* * *
Стих мой рождённый,
Дитя в колыбели,
Радость и стоны
На белой постели
Чистой страницы.
Но кто ты, рождённый ?
Певчая птица,
Цветущая крона,
Где зреют плоды ?
Иль хрупкий ты стержень?
Соломинка ты,
Которая держит.
* * *
Мне кажется, я словно мотылёк,
Беспомощно зажатый в кулаке.
Но чья рука? Надеюсь, это Бог,
А если нет, то в чьей же я руке?
Р а з в а л и н ы
Скорей, скорей отсюда.
Лежит развалин груда.
Развалины из бывшего всего.
Гляжу я спозаранку
На скорбные останки,
Останки дома детства моего.
Где садик по соседству?
Разрушен вход мой в детство.
Невосполнимость горькая потерь:
Скрипящих досок пенье,
Одиннадцать ступенек
И старая , облупленная дверь.
Законченная повесть…
Жизнь - это скорый поезд.
Гляжу в окно, не отрывая глаз.
И можно думать смело,
Что всё былое цело,
Лишь только отдаляется от нас.
* * *
В чём суть, не нахожу ответа,
Что радуясь или скорбя,
Судьба, как дуло пистолета,
Всегда нацелена в тебя.
Пусть выстрел и не видим глазу,
Но ужас сердце леденит.
Ведь никогда не знаешь сразу,
Ты просто ранен иль убит.
Последний бой
Посвящается отцу,
погибшему в 1942
под Сталинградом.
Я с тобою в одной траншее,
Вижу смерти упорный взгляд .
И мучительно сводит шею
Взорвавшийся близко снаряд.
Страх слова и приказы глушит,
Но двигаться нужно вперёд,
Несмотря на волну удушья
И землёю набитый рот.
Боль швырнула на дно колодца,
Затянув глаза пеленой.
Ослепительно вспыхнуло солнце
Перед самой последней тьмой.
То мгновенье мне часто снится,
Где сроднилась с твоей судьбой.
Там осталась меня частица.
Растворившись во тьме с тобой.
Постаревшая сказка
Я мелодию искала.
Где волшебный мой смычок?
Я нигде не потеряла
Свой хрустальный башмачок.
Стерт был мой башмак обутый,
Не везло на сказки мне
С детских лет. И почему-то
Феи не было в родне.
Да и принц мой был несмелым
И обычным, а теперь
Сказка вовсе постарела
И за ней закрылась дверь.
Нарисованные маски
Там смеются надо мной.
И от старой доброй сказки
Ключ потерян золотой.
К а р т ы
Со страхом, смешанным
с азартом,
Другие чувства отрубив,
Я часто открываю карты,
Колоду карт своей судьбы.
Но только радости, как пламя,
Мелькнёт червовый интерес,
Как тут же пиковая дама
Ему спешит наперерез.
К чему, зачем такая спешка?
Но ей милы обман и крах.
И лишь злорадная насмешка
В её прищуренных глазах.
Перекати - поле
Я свернусь калачиком,
Выскользну на волю,
Став воздушным мячиком
Перекати-полем.
Звезды рядом кружатся,
От болотца стылость,
В озере и в лужицах
Небо поместилось.
Лунный луч над рощицей,
Сонный голос птицы.
Я - никто, но хочется
Снова повториться.
Т е н ь
Ты уходишь и гаснет звезда
Навсегда.
Наши тени, что дружно слились,
Разошлись.
Обожгла, как ударом кнута,
Пустота.
Но слеза не прольётся, не жди,
Уходи.
Но мою одинокую тень
Не задень.
Мне, я знаю, сегодня она
Неверна.
Побежит она лунной тропой
За тобой.
А за ней, спотыкаясь, спеша
И душа.
С о н
Рябь колышет облака
У пруда за тихим садом.
Странно, мы с тобою рядом,
Держим удочки в руках.
На песке твои следы,
Месяц выглянул украдкой,
Деревянную лошадку,
Вижу, тащишь из воды.
Сонный мир волшебно прост,
Вдруг удача и какая!
И у ног моих сверкает
Ожерелье ярких звёзд.
Подарю тебе, любя,
Только вдруг тумана стылость
Ожерелье растворила,
И лошадку, и тебя.
