23 АПРЕЛЯ 2005 ГОДА
КОНЦЕРТ Е.А. ЕВТУШЕНКО в Oceanside, пригороде Сан-Диего, 23.04.2005
Только что вернулся после концерта Е.А. Евтушенко и последующего ужина.
Начинать описание встречи с Евтушенко почему-то всегда хочется с его
одежды. А происходило всё так.
Евтушенко вышел на сцену в светлом костюме, жёлто-оранжевом галстуке,
бело-синих кроссовках и в сопровождении американской чтицы его стихов,
профессора филологии, которая не говорит по-русски. Собрались в
помещении публичной библиотеки Oceanside, пригорода Сан-Диего.
Организовала событие Имма Юрист, организатор и активист фонда Окуджавы,
которая работает в библиотеке. Билеты оказались недорогие.
Поэт спросил, кто в зале говорит по-английски, кто по-русски, а кто на
обоих языках. Оказалось, что около половины аудитории англоязычные, а
из русскоговорящих около двух третей понимают и по-английски. Евтушенко
в основном вёл речь на английском языке. Он заговорил о своих любовях:
о первой (ему было 15 лет), о другой, ещё лет через пять, которая была
его старше на четыре года и замужем, а потом внезапно исчезла, никак не
объяснив, а через пятьдесят лет меж страниц книги А. Блока он нашёл её
фото, которое она вложила, исчезая. На обратной стороне фотографии было
сказано, что она его любит и т.п. Он написал стихи об этом, и с ним
связался сорокалетний сын дамы, а потом поэт уже звонил ей из Оклахомы
в Россию и они говорили целых три часа... Истории Евтушенко рассказывал
по-английски и читал стихи по поводу каждой из историй. Вернее, его
напарница сначала читала по-английски, а потом он сам по-русски.
В конце поэт предложил задавать вопросы. Американцы много спрашивали о
том, что так или иначе связано, скорее, с политикой, чем с творчеством.
Евтушенко подробно отвечал на каждый вопрос в порядке поступления. И
вдруг случился скандал. Встал один из русскоязычных зрителей и сказал
примерно следующее... Мол, мы пришли сюда, чтоб послушать русскую
поэзию на русском языке, а вы нам тут очки втираете. Евтушенко ответил,
что мы в Америке и надо уважать присутствующих, что-то в таком роде.
Тогда товарищ из зала и другой товарищ из другого ряда ещё раз
повторили, что не хотят слушать про политику, а желают слушать стихи.
Евтушенко сказал, что не может не отвечать на вопросы слушателей, ибо
это было бы неприлично, что он читал все стихи по-русски, а если вы,
уважаемый, считаете, что вас тут надуривают, то можете забрать свои
деньги и с миром удалиться. Не знаю, как поступил уважаемый товарищ с
финансовым вопросом, но совету удалиться внемлил; вместе с ним была
вынуждена покинуть зал дама, возможно, супруга, и, по-моему, ещё кто-то
сидевший рядом. После этого дискуссия продолжилась ещё некоторое время,
ещё несколько граждан из зала что-то сказали, в основном по-русски.
Евтушенко аккуратно переводил их фразы на английский, а потом отвечал
достаточно жёстко. Ещё он по-русски пытался устыдить бурнтарей.
Американцы на всё смотреоли как бы со стороны, периодически зал хлопал
поэту, а кто-то, взяв слово из зала, поблагодарил его за всё хорошее, в
частности, и за «Бабий яр». В целом можно считать, что скандал
закончился мирно, морды остались целы, а волки сыты. В конце Евтушенко
сказал, что его просили прочитать «Бабий яр», и поэма прозвучала на
двух языках, как и все предыдущие стихи.
