И Леонид Финкель - пример тому неоспоримый. Сошлюсь на дискуссию семилетней давности на страницах «Новостей недели».

«Уважаемый господин редактор! В последнее время рубрику «Гайд-парк» заполонили обвиняющие и оправдывающие письма, касающиеся литератора Финкеля. Так 1 ноября г-н Михайлович поведал о том, что ему стыдно, что жил с Финкелем в одном городе (речь идет о Черновцах). Я тоже черновчанка и не стыжусь этого. Ибо помимо Финкеля в городе жили чудесные евреи, сумевшие сохранить национальные традиции, гордость и высокую порядочность. Что касается Финкеля, то Михайлович в своих высказываниях о нем, показался мне добрячком, ибо его былые клеветнические опусы о евреях, еврействе и Израиле, его «борьба» с получателями посылок из «сионистского логова» были зловредны для нас и утешительны для антисемитов.

Но вот 15. 02.96 г-жа Нина Локшина обвинила Михайловича в бездоказательном охаивании писателя. «Может быть, вы считаете, - пишет она, - что абсолютное большинство людей, живших в тех условиях, ни разу не совершили ни одного предосудительного с теперешних вершин поступка, не высказались ни разу в соответствии с требованиями режима и времени?»

Прежде всего, г-жа Локшина, не кощунствуйте и не оправдывайте Финкеля «абсолютным большинством». Не было никакого большинства, но в семье не без урода. К счастью не Финкель и не ему подобные определяли лицо русского еврейства. «А великий артист А.Райкин, а актриса Э.Быстрицкая, разве они не были членами антисионистского комитета?» - спрашиваете Вы. Да, были. Их заставили, принудили. Режим нуждался в авторитете евреев-гигантов. Но кто принуждал пигмея Финкеля? Может быть, ответит мне г-н Юровский из Ашдода, поспешивший уведомить читателей, что Финкель был первым председателем общества еврейской культуры в Черновцах. Хочу напомнить г-ну Юровскому, что «общество» создавалось в первые годы перестройки, когда сильны еще были парторганы и КГБ. Да, Финкель был первым председателем общества, но выдвинули его на этот пост именно эти органы, как своего и весьма услужливого человека. Мне кажется, Финкелю не нужны защитники. Ему просто бы покаяться.

«Новости недели» 11 ноября 1996 года».

Финкели - существа расторопные, и ради самоспасения готовы прислушиваться даже к советам врагов. Вот и наш с вами Финкель отменно использовал наивную, казалось бы, идею читательницы Могилевской о покаянии. Он тут же выразил «глубокое сожаление» то ли по собственному гнусному поводу то ли по факту разоблачения и, почувствовав себя «очищенным», с энтузиазмом принялся достраивать свою карьеру в Израиле.

Теперь он сионист, патриот, радетель и благодетель, прежде охаиваемой им израильской культуры, второй человек в русскоязычном писательском союзе и прочая, и прочая, и прочая. Живет, хлеб жует, доказывая тем самым, что сребренники Иуды так же свободно конвертируются, как и деньги, заработанные праведными трудами. И можно понять тех, кто, не разбираясь в психологии перевертышей, недоумевает, как удается им, обгаженным с ног до головы, смело ступать по дерьму, как посуху. На месте Финкеля они бежали бы куда ни глядя, пряча тело лживое в утесах или зарываясь в пески Негева, а наш персонаж утерся, как ни в чем ни бывало, и снова принялся за привычное для себя занятие, руководить и возглавлять. Куда ни плюнь - всюду попадешь в его тень и, кажется, нет такого места в Израиле, где бы он не оставил отпечатки своих победоносных подошв.

Можно только догадываться, через какие мусорные ящики двуличия пришлось ему пройти, «уничтожаясь в пылинку», облизывая легко и труднодоступные места на телесах прошлых, настоящих и предполагаемых покровителей. Зато и выгода очевидна: Финкель весь в должностях, как Брежнев в орденах, и хотя не все должности приносят официальный доход, неофициальный - вполне устраивает Финкеля.

А неосведомленные снова в недоумении: «Предположим, Финкель проныра, но ведь те, кто ему покровительствует, должны бы, кажется, понимать…» И они понимают. Но финкели нужны им скомпрометированными. Такими удобно управлять. Такой не задаст лишних и потому ненужных вопросов. У такого на все про все один вопрос: «Чего изволите?» и практически один ответ: «Слушаюсь!»