О запахах
Бег часов, пространством сжатых,
Запах неизвестных трав
И луны обманный запах
Томно-вкрадчиво не прав.
Водопад флюидов лунных,
Где-то рядом бродят сны,
А в глазах твоих бездумных
Раздробились две луны.
Нежность, как кошачья лапа,
Ты мне сказку расскажи…
Ложь твоя имеет запах,
Чую едкий запах лжи.
Не узнала
Не узнала тебя, не узнала,
Из кубка обиды не пей,
Что не сразу тебя отыскала
В памяти зыбкой своей.
Но в глазах твоих холод,
усталость.
Виновна, прости, не спеши.
Я не сразу тебя отыскала
В лабиринтах своей души.
* * *
Я странник, уставший
в бесплодной борьбе,
Я кошка, что ходит
сама по себе,
Порою над бездной,
на самом краю,
И песню мурлычет
тихонько свою.
Кабальеро
В мягкой шляпе иль в
сомбреро,
С непокрытой головой ?
Пригласите, кабальеро,
Пропустите в танец свой.
Ярко-жгучий звук фанданго,
Дробь крутая кастаньет,
Может вальс, возможно - танго ?
Я ждала вас столько лет.
Вы стройны, черты туманны,
Только гордость смелых глаз,
Только пылкость без обмана.
Пригласите же сейчас.
Вы со шпагой, револьвером,
Безоружны, что гадать ?
Пригласите, кабальеро,
Я давно устала ждать.
Автопортрет
Нет, я не ангел в суетной молве,
Но и не демон.
И я не свет в небесной синеве,
Но и не темень.
Я сумерки, что в неокрепшей мгле…
И в ночь тугую
Я прилечу к тебе на помеле
И заколдую.
* * *
Во мгле, забор оседлав,
Зловещая, словно Дракула,
Ворона, она не каркала -
Пролаяла громко – гав.
Ворона, видно, лгала,
Но дождь просочился каплями.
И небо, как будто, плакало,
Нависшее, как скала.
Но это вовсе не ложь,
А просто иносказательно.
И каркать не обязательно,
Вещая, что будет дождь.
Раб лампы
Подмостки быта, тусклость рампы
И мир весь, втиснутый в окно.
Я, будто джин, в волшебной лампе,
Откуда выйти не дано.
Но, если прикоснуться больно
Иль тронуть ласковой рукой,
Я вырываюсь буйно, вольно
В тот мир, что выше облаков.
П о ч е м у
Табор сквозь века кочует,
С ним и правда и обман.
Почему, ну почему я
Не ушла с толпой цыган.
Голос скрипки иль шарманки,
Необъятны, хороши
Юбки яркие цыганки,
Как простор её души.
И раскованность свободы,
Танца бешеного прыть.
И при солнечной погоде,
Я хотела б ею быть.
Необъятной юбкой, краем
Прикоснусь, заворожу.
Дай, родимый, погадаю,
Правду всю тебе скажу.
Цыганский романс
Эй, родимый, трогай.
Вечная дорога.
Звёздный путь и дробный
стук копыт.
В зной и в непогоду
Горькая свобода
Пиковою дамою манит.
По земле, на воле
Перекати-полем
Кружимся, но где же
их найти ?
Словно клад зарыты,
Временем размыты
Родины забытые черты.
Распрягай, ромалэ !
Лошади устали.
Жги костры и будем
отдыхать.
Танцы, смех, веселье,
Шумное похмелье.
Всё равно, нам нечего
терять.
Встреча
Цветастая юбчонка,
Дырявые чулки.
Севильская девчонка,
Расставлены силки.
И чем бы ей кичиться,
Цыганке ? Но горда…
Глаза шальной волчицы,
Голодные всегда.
– Солдат, какой ты милый !
И голос, как орган.
Цыганка из Севильи –
Захлопнутый капкан.
В зубах зажатый крепко
Акации цветок.
Щелчком швырнула метко,
Как пулю, и в висок.
Хосе, беги, невзгоды
С ней будут вновь и вновь.
Она – раба свободы,
Лишь миг её любовь.
Любовь и постоянство…
Но ей невмоготу.
Милее смерть – пространством,
Полётом в пустоту.
Обдумай всё серьёзно,
Хосе, пока не пьян…
Но поздно, слишком поздно.
