|
|
В своем небольшом
очерке я постараюсь затронуть лишь
самые ключевые аспекты, имеющие
отношение к Сергею Фаустову. Вы знаете
его как неординарного критика, и все же
позволю себе напомнить: он в первую
очередь - автор неопубликованной, но
многими читанной рукописной книги «Диссонанс
согласия», это сборник музыковедческих
статей, где в числе других явлений
установлена зависимость между
вспышками творческих подъемов в
рок-музыке и активностью солнца. Он
автор также другой, тоже пока
неопубликованной книги «Диктатура уха».
Это воззрения человека, выросшего на
информационном поле зарубежного радио.
Возможно, интерес самого Фаустова к року породил его излюбленный прием: он берет музыкальную символику и лексику для того, чтобы исследовать не музыку, но литературу - например, в статье «Девочка, слышишь - Чапаев скачет», посвященной творчеству авангардного поэта Валерия Архипова, Фаустов говорит, апеллируя к опыту авангардного музыканта Сергея Курехина. Подобное можно видеть в первой статье о поэзии Ираиды Метляевой, вошедшей в данную книгу, а также во второй статье. Они не похожи ни на самих поэтов, ни на автора. Новый инструментарий порождает новую систему мышления. А ведь до сих пор мы привыкли думать, что произведение искусства следует судить на языке этого искусства. Фаустов исследует литературу по-новому. Поскольку инструментарий музыкальный, сочтем, что он порожден музыкой. Но если идти дальше, выяснится, что рок-музыка - это лишь небольшой ручей из потока, в котором издревле купался автор, а купался он в нем в силу удаленности нашей страны от столбовых дорог мировой культуры, но при этом испытывал полноту ощущений. Повторю: имя потока - зарубежное, вернее - всемирное радиовещание (само выражение «зарубежное» означает, что субъект воспринимает себя как точку отсчета, в то время как «Голос Америки», «Свобода» и «Би-би-си» транслируются во всех странах мира). Так внутреннее диссидентство Фаустова, независимость его от окружающих социокультурных условий, сделало его частью не узкого, провинциального менталитета, но гражданином мира. А это породило особую ментальность, позволяющую ориентироваться в любой области знаний. * * * Вернемся к Фаустову, суждения которого совершенно не зависят от места его жительства, и это позволяет ему понимать всех и вся. Юность автора прошла в окружении людей интеллектуальных и причастных к искусству - можно назвать профессора математики и специалиста по А.Блоку Николая Белякина (СО АН, Академгородок), написавшего ряд шутливых философских эссе под именем Поличебуреченского, далее - одного из первых вологодских пуантилистов, ныне покойного художника Евгения Красильникова, далее - нынешнюю знаменитость вологодского художника Виктора Седова. Известный пушкинист, профессор Литературного института М.П.Еремин - родной дядя по матери, поэтому Фаустов в свое время общался со многими вологодскими писателями, в том числе с Виктором Астафьевым. В пору подъема был близок интеллектуальной среде вологодского Дома Актера, в том числе Ирине Горожановой, Борису Ильину, Бобу Гоглоеву. В числе его друзей поэт Михаил Сопин, поэт и бизнесмен, живущий в Финляндии - Андрей Коков, сын художника, коммерсант и партийный деятель Владимир Шварков, глава красного движения Леонид Эскин, фотохудожник Леонид Стариков, художник Владимир Кордюков. Однако, попадая в кирилловскую глушь и купаясь в потоке - на этот раз просто в потоке шекснинской воды - он сталкивается с кривым пастухом Женей. Тот гонит мимо стадо и тут же дарит Фаустову горсть подосиновиков, потому что чувствует в нем родственную душу. Через пятнадцать минут Фаустов знает всю жизнь криворукого пастуха Жени. Перу Фаустова принадлежит не только музыкальная и литературная, но также и художественная критика. Здесь стоит упомянуть его статьи о творчестве В.Седова - «Искусство, понятное византийцам», о выставке И.Романенко - »Карикатурный андеграунд», о картинах И.Кольцовой - «Холодный оттенок внешних проявлений», о выставке Д.Тутунджан - «Стандарт профессионализма», статьи, связанные с участием в круглом столе «Провинция в русском культурном сознании», отклики на концерты памяти Джона Леннона, проходившие в Вологде, заметки о подшипниках в эстетических категориях, неопубликованные пока размышления о творчестве Я.