|
|
 |
Татьяна Бориневич. Нелетальность.: Стихотворения. – М., Некоммерческая издательская группа Э. Ракитской, 2001. – 64 с. Коллаж на обложке работы автора. Предисловие Юрия Ракиты. Тираж 500 экз. | ||
|
ТАТЬЯНА БОРИНЕВИЧ |
ВПЕРЕД |
|
|
|
Татьяна Бориневич. Нелетальность.: Стихотворения. – М., Некоммерческая издательская группа Э. Ракитской, 2001. – 64 с. Коллаж на обложке работы автора. Предисловие Юрия Ракиты. Тираж 500 экз. | ||
|
Татьяна Бориневич
– автор, очень известный в сетевой
литературе. Она – – без преувеличения –
звезда крупнейшего поэтического сайта stihi.ru,
неоднократный победитель конкурса “Литер.Ru”,
ну и, наконец, просто талантливый и
приятный человек… На мой взгляд,
Татьяна Бориневич (в сети – Эклога)
удивляет читателя в первую очередь
своей независимой поэтической позицией.
Ниже помещаем предисловие Ю.Ракиты к
книге “Нелетальность”, к которому я
полностью присоединяюсь, и несколько
стихотворений из книги.
Э. Ракитская |
||
|
ЭКЛОГА
Эклога. Это имя она выбрала себе сама, придя в сеть, и именно это имя так быстро стало культовым среди вольной и бескомпромиссной братии сетевых поэтов, не признающей над собой никаких других авторитетов, кроме таланта. Эклога – пасторальный жанр, то есть нечто прямо противоположное той физически ощутимой напряженности, которая живет в ее стихах. Этот ник полон самоиронии и обманчив как покой “Четвергового”: В лучах весенних, от гардин Но уже в следующем стихотворении проступает совсем иное: Это ж надо было случиться, Это Эклога. Кукольник вышел из-за кулис и заговорил собственным голосом. Стихи Эклоги – напряженные диалоги с миром, с жизнью, полные драматизма, а иногда и настоящего надрыва. И тем не менее, это разговор “с позиции силы”. Силы, позволяющей, несмотря ни на что, прожить и этот, еще один день, старательно вписывая, впихивая себя в рамки такой обычной и обыденной жизни. Напряженность же рождается от постоянного ощущения возможности иного исхода, от наличия иного опыта. И замечательно, что опыт этот, столь очевидный в своем присутствии, тем не менее, не явлен нам в своих житейских, бытовых деталях. Это позволяет каждому подставлять в скрытые переменные стиха собственную память, собственные мысли, собственный опыт бывшего-но-несбывшегося: Почему-то журавль все снится, Необходимое для каждого поэта ощущение своей инакости, особости, отстраненная точка зрения на собственный мир и собственную жизнь являются для Татьяны Бориневич уже не художественным приемом, а сутью, главным содержанием ее поэзии. Стихи Эклоги мгновенно узнаваемы. Это голос, который, однажды услышав, нельзя спутать ни с каким другим. Конечно, это не значит, что она – этакий самородок, чудесным образом не испытавший ничьих влияний и живущий по принципу “я не читатель, а писатель”. Напротив. Многие ли из ваших знакомых способны читать по памяти любимые стихи? Не цитировать при случае. Не барабанить наизусть. А читать. Упоенно. Не с выражением, а с переживанием, равным проживанию. Так, как Эклога читает Гумилева. Так, как не способен прочитать ни один артист. Как только настоящий поэт может прочесть настоящего поэта.… Тем ценнее обретение собственного голоса на этих узких дорожках, не раз хоженных до тебя другими, великими. Так в чем своеобразие ее стиля? Техника? Стоит ли писать об этом в предисловии? Пытаясь анализировать технику, всегда рискуешь развеять магию фокуса, при помощи которого художник от века очаровывает зрителя, внушая ему иллюзию пространства за плоскостью холста, или перспективу распахнутой настежь души за импрессионистскими штрихами стихотворных строчек. Но, думаю, стихам Эклоги подобное развенчание не угрожает. Они не являются пассивным отражением мира – внешнего или внутреннего. Нет, они – результат творческого пересоздания мира по своим, только ей одной присущим “экложьим” лекалам. Взгляните, например, с какой неистощимой изобретательностью находит она все новые и новые полочки, по которым раз за разом раскладывает, словно в строгие, неумолимо сходящиеся математические ряды, свои мысли, чувства и ощущения. Вот “Зодиачное”, размножающее отражения в зеркальных осколках знаков зодиака, примеряемых по очереди. Вот “Карточное”, расписывающее пасьянс отношений по карточным мастям. В “Сказке про белого бычка...” ступеньками лестницы сюжета служат цвета радуги, в “Завязала…” – письмена.… Стихи должно изобретать, и Эклога делает это с блеском. …Но такой же изобретательности требуют стихи Эклоги и от читателя. Процесс восприятия ее стихов сродни разгадыванию сложной шарады, настолько перенасыщены они шифрованными образами, основанными часто даже не на прямых аналогиях, а уже на ассоциациях с ассоциациями. Но при этом игра с читателем ведется по честным правилам – разгадка всегда есть, нужно только искать ее, настроившись на тот особый взгляд, то особое мироощущение, которые заложены в эти простые с виду тексты. Птицеловство? Не о том я. Что это? О чем? А вот и разгадка: …По шотландским клеткам пледа. Но разгадка ли это? Неужели так просто? Клетчатый плед, в клетках – изображения птиц, и всё. И всё? А может, что-то еще? Что-то за этим? Глубже. Или выше. Не пропусти. Догадайся. Расшифруй. И заруби на скрижалях. Это Эклога. …А на поверхности этой шифровки то и дело попадаются готовыми афоризмами такие вот моментально западающие в память строчки, которые можно найти практически в каждом стихотворении Эклоги: “Как надоевшую книгу закрою глаза” “Когда лежишь с фантомной болью в крыльях” “Сколько я завязала на нервах больных узелков” “В этом золоте молчания я Мидас остервеневший” Бессмысленно цитировать, потому что цитировать нужно всё. Впрочем, лексика. Кого-то Эклога может смутить. Да, это не салонная беседа. Это язык, на котором с непременной долей злости и иронии (а как же без них?) разговаривает с миром и с читателем современный поэт. Ведь поэты во все времена живут не в реальности, а в языке, который постоянно меняется, и к тому же не столько отражает, сколько преломляет и искажает эту самую реальность. И потому сегодня ...навык распальцовочного жеста и …Вот ты какая, Весна, твою мать, И даже ...меж лопаток у Фортуны А вы как думали?! Это Эклога. А теперь...… Теперь, читатель, забудь все то, что я пытался тебе так торопливо и поверхностно поведать, просто переверни страницу, и Эклога сама расскажет о себе так, как все равно не сумеет рассказать никто другой. Юрий Ракита |
||
|
ЧЕТВЕРГОВОЕ В лучах весенних, от гардин Пыль, – видишь, Маша, – кружится? Ах, Маша, где мой кринолин? Где лиф с брабантским кружевом? Вечор был в голове туман, И нынче как нетрезвая... Ах, Боже мой, опять роман Остался неразрезанным! А говорят, там так свежо Описан быт Калигулы... На Пасху из лицея Жорж Приедет на каникулы. Сегодня к маме, на погост. И рандеву с Корейшею... Ах, Маша, нарушаю пост, И мысли лезут грешные. Все настоящее внутри, Снаружи, – это куклино. Ведь нынче же четверг, Мари! А яйца-то хоть куплены? Ах, в моде краска для яиц Цвет Вспышки Электрической! Ну, эти “Мюр и Мерилиз” Уж слишком эксцентричные! А мы покрасим шелухой Накопленною, луковой, Откроем двери широко!.. А яйца-то хоть куплены? Ведь их отпустят по домам Наверно на полмесяца!.. Нет, я о Жорже... “O! Maman! Вы, прямо, мне как сверстница!” Сев за предпраздничный обед Помолится по-скорому. “А будет ли кузина Кэт?” – И покосится в сторону. Ах, я с ума сошла совсем – Зеленым розу вышила! Все ем горстями седуксен, Как будто это вишенки. СЕМЕЙНЫЙ ПОРТРЕТ В ИНТЕРЬЕРЕ Натюрморт и подросток. Пейзаж и тинейджер. Он один на портрете. По разным причинам Завелась в его доме какая-то нежить. Лишь один человек из троих получился. Да, он вырос. И ими бессовестно предан, Но он в птичку фотографа всё ещё верит. Это то, что должно быть семейным портретом, А не взрослый ребенок в пустом интерьере. Узелок со слезами тяжёлыми скомкав, Глубоко его спрятал. А как же иначе? Потому что вдолбили в него аксиому, Что мужчины не плачут, не плачут, не плачут. Понимая, что мир его всё-таки рухнет, Горький запах разлуки по-волчьи почуяв, Как распятый Спаситель, раскинувши руки, Обнимает пространство в надежде на чудо. ES IST EINE ALTE GESCHICHTE…* (из писем к германскому брату) С ярко-жёлтою звездою я играю в хмуром гетто.… И оценки неплохие, но в Законе Божьем – прочерк.… Слышу бабушкину песню: “Ach, wenn sie nur Herzen hаetten!..”** Вот такие, брат, виденья посещают, между прочим. Ах, опять всплывает в генах ожидание погрома.… Вроде, кончилась обойма. И, похоже, запасная. А когда мне перелили кровь чужую, я не помню, Этот проплеск мне не ведом, этот запах я не знаю. Брат! Зачем меня швыряет в странной качке между палуб Безнадежное желанье раны Господа потрогать? Я придти в себя хотела, да споткнулась и упала, Влившись в муторную паству обивающих пороги. В непричастности к причалу, я дурею и зверею, Всё кошу под истеричку, одержимую мигренью. Я в горсти сжимаю вечность, словно тушку канарейки, Увязаю в сладкой хляби бесконечного мгновенья. Тает рухнувшая плоскость, совпадают параллели. Ох, на солнце слишком ярком пыль безумия заметней. Мыслей порванные бусы разбегаются в апреле…. Ах, стремительно нищает лексикон до междометий. Я ЗНАЮ, ОН РАЗВОДИТ НЕЖИТЕЙ... Я знаю, он разводит нежитей Каких-то странных мелких форм И в мышеловки с миной нежности Кладет молитвы как рокфор. С небес туда слетают ангелы. Он оторвет их от высот, Не разобрав чинов и рангов их, На Птичий рынок отвезет. Он Гамаюна, птицу вещую, Талдычить заставлял “Ку-ку”. Грифонов с гарпиями скрещивал, Потомство выдавши за кур. Он птицу Феникс жег с усталостью, Все думал:”Может быть, дрова?” Он отрывал хвосты русалочьи, Как воблу, к пиву подавал. Дракона он считал рептилией, Шил тапки из волшебных кож. Единорогу рог отпиливал, Чтоб тот на пони стал похож. Никто не скажет, что он выжига. Он свой зверинец собирал. Он даже заготовил выжившим По девять граммов серебра. АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ Одержимый паранойей, Талисман мой на крови, Ходит за моей спиною Молчаливый конвоир. За плечом его запрятан, (До сих пор, по счастью, нем), Не крыла кусок помятый, – Аккуратный АКМ. Триптих неустанных глаз тех Дыры жжет в моей спине, Чтоб слезоточивым газом Обработать сердце мне.… Беды мимо он проносит, Шепчет мне слова молитв, И всегда на перекрёстке Зажигает малахит. Превращает в фарс обломы, Стелет скатертью пути. У него полны обоймы Способов меня спасти. Только я не оригами – Он меня не развернёт. Он меня оберегает, Чтоб потом пустить в расход. АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ 2 Страхи, которые я так хочу приручить, Скользкие, мелкие, колкие словно ежата. Кофе ночной или горечь кофейной ночи, Непроходимость аорты, до волоса сжатой. По-страусиному ложка ныряет в песок. В сахарный. Я понимаю. Я делаю так же. С неба вернулся и снова мой путь пересёк Ангел-хранитель, назойливый ласковый стражник. Выдернув луч из хвоста у кометы с тоской, Штопает дыры в изодранной ветоши нимба, Кем-то надетого мне, как колпак шутовской. Пилит клыки мои, когти, чтоб сделать ранимой. Припорошив мои щёки вечерней зарёй, Звёзды контактными линзами сунет в глаза мне. В сладком церковном кагоре утопит зверьё, Выводок страхов слепых, моих комплексов знамя. Не от щедрот, а от линьки надарит пера – Религиозная лирика Богом зачтётся. Буду с умильной улыбкой плевки вытирать И подставлять для ударов румяные щёчки. ВРЕМЕННОЕ Плавится, как вера в Лукоморье, Убывает долгою простудой Моё время, траченное молью Бестолковых мыслей и поступков. Рюмки я по-карточному ставлю, На манер часов песочных. Сыплет Из меня он. Может быть, усталость? Это лучше всё-таки, чем сытость. Ложка мёда слаще сахарина Тонны. Мир худой милей укора. Я в песке кукушку схоронила, Что года считала мне упорно. Но душа у птички упорхнула, Унесла надежды атрибуты. Да и меж лопаток у Фортуны Есть татуировочка в три буквы. ГОСТИ Когда лежишь с фантомной болью в крыльях, Вдруг раздается домофона посвист, Там требуют, чтоб дверь скорей открыли, Мою трехмерность обращая в плоскость. И нужно в коридоре целоваться, Хотя мы друг от друга так устали. Белеют хризантемы в целлофане, Как девять пудельков в гробу хрустальном. Не из души, а из сухой гортани Вновь нужно выжимать слова-опилки, Пить водку и настраивать гитару, Чтоб петь блатняк и бардов опостылых. Меня от этих полудружб колотит, Но, в общем-то, нам ни к чему ругаться. А совести краплёная колода Шуршит своей нестираной рубашкой. Ах, если бы не совести укоры, С её неистребимым назиданьем, Как сладко послевкусие ухода Моих гостей непрошеных, незваных. ЗАВЯЗАЛА … (для Н.Т.)
|
||
|
|
|
КНИГИ НАЗАД: |
КНИГИ ВПЕРЕД: |
|||||
| Леонид КОЛГАНОВ | ||||||
| Виктор ГАВРИЛИН | ||||||
| Вячеслав МОРОЧКО | ||||||
| Борис КОМИССАРОВ | ||||||
| Вера ГОРТ | ||||||