Хочу только отметить, что стихи, которые пишет ныне Евтушенко, те, что
читал в этот раз, в основном слабые (на мой взгляд). А такие,
как «Мужчины женщинам не отдаются...», - просто-таки кошмарные. Из них,
ф так понял, составлен сборник, который автор и использовал в концерте;
сборник издан на двух языках. В чтении стихов на английском я не
заметил ничего стиховного: почти не было не только рифм, но и ритм, и
строфика отсутствовали. Во всяком случае, так мне показалось. Так,
сказал Евтушенко, пишут ныне по-английски, ибо рифмы совсем
поизносились, ибо русский словарь рифм во какой толстый, а англиский
всего-то вот такусенький. Но все переводы автором лично одобрены, ибо
ведь он ещё пока жив (это автор так объяснял аудитории).
По окончании события главный виновник сидел на улице за столом,
подписывая книги и беседуя с желающими. Я не подходил. Потом был ужин в
ресторане, где человек двадцать пять сидели за одним длинным и узким,
как шпала, столом, Евтушенко во главе, и общался он в основном со
своими англоязычными соседями, ибо остальные оказались далеко. Мы же
благополучно веселили друг друга. В конце к поэту подходили и о чём-то
переговаривались многие из присутствующих; Володя из города Ирвайна
предложил выступить у них в университете, на что Евтушенко сказал, что,
конечно, если они смогут собрать достаточную аудиторию. Вот и весь
рассказ. Надеюсь, хроника получилась достоверной и занимательной.
4 апреля 2005 года
КТО КОГО ПРОСЛАВИЛ И КТО КОГО РАСПЯЛ
Дамы (и господа, конечно)! Вот вам история, которую я сочинил сегодня
по пути на работу. Иисуса распяла Римская империя. Это была нормальная,
обычная казнь, которая использовалась для «простых людей» империи.
Страшная смерть на кресте – ею погибли тысячи подданных Рима, среди
которых было и множество евреев. Если верить преданию (Писанию), Иисус
погиб за проповедническую деятельность. За четыреста лет до того за
длинный язык был казнён другой титан беседы – но не софистического
перетягивания каната, а плавного диалога, причинно-следственных связей –
Сократ из Афин. Ему, так же как и Иисусу из Назарета, предлагали уйти,
можно было легко избежать казни. Но это бы противоречило всей
предыдущей деятельности философа, его морали, и Сократ выбрал смерть.
Он в буквальном смысле «выпил эту чашу до дна», приняв яд – казнь,
согласитесь, более «цивильная», чем распятие на кресте. Но ведь Сократ
был гражданином Афин! Дело же его не пропало. Его подхватил, расширил и
записал Платон. Шире стал круг борцов (не стану врать о связи с
народом). Этот не такой уж молодой предвестник будущей бури (как,
говорят, звал их всех Герцен) воспилад Аристотеля в собственной
Академии. Аристотель в свой черёд воспитал Александра Македонского,
который нёс эллинскую культуру в ближнее и дальнее зарубежье. Правда,
заболел и умер в 33 года, оствавив устное завещание – одно-единословный
ответ на вопрос, кому быть его преемником: «Сильнейший!» «The
fittest!» - сказал он по-гречески на смертном одре. Потом явились
стоики, за ними – христиане, и философия попала в железные тиски
религии на многие века подобно тому, как Нева оказалась в объятиях
каменных стен. Ариститель был объявлен Философом с большой буквы,
единственным и неповторимым. Так продолжалось до самой эпохи
Возрождения.
От Афинской империи мы получили в наследство западную философию. От
Александра – эллинизацию народов. От Римской империи – концепцию
европейского права. От еврейского народа нам всем досталась в
наследство религия: кому-то иудаизм, кому-то христианство. После казни
Иисуса между Петром и Павлом возникло разногласие. Пётр считал, что
прежде, чем стать христианином, человек должен стать (или быть) иудеем.
