровну поката
для крокодила и бобра,
она симметрией богата,
где зло - опора для добра.
Нас только полночь передвинет,
сместив земную суету.
Один - на темной половине.
Когда другие - на свету.
Но даже вспарывая вену,
глотая зернышко свинца,
храни отчаянную веру
в возможность доброго конца.
Нам эта вера тем дороже,
Что, может статься, шар земной
затормозит на полдороги,
гремя разбитой шестерней.

Так что - да здравствует КПСС! Клуб Поэтов огромной страны, имя которой Мир.

P.S.1:

Главному редактору «Вечерней Одессы» тов. Деревянко Б.Ф.

Уважаемый Борис Федорович!

Всегда ценю Вашу газету за объективность, чистоту, порядочность. Тем не менее, глубоко возмущена тоном статьи О. Ильницкой в «Вечерней Одессе» за 14.10. 91г. «Да здравствует КПСС!»

Эта шутовская статья на уровне юмора последнего КВН - недостойна «В.О.», нельзя издеваться над тем, что дорого многим из нас.

Сейчас ваша газета - наиболее популярна среди жителей города, на нее охотно подписываются, но нельзя коллективу забывать о том, что он просил нашей материальной поддержки. Из-за подобных статей может случиться так, что не «только кофе попить», а «поесть не будет чего». Судьба КПСС не тема для шуток журналистов.

С искренним к Вам уважением

Рымова В.В. член КПСС с 1967 г.

P.S.2:

В Редакцию газеты «Вечерняя Одесса» от читателя:

Это как же все понимать?:

«Позвонила другу, говорю: Друк, надо придумать…- А, - говорит Друк, - а, это просто, - приходи, будет где развернуться мыслью….Пришла».

Лучше бы не приходила! Эта Ильницкая часто хулиганит, и все ей с рук сходит. И это тоже?! Она поэт, поэтому и я скажу стихами:

Прежде я к КПСС
относилась хмуро.
Пригодилась позарез
аббревиатура.
Час за часом,
день за днем,
целая декада…
Так ли, в сущности, живем?
Нет, не так, как надо!
хорошо бы побывать
где-то на Бродвее.
Поразмыслить, помечтать
без полит - идеи…
Создан клуб, и я горда
быть добра крупицей.
Ум питает та среда,
где любовь струится.
Нет Союза?!
Есть союз истинных поэтов!
Им одним посилен груз
од, поэм, сонетов.
Виктор Коркия, Тучков,
Лоренс, Бунимович -
Будоражат нашу кровь.
Как и Юнна Мориц.
Тут Иртеньев и Джон Хайк,
и Нина Искренко…

время трудное сейчас,
и «пророков» много.
Разве кто рассудит нас
честно? Кроме Бога.

С негодованием и возмущением - Ф. П. Бараев:

21.10.91г

Послесловие с эпиграфом:

«Поэты вымерли, как туры.
И больше нет литературы».
Б. Чичибабин.

Где КПСС, не та, что КПСС, а Клуб Поэтов Советского Союза? Ау, поэты! Почему мы …не долетаем до…середины Днепра, как минимум?!

«…Потому, что век наш весь в черном, он носит цилиндр высокий, и все-таки мы продолжаем бежать, а затем, когда бьет на часах бездействия час и час отстраненья от дел повседневных, тогда приходит к нам раздвоенье, и мы ни о чем не мечтаем...»

Идет ХХ1 век. Он идет…Поэты, АУ!