Крыжевского, мастерская которого была раньше в Вологде, на Советском проспекте, а теперь в Нью-Йорке. Есть в архивах Фаустова даже театральная критика. Это статья «Мистерия-реликт: браво» о необычной постановке пьесы Ремизова («Трагедия об Иуде, принце искариотском»), инсценировке костеровского «Тиля» и дюрренматовской «Аварии» в вологодском «Аквариуме» («Вологодский комсомолец»)... Их объединяет некий лингвистический эффект сродни обливанию холодной водой. Закалка сердца. Здесь уже говорилось о необычности подхода: инструмент, применяемый к одной области, взят из другой области. Следующая особенность - юмор. Вот что сказал про Фаустова профессиональный военный, полковник, историк и поэт Сергей Донец: «Честно признаюсь - я использовал со ссылкой работу С.Фаустова «Метод остроумной аналогии как фактор повышения эффективности преподавания в высшей школе» для написания своей контрольной работы по психологии. Контрольную работу сдал, как и экзамен, на «отлично». Название контрольной «Учение как ведущий тип деятельности». Что понравилось - имеет место рационализация процесса познания в очень доступной форме. Важнейшая проблема, решение которой изложено простейшим языком. Это может быть хорошей статьей для журнала «Знания-сила». Вся теория педагогами уже разработана и написана. Тут же - и теория, и практика сразу. Если бы академики потребовали подкрепить все это теорией, то уже была бы диссертация. Потому что здесь концентрация, умелый подбор фактов и закономерностей в одном месте. Что важно - методы остроумной аналогии одинаково хорошо подходят для педагогики, для техники, для творчества. Что касается стеба, то он не вредит научности. Это просто инструмент. Лингвистика - более узкое понятие, чем менталитет. Менталитет определяет лингвистику, а не наоборот. Но связь есть. Например, слово «блин» - просторечие. Такая лингвистика невозможна ни при каком менталитете, это сигнал отсутствия менталитета. А провинциальный менталитет - это вообще понятие невозможное. Менталитет не признак провинции, он может существовать хоть в болоте. А провинция - географическое понятие, а не культурное, это отсталость. А менталитет - это не отсталость. Если мы говорим, что у Фаустова свой менталитет, это значит, что он уже не провинциальный критик, а автор более высокого, не местного уровня. Как видим здесь уже появился практический аспект! То есть раньше критика считалась чем-то вроде занятий губернского писца. Но нет, критика Фаустова действенна. Не буду брать здесь сферу образования и техпрогресса, в недалеком будущем дадим высказаться специалистам, среди которых и научный сотрудник Лаборатории средств противоскольжения ВоПИ Александр Степанов, он же соавтор уважаемого критика, совместно с ним выпустивший книгу «Шины и шипы». * * * Формулировки Фаустова животворны. Обозначив главный мотив стихов Ираиды Метляевой как «диалектика одиночества», он повернул поэтессу лучшей стороной к читателю, объяснил ее. Позже вышедшая книга поэтессы озаглавлена именно так, как сказал Фаустов. Точно также назвал свое стихотворение Андрей Широглазов, посвятив его Ираиде. Точно сформулировано. Тот случай, когда критик не сортирует, а просвещает. Каждого вновь открываемого автора Фаустов рассматривает под очень сильным увеличением. Иногда это искажает картину, но зато ведет к сохранению своеобразия. Потому что любой текст для Фаустова - основание для своих фантастических построений. Он не повторяет за автором, он его обгоняет и дразнит. При этом каждый раз возникает новая идея. Участие Фаустова в вологодской литературной артели «Ступени» - отдельная тема. Приученные блюсти традиции родного края, авторы часто просто правят размеры стихов, чтоб было «не хуже Рубцова». То есть налицо самоограничение. Сообщения Фаустова на заседаниях всегда были неожиданны и возмутительны: то в работе корневика-деревенщика узрит обратную перспективу древней иконописи, то заставит классиков писать неправильно, изобретать острие, подобное жестяным абстракциям в музее. Его статья о параллельности Бродского и Рубцова многих