СТИХИ О “РУССКОЙ МАФИИ”
“Я опоздал. Мне
страшно. Это сон”
(О. Мандельштам “Концерт на вокзале”)
1
Не рой другому… Духовой гигант
На выселках почил в полуподвале.
Все прочие ему лишь подвывали
С прискорбием до воспаленья гланд.
Так, на погосте высадясь, десант
Сшибал деньгу своими трали-вали:
Покуда родственники пропускали –
Земля, мол, пухом – грамм по пятьдесят.
Не стало Крокодилова. Джаз-банд
Мгновенно развалился, точно печень.
Трубач прижился на отрогах Анд,
Режимом Пиночета обеспечен;
Индейцы чибча, ласковее ламм,
Ему двухместный возвели вигвам.
2
Фиг вам! Вы думали, тягучей флейте
Забыть удастся ходки вчетвером
По вечерам за “Старкой”?! (“Ибо ром
Лишь в антиалкогольном пьют памфлете…”
Г. Мудикова, “Плач по Партбилете”)
По счастью, барабанщик за углом
Открыл массажный кабинет. “Шалом! –
Вломился лабух. – Стопаря налейте!”
Цынцыппер был ударник хоть куда
И мог бы дать “Лед Зеппелину” фору –
Когда б отчизны валкую опору
Не составлял на ниве каптруда:
“Хоть разум возмущенный и кипит,
Навар снимают пришлые!” (Ibid)
3
“А помнишь, Фил, какие по Тверскому
Кораблики пускала детвора,
Как солнце рдело – жилы отворя
Сугробам, бездыханно впавшим в кому;
Как мы квартетом шлялись по райкому
И, “оттепель” воспев – тарамта-ра! –
Лишь язву нажили да глаукому;
Как с верхотуры сталинской высотки
Мы пялились, нервически куря,
На тот парад 7 ноября:
………………………………………….
………………………………………….
………………………………………….”
(Лакуна использована автором не столько
с цензурно-назидательной целью, сколько
с иллюстративно-топографической: ибо
изображает упомянутый парад – вид сверху)
4
“Спокуха, Алик. Лучше хряпнем водки.
Весь разговор стасован наперед:
Про то, как нам второй чужой народ
На новой родине набил колодки
Покруче первого – того, что глотки
Грозился всем порвать, переворот
Козлом впуская в общий огород
И славословя гласность из-под плетки.
Но, окромя сохнутовских пройдох,
Никто ведь нас не звал в олимы, Алик.
Вон Крокодилов: под забором сдох –
А Русь не продал за коньячный шкалик!
Мы сдрейфили – и рынок нам невольничий
Стал застить солнце дня и звезды полночи.
5
Ты мне пеняешь: дескать, я, предав
Искусство, вдруг подался в массажисты…
Какое к черту! Или за всю жисть ты
Не вызубрил, кто кролик, кто удав?
Поверь мне, я заправский костоправ,
Привык вести рисунок ритма чистый.
От нас клиенты – гибки и плечисты –
Всегда выходят, похотью воспряв.
Хоть одурел от бартеров и лизингов –
Зато я виллу выбрал по душе
И не хожу, как ты, дудеть на Дизенгоф
И не живу в чилийском шалаше.
Помянем наш оркестрик похоронный:
Три четверти в нем – белые вороны!”
6
В “Memento mori” – “миром онеметь”
Каббалистический девиз пригрезя,
На смертном ложе благостно пригрейся,
Свернись клубком, чешуйчатая медь.
О, туба грузная! Затишье встреть
Стоически: в музыке несть регресса –
Щемит ли слух кладбищенская месса
Иль вальс вокзальный затевают впредь.
Поминки славные ассигновали
Заимодавцы, в кабаке поддав.
А ты дремли себе на сеновале –
Как проглотивший кролика удав.
Отныне ни одна из эвменид
Тебе твое безмолвье не вменит.
ТЕЛЬ-БАРУХ
Не податься ли с горя на пляж Тель-Барух
По-бродяжьи –
Где распластана квелая плоть побирух
К распродаже,
Где на Доне Хуане несвежих газет
Козлоблеянье,
Где промарихуанен прибрежный клозет
В озлоблении;
И где пальмы вбуравлены, как якоря, -
Вся механика –
В небеса, вопрошающие рыбаря:
Скоро ль Ханука?..
Подкрадусь к битахонщикам да издевнусь:
“Что, все курите?
