Ведь поэт – корпорация по производству и впариванию. Вызревший в его мозгу вирус должен поразить как можно большее количество людей. Эта, из по-особому сцепленных звуков, структура должна намертво застрять в мозгу покупателя. То, что в другом бизнесе есть акт рекламы, здесь – уже продажа. Ведь не думаете же вы, что поэт может заработать на своих книгах?

Мы повели здесь разговор о продажах. Но продажах чего? Что за вирус производит эта корпорация? Не суть важно. Если вы занимались бизнесом, то знаете, что способны на это практически в любой области, отрасли и сфере человеческой деятельности. Но эффективней заняться тем, в чем у тебя преимущество перед другими. Так и у поэта. У него есть нечто, что он знает лучше других. Что-то, от чего он отталкивается каждый раз, пускаясь в плаванье в медном тазу рифм и размеров. Именно об этом он не расскажет никогда.

На следующий день я опять повстречал Сергея. В роскошном зале Украинского культурного центра длились литературные чтения. Приоткрылась дверь, и вошли двое. Впереди покачивающейся тигриной походкой шагал Ярослав. Священный огонь московской водки светился на его бородатом лице. Сергей напоминал печального ангела. Начинала сказываться серьезная разница в весе двух приятелей. Да и опыт вдвое старшего Ярослава брал свое. Было понятно, что останавливаться им нельзя. Они совершили по залу небольшой круг и пошли «догонять».

Сергей уехал из Москвы, не досидев до конца фестиваля. Ему трудно оставаться на месте, поджидая потребителя. Он идет навстречу покупателю, чтобы, помахав у того перед носом блесной «настоящая поэзия», подцепить на крючок, подтащить поближе, и впрыснуть в уши порцию словесно-генетического материала.

А я подружился с Ярославом. Без обиняков предложив ему выпить. Ярослав и подарил мне сборник, который я не купил у Сергея. Ярославу его подарил Сергей. Поэту чужое не нужно – он культивирует свой персональный штамм. Не подверженный влиянию чужих вирусов, он не верит в их силу. Поэтому, избавляясь от балласта, охотно делится печатной продукцией собрата.

На пути распространения поэтического вируса есть препятствия. Сплошь и рядом новый носитель не передает его в неизменном виде дальше, а сам начинает продуцировать аналогичные, как ему кажется, структуры. Этот модифицированный вирус выходит ослабленным и не дает потомства. Чужая черепная коробка оказывается ему уже не по силам.

Есть и межязыковый барьер. Обычно перевод резко снижает способность к заражению: выпущенному по лицензии вирусу тяжело конкурировать с оригинальной продукцией. Но поэт вводит иноязычный вирус прямо себе в кровь – это укол, прививка, избавляющая от влияния соотечественников. Организм яростно сражается с иноязычной структурой, стремясь перезаписать ее на родном языке. Если прямой перевод не выходит, пишутся оригинальные стихи. Стихи эти часто бывают успешными. Ну, вы, наверное, слыхали о Пушкине.

У меня вышли переводы. То есть, я их опубликовал. Я несколько раз читал их в Москве, когда сюда заезжал Сергей и устраивались его вечера. Сергей присматривался к процессу, видимо, не зная, как лучше внедрять свои вирусы в иноязычную среду – в оригинальной или переводной версии. Этого, мне кажется, он не знает до сих пор. Но что появление переводов улучшает продажи на Украине, для него несомненно. Пару раз он приглашал меня в Харьков.

Как-то в начале октября мы распрощались с ним на харьковском перроне. Сергей любит железную дорогу и вокзалы – предназначенные для пространственной экспансии сооружения из стали, стекла и железа завораживают его своим непреклонным движением. Здесь, на вокзале, в месте наиболее интенсивной миграции и следует устраивать чтения стихов.

В купе я был один. Поезд несся сквозь влажную тьму, ударяясь иногда о желтый свет фонарей. Я уснул. Когда открыл глаза, уже рассвело. Состав стоял на небольшой станции. По перрону прошли люди в форме. Мы с Сергеем были в купе вдвоем. Одетый, он сидел у окна и что-то читал. Поезд тронулся. Пейзаж становился все более индустриальным.

– А знаешь, – сказал я, – Бог-Творец по-гречески будет «поэт».

– Интересно, – ответил Сергей, не подымая головы, – что он хотел нам впарить?

Я проснулся на мосту через Оку, перед Серпуховым. Осенние песчаные отмели, причалы с черными дырявыми баржами. Курский вокзал ожидался часа через два.

____

Сергей приезжал в Москву раза два в год. Ему здесь нравилось. Сюда стекались большие деньги, заставляя крутиться все вокруг. Динамика, поверьте, была потрясающей. А быстрые перемены – лучшее условие для вирусных эпидемий.

Однажды я провожал его на вокзал. В машине он вдруг сказал:

– Знаешь, Ярослав больше не пьет, – трагические нотки прозвучали в его голосе. – И стихов не пишет.

Итак, подумал я, Ярослав отошел от дел. Что ж, продажи – только один из способов избавиться от товара. Ярослав двинулся по более надежному пути – устроил пожар на складе. Вот зачем он обкладывал его спиртосодержащими жидкостями. Теперь нераспроданные стихи больше не загромождали его сознание и не обдирали в кровь душу. Демоны, отвечающие за рассылку поэтического спама, стерли его электронный адрес из своих списков. К Ярославу пришла тишина. Я увидел, как старый бородатый поэт сидит на перевернутом ведре посреди своего огорода. Мир тебе, Ярослав. Ты отмучился.

Держа в руках по бутылке белого нефильтрованного пива, мы стояли у вагона на платформе Киевского вокзала. Мы успели.

– Куда сейчас? – спросил я.

– В Киев. Надо получить визу в Германию. У меня там промо-тур.