Павел утверждал, что можно обойтись и без обрезания, сокращая путь к
Христу. Не мудрствуя лукаво, он отправился в путешествие по всему свету
(известному тогда) и многих-таки крестил. Например, в Египте не
возражали против очередного триединства: «святых троиц» и так было
много, начиная с Осириса, Изис и их многострадального сына, разъятого
на части.
Стараниями Павла и других ранних христиан «новая религия» не умерла и
оставалась «на плаву» в течение последующих трёхсот лет, имея
последователей – не сотни тысяч, но тысячи, среди евреев главным
образом. Но она ещё не была действительно новой религией. Ранние
христиане-евреи сами считали себя иудеями во всех смыслах слова, хотя и
снабжали ветхую религию новыми веяниями. Рим, естествено, не
приветствовал подобные «разброд и шатания», даже прибегал к карательным
мерам, но не слишком-то усердствовал. Рим выступал за свободу
вероисповеданий.
Прошло почти триста лет, и император Константин перенёс столицу Империи
в новый город, Костантинополь, одновременно приняв христианство.
Говорят, ему было «видение во сне». Он не имел никакого представления о
сути новой религии, но необходимо было избавиться от прежних догм,
произвести вливание «молодой крови» в усталое чрево Империи. Город Рим
перестал существовать как действующая столица государства; за ним
остались в основном функции культурно-исторического центра. Наконец,
город Ромула и убитого им брата Рема разграбили варвары, и
Костантинополь остался единственной непобеждённой столицей Римской
империи. «Ветер перемен» не смог унести в небытие наследие афинской
философии и римского права; на этом базисе фомировалась новая культура,
византийская, культура Второго Рима. А через пятьсот лет на обломках
Киевской Руси строилось Московское Царство, будущая империя, шестая
часть суши. Когда через девятьсот лет после падения Рима пал и
Константинополь, Второй Рим, под натиском Османской Империи, негасимый
факел великого братоубийцы перехватила Москва – она провозгласила себя
Третьим Римом. В третьей инкарнации империя прожила до 1917 года н.э.
Последующие события можно считать пляской аборигенов на костях только
что съеденного собрата. Однако греко-римско-еврейский огонь за тысячи
лет стал плотью и кровью половины человечества, и пока он не пожрал сам
себя путём уничтожения всего живого на Земле, гореть ему и не сгорать.
17 января 2005 года
О ФИЛОСОФИИ И ФИЛОЛОГИИ
Вот как детали нашего «логоса» запросто и любовно влияют на «софию»
(или наоборот?). Например, автор пишет (цитирую): «Не выношу этих
громных американских торговых центров с массой народа и их несносными
кондиционерами. То ли дело фермерский рынок или какая-нибудь
лавчонка...» То же самое автор мог бы сказать, например, так: «Не
выношу этих огромных торговых центров с массой народа и их несносными
кондиционерами. То ли дело американский фермерский рынок или какая-
нибудь лавчонка...» - и это повернуло бы авторскую философию на 180
градусов.
Test jan 11
Тест 11 янв
29 декабря 2004 года
На сайте Александра Соколова (Кацо) из Нью-Йорка http://www.litkon.com
проводятся конкурсы литературных произведений, стихов и прозы. Они
обычно проводятся на заданную тему. Хотья выставляемые работы, по-
моему, почти всегда слабы, я отправляю туда иногда стихи: там бывает
интересная критика. В этот раз критику присылает Борис Ковальский
(bor_kov@front.ru). Помещаю её здесь вместе с моей «реакцией». Речь
идёт о стихотворении «Когда бы власть была мудрей и чище» (оно есть на
Сакансайте вместе с другим стишком под общим заглавием «По горячим
следам»), которое было написано 6 сеннтября 2004 года..
25 декабря 2004
Борис Ковальский (bor_kov@front.ru)
Прочитаешь такие стихи, и пропадает всякое желание любить Родину. Во всяком
случае, - любить ее публично. На сцене. Нет, уж лучше мы с ней как-нибудь
вдалеке (от людских глаз), в укромном уголке полюбимся и поненавидимся. Оно
так, чес'слово, лучше будет. Ибо публичная любовь налагает слишком много
обязанностей, а я не уверен, что с ними справлюсь.