Срок немалый, видать, намотали на ус
Вы в security;
Моцион эмигрантский купанья в дерьме
Вам сполагоря…
Но как деды платили калым Колыме
Пылью лагеря –
Так и мы в аравийский сотремся песок
Без чего-то –
Нашу душу сосватавшего, а не сток
Пищевода!”
Перекинутся церберы: “Оба-на, врет!
Ай, зануда!”
Разве шлюшка за щиколотку ущипнет
Словоблуда…
И луна – зацепивши прибоя волну
В роли горничной –
Перестелит пучину, и я увильну,
Точно вор ночной,
От объятий, распахнутых в глубь сквозняка
Причитаний,
С тайным чаяньем Г-спода. Или божка
Чаитаньи.
* * *
Вы, у кого одна извилина,
Повторно идола воздвигли:
На маклеровы фигли-мигли
Сокровище души распилено.
Вы липких дланей не отдраили:
Вам по крылу трепать приятно
Пропащего репатрианта,
Чей жребий проклят во Израиле.
Откуда, из каких диаспор там
Взялось то братское глумленье,
Тот сплав с мошенничеством лени
И краснобайства – с загранпаспортом?
Там лики светлые – увы! – редки:
Все ж прочие, похабно щерясь,
Любую нам крамолу, ересь
Приписывали хором, выродки.
Нас марокканцы ели поедом:
Ашкеназийскую культуру –
Что мы им даровали сдуру –
Ревнуя к нам, европеоидам.
И – чтоб, как встарь, прослыть упрямыми –
Нам предстояло, все обдумав,
Опять сыграть в Бронштейнов, Блюмов,
Стать Шестовыми, Мандельштамами.
К АЛЕКСУ
Мы с Аравийским полуостровом
Срослись немного набекрень,
И эмигрантская мигрень
Круизом бредит Калиостровым.
Сравняется, падет ли ниц –
Шоссе неистово барханится…
Зато душа такая странница:
Расхристанней иных срамниц!
Вы спросите: “Что проку рыпаться,
Не слаще ль храпом истекать?” –
Но на стакатто эстакад
Настроена пророком скрипица.
Привычка соблюдать кашрут
Пристрастие питает к праведным,
Просрочка трапезу отравит нам:
Нас без зазрения сожрут.
Под балдахином, на бар-мицве ли
Среди крикливых капризуль,
Украдкой пригуби лазурь –
Чтоб жилки атласа не выцвели –
И узы тела распусти
От эликсира – magnum opus’а,
И, как воздушный шарик, лопайся
Навстречу хрусткому пути!
ЗВЕЗДЫ БЕРБЕРИЙСКА
Ужели ты – тот Йозеф К.,
Что надзирает вползевка
За местным лит.процессом
В усладу кронпринцессам? –
Одна тебя приободрит:
“Не трепыхайся, апатрид, -
мы все тщетой томимы
летейской пантомимы!
По дну фланируя, глотни
Пенообильной колготни –
От складчины волыня
На воровской малине.
А сдавит горло – у-тю-тю! –
Заварим свежую кутью
По звездам-погорельцам.
Зажуй собачьим зельцем!”
Стал пепелищем небосвод,
И в бывшем здании ОСВОД
Огни “Утопинвеста” –
Двоичней, чем Авеста.
Ормузда жучит Ариман,
Как юнгу – тучный мариман,
Ему мирволит Митра –
Верховные пол-литра.
Пупырчатее пентаграмм,
Путаны курят фимиам
Томмазо Кампанелле –
Томяся на панели.
Средь водорослей – ни гу-гу!
На средиземном берегу –
Особый микроклимат:
Последнее отнимут.
Опять супруги Параной
Всех попрекают из парной
То ельцинской Рассеей,
То герцлевой идеей;
И в альманахе “На двоих”
Печатается каждый чих
Про чудную водичку,
Про нудную ватичку…
В библиотечке “Зайд гезунд”
Эссеи выйдут “Зуб за зуб!” –
Анонс: бомбометанье
Ввели магометане!
Сам Пенделев мусолил тут
Свой панегирик “Зряшный Зуд” –
О Строчкогонской Стелле
(по мужу – О’Борзелли).
А вот – не палая звезда ль? –
“Поэмы Кукиша” издал…
Цыц , хаханьки по фене:
Пусть ма-а-ахонький, но гений!
Уводит магия во мрак
От бума бумагомарак:
“Что нового прилгнете
О мафиозном гнете?”
“Да, склизкие – увы и ах! –
А вы сидите на бобах;
Все дело не в растеньях:
Вы – сущий неврастеник!”
