|
|
Почему же только
сейчас дошла, наконец, к читателю яркая
книга Алексея Остудина, к тому же
девственная, без всяких купюр и
редакторских вмешательств? И почему
является она на свет Господен в Харькове,
а не в Москве или Питере, не в его родной
Казани, наконец?
Появление настоящих книг зачастую загадка, чуть ли не таинство. Но, по крайней мере, внешние причины назвать несложно. В сентябре 2003 года Остудин стал лауреатом поэтического конкурса, посвященного 100-летию коктебельского Дома Волошина. В январе 2004-го он с успехом гастролировал в Харькове на ежегодном фестивале современной поэзии памяти Бориса Чичибабина. Последние два года Остудин очень активно публикует стихи в Интернете, получает на них отклики-эхо, что вообще очень важно для любого сочинителя и просто-таки провоцирует желание иметь Свою Книгу… Это - внешние поводы. А причины? Пожалуй, позволю себе назвать эту книгу первой у данного автора. Прекрасно зная, что дебютная хронологически, "Весеннее счастье", вышла в советские времена в какой-то серии вроде "Библиотечки школьника" в той же Казани. Тиражом немалым, но какие стихи могла пропустить советская цензура для юношества? Эротические? Остросоциальные? Вряд ли. Далее в 1994 году Остудин стал автором "Улицы Грина". Де-юре это тоже книга объемом в 1 п.л., но фактически - рекламный буклет. Московское издательство "Столица" осваивало средства, выделенные на некую "Федеральную книгоиздательскую программу", и хотело выпустить как можно больше авторов. Дабы показать, что "щэ не вмэрла" русская литература после экономического шока и развала СССР. Авторами книг-буклетов становились и ветераны Куликовской битвы, и молодые поэты, порой весьма интересные. Мне кажется, внешним импульсом к появлению именно вот этой книги, которую мы читаем сейчас, стал визит Алексея Остудина в домик-музей Александра Грина в Старом Крыму в сентябре 2003 года. Сотрудники заведения культуры, узнав, что перед ними - автор книги "Улица Грина" (где и как как они услышали об этом московском буклете, Бог весть), стали просить ее экземпляр для пополнения гриновской экспозиции. И, увы, были разочарованы: Остудину нечего было подарить своим потенциальным читателям. Ценящие поэзию Алексея Остудина также не раз задавались вопросом: почему он так мало издается? Ровесники Алексея Остудина – и он, разумеется, тоже – уже в начале 80-х прекрасно понимали, что нельзя писать "большим советским стилем", серым, хилым и тухлым, даже если за это тебе готовы отдать все союзписательские блага. Как не надо, знают многие. А как надо? И впрямь показалось, что поиски новой выразительности закончились очень быстро, в "коммерческие 90-е". Тогда шершавым слогом вчерашние поэты стали строгать детективы, фантастику, прикладную литературу на тему "как стать успешным"… И это находило спрос, шло в массы. Ну, а поэтам в 90-е годы приходилось весьма неуютно. Кто спивался, кто садился на иглу. Многие уезжали на ПМЖ за рубеж, кто-то пытался сделать карьеру пиарщика, политтехнолога, депутата… Велемир Хлебников – поэт, чье творчество, так же как остудинское, радовало Казань и Харьков – свое “Войско песен” хотел повести в поединок с "прибоем рынка". Ни в начале ХХ века, ни в конце его такое состязание не представляется, на первый взгляд, особенно успешным. Ситуацию культурного перелома 90-х годов драматург Владимир Гуркин окрестил это время "эпохой обманов". А вологодская писательница Татьяна Тайганова называет своих ровесников поколением "невостребованных сороколетних" (журнал "Радомысл" №1 - 2004). Поэзия и впрямь отступила (в который раз!) под натиском дешевой прозы и такой же журналистики, ушла в "тайнохранительные срубы" (по выражению