Захлопнулся капкан.
* * *
Мой дом как панцирь,
панцирь черепахи.
Он был надёжен,
как родная мать.
Его легко не сбросишь,
как рубаху,
Его лишь с кожей
можно оторвать.
Р о с с и я
Необъятная, безысходная,
Хмельная и голодная,
Разгульная и скоромная,
Святая и нескромная.
Сабля острая, с папахою
И крест на груди
распахнутой.
Взгляд смерти и
отблески пламени
В глазах твоих
идолов каменных.
Тропы русские
так извилисты,
Там душа моя
заблудилася.
Изгнание
Столбы плывут навстречу, провода,
Дубы и сосны, ели и берёзы.
Мы едем, едем, едем, кто куда,
Тяжёлым багажом отправив слёзы.
А что с собой в дорогу мы берём ?
По прошлому тоску, печаль, болезни.
Со страхом ждём, за этим вот углом,
Как дым дорожный, Родина исчезнет.
О д и с с е й
Жгучий ветер эмиграции
Всё сжигает, как кремация.
Жгучий ветер суховей.
Я взываю, Одиссей!
Из глубин седых веков
Прошепчи мне пару слов.
Ты, покинув свой причал,
Тоже Родину искал,
Выбирал, как ни обидно,
Между Сциллой и Харибдой.
Повторю-ка я твой ход.
Я не лучший мореход.
Только вот что, мне не видно,
Где тут Сцилла, где Харибда.
* * *
Я живу в чужой квартире,
Где уходит время вспять.
Стены-клетка, окна – дыры
И постылая кровать.
Голос сердца тише, тише.
Жизнь удавка иль хомут?
Мысли, серые, как мыши,
Всё снуют, снуют, снуют.
И не нужно моря, право,
Хоть бездонное оно.
Камень, брошенный в канаву,
Всё равно идёт на дно.
Опущу плотнее триссы,
Чтоб не видели глаза,
Как пронзают кипарисы
В кровь чужие небеса.
Песенка эмигрантки
Отшумела, уплыла
Аллея тополиная,
Речка, роща, купола,
Сторона родимая.
Еду, боли не тая,
Эх, дорога скатертью!
Что ж ты Родина моя,
Мне не стала матерью.
Смерти дважды не дано.
Проводы не пышные.
Еду, раз уж суждено
На Руси быть лишнею.
Без оглядки, не скуля…
Принимай незваную,
Неизвестная земля,
Но обетованная.
Неузнанный рай
Далёк тополино-сиреневый май.
Закат ароматный и алый.
Была в нём грустинка,
потерянный рай,
Мне, видно, его не хватало.
Сегодняшний розово-
пальмовый край
Улыбчив, хоть грусти немало.
Быть может, он есть мой
потерянный рай?
Я просто его не узнала.
Фальшивая улыбка
Льются волны голубого света
В раскалённый солнечный пожар.
Жар небес и вечно лето, лето,
То Отчизны новой щедрый дар .
Силуэт высокой пальмы гибкой
Омывает голубой поток.
Здесь природы вечная улыбка,
Жаркий и загадочный Восток.
Но в сознании, в глубинах зыбких,
Где, как родниковая вода,
Эта неизменная улыбка
Видится фальшивой иногда.
Чужой порог
Песков зыбуче-знойных многоточье
На иссушенной жизненной странице,
Где новые вдруг вспыхивают
строчки,
Но угасают вспышкою зарницы.
Сгорают мысли, рассыпаясь пеплом,
Бесплодная пустынная дорога,
Где я, бездомный лист, прибитый
ветром
И прикорнувший на чужом пороге.
Душа молчит
Унылый тянется забор,
Деревьев чахлых ряд,
Чужой гортанный разговор
И равнодушный взгляд.
Трепещут флаги на ветру,
На них Давидов щит…
Я говорю, я говорю,
Душа моя молчит.
Сознанья тоненькая нить,
Её легко порвать…
Душа молчит, душа молчит,
Ей нечего сказать.
Кочующие племена
Средь наций, как во вражьем стане,
Во все века и времена
Евреи да еще цыгане
Кочующие племена.
Цыгане - то свободы дети,
Но всю романтику шатров
Воспели многие поэты,
Их песни, пляски у костров.