Не надо дрязг, не надо брызг.
Безвиден город Берберийск.
А ты – в томленье донном
Не копошись планктоном!
А ты – ни с кем и ни о ком:
Скитайся пепла мотыльком
По сквозняку столетий –
Дабы не сгинуть в Лете!
$
Ольге Филановской
Над чепцами молчальниц монахинь
Выплетался ажурный Латрун,
Где не то что твоих “альте захен” –
Не услышишь и лютневых струн;
Где вязание в духе библейском
Утешает сестер до поры:
Словно солнцевых спиц переблеском
Воссоздашь Notre Damme de Paris…
Но и в архитектурном романе
Разверзался идейный пробел:
Квазимодо листал “Euromoney”
И вблизи коксинеля робел;
С подавальщицей брокерским жестом
Изъясняясь (на бирже оглох) –
Он по ближневосточным сиестам
Вербовал франкмасонских пройдох.
Вот раскрыл портмоне Эсмеральде
(Так нарек молодого дружка):
Все сомнения я усмирял-де,
Апеллируя к форме замка. –
То ли спицы с обрывом нити,
То ли лопнувшая струна?
Может, кольца гадючьей прыти –
Той, что к гнездам устремлена?..
Что за символ? Не манихейский ль
Это знак на вратах судьбы?
Впрочем, что нам пророк Йехезкель,
Что нам цинковые гробы!..
CABALLITO DE MAR
(морской конек)
“…Первая и последняя буква –
начало и конец моего чувства
пойманной рыбы”
(Ф.Кафка, Дневники, 20 авг. 1911)
Я стрелкам говорю: оттикайте
Свой путь в аттическую падь, -
В кальмаровых глазах навыкате
Пора гроссмейстеру мелькать!
Рассмейтесь над скачком догадливым
Конька с коралла на коралл:
Он так замел следы, что вряд ли вам
Вдомек, кому он подыграл.
Сцепился с банкой из-под “Туборга”
Пикассоцветный спинорог,
Не по зубам ему откупорка –
Вдвоем со скатом приналег.
Шесть лунных цезио актинию
Облюбовали для бесед:
Томит их кавалькаду синюю
Эйлатский саргус, нудно сед.
Увы! О рыбах по евангелью
Судить –кропленая игра.
Вон – императорскому ангелу
Уже шахуют юнкера…
А ну, секундная с минутною,
Ваш ход, пока еще светло
И – вброд пересекая мутную
Эпоху – ногу не свело!..
Пятнистая мурена, выхиляв
Откуда-то из-под камсы,
Вас прямиком отправит в “Ихилов”,
О, водолазные часы.
Глядите ж в оба! – Не к такому бы
Подводный сей кордебалет
Привел итогу: катакомбы…
Всем – пат на Патмосе… Конь Блед…
Спасенье в том, чтоб не пресытили
Нас годы плаванья вприскок –
Чей стиль по форме вопросителен,
Но восклицателен меж строк.
Не заодно ли с каббалистами
Вольнолюбивый горбунок?
Да мчится рифами он мглистыми
По ойкумене со всех ног!
…Аквариумною антиквою
Гарцует резвый чемпион,
И стрелки лыбятся – оттикивая
Конец времен.
* * *
Шесть дней творенья до начала эры.
Но труд ваятеля – тщета,
Коль давние колеблются химеры
Покрыть кредиткою счета.
Примеривая демиургов фартук,
Опомнись, не замай красот.
Кого лепить: лоснящихся сефардок?
Владельца фирмы “Microsoft”?
В Торонто Ольга – альфа и омега
Экспромтов кто как не она
Да к ангельскому чину в Сан-Диего
Представленная Бальмина!
Ах, да, еще в России полунищей
Два друга ждут, чтоб утряслось…
Под стать им – причитаешь по лунище,
Разменяной на утро слез.
Тянучка одиночества. Из банка
Тебе повестка, полугой.
Дождливо. Опустевшая стоянка
Блестит кондитерской фольгой.
* * *
Я не поспел к тех кочек дележу,
Откуда квакают еще по-русски, -
И потом лысин клерковых дышу:
Ввиду того что лифты узки.
Примазаться к одной из синекур –
Чтоб ноздри дымом драл торфяник?
Нет, мне милей служебный маникюр
Шпандорящих по клавишам парфянок!
Оглох и не улавливаю флейт.