Б. Чичибабина). Пожалуй даже стала восприниматься как некое клеймо неотмирности. "Поэт – вселенский лох". Впрочем, не впервые так происходит. К счастью, Остудин не оставил это "лоховское" занятие. В стихах, написанных в 90-е годы и только сейчас приходящих к читателю, он часто предстает чутким лириком, сводящим воедино смысл и звук, иронию и интуицию. В житейских ситуациях Алексей Остудин часто позиционируется ярым патриотом Казани, идет ли речь-спор о рок-музыке, нефтебизнесе или лингвистической школе Бодуэна де Куртене. В стихах же остудинских иногда видна, наоборот, недюжинная горечь провинциала: "В Поволжье жить - по-волчьи выть". Мы обязаны быть "счастливы по умолчанию" - робко напоминает компьютерно продвинутый лирический герой Алексея Остудина. В сущности, повторяя тезис Максима Горького. Алексей (не о Пешкове теперь, разумеется, речь) смог не потеряться и не потерять, но сохранить в себе многое – от себя же образца ранних 80-х. Сегодня, на фоне упадка общего уровня поэтического письма, на фоне унылых либо циничных интонаций такая яркая, броская манера стихосложения интересна вдвойне. При этом Остудин сумел уйти от "общих мест" эпохи: он ироничен, но не циничен. Макс Фриш в заметках "О лирике" привел пример: "Представим себе инженера, который, начиная строить, отодвигает свои знания в сторону и строит, как древние римляне, - акведуки… Поэтов, когда они создают поэзию, отстающую от нашего сознания, не увольняют только потому, что вред, причиняемый ими, задевает лишь их самих: они увольняют, так сказать, сами себя." Фриш дает определение такой поэзии – "антикварные стихи". Я понимаю Фриша так, что наследовать любой сложившийся стиль (персональный или "большой", общераспространенный) легче, чем искать своё художническое "эго", созвучное современному мироощущению. Алексей Остудин, как понятно по текстам этой книги, прекрасно осознает, что поэт - "сын времени", а не антикварный чайник. Иногда казанский поэт полагает, что добиться этого можно за счет лексических новшеств, современных деталей языка и жизни. В других же случаях Остудин позволяет себе отходить от грамматики, блеснуть неким анаколуфом, "татарской" аграмматичностью. Не до такой радикальной степени, как, скажем, Андрей Поляков из Симферополя, но все же. Тем самым Алексей не дает забыть себе и нам, что главное занятие поэта – выворачивать наизнанку язык, бросать его читателю, как перчатку, расширять возможности сказанного. Поэзия - квинтэссенция выражаемого, а то и невыразимого. Когда говоришь о поэте, трудно избежать медитаций на тему возраста. Стихотворец вроде девушки: чем юнее, тем привлекательней… Алексею Остудину - 40 с небольшим. Вроде бы многовато для "буйства глаз и половодья чувств". Лермонтов, Пушкин, Есенин, да и Блок в эти годы уже все, что могли, сказали. Но и к "потерянным", как видно из этой книги, его относить нечего. Опять же, общеизвестно, что у Роберта Фроста дебютная "Воля мальчика" вышла лишь к 40 годам, у Арсения Тарковского его первая книга стихов - в 52. Обязан ли поэт быть "красивим, двадцятидвухлетним", ранним? Такой тип судьбы воспринимается как типичный благодаря титанам романтизма. Для полной красоты над поэтом нужно прицепить также терновый венец, который затем станет нимбом. Однако же на Востоке известен и иной типаж поэта: монах, старец, мудрец, гуру. Свои лучшие рубаи или хокку он пишет лишь обретя благородную седину. Пережив и войны, и распад страны (как Махтумкули) и пьянки (Хайям). Казань – на рубеже Запада и Востока, поэтому я склонен воспринимать Алексея Остудина как поэта восточной кармы, у которого еще многое впереди. И радуюсь этой книге, надеясь на последующие.
Игорь КРУЧИК, Киев |
||