Все это было бы очень похоже на картину знаменитого художника Поленова, которая называется – Христос на Геннисаретском озере.

Из Геническа я предложил выступить под видом туристов – с рюкзаками, в кроссовках, в тренировочных костюмах, даже в спортивных шапочках. По прибытии во Владиславовку – все это выбросить, зарыть или обменять на крымское вино, переодеться как надо, и далее – как всегда.

Раз так, то и до Геническа мы доберемся цивильно – поездом, как настоящие люди: возьмем билеты, постели за рубль, закажем чай в стаканах с подстаканниками, даже наденем чистые домашние тапочки.

Насчет тапочек была здравая мысль: новые тапочки, купленные в Москве по пять рублей за пару, можно было обменять минимум на две трехлитровых банки в Геническе.

Вот так всегда: в жизни на самом деле происходит совсем не то, что мы думаем. Все думают, что мы в Москве, покупаем какие-то там тапочки, а на самом деле мы – в это же самое время – по мнению – в Геническе, покупаем хорошее домашнее вино в образе тех же самых тапочек.

Стали считать и прикидывать. Я сказал:
– Придется взять с собой одеяло, потому что на Арабатской стрелке ночью холодно. Возьмем также ложки, котелок и прочее. Особенно важен запас воды. На Арабатской стрелке ведь нет никаких колодцев. Там вообще ничего нет.

Серега сказал:
– Одеяло – это лишний вес. Мы возьмем пленку, как Стас Питерский. Три на три метра. В пленку надышать можно, и там будет тепло.

Я сказал:
– В пленке, оттого что в ней надышать, изнутри выступит холодная роса, и не просто холодная роса, а холодная, вонючая и перегарная роса. Вот и проснемся мы – сам понимаешь, в каком колтуне и в каком вонизме. Да еще с бодуна.

Серега сказал:
– С какого еще бодуна, когда у нас всегда будет бух. Проснулись, бухнули, Джуманияза сделали, пленку свернули и дальше пошли. И ложек нам никаких не надо – лишний вес и объем. Есть мы будем китайскими палочками.

Я сказал:
– Какая разница для лишнего веса или объема – ложки или китайские палочки?

Серега сказал:
– Большая разница. Ложки придется постоянно нести с собой, а китайские палочки можно наломать в кустах ивняка или тамариска, а потом выбросить. Опять же – костер с их помощью разводить, используя как лучины. Я думаю, что найдутся на Арабатской стрелке какие-нибудь низкорослые кусты – вереск там или дрок. Да и еды нам никакой не надо, потому что бух и так имеет достаточно калорий.

Я сказал:
– Надо хоть каких-нибудь сухарей взять, на закуску. Они ведь легкие. Да и рыбу на худой конец можно поймать.

Серега сказал:
– Рыбу вряд ли, а вот собирательство – это реально. Мидии с сухарями, размоченными в воде. Ништяк. Кстати, о воде. Воды никакой брать тоже не будем – потому что там и так полно воды: слева море, а справа – Сиваш.

Я сказал:
– Но это же соленая вода, гнилая. По ней красноармейцы шли.

Серега сказал:
– А мы с собой опреснитель возьмем. Вместо того чтобы столько воды на себе тащить – лучше взять легкий, компактный опреснитель, твой или мой. Поставим его где-нибудь в углу костра, и пусть себе опресняет на холостом ходу.

Я сказал:
– Вот именно, что на холостом. А вещи в походе надо использовать со стопроцентным КПД. Так что, я предлагаю поставить бражку.

Серега сказал:
– Эта идея не годится. Это уже вообще глупость и замкнутый круг. Мы не хотим брать воду, чтобы ее не тащить. Поэтому мы берем опреснитель. Но потом, по причине опреснителя, мы берем с собой бражку. И опять нам придется тащить – если не воду, то бражку. Хотя, конечно: без бражки с этим опреснителем мы будем выглядеть глупо.

Я сказал:
– Ты не понял суть. Я не предлагаю бражку тащить, а предлагаю ее поставить. Мы ворвемся не в Геническ, а сразу во Владиславовку. И поставим нашу бражку с другой стороны Арабатской стрелки. Зароем ее где-нибудь в теплый песок, обозначим ориентиры, запишем на бумажке план и поставим крестик. Затем вырвемся в Геническ, а дальше – по программе. А идти мы будем как раз недели две, медленно приближаясь к поспевающей бражке.

Серега сказал:
– А почему ты думаешь, что мы будем недели две идти? Длина Арабатской стрелки километров двести. Сколько мы будем в день проходить?

Я сказал:
– Думаю, что километров пять.

Серега сказал:
– Да нет, побольше. Километров, скорее, по шесть-семь. Получается, что мы будем идти примерно месяц. За это время бражка подохнет и превратится в уксус, а внутри бутыли заведутся страшные черные мухи-дрозофилы. Нет, не будем мы ставить никакой бражки. Тогда и опреснителя брать не будем. И вообще – никуда мы не пойдем.

Сказав так, Серега прокричал Нина и умер. Я же сидел еще долго, думая про Арабатскую стрелку.

Мысль поставить бражку была, разумеется, глупой. Все дело как раз в том, что через Арабатскую стрелку мы хотели в Крым именно – войти. Но какой же это будет вход, если мы сначала войдем, поставим бражку, потом снова выйдем, потом опять войдем. Вот если бы бражку в конце Арабатской стрелки поставил кто-нибудь другой. Поставил бы бражку, а план с крестиком выслал бы нам в Геническ по почте, до востребования.

Я перебрал все возможные кандидатуры: ну, Гарик Прайс, ну, Эль Бобров, Бухарский, Ракинский – нет, никто для этой миссии не годился.

Да и вообще, ставить бражку кем-то другим – было бредовой идеей. Ведь необходимое условие этой постановки – встреча в день поспевания бражки. Но как вычислить этот день, если мы идем по Арабатской стрелке, а они едут во Владиславовку стопом и стюпом, бухом и бупом? И ведь дураку понятно, что приди какая-то из двух групп раньше хотя бы на несколько часов, то от этой бражки, сколько бы ее там ни было, ничего не останется.

Замкнутый круг. Без бражки не имеет смысла брать опреснитель. Без опреснителя пройти Арабатскую стрелку невозможно. А бражку поставить нельзя.

Вот так и вся жизнь – вереница попыток найти решение задач, которые решения не имеют, но лишь оставляют иллюзию множественности своих решений. И живем мы лишь благодаря этой иллюзии. А решений попросту нет. Никаких. И не будет. Никогда.

Подумав так, я тоже прокричал Нина и умер. И приснился мне никто иной, как Иисус Христос на берегу Геннисаретского озера. Вернее, приснилась мысль.

Каким образом, думал я, Иисус Христос мог превратить воду – в вино? Может быть то, во что он превратил воду, было не совсем вино. А то, из чего он превращал, было не совсем водой. Может быть у него, просто-напросто был собственный маленький опреснитель.