К сожалению, к горькому нашему сожалению, финкели - не исключение из общего правила, состоящего в том, что всякое национальное угнетение влечет за собой и такое явление, как национальное предательство. Евреи - ренегаты и конформисты составляли заметную прослойку в политическом пейзаже советского времени и, как цинично сказал мне один из них: «Я служу времени, а не людям». Добавив: «Хотя на время и на людей мне наплевать».

Лично мне с евреями такого пошиба пришлось столкнуться в Львове. Их статьями и книгами, бичующими «сионизм и израильскую военщину», можно было бы завалить ни одно книгохранилище, а награжденными за предательство научными степенями - заполнить дворцы съездов всех союзных республик. Отношение у меня к ним было соответствующее, но я твердо знал, что рано или поздно истина скажет свое веское слово. И угадал… но только наполовину. Истина восторжествовала, но людишки, ее попиравшие, с ловкостью необыкновенной приспособились к новой ситуации, заняв руководящие должности в новых еврейских обществах. Так что случай с Финкелем вполне типичен. А когда 1 января 1991 года в «Известиях» появилась моя статья «Между двумя «Нет», об угрожающем росте на западе Украины национализма и антисемитизма, поспешное опровержение львовских властей на специально созванной пресс-конференции никого не удивило. Зато заявление руководителей еврейского общества, появившееся в тех же «Известиях» 20.02.91 года и полностью опровергавшее приведенные мною факты, не одного меня вогнало в ступор. А подписали его, как вы уже, наверное, догадались, финкели львовского разлива. Похоже, свой своему поневоле брат.

Для меня в феномене финкелей любопытна психологическая его подоплека. Как бы ни относиться к ним, следует признать их виртуозную выживаемость в любых, даже взаимоисключающих обстоятельствах. Они не просто к ним присасываются, а обустраиваются со всеми возможными выгодами, при том обязательно в руководящих креслах, с упорством дождевого червя находя удобную для себя лазейку. Сколько людей, глубоко преданных еврейству, по-настоящему светлых умов, по зову сердца приехавших в Израиль, обрели здесь преждевременную и, что самое печальное, добровольную могилу. А финкели цветут и пахнут, страшно возмущаясь теми, кто не желает оказаться в рядах их единомышленников. Сами же по себе финкели - ничто иное, как карикатурное отображение наших общественных отношений. Там, где, ползая на животе и облизывая руководящие сапоги, можно добиться большего, чем умом и талантом, финкели никогда не переведутся: дуста на них не напасешься.

Сами по себе они - предмет насмешек, возмущенных возгласов и пренебрежительных гримас. Но, взятые вместе, представляют гремучую смесь, взорвавшую «могучий и непобедимый» Советский Союз. В нем правили бал финкели разных национальностей. И потому он так быстро распался. А финкели, дав деру с тонущего корабля, разбежались по белу свету, и немалое их число набилось в Израиле, судя по гвалту, который поднимается, когда затрагивают одного из них.

А не затронуть невозможно, потому что они - повсюду. Там, где гремят фанфары, суетятся фоторепортеры и отражают свет чьей-то славы телекамеры, финкелей вокруг - не пересчитать. Тот, о котором речь, и улицу имени кого надо откроет и пристроится к свите Значительного Лица, и будет бить в барабан, требуя справедливости к невинно заключенным, но только к тем, кто, как он полагает, сумеет подзолотить затраченные усилия. А сейчас этот господин греется новой идеей: втащить Ашкелон под эгиду ЮНЕСКО. И уже наверняка видит себя в Париже, но не туристом, а официальным представителем Израиля со всеми сопутствующими этому приятному факту процедурами. А когда эта идея-фикс естественным образом лопнет, Финкель не огорчится: и душу потешил, и пенки снял.

А между тем этот радетель о мировой культуре и пальцем не пошевелит, если усилия его не обещают отдачи. Так, будучи секретарем писательского союза, он не сделал ничего, чтобы спасти архив недавно умершего поэта Ильи Бакштейна. Заброшенный при жизни, поскольку, как и все талантливые люди, не умел сам о себе позаботиться, Бакштейн оказался никому не нужным и после смерти. Его библиотека, говорят, замечательная, растаскана, рукописи выброшены на свалку, а руководители писательской организации заняты самообеспечением и самовосхвалением. А до остального им недосуг.