удивила, а некоторых взбесила. Она висит на главном Рубцовском сайте. Приницип неправильности, как и многие другие, выносятся Фаустовым во главу угла для того, чтобы разрушить стереотипы, растормозить воображение творческого человека, как это описано у М. Анчарова. Эссе Фаустова можно рассматривать как своеобразные таблетки творчества. Обратимся к примеру. Литартель «Ступени» отмечала в 1996 25-летие творческой деятельности в Картинной галерее. Среди других докладчиков выступал и С. Фаустов. Он вместо мудреных словес вышел и объявил, что у него в руках не бумажный журавлик, а изготовленная особым образом птица творчества. Сейчас он запустит ее в зал, в кого она попадет - того ожидает настоящий творческий взрыв. И запустил птичку. Раздался сильный шум и гам. Птичка взвилась и винтом опустилась на Татьяну Вертосельгу, женщину в годах, абсолютно бледно пишущую. Та даже взвизгнула и прикрыла голову руками. Многие достойные люди были по-настоящему уязвлены. А Вертосельга через месяц принесла потрясный эзотерический рассказ. И после этого так стала писать, что выпустила пять книг прозы, и ее очень хвалила О. Фокина… Некоторые статьи Фаустова появились в журнале «Октябрь» в 2001 году и их читали люди со разных уголках России. Личное участие Фаустова в литературном десанте в Харовск вместе с клубом «Кентавр» в 1992 доказало, что такие десанты тоже оказывают благотворное влияние на литературный процесс. Истоки этого явления ведут к В. Маяковскому, который выступал там, где его книги не продавались и после этого все раскупалось подчистую. Поездка Фаустова в Калининград дала толчок к написанию многих статей о новом времени, изучение трудов Пригожина утвердило его в новом мировоззрении. Фаустов- Щекин- Трещалов многолик. Иногда он становится просто преподавателем: ходит на занятия, изучает студентов как особый вид Хомо несаписенс. Эта часть жизни достаточно правдиво описана биографами и нашла отражение в книге «Тедиумм» (устный народно-преподавательский эпос, записанный друзьями) где Фаустову дано языческое имя Борода. Отдельные главы из книги можно прочитать на странице http://www.proza.ru:8004/author.html?lanit Фаустов чаще всего появляется там, где выходят книги. Хотите подружиться с Фаустовым - известите его о презентации. Его комментарий придаст вес событию. Так произошло и на открытии выставки Тимофея Тескова в повести Г. Щекиной «ОР». Там описано реальное земное воплощение Фаустова - Арик Трещалов. Апломб, с каким он рассуждает о живописи, делает его стеб неотличимым от жерновов критики. И то, каким вы его увидите и воспримете, зависит прежде всего от вас самих. Здесь лексика и лингвистика выступят как зеркало вашего менталитета. Вспомните кривого пастуха Женю. Лишь единицы, подобно Михаилу Сопину, ощущают, что они из той же Вселенной, что и Фаустов. Свободное плавание по Интернету было доступно Фаустову тогда, когда многие вологодские авторы об этом только мечтали, а некоторые даже думали, что компьютер создан самим дьяволом. Фаустов помог купить компьютер семье писательницы Бархоленко, за что и выслушал порицание. Когда у Сопина появилась страница в Интернете на СТИХИ.РУ, Фаустов списался с А.Коковым и они организовывали поэту заинтересованную публику. Потом Сопин вышел в десятку сильнейших из 30 тысяч (впервые за историю сайта), разразился скандал, инициированный литературным мафиози В.Авиным, но Фаустов первый догадался, как потушить конфликт - да просто отдать Авину все баллы обратно. При этом нельзя забывать, что Фаустов не только критик, он еще и остроумный поэт, имеющий большой круг друзей и поклонников, приходящих на его страницу с завидным постоянством. http://www.stihi.ru/author.html?faustov По почте Фаустов иногда получает посылки из-за рубежа -в том числе книгу о художнике Босхе и диск с песнями его поклонницы Аллы Гозун. Фаустова никто не знает немножко. Или не знают совсем, или знают и поражаются. Прав был художник Я. Крыжевский, проживавший с Фаустовым в одном подъезде до того, как уехать в Нью-Иорк. После растерянной фразы жены критика, что, дескать, Сергей - настоящая пропасть, Крыжевский весело посоветовал ей: «Держись ближе к пропасти». |
||