Дико извиняюсь, но вот припомнилось... Как-то я брал интервью у одного
питерского артиста, и речь зашла о любви на сцене. Я все допытывался, что там
случается, насколько собственные ощущения актера-человека помогают (или
мешают) актеру-персонажу. "Гм... - хмыкнул интервьюируемый. - Понимаешь,
Боря, у хорошего актера на сцене не стоит". И дело тут, конечно же, не в потенции,
а в эстетике. И не в том, что "видно - не видно", а в том, что энергетика направлена
совершенно в другое русло.
Ровно то же - с гражданской лирикой (в традиционном понимании; типа
"Клеветникам России"). Она - ЛИРИКА, или она - ГРАЖДАНСКАЯ (то есть, по
сути, публицистика)? В первом случае мне хочется поэзии, вольной игры со
словом, во втором - ясности и отточенности мысли. Увы, такое соединение
довольно редко оказывается удачным. Чаще всего есть гражданская, но нет лирики,
или наоборот. Исключения, конечно, случаются, но они, скорее, подтверждают
правило. Иногда собственная здесь-и-сейчасная влюбленность помогает актеру
передать на сцене чувства персонажа. Иногда и поэту удается вскочить на
трепетную лань с мечом в руке и не выглядеть при этом комично. Но, в целом, как
правило, - либо то, либо другое.
И вот еще важная вещь: чтобы традиционная гражданская лирика адекватно
воздействовала на читателя, необходимы особые условия. Собственно говоря, она
и родилась в особых условиях. Гражданская лирика, какой мы обычно ее себе
представляем, возникла в период главенства печатного слова (даже если по разным
причинам ему приходилось быть рукописным или изустным). И (в качестве
значимого явления общественной жизни) существовала только до тех пор, пока это
главенство продолжалось.
Однако за последнее время ситуация сильно изменилась. Слово как таковое (голое
слово) утратило прежнюю значимость. Не важно, как мы назовем сегодняшнее
состояние - аудиовизуальной культурой, культурой клипа, женской культурой
(подразумевая, что логоцентризм во многом обусловлен особенностями мужской
психики) - важно другое: слово утеряло ясность и глубину. В этих условиях
гражданская лирика в прежнем ее обличье перестала достигать желаемых
результатов.
Слово в пространстве аудиовизуальной культуры передает не столько прямой
смысл (идеологию), сколько авторскую интенцию. Здесь между словами зияет
пустота отточий, подразумеваемого, но не проговоренного. Поэтому особое
значение приобретают визуальный ряд, музыкальный ряд, ИНТОНАЦИЯ, с
которой произносятся слова. И только все это в совокупности способно передать
общий смысл высказывания. Смысл в большей степени ощущаемый, нежели
формулируемый. Смысл как эмоциональный заряд.
Примеров подобного отношения к слову можно привести множество. Илья
Лагутенко, Zемфира, "Би-2", "Смысловые галлюцинации", Чичерина, "5'nizza" etc.
Тем же баловались и балуются Виктор Цой, Борис Гребенщиков, Вячеслав
Бутусов... В значительной степени утрачивает смысл творчество Владимира
Высоцкого, Булата Окуджавы, Юрия Визбора, если воспринимать их стихи с листа,
не слыша авторской интонации, особой манеры произношения, не чувствуя
эмоционального заряда.
Все это ведет к тому, что тексты традиционной гражданской лирики (типа "Россия
-священная наша держава" или "Когда бы власть была мудрей и чище")
невозможно читать без иронии. В лучшем случае, они смотрятся как милая
архаика, отдающая ностальгией и нафталином. Конечно, для любого
стихотворения найдется свой читатель. Проблема в одном: гражданская лирика по
определению публицистична, а публицистика (в отличие от собственно лирики)
стремится быть дискурсом, предназначенным для максимально широкой
аудитории. И еще: чтобы достичь цели, публицистика может вызывать какие
угодно эмоции, вплоть до злобного неприятия, но только не иронию. Ироничное
отношение читателя губит публицистику на корню.