И бросьте плакаться, мол, дело плохо:
Пусть Роза Язвина грассирует памфлет
На Моисея Шляпентоха
И пусть, переминаясь на юру,
Всем разъясняет: “Вместе мы со Львова…”
Природа стерпит их игру,
Пока наливка на столе сливова.
Не стану я вопить: “Окстись! Он не жилец!
Храпел, ретивый и саврасый, -
А нынче сед, как лунь…” Станислав Ежи Лец –
Кумир его и всей сов.расы.
Соседка, Равиталь, врубает “Гальгалац”,
Под семиглавый вой надкусывая киви:
Одна из эллинских прядильщиц залгалась
В обидно сюррном нарративе.
Вот сказано: там хорошо, где нас нет.
А если нет нигде? Под взмахи аонид
То малое – что сей ландшафт роднит
С отечеством – на горизонте гаснет.
Февраль 30-ого встает из тьмы.
Надежде Яковлевне он об эту пору
Писал. Цитирую дословно: “Мы
Еще найдем друзей, найдем опору.
Совсем не обязательно Ташкент,
Попробуем в Москве…”
ТРАГИФАРС
Вот так номер: изверясь и вызверясь
На Руси, на ее раменах,
Он в лосиноостровскую изморось
Прихромал, аки иеромонах…
Точно не было пальм Неве-Якова,
На мангале зажаренных дней:
“Перемелется! Ну, не вояка вы, -
здесь сытней.”
Монолога не выблюй им гиблого:
Едокам шашлыков невдомек,
Что тогда – засидись они в Свиблово –
Обратились бы сами в дымок.
Не резон и московскому сборищу
Благодатность Израиля для
Византизма доказывать с горечью:
Ах вы, бля!..
Собутыльники морщатся: “Вот еще!
Чтобы лапы выбрасывал лев –
Вверх по древку тугое полотнище
С геральдическим рыком воздев?!
Град небесен, и вымышлен стяг его,
И вселенною правит не Марс;
Возвращайся совсем, не затягивай
Трагифарс!..”
Гастролерша душа! Ты, и впрямь боля,
Реквизиты свои обнаружь
В театральной афишке – преамбуле
К очерствению родственных душ.
Скоро ль ангел с гримасою жуткою,
В сыпи выморочной оспяной,
Сложит крылья суфлерскою будкою
За спиной?
2000 от
Р.Х.
Смерть приурочена, как дата,
Над чьей скругленностью остря,
Все отвлекавшее когда-то
Толкает речь – в ноздрю ноздря.
Она умаслена, как догма,
По чьей напраслине режим –
О, Б-г мой! – клацал, но не токмо:
Низринут был за пережим.
Перекроивши краеведов
Ста карликовых королевств,
С клинка эпохой отобедав,
Срыгни, карга, - и куролесь.
Трухлявый циркуляр зацацкан
Прислужником-нетопырем:
Ты и своих цепляй за лацкан –
А то ведь жертв недоберем!..
Поди-ка вымарай §:
Кикиморой заговорен,
Полтыщи полчищ лихо сбагрив –
На кобру смахивает он.
Добычу извлекая из-под
Философических руин –
Смерть нарочитее, чем диспут,
Где сшиблись выкрест и раввин.
Как знать: кто предал, обессмертил,
Простил, поцеловал тайком?..
Века нанизаны на вертел
Христовой эры сквозняком.
* * *
В саду гуляет ветер. А в гостиной –
Как натюрморт –
Ворованные груши Августина:
Старинный сорт.
Мы к исповедям сызмала привыкли,
Фамильным бра
Отсвечивает фальшь на каждом сикле
Их серебра.
А ветер вдруг закашлялся от курева –
И произвел
Сей век в архиепископы: за дурь его
И произвол.
Не сослепу ль заглядывая в спальни
Он кольца свил
И теребит торчащие из пальмы
Листки сивилл?..
Грозит кора зазубренная: изжелта-
Коричнев край.
Распилен дух – да и духовно выжил ты
Напрасно, чай…
Увы! Я сам себе не шибко нравлюсь,
Но жалю слух –
И мне твоих, пифийский сольный авлос,
Не жаль услуг;
Ведь если впрямь в оркестре арфа – гений,
То скрипка – Б-г:
И Риму ли вздыхать о Карфагене
Под скрип сапог?
Шесть дней по черновой пустыне рыскай,
В седьмой остынь:
Чтоб на распашке речи берберийской
Взошла латынь.
Ветрами путь зерна ее не стерло:
Пропал – ищи!
А именем моим – захочешь – горло
Прополощи.
|