Евреи - что ж на вашу долю?
О, сколько молний, бурь и гроз!
Кочующие поневоле
С комком невыплаканных слёз.
Начало иль конец
Над маленькой страною,
Где ночи не темны,
И небо небольшое,
И уже серп луны,
Душа от зноя тает,
А солнце, как свинец.
Я думаю, гадаю
Начало иль конец?
Когда умолкнут птицы
В ночную благодать,
Небесную страницу
Прошу я погадать.
Спасибо, понимаю.
Твой смысл мудро – прост:
Луна, как запятая,
И многоточье звёзд.
Блудный сын
Далека ль дорога до галута ?
Кажется в парсеках иногда.
Но порою кажется, как будто,
Тропкою короткой и тогда
Возвратиться в отчий дом не трудно.
Может не побрезгует он мной ?
Ведь бывает сын, хотя и блудный,
Ближе неотлучного порой.
Но фантомы разом вдруг пропали,
Не того принял я за отца.
Для меня, я думаю, едва ли
Он заколет тучного тельца.
Я хочу домой
Дым зелёный старых вязов,
По земле идёт весна.
Мне приснились ночью сразу
Лето, осень и зима.
Мама где-то по соседству,
Но за каменной стеной.
Я воскликнула, как в детстве:
- Мама, я хочу домой !
Сон растаял в знойных высях,
Подступила боль комком.
Как солдаты, кипарисы
Маршируют за окном.
И действительностью ранней
Горько всхлипнула с тоской:
- Не хочу обетованной,
Мама, я хочу домой.
Жажда
На временной побывке бытия,
Где в сумерках провалочных
незнаний,
Бреду на ощупь, страха не тая,
По закоулкам робкого познанья.
Неотвратимая крадётся ночь
И остро скалит зубы за спиною.
Но жажда разгадать и
превозмочь,
Она всегда останется со мною.
* * *
Дней вязкость высушена зноем,
Любезность с примесью дерьма.
Боль правды дорого не стоит
И ложь рождается сама.
Ненужность солнечных восходов
И нудная тягучесть дня,
И тусклость пыльная природы,
И скука воет хороня.
Напев однообразно-старый,
Где я – неопытный изгой
Чужую скрипку Страдивари
Терзаю дерзостной рукой.
* * *
Мельканье дней, рождения и тризны,
Друзей уход недавно и давно,
Как полотно, что сотканное жизнью,
Изъеденное молью полотно.
Б Ы Л . . .
Был-л, был-л, ах, как печально
это слово,
Как погребальный колокола
звук,
Как повторяющийся снова,
снова
Комков земли о крышку гроба
стук.
Разбилось время каменной
плитою,
Его осколки превратились
в пыль,
И тишина, но памятью
живою
Воскресло эхо: б ы л – л,
б ы л – л,
б ы л - л - л.
Портреты на кладбище
Следят за мною столько глаз.
И стеллы, как солдаты.
И много, вычеркнутых Вас,
Чертой, второю датой.
Беспечно-светлые глаза
В той рамке, что попроще.
И жжёт глаза мои слеза
О вырубленной роще.
Их с корнем вырвала гроза.
Лишь эхо песни спетой
Живые – мёртвые глаза
В упор глядят с портретов.
Во славу бытия
Посвящается оставленным
могилам близких.
Ангел с потемневшей позолотой,
Наклонившись, приподнял крыло,
Будто бы разглядывая что-то
В уголке, где время умерло.
Может быть, его доступно взору
Новое начало бытия…
Я же вижу чёрные узоры
Вечного чугунного литья…
Каменная чаша у ограды
Слёз полна, а может быть, дождя…
Прилетели птицы, сели рядом.
Воду пьют во славу бытия.
Веранда
Неразлучно – верной парой –
Старичок, его старушка
На веранде дачи старой,
Что у леса на опушке.
Был теплом их мир отмечен.
И тайком я наблюдала,
На веранде тихий вечер,
Чай старушка наливала
Чуть дрожащею рукою.
И звучал фарфор устало.
И закатом за рекою
Небо пламенем пылало.
Сколько зим и дней весенних
Промелькнуло, как в угаре…
Но плывут под вечер тени
На веранде дачи старой.