Все вышесказанное не означает, что гражданская лирика в рамках аудиовизуальной
культуры невозможна. Она существует, но принимает другие формы. Для примера
возьму то, что лежит под рукой. Вот отрывок из композиции "Солдат" группы
"5'nizza": "я солдат недоношенный ребенок войны я солдат мама залечи мои раны я
солдат солдат забытой богом страны я герой скажите мне какого романа я солдат
мне обидно когда остается один патрон только я или он последний вагон самогон
нас таких миллион в оон я солдат я знаю свое дело мое дело стрелять чтобы пуля
попала в тело врага эта рагга для тебя мама-война теперь ты довольна". Читается
как почти бессмысленный Все вышесказанное не означает, что гражданская лирика
в рамках аудиовизуальной культуры невозможна. Она существует, но принимает
другие формы. Для примера возьму то, что лежит под рукой. Вот отрывок из
композиции "Солдат" группы "5'nizza": "я солдат недоношенный ребенок войны я
солдат мама залечи мои раны я солдат солдат забытой богом страны я герой
скажите мне какого романа я солдат мне обидно когда остается набор слов, однако,
стоит нам взять текст в целом (слова плюс музыка плюс интонация плюс
эмоциональный заряд), и авторская интенция становится вполне понятной.
...Я ничуть не сомневаюсь в искренности Михаила Ромма. Стихи его, на мой
взгляд, совсем неплохи. Только цели они не достигают, поскольку поэт не
учитывает языковую ситуацию (контекст), в которой существует. Он предлагает
мне паровоз в качестве новейшего изобретения, а я уже давно освоил другие
способы передвижения. И выражать любовь (и ненависть) я научился иначе.
27 декабря 2004
Реплика Михаила Ромма по поводу критики его стихотворения Борисом
Ковальским от 25 декабря 2004 г.
Дорогой Борис!
Спасибо за развёрнутый комментарий к моему стихотворению. Мне вообще
нравятся Ваши отзывы здесь, на этом сайте. Я с ними чаще всего солидарен.
Собираясь ответить на Вашу статью, я понимаю насколько это рискованое занятие.
Вы рассуждали о моём произведении, и мне не следовало бы высказываться, ведь я
уже высказался в стихах. Однако я решил пройти этот скользкий маршрут –
насколько можно осторожно – была ни была. Где наша ни пропадала!
Итак, Вы обращаете внимание на жанровую принадлежность стихотворения к так
называемой «гражданской лирике» и скептически ставите под сомнение нужность
самого жанра, особенно в наше время (если я Вас правильно понял). Вот некоторые
мысли.
Во-первых, гражданская лирика – один из традиционных жанров русской поэзии.
Возможно, он отсутствует в некоторых других культурах, но для русской
стихотворной традиции он также естественен, как для Древнего Египта было
логично создание папирусных текстов и каменных обелисков с рассказами о
величии фараонов. Всякая культура имеет отличительные признаки. Русская поэзия
немыслима без гражданской лирики. В конце концов, это может быть следствием
традиции подавления свободы слова. Такая традиция может умереть, но только в
результате глобального культурного катаклизма, который бы привел к
вырождению русской культуры в какую-то другую, нам неизвестную. Исключить
гражданскую лирику из русского стиха – это как извенить правила орфографии, в
конце концов (да простит меня за плагиат Дмитрий Быков).
Во-вторых, ведь автор стихов чаще не задумывается о том, что за жанр сейчас
просочится из его пера. Об этом он думает после. Во многом жанр диктуется
тематикой (чтоб форма помогала смыслу), в случае гражданской лирики – всегда.