Сергею Есенину
По великой потере
колокольная медь!
Мне б хотелось
все двери
Для тебя отпереть.
Но добро так
несмело.
Белой розе видать,
Злая жаба сумела
Лепестки обломать.
Несмешная потеря!..
Как затравленный волк.
Мир замри!
В Англетере
Голос божий умолк.
Что ж, уйти было проще.
Растеряв листьев рать,
Отшумевшая роща
Перестала звучать.
Дон Гуан
“У ног твоих жду только приказанья,
Вели – умру, вели – дышать я буду
Лишь для тебя…”
“Каменный гость” А. С. Пушкин
Посвящается А. С. Пушкину
Где для бессмертного найти подругу,
Чтобы смогла взойти на пьедестал?
Нет выхода из замкнутого круга,
Но ты, как Дон Гуан, искал.
Бессчётность женщин, как иголки
сосен.
О, Дон Гуан, прекраснейший урод.
И огненная Болдинская осень,
И сердце, пораженное навзлёт.
Ты за любовь сражался так отважно.
Соперник твой не значил ничего,
О, Натали, и это ведь неважно,
Была ли ты возлюбленной его.
Блистая красотою в бальном зале,
Очаровав поклонников гурьбу,
Тебе ли с ним вдвоём на пьедестале
Делить его бессмертную судьбу ?
Ты, Дон Гуан, конечно, был повесой,
Любовь и смерть, и клятвенность мольбы…
И ты убит, но вовсе не Дантесом,
А каменной десницею судьбы.
* * *
Луч солнца в сером свете зыбком,
Спешит дождю наперерез.
И будто бледная улыбка
Вдруг осветила блёклый лес
Не греет цвет холодных сосен
И лес улыбкой не согреть…
Шагает рядом осень, осень,
Неумолимая, как смерть.
Старые письма
Жёлтый лист и ствол
давненько срублен
Деревца по имени любовь.
Мёртвый лист, но
ласковые губы,
Как тогда, моих
коснулись вновь.
Заискрился иней
звездопадом,
Заиграл над каждою строкой,
Вспыхнул вдруг твоим
влюблённым взглядом
Нежность даже
в каждой
запятой.
Лист со мною
кружится по свету,
В нём твой голос,
сбивчивая речь,
Сила рук, тепло твоё
и это,
Словно душу, невозможно сжечь.
М е т е л ь
Вдруг из моря снега
Выглянула ёлка.
В яростном разбеге
Кружится позёмка.
С бешенным накалом
Разгулялся ветер,
Ветви задрожали,
Как в горячке дети.
И в тулупе жарком
Путник, может леший…
Мутный свет неяркий
Фонарей ослепших.
В жарких переливах
Солнечной купели
Вижу в снах счастливых
Снежные метели.
Mementо mori
/ помни о смерти /
Деревьев мокрые скелеты.
Какое зрелище для глаз !
То поздней осени приметы
Над нами властвуют сейчас.
С деревьев ветром непогоды
Был сорван пышный их наряд.
Незыблемый закон природы.
Скелеты-призраки стоят.
Весь съёжившись, назло природе,
Мелькает лист среди ветвей.
Как жалок он в своей невзгоде
И выглядит ещё мертвей.
И в злой осенней круговерти
Нам шепчет мёртвая листва:
- О люди, помните о смерти ! –
Шуршат печальные слова.
Корни рябины
Как крутая приправа из перца,
Глаз твоих молчаливая речь.
Потрясла, обожгла моё сердце
И теперь мне его не сберечь.
Я не буду твоею рабыней.
Ненавижу тебя и люблю.
Твою власть, словно корни
рябины,
Незасохшими - отрублю.
Галерный раб
Я раб, прикованный к галере.
Привет галерному рабу!
А каковы мои потери?
Свобода – на неё табу.
Свобода – что это такое?
Когда цепей не станет вдруг?
Но это бедствие большое,
Второе я – мой рабский дух.
Так что ж, мне дороги оковы
И пусть навеки быть табу?
Я раб галерный, снова, снова
На вёслах я гребу, гребу.
Так напрягусь, хоть лопнут жилы.
Дыханье пусть замрёт в зобу.
Свобода – на тебя нет силы.
Так пусть же вечным быть табу!
Кукольный театр