Стишок «Когда бы власть была мудрей и чище» написан через несколько дней
после Беслана, когда стала отчётливо вырисовываться неприглядная (мягко говоря)
роль российской власти во всей трагедии. (Хотя, конечно, идеи стиха
формировались дольше, раньше, а сам стих – даже и не о власти). Отсюда
эмоциональность. Но тут я сбиваюсь на то, чтоб давать оценку своему
собственному произведению, что глупо. А Вы уже сказали: «...энергетика
направлена совершенно в другое русло.» Я не согласен.
К сожалению, с поэтическим творчеством авторов из рок-групп и представителей
других похожих жанров (Вы их упоминаете) я практически не знаком. Но
использование Вами текста С. Михалкова «Россия – священная наша держава» (в
котором сама первая строчка уже является провокацией: напрашивается
«священная корова», а не держава)... Так вот, использование этого текста для
сравнения мне кажется некорректным. Ведь это вообще чёрт знает что. Это не
имеет никакого отношения не только к «гражданской лирике», но и к поэзии, и к
художественному творчеству. Какой там лирический герой? Где там образы?
Ничего там нет. Не знаю, может, гимны всегда так создаются, но в гимнах я ни
носом, ни рылом (извините).
Рискуя, что античные боги покарают-таки меня как бедного Нарцисса, заговорю
ещё раз о собственном стихе. Вы правы, пафос в первой же строке «Когда бы
власть была мудрей и чище» налицо. Вас он смешит – Ваше право. Я, например,
тоже отношусь с некоторой долей иронии к жанру оды, который был популярен в
18 столетии (хотя иронизировать над предками легче, чем понимать). Но, думаю,
это Ваше личное восприятие в данном случае, а не обязательная реакция. Опять же,
поскольку Вы не «тварь дрожащая», то «право имеете». В любом случае, я не стал
бы ставить этот мой стишок в один ряд с новейшим вариантом российского гимна.
Я бы согласился с Вами в том, что к, так сказать, «высшим жанрам» поэзии мой
стишок отнести нельзя. В частности, из-за пафосности, которая есть
спекулятивный приём (так же как и заигрывание с публикой разными способами).
Возможно, в нём образность не занимает главенствующего места. А ведь поэзия
есть именно образное самовыражение. Но опять же, разные жанры по-разному
акцентируют своё внимание на арсенале поэтических средств.
Из последнего абзаца Вашего отзыва я понял, что Вы прежде всего рассматриваете
моё детище в контексте современной «языковой ситуации». Боюсь, она мне
неизвестна. Может, это и к лучшему? Боюсь также, что наши вкусы с Вами
несколько различны. Это было незаметно, когда Вы обсуждали откровенные
стихотворные «ляпы», низкое качество исполнения, когда речь шла об отсутствии
«авторского лица» (если можно так выразиться). Но как только мы выходим на
другой уровень (извините за снобизм), наши разногласия проявляются. Это не
мешает мне, например, с удовольствием читать Ваши отзывы. Кстати, я сейчас
отправлю Ваш текст на один из сайтов, где опубликовано «Когда бы власть...»,
чтоб поставили. Думаю, Вы возражать не станете, тем более, что уже и сами
опубликовали свой отзыв в публичном месте.
В заключении не могу сдержаться, чтоб не придраться к маленькой стилистической
особенности, которая меня смущает с некоторых пор. Вы пишете: «Стихи его, на
мой взгляд, совсем неплохи.» Вот это слово «неплохи» меня и смущает, его
половинчатость, даже некоторая беспринципность (уверен в Вашей
принципиальности, но лишь хочу выразить внятно мои субъективные ощущения от
приёма). Например, когда президента США Клинтона загнали в угол и он должен
был публично извиниться, он сказал так: “I owe you an apology.” Т.е., «я задолжал
Вам извинение» (дословно, нелитературно переводя). Вместо того, чтоб сказать
просто «извините». Т.е., он так и не извинился, ушёл от прямого ответа. Стиль, по-
моему, важен. Ведь есть слова «плохое», «хорошее», «посредственное», «скучное»,
«вялое», «нудное», «оригинальное» - да, мало ли слов в языке, - зачем нам
опускаться до политически корректных «неплохи».
Ещё раз извините за то, что решился ответить на критику собственного
произведения. Так уж вышло. «Бывает, под хвост попадёт вожжа, и тогда
понесёшься, что было сил»... И ещё спасибо, Борис, за внимание и потраченное
время. Вы благодарный читатель. Сходите на мой сайт www.mromm.com, если
будет свободная минута.
Миша Ромм, Сан-Диего, Калифорния
9 ноября 2004 года
Эвелина Ракитская сделала новую запись в Дневнике, которую я отправил
Лиле Хайлис посмотреть. Вот немедленный ответ Лили (а запись Эвелины на
всякий случай прилагаю ниже).
Миша, спасибо, это очень интересно. Я потрясена. Сразу несколько тем
для нескольких романов. Или тема для одного романа: немолодая
проститутка, которая любит людей и даже мужчин, которых, казалось бы,
по идее должна возненавидеть, любит людей настолько, что учится лечить,
воспитывает дочерей, а рядом - взрывы. Посоветуй от моего имени Эвелине
написать роман, ведь не зря же ей идёт такой опыт. Потрясающе! И имя
Маргарита. Можно такой гротеск сделать - Последняя инкарнация
Маргариты. И опустившийся Мастер, разбогатевший на бульварной
литературе циник, который забрёл в публичный дом в поисках материала
для необычайной книги, а стал постоянным посетителем и мечтает теперь
только о том, чтобы прекратились взрывы. И Воланд, на этот раз опять в
Иерусалиме, и свита из бывших эсэсовцев и кагэбэшников во главе с
только что подохнувшим Арафатом, который пытается командовать, но во
всём терпит крах. И эмигриривавшие литработники, даже состарившаяся
Аннушка. Во как! Лиля
А вот и запись самой Эвелины:
Вчера пришла ла лоток к одной знакомой. Она тут на вокзале торгует
всякими штучками, брелочками и кулончиками. Она была вся бледная,
спросила, не у нас ли рядом взорвали. Я сказала,что у нас, как раз
рядом. Она там тоже недалеко живет.
Потом она пошла и в махон. Махон - это израильский публичный дом. Она
продает тамошним рабтницам свои украшения и гадает им на картах таро.
Такой у нее заработок. Я попросилась, чтобы Маргарита меня взяла с
собой, мне стало вдруг очень интересно. Маргарита меня взяла с собой,
мы пошли на улицу Леванте, там одни махоны, это две минуты от
вокзала.Пришли. я смторю - женщины лет 40-50. Все такие уставшие,
утомленные. Двое уже уходили с работы. А одна еще с нами посидела,
поговорила. Ей 52 года, у нее двое детей, две дочери, а сама работает
проституткой. Я была просто в шоке, но виду не подала. Женщина хочет
учиться экстрасенсорике, чтобы отсюда уйти и больше проституткой не
работать. Она такая, видно, милая и талантливая, рассказывала нам про
суджок, про ладотерапию.. Видно, все умеет и любит людей. Потом мне
стало не по себе, потому что в дверь без конца заглядывали всякие люди,
они заглядывали и упирались заинтересованным взглядом в меня, может,
думали что это новая работница появилась, потому что я сидела как раз
напротив входа. Пришлось уходить домой. Вспомнила Некрасова: "В суды, в
больницы он входил..." - а вот кто, не помню. Поэт, наверное...
Так высокопарно. А потом подумала: что так высокопарно? Люди тут
работают, а я дурью маюсь